Глава 14. Шаг к началу... конца
Если вы наконец-то увидели свет
в конце тоннеля, не радуйтесь раньше
времени - скорее всего, это поезд.
Анна Каренина
Альбус Дамблдор зло скомкал свежий выпуск Пророка и метким броском отправил его в корзину для бумаг. Последние несколько дней настроение у профессора было отвратительней некуда. И, надо сказать, последние новости магического мира его никак не улучшили. И дело было уже даже не в войне и чёртовом Волан-де-Морте, которые банально надоели, как надоедают комары, чьи укусы потом неприятно зудят. Особенного вреда не приносят, но раздражают. Так и светлейшего из светлых искренне достало делать вид, что его беспокоит, что обыкновенных людей убивают, как мух. Директор прекрасно знал, что ему лично ничего не угрожает, так что понимал, что очень скоро ему это реалити-шоу наскучит. Что же касается семьи, которая волей судьбы оказалась в самом эпицентре событий, Дамблдор уже настолько привык к тому, что окружающие постепенно уходят на тот свет, что знал, что особенно горевать не станет, если кого-то из родных убьют. Летние события, когда в ходе нападения Пожирателей на французское Министерство погибла любимая старшая дочь, полностью доказали, что такую позицию профессор выбрал абсолютно правильно. Конечно же, со стороны семейства младшей дочери, а также мужа погибшей тут же послышались обвинения в том, что многоуважаемому директору глубоко наплевать на свою родню и так далее, а любимые зятья, кажется, склонялись к мысли, что к смерти Джулии причастен и сам светлейший из светлых. Что ж, пусть сначала докажут. Если, конечно, сами останутся живы.
А этот шанс, если учесть происходящие события, с каждым днём становился всё призрачнее. Особенно в отношении Поттера, который в последнее время развернул чересчур усиленную самостоятельную деятельность, уж слишком противоречившую взглядам его тестя. И всё бы ещё ничего, если бы эта деятельность касалась бы только его. Так нет! Будучи кандидатом в министры магии, Джонатан умудрился так составить свою избирательную программу, чтобы предложить стране собственный выход из сложившейся ситуации путём проведения реформ, предполагавших почти полную смену законодательства, значительные изменения в сфере образования, которые, как вполне справедливо полагал Альбус, очень сильно должны были урезать его права, и ещё очень многое. И что самое худшее, не только обыкновенные маги, банально боявшиеся за свои семьи, но и львиная доля министерских чиновников поддерживала Поттера. Уже много недель он по предварительным опросам лидировал в предвыборной гонке, и уже почти никто не сомневался, что именно он победит на выборах, которые должны были состояться сразу после рождественских праздников, то есть уже ровно через неделю. Англия устала от этой войны, и посему все искренне надеялись, что новый министр магии изменит ситуацию к лучшему. Все. Кроме профессора Дамблдора, у которого были собственные планы относительно будущего страны. И в эти планы никак не входило то, что его любимый зять войдёт в историю, как человек, прекративший кровопролитие.
К тому же, Дамблдора всё чаще начинали терзать смутные сомнения, что старшему Поттеру известно что-то из того, что ему знать не полагается. Конечно, другой вопрос был: что именно? Тайн, о самом наличии которых никому не должно было быть известно, у профессора было более чем достаточно. Всё-таки он прожил на этом свете уже почти целый век, за который произошло очень и очень многое, к чему, в числе прочих, приложил руки и Альбус. И, чего греха таить, далеко не всегда великий маг действовал в рамках закона, не говоря уже о поведении, подобающем светлому магу. Впрочем, Дамблдор не привык годами мучиться угрызениями совести по этому поводу или горевать по невинно убиенным людям, которые стояли на пути исполнения очередного гениального плана. Главным в таких делах было то, чтобы никто не узнал о причастности светлейшего из светлых. Главным для самих случайных свидетелей, разумеется, ибо такие обычно долго не жили. С ними случался несчастный случай, их убивали непонятно откуда взявшиеся враги и так дальше по тексту. Как правило, «врагами», которые впоследствии отправлялись за решётку, были также неугодные профессору люди.
Профессор вздохнул и внимательно осмотрел царивший на рабочем столе творческий беспорядок, периодически останавливаясь взглядом на различных предметах. Наконец, он заметил свёрнутый в несколько раз кусочек пергамента, и глаза его загорелись, однако стоило директору развернуть его, глаза сразу же потухли. Там был план очередной вылазки Ордена Феникса. Точнее, должен был быть этот самый план. На деле же все наличествовавшие там записи были перечёркнуты, даже на месте чертежа была поставлена большая клякса. Более или менее приемлемый план никак не хотел получаться, а все те, кто мог быть хоть чуть-чуть с ним помочь, были слишком заняты решением своих собственных проблем, которые они самым бессовестным образом ставили выше великого дела света. От тех же, кто готов был с фанатичным блеском в глазах следовать за Дамблдором, что бы ни случилось, пользы было немного. Как всегда. В такие моменты директор особенно жалел, что Джонатан Поттер категорически отказался участвовать во всех предприятиях своего обожаемого тестя. Вот уж его живой ум и прекрасное стратегическое мышление здесь пригодилось бы! Одна только мысль об этом заставляла профессора скрипеть зубами от досады.
– Дамблдор, прекратите издавать этот звук, – недовольно проговорил портрет Финеаса Найджелуса. – В Ваших проблемах не виноват никто, кроме Вас самих.
Директор с трудом сдержался, чтобы не нагрубить. Всё равно это бесполезно. Финеас, как и любой другой представитель своего многочисленного семейства, всё равно в итоге выставит всё так, что виноватым и проигравшим окажется оппонент. Немного подумав, Дамблдор подошёл к камину, взял щепотку летучего пороха и, прошептав «Поместье Поттеров», исчез в языках пламени. Альбус надеялся, что если ему удастся застать зятя в хорошем настроении, то тот хоть немного поможет ему с планом.
То, что этим надеждам не суждено было сбыться, стало понятно сразу же, как только профессор вывалился из камина в кабинете поместья. Хозяин дома, сидевший за столом и разбиравший какие-то бумаги, пребывал в крайне скверном расположении духа.
– Добрый день, Альбус, – довольно холодно поздоровался он, поднимая голову на нежданного гостя. – Что привело Вас ко мне?
– Мне просто пришло в голову повидаться со своей семьёй! – как можно более дружелюбно улыбнулся директор. Получился самый настоящий оскал, который тут же был оценен по достоинству собеседником.
– Поверьте, Альбус, из Ваших уст это звучит не слишком правдоподобно. Впрочем, вполне возможно, что я и ошибаюсь. В таком случае, можете спуститься вниз и попить с Натали чаю. Я присоединюсь к вам чуть позже.
Что ж, делать нечего, раз пришёл в гости, значит, придётся изображать из себя заботливого дедушку и терпеть критику Поттера в свой адрес. Дамблдора чуть не перекосило от такой перспективы. В такие моменты директора искренне радовало только одно – то, что в число многочисленных знаний и умений любимого зятя не входила Легиллименция.
Сказать, что Натали была в шоке, увидев любимого папашу, значило ничего не сказать. Как и супруг, она, разумеется, не поверила, что многоуважаемый профессор явился просто так, в гости, соскучившись по семье. Всё-таки с годами актёр из Дамблдора становился всё хуже и хуже. А может быть, вокруг просто было такое количество фальши, что старые приёмы уже не подходили. Так или иначе они продолжали играть в ставшую уже привычной игру «Я знаю, что ты хочешь меня видеть ещё меньше, чем я тебя, но я не уйду, пока не получу то, что мне нужно. Так лучше поскорее дай мне это, и мы разойдёмся с миром». Игра эта, надо сказать, лучше всего подходила для форменных мазохистов.
Время тянулось бесконечно долго, пока директор и его младшая дочь пили чай, ожидая, пока Джонатан закончит свои дела и спустится вниз. Молчание тяготило, однако говорить было не о чем. Казалось, прошла вечность до того момента, как из прихожей, наконец, донеслись шаги хозяина дома, хотя, если верить большим настенным часам, Дамблдор провёл здесь всего двадцать минут.
– Так чем мы обязаны визиту? – не слишком гостеприимно поинтересовался Поттер.
– Джонатан, мой мальчик… – снова попытался улыбнуться Дамблдор, на его лице снова появился оскал.
– Альбус, давайте без этого, – скривился зять. – Говорите коротко и по делу. К сожалению, у меня не так много свободного времени.
– Джон, было бы неплохо, если бы ты мне помог тут с одним делом… – Альбус решил и вправду сразу перейти к делу. В конце концов, у него у самого времени было в обрез. – Ты ведь неплохо разбираешься в защитных системах старых замков, так? Я имею в виду системы подземных ходов и так далее.
– Не лучше, чем Вы сами, Альбус. Впрочем, как бы то ни было, Вам от моих знаний не легче. Я сказал несколько лет назад, что не имею никакого отношения к Ордену Феникса, и я не собираюсь отказываться от своих слов, тем более, я окончательно убедился, что эта… хм… организация немногим отличается от тех же Пожирателей Смерти.
Натали предостерегающе сжала руку мужа, а сам он прикусил губу, понимая, что последняя реплика явно была лишней. Ведь сравнивая Орден с Пожирателями, Джон автоматически сравнил Дамблдора с Волан-де-Мортом, рискнув об этом неосторожно заявить в лицо первому из них. У Поттера появилось нехорошее предчувствие, что эта фраза ещё выйдет ему боком.
– Джон! Как ты можешь так говорить?! – Альбус изобразил на лице крайнюю степень возмущения. Надо сказать, это ему удалось лучше, чем улыбка.
– Простите, Альбус, – язвительно проговорил Поттер, решив, что терять ему уже нечего. – Я забыл, что Вы всегда так болезненно реагировали на правду. Пожалуй, слишком болезненно. И ещё, позвольте поинтересоваться, что же такое узнала Джулия, что Вы решили от неё избавиться?
– Да как ты мог вообще такое подумать?! – окончательно завёлся директор. – Мою дочь убили эти выродки в чёрных плащах!
– Вообще-то Джулия погибла под обломками хрустальной скульптуры, украшавшей атриум французского Министерства. И взорвал эту скульптуру, как я узнал из источников, которым я доверяю беспрекословно, человек в одежде с символикой Ордена Феникса. Более того, никто из находившихся там Ваших сторонников, прекрасно видевших, что произошло, даже не пытался помочь ей, хотя в таком случае её, возможно, удалось бы спасти.
Дамблдор молчал. О да, у Джонатана Поттера мозги всегда были на месте. Более того, этот человек прекрасно умел ими пользоваться. Вот только жаль, что он пошёл неверным путём и все его способности пропадут впустую. Сейчас профессор искренне радовался только одному – тому, что смертельных врагов Поттерам, на которых впоследствии можно будет свалить их гибель, даже придумывать не придётся.
* * *
Лили Эванс уже несколько дней подряд усиленно думала. Нет, нельзя сказать, что для неё это состояние было каким-то ненормальным – всё-таки учёба в Хогвартсе требовала от студентов постоянной мыслительной деятельности, к тому же умственные способности этой гриффиндорки были повыше средних. Необычным в данной ситуации был скорее предмет её размышлений, если это, конечно, можно так назвать. А думала девушка о Джеймсе Поттере. Причём, процесс этот шёл независимо от желания самой Лили – хотела она того или нет, её мысли непроизвольно возвращались к бывшему воздыхателю, который с этого учебного года прекратил попытки добиться её расположения, лишь изредка гриффиндорка замечала, что однокурсник внимательно смотрит на неё грустными-грустными глазами. От одного только воспоминания о его таком взгляде на теле Лили появлялись мурашки.
У Джеймса были потрясающе красивые глаза. Лили очень нравилось с расстояния наблюдать, как в них пляшут весёлые искорки всякий раз, когда Мародёры придумывали свою очередную шутку. А если на лицо Поттеру падали солнечные лучи, то его глаза становились прозрачными, как драгоценный камень, а их цвет – насыщенный светло-карий – становился ярче. Недаром говорят, что глаза – зеркало души. Глаза Джеймса целиком и полностью отражали его весёлую и беспокойную натуру, практически всегда радуя окружающих задорным блеском. Лили, сама того не осознавая, уже почти два года тайком любовалась его глазами. А осознав это, первое время злилась на себя, однако ничего поделать не могла, тем более что его глаза начали постепенно меняться. Всё чаще обычная весёлость сменялась серьёзностью, порой даже настороженностью. Иногда можно было угадать где-то глубоко раздражённость. А в последние несколько месяцев его глаза были полны усталости, грусти и боли.
Не нужно было быть легиллиментом, чтобы понять, что у Поттера что-то произошло. Что-то такое, с чем ему тяжело справиться. Вполне возможно, конечно, что дело было в войне, но вряд ли тут была замешана только она. И у Лили в последнее время всё чаще возникало желание как-то помочь ему. Причём, желание это становилось всё сильней и сильней. И параллельно с ним у девушки появлялось паршивое ощущение, что она влюбляется. В Поттера, разумеется. Ну а как ещё объяснить то щемящее чувство пустоты, возникшее внутри, когда он перестал за ней бегать, как собачка? Тоску в сердце всякий раз, когда Джеймс флиртовал с другими девушками, которые – и Лили не могла не признать этого – обладали куда лучшими внешними характеристиками, нежели она сама? В конце концов, то самое пресловутое желание помочь ему справиться с проблемами, о котором говорилось выше?
Честно говоря, – и Лили не хотела признаваться в этом себе самой – ей очень льстило такое повышенное внимание одного из самых популярных парней школы к своей скромной персоне. И каждый раз отвечая отказом на его очередное приглашение на свидание, девушка чувствовала себя героиней какого-нибудь американского фильма, которая не моргнув глазом отшивает самого крутого красавчика, по которому сохнут все местные девицы, так как он недостаточно крут для неё. Но когда он, разумеется, влюблённый в неё по уши, доказывает, что достоин её, – попутно убивая при этом голыми руками банду плохих парней, которые почему-то хотят убить героиню, – её сердце тает, и всё заканчивается финальным поцелуем. Но жизнь, как известно, не кино, а Лили – далеко не роковая красавица, за которой охотится банда маньяков. А вот Джеймс в роли героя-любовника, спасающего свою возлюбленную от сил зла, смотрелся бы очень даже неплохо. Как бы то ни было, сейчас гриффиндорке очень не хватало этих постоянных, порой чересчур навязчивых, ухаживаний Поттера.
Странно, но они заставляли Лили чувствовать себя нужной кому-то. Более того, ещё недавно она была уверена, что в неё по уши влюблены целых два парня, между которыми она и может благополучно выбирать. Однако не тут-то было. В начале учебного года прекратились ухаживания Поттера, а буквально полтора месяца назад её, откровенно говоря, отшил Снейп, плавно намекнув, что у него вообще-то уже есть девушка, а если он когда-то и любил Эванс, то это уже давно прошло, как нехорошая простуда. И теперь девушка чувствовала себя ужасно одинокой и покинутой. После того, как она прекратила общаться со Снейпом, Лили резко осознала, что у неё и друзей-то нет. С однокурсницами она и на младших курсах особо крепко не дружила, а теперь их пути окончательно разошлись. Мэри МакДональд встречалась сейчас с Сириусом Блэком и по этому поводу постоянно витала в облаках, уверенная, что ей наконец-то удалось приручить заядлого Казанову. Надо сказать, основания так думать у неё имелись, ибо её отношения с Блэком продолжались уже больше двух месяцев, а для него это было настоящим рекордом. Причём, причин для разрыва пока не предвиделось. Что же касается третьей гриффиндорки – Джинилин Фэйрилайт, – то та вообще относилась к Лили с лёгкой долей презрения, хотя, конечно, слишком открыто это не демонстрировала. К тому же и она усиленно занималась устройством собственной личной жизни. В итоге Эванс начала осознавать, что она, собственно, никому не нужна. И от этой мысли хотелось плакать.
А ещё больше хотелось плакать каждый раз, когда она смотрела на Джеймса, понимая, что она вполне могла бы сейчас сидеть рядом с ним и держать его за руку, нося гордое звание девушки главного Мародёра. Могла бы. Если бы в своё время думала головой и засунула бы совершенно глупое и неуместное чувство гордости куда подальше. И не стала бы тянуть до последнего, ожидая от своего «героя» доказательств его любви. Ну а теперь… Незачем обманывать себя, поезд ушёл.
Мимо ног тёмной тенью прошмыгнула кошка завхоза. Лили вздрогнула и остановилась посреди коридора, пытаясь сообразить, куда она забрела, погружённая в размышления. Зябко кутаясь в свитер, девушка пошла к большому, покрытому причудливыми инеевыми узорами окну и критически осмотрела заснеженный пейзаж, вид на который открывался оттуда. Небо было насыщенного голубого оттенка, на нём не было ни облачка, и снег ярко блестел под лучами зимнего солнца. Далёкие деревья в Запретном Лесу казались спящими под огромными шапками белого снега. Из трубы избушки Хагрида, напоминавшей сейчас пряник, какие продаются в магазинах маггловского Лондона под Рождество, валил дым, видимо, лесничий топил печь, а к его хижине едва заметно с такой высоты тянулась цепочка следов. Настоящее рождественское утро. Лили бы сейчас многое отдала за то, чтобы отбросить все свои заботы и по-настоящему насладиться праздниками, как все нормальные люди.
– Красиво, правда? – раздавшийся несколькими метрами дальше по коридору голос заставил девушку подпрыгнуть от неожиданности.
А она-то была искренне уверена, что находится здесь одна! И только отойдя от шока, Лили поняла, кому принадлежал голос, так сильно напугавший её. Чтобы убедиться в своих предположениях, гриффиндорка прошла несколько метров вперёд и увидела Джеймса Поттера, удобно расположившегося на подоконнике соседнего окна и с отрешённым видом наблюдающего за бликами солнца на снегу.
– П-привет, – выдавила из себя она. – А ты что тут делаешь?
– Сижу, – пожал плечами Джеймс. – Думаю.
– О чём думаешь, если не секрет? – попыталась развить тему Лили. Не зря же он начал разговор!
– О том, что снег сейчас хороший. Неплохо из него было бы слепить снеговика, – парень повернул голову в направлении собеседницы и его усталое лицо, как солнечный лучик в пасмурный день, озарила искренняя улыбка, а в глазах начали плясать знакомые весёлые искры, которыми Лили тут же залюбовалась. – Мы в этом году так и не слепили снеговика.
– Честно говоря, я сто лет не лепила снеговика, – несмело улыбнулась в ответ девушка. – Всё как-то не с кем, а одной неохота.
– Слу-ушай! – после кратковременной паузы выдал предложение Поттер: – А давай мы с тобой спустимся вниз и слепим вместе одного большого снеговика!
– Сейчас?
– Ну да. Или ты занята сегодня?
– Да нет, – замялась девушка, а потом до неё начало доходить, что, возможно, такого шанса, как сейчас, ей больше не выпадет. – Так что твоё предложение принимается!
Джеймс в ответ ослепительно улыбнулся, и на душе у Лили стремительно начало теплеть. Решив не тянуть резину, молодые люди сразу отправились по пустынным школьным коридорам в гостиную Гриффиндора, чтобы одеться потеплее, ибо на улице был мороз. Лили уже который раз за день удивилась тому, как необычно тихо в замке. Конечно, она не впервые оставалась на зимние каникулы в школе и посему знала, что такое возможно, однако за весь последующий год эти впечатление успевали выветриться, а гриффиндорка снова очень быстро привыкала к коридорам, наполненным галдящими студентами. Казалось, тогда и сам замок оживал. Теперь же школа как бы дремала, наслаждаясь долгожданным покоем. Ещё по дороге в гостиную девушка успела несколько раз поблагодарить небеса за то, что ей посчастливилось возвращаться в гостиную не в одиночку, в противном случае она бы просто заблудилась, так как в своих раздумьях умудрилась зайти в ту часть Хогвартса, которая была ей практически незнакома, ибо здесь отсутствовали действующие учебные помещение, и за семь лет учёбы Лили была здесь от силы пару раз. Однако Джеймс шёл рядом, на каждой развилке вполне уверенно заворачивая в один из совершено незнакомых его спутнице коридоров, причём, с таким видом, как будто гуляет здесь ежедневно. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было. Шли молча. Поттер был целиком погружён в свои мысли, и понять по его непроницаемому лицу, о чём именно он думал, не представлялось возможным. Лили же изредка бросала осторожные взгляды на спутника, пытаясь сообразить, откуда же взялась эта его самоуверенность.
Путь много времени не занял, и очень скоро гриффиндорцы вышли из одного из боковых, совершенно неприметных коридоров недалеко от портрета Полной Дамы. Причём, Лили готова была поспорить, что попала она в ту часть замка, откуда они пришли, другой дорогой. В гостиной было ещё тише, чем в коридорах, где каждый шаг отдавался эхом. Около камина, благодаря которому помещение было заполнено приятным тёплым воздухом, сидело двое младшекурсников, игравших в шахматы, больше никого здесь не было. Договорившись встретиться через пять минут около входа в гостиную, парень и девушка разошлись по своим спальням. Когда Лили, укутавшись, словно собиралась ехать, как минимум, на Северный Полюс, спустилась вниз, юноша уже ждал её с ослепительной улыбкой на лице, которая заставляла её сердце биться быстрее.
– Готова? – когда девушка подошла ближе, он улыбнулся ещё шире. Когда она улыбнулась в ответ и кивнула, юноша указал на выход из гостиной и подвёл итог: – Тогда пойдём!
Вниз они спустились также молча. Джеймс снова погрузился в свои мысли, а его спутница чувствовала себя немного неудобно, а когда они наконец-то вышли на улицу через большие входные двери, она уже начала задумываться над тем, что, может быть, ей всё-таки не стоило идти с ним. Впрочем, так или иначе, на улицу девушка вышла не зря. Морозный воздух обжигал лицо, яркое солнце освещало двор замка, на разных концах которого резвились ученики разных курсов и факультетов, белый снег приятно хрустел под ногами. Лили надевала перчатки, когда её из раздумий вырвал снежок, попавший точно по затылку. Гриффиндорка резко обернулась, чтобы увидеть ухмыляющегося Поттера, который лепил ещё один снежок. Его выражение лица обещало, что день они проведут весело.
После небольшой перестрелки гриффиндорцы, весело смеясь, заключили между собой временное перемирие, чтобы заняться главной задачей дня – лепкой снеговика. Дело это тоже, как оказалось, стало полным сюрпризов для Лили. Раньше, когда они с сестрой делали его, это всегда ограничивалось скатывание трёх больших снежных шаров и взгромождением их друг на друга. Ну и конечно, палочки в роли рук, глаз и рта, морковка для носа, в лучшем случае, метла в руке и ведро на голове. Однако сегодня, когда первая стадия была с горем пополам завершена – второй ком пришлось катать трижды, ибо он два раза рушился, стоило его только поставить на первый, – Джеймс заявил, что оставить всё так, как есть, было бы слишком просто. А Мародёры, как известно, простых путей не ищут.
– Так, – юноша с видом знатока начал ходить вокруг получившегося сооружения. – Кто это у нас будет?
– Волан-де-Морт, – хихикнула Лили, шутливо гладя снеговика по лысой голове. Настроение у неё было просто потрясающим.
– Не-ет, – покачал головой Поттер. – Для Волан-де-Морта он у нас слишком пухленький получился. Да и не нужен нам этот маньяк во дворе школы! Надо кого-нибудь хорошо узнаваемого… Но в то же время простого.
– Может, Слагхорн? Отличный кандидат в Санта-Клаусы, согласись.
Джеймс засмеялся, видимо, представив себе их учителя Зельеварения в роли вышеупомянутого персонажа. Надо сказать, что образ этот был не так уж плох, хотя в Хогвартсе имелись и более подходящие на эту роль личности. Но не делать же из бедного, ни в чём не повинного снеговика Альбуса Дамблдора! А вот идея со Слагхорном пришлась Джеймсу по вкусу, и они на пару с Лили принялись за процесс превращения скульптурной композиции «Три снежных шарика» в настоящее произведение искусства. Честно говоря, раньше девушка и не подозревала, что из снега можно сделать нечто подобное, однако спустя часа полтора прыганья вокруг фигуры она могла уже похвастаться, что сама принимала участие в этой удивительной трансформации. Конечно, большую часть дизайнерской работы проделал Джеймс, который – интересно, откуда? – знал, с какого места и сколько именно снега надо счистить, чтобы получить ту или иную деталь облика профессора Слагхорна. Что самое удивительное, с каждой минутой те самые три кома снега всё больше и больше становились похожи на нужную личность. А когда гриффиндорцы, наконец, с чувством выполненного долга отошли на несколько метров, чтобы посмотреть на то, что получилось, Лили откровенно изумилась тому, насколько же реалистично вышло. И ведь никакой магии!
– Джеймс, ты настоящий художник! – не прекращала восхищаться девушка.
– На самом деле, я отвратительно рисую, – усмехнулся в ответ Джеймс. – А скульптуры умею делать только из снега. Я помню, когда я был ребёнком, мы с кузиной лепили на заднем дворе дома целые семьи снеговиков. У меня дома фотографии всего этого есть.
– Потрясающе! Хотелось бы на это посмотреть.
– Если когда-нибудь у меня будешь, обязательно покажу. Ты только напомни мне. Кстати, ты не в курсе, который час?
– Нет. У меня часы в спальне остались. Но скоро темнеть уже будет, – девушка указала рукой на небосклон, на котором уже не светило яркое солнце, медленно клонившееся к востоку.
– Пойдём в замок?
– Не знаю. Мне что-то неохота. На улице так хорошо…
– Да, – юноша с наслаждением втянул в себя холодный воздух. – Может, прогуляемся?
– С огромным удовольствием!
Гуляли они долго, вернувшись в замок уже после отбоя. Они обошли всю территорию школы, на которой было дозволено пребывать ученикам, а потом Джеймс умудрился сводить свою спутницу даже в Запретный Лес, который оказался совсем не таким страшным, каким Лили его раньше представляла. Даже в тёмное время суток. Возможно, что дело было в белоснежном снеге повсюду, создававшем потрясающую романтическую и волшебную атмосферу. А может, всё из-за Поттера, рядом с которым девушка вообще чувствовала себя как за каменной стеной. Что-то подсказывало ей, что если бы вдруг что-то случилось, Джеймс бы обязательно сделал всё, чтобы её защитить. Они говорили мало, наслаждаясь хрустом снега под ногами, однако теперь у Лили больше не возникало того ощущения неудобства, сопровождавшего её утром. Казалось, теперь они молчали об одном и том же.
Стрелки часов показывали без нескольких минут полночь, когда Джеймс и Лили, посетив по дороге кухню, чтобы перекусить, дошли-таки до гостиной Гриффиндора, которая освещалась лишь тусклым светом догорающих в камине углей. Никого из гриффиндорцев здесь уже не было, скорее всего, народ уже разошёлся по спальням. Что ж, теперь и им пришло время последовать примеру остальных.
– Спокойной ночи, – Лили начала подъём по лестнице, расстёгивая на ходу пальто.
– Спокойной, – улыбнулся в ответ юноша. – Спасибо за сегодня. Пожалуй, это был один из самых лучших рождественских праздников за всю мою жизнь.
Не слишком хорошо контролируя свои действия, девушка снова сбежала вниз по лестнице и подошла практически вплотную к Поттеру. Лучезарная улыбка начала сползать с его лица, однако Лили смотрела в его глаза, которые светились заботой и любовью. Гриффиндорка почувствовала, как его руки сомкнулись на её талии, осторожно прижимая её хрупкую фигурку к груди. Повинуясь какому-то внезапному порыву, девушка встала на цыпочки, где-то в глубине души удивившись тому, какой же он высокий, и как-то чересчур по-детски чмокнула его в губы. Лицо её тут же залилось краской, и она хотела сразу отстраниться, однако Джеймс не дал ей этого сделать, прижимая к себе ещё сильнее и целуя уже по-настоящему. Когда юноша отпустил её, лицо Лили просто пылало, в пальто было жарко, в противном случае она так и осталась бы стоять в его объятиях.
– Я… пойду, – наконец, выдавила из себя девушка, всем своим видом демонстрируя, что хочется ей отнюдь не этого.
– Спокойной ночи, – нехотя разжал объятия Джеймс, а потом почти шёпотом добавил: – Спасибо.
– Тебе спасибо.
Лили повернулась и быстрым шагом направилась в сторону спальни. Уже стоя на площадке перед дверью, она обернулась и посмотрела вниз. Джеймс стоял на том же месте, что и прежде, и с улыбкой влюблённого идиота смотрел ей вслед. Улыбнувшись ему в ответ, девушка зашла в спальню и, стараясь не разбудить Мэри, которая, как ни странно, ночевала на своём законном месте, прокралась к своей кровати, задёргивая полог. Гриффиндорка чувствовала себя очень уставшей, но усталость эта была какой-то странно приятной. Наверное, от осознания того, что день этот прожит не зря. В ту ночь Лили заснула со счастливой улыбкой на лице.
Утром девушка, вопреки ожиданию, проснулась с ощущением, что произошло что-то нехорошее. Открыв полог, она обнаружила, что яркий солнечный свет заливает комнату, весело играя на крохотных плавающих по воздуху пылинках, а соседки уже не было. Большие настенные часы довольно ясно объясняли это обстоятельство, показывая стрелками, что завтрак начался четверть часа назад. Быстренько одевшись и приведя себя в порядок, Лили спустилась в пустую гостиную и направилась в Большой Зал, уже предвкушая встречу с Джеймсом. Интересно, после вчерашнего она может считать себя его девушкой? Надо будет обязательно это у него спросить. Однако добравшись до места назначения, Лили к своему удивлению не обнаружила юношу за столом Гриффиндора, хотя его друзья там находились. Ощущение чего-то нехорошего усиливалось.
– Привет, – через силу улыбнулась она, устраиваясь на скамейке рядом с Ремусом, прямо напротив Мэри, которую обнимал за талию Блэк.
Однокурсники мрачно кивнули ответ. Все трое выглядели настолько угрюмо и убито, что девушке вспомнилось лицо её тёти, когда ей пришлось четыре года назад хоронить своего семилетнего сына, попавшего под машину. Теперь сомнений в том, что случилось что-то серьёзное, уже не возникало. Сириус пустыми глазами смотрел на остатки омлета у себя в тарелке, Ремус обеспокоенно оглядывался по сторонам, словно пытаясь высмотреть кого-то, а Мэри теребила уголок свежей газеты, лежавшей перед ней.
– А где Джеймс? – набравшись смелости, поинтересовалась Лили.
– У Дамблдора, – коротко ответил Блэк хриплым голосом.
– Что-то случилось?
В ответ однокурсница протянула ей газету, первая полоса которой сразу всё объяснила. Написанный большими толстыми буквами заголовок гласил
«Убийство перед выборами», а уже первые строчки статьи говорили о том, что в эту ночь были убиты Джонатан и Натали Поттеры. Родители Джеймса.
– Мерлин… – в ужасе прошептала девушка, осознавая, каково сейчас младшему Поттеру. Сил на то, чтобы прочитать статью полностью и узнать, кто посмел это сделать, у неё не было. Благо, это заметил Ремус, прекративший смотреть по сторонам, и сказал всего одно слово, которое заставило Лили похолодеть от страха:
– Волан-де-Морт.
Признаться, до этого момента война была для мисс Эванс чем-то из другого мира, чем-то, что никоим образом её не касалось. И она наивно полагала, что так и не коснётся, пройдя, как и многие другие значительные события, стороной. Что ж, видимо, не суждено.
Лили, как будто во сне, встала с места и, не обращая внимания на немного удивлённые взгляды однокурсников, быстрым шагом пошла к выходу из Зала. Что-то подсказывало ей, что директор уже отпустил Джеймса, а это значило, что его ни в коем случае нельзя было оставлять в таком состоянии одного. Конечно, оставался открытым вопрос, где юноша мог быть, ибо крайне маловероятно, что он пошёл в гриффиндорскую гостиную. Впрочем, чтобы ответить на этот вопрос лучшей ученице курса потребовалось не больше минуты. Ноги сами несли её в нужную сторону. Южное крыло, где они встретились вчера. Лучшего место для того, чтобы побыть одному, найти было трудно. Девушка не знала, как, но ей удалось отыскать в лабиринте коридоров единственный нужный путь, который и вывел её на то место, куда она совершенно случайно забрела день назад. Да, Джеймс действительно был там. Юноша сидел на подоконнике и, видимо, от безысходности водил ногтями одной руки по стеклу, создавая крайне неприятный звук, другую же руку он плотно сжимал в кулак. Его лицо по цвету практически сливалось с грязно-белой стенкой позади, под глазами были видны тени. А глаза – его потрясающие глаза! – с невыразимой болью смотрели в пустоту, ничего не видя перед собой.
– Джеймс… – тихо позвала Лили, осторожно дотрагиваясь до его руки, которая оказалась холодной, как лёд.
– Только не надо меня утешать, – надтреснутым голосом выдавил из себя юноша, не глядя на неё. – Если ты пришла сюда для этого, то лучше уйди сразу.
– Не буду, – пообещала гриффиндорка, пытаясь разжать его кулак. Когда ей это удалось, взгляду открылись оставленные ногтями на ладони полумесяцы.
Лили подпрыгнула, чтобы сесть на подоконник рядом с ним, и обняла его в успокаивающем жесте. Джеймс глубоко вздохнул и опустил голову к девушке на плечо, зарываясь носом в её мягкие рыжие волосы. Недолго думая, гриффиндорка начала гладить его по непослушным волосам, прислушиваясь к его хриплому дыханию, которое медленно выравнивалось и становилось спокойнее. Лили не знала, сколько они так просидели – может, полчаса, а может, несколько часов. Наконец, Поттер неуверенно поднял голову и, пытаясь сфокусировать взгляд, упавшим голосом произнёс:
– Поверить не могу… поверить не могу, что их больше нет, – Лили ничего не ответила, только крепче сжала его ладони. – Знаешь, а я ведь так надеялся, что однажды смогу представить им тебя как свою невесту. Моя мама… мама хотела увидеть внуков. А отец мечтал, что однажды я стану серьёзнее и он сможет с гордостью сказать, что я достоин носить свою фамилию… что я достойный наследник рода. А теперь…
– Говорят, что, даже умирая, наши близкие никогда не покидают нас, а живут в наших сердцах. Или же наблюдают за нами с небес.
– Да… знаю, – Джеймс говорил с трудом, но ему явно было необходимо выговориться. – Но я всё равно уже больше никогда не узнаю, что они думают по поводу моего очередного поступка. Я никогда больше не смогу спросить у них совета. Ме-ерлин, – юноша застонал, – за что же всё это? Сначала убили тётю… теперь родителей. Мне страшно представить, кто будет следующим.
Словно в ответ на его последнюю реплику сильный порыв ветра распахнул соседнее окно, принеся с собой злополучную утреннюю газету, открыв её, однако, не на первой полосе, а на одной из последующих страниц. Сразу бросившийся в глаза заголовок утешения не принёс.
– Шармбатон разрушен, – прошептала Лили. Ответом ей послужил стон отчаянья, вырвавшийся у Поттера.
