Мене, текел, фарес

Интерлюдия 3.

Джимми Коркоран не спал уже шестые сутки.
Когда он брался за это дело, он осознавал всю опасность. Потому он и попросил такой немыслимый гонорар. Четыреста тысяч долларов за просто так не дают.
Поэтому, когда безопасники его взяли, он был готов к самым страшным пыткам. Круциатус - это самое малое, в этом он был уверен. Но Джимми не думал, что ему просто не будут давать спать.
Его вкусно и сытно кормили, не били, относились даже можно сказать уважительно, но не давали спать.
Каждый раз, как он начинал засыпать, один из улыбчивых парней, что постоянно сидели с ним в его крохотной камере, настойчиво тряс его за плечо. Если это не помогало, его окатывали водой, толкали на пол, будили упрямо и непоколебимо.
Когда один раз он наконец потерял сознание, чего он так долго и с такой надеждой ждал, они сразу же привели его в чувство, вколов какую-то дрянь.
От долгой бессоницы у Джимми начиналось какое-то помутнение рассудка. Он уже не понимал, где он, кто он, что происходит и реально ли все это, на самом деле есть ли эти люди, что сидят рядом с ним и спокойно, словно ничего не происходит, говорят о девицах, пиве и лошадиных бегах.
Он уже давно был готов рассказать все, что он знал, только бы ПОСПАТЬ, но эти парни не слушали его. Никто, абсолютно никто, не задавал ему вопросов.
Последний раз он спал за несколько часов до того, как навестил тот чертов бар, чтобы задать парочку вопросов. А когда он ложился спать, думая как он будет писать завтра утром отчет, в дверь постучали.
Джимми сразу понял, кто это. Только они во всей Америке могут ТАК стучать. Требовательно, решительно, без малейших сомнений, так словно им позволено все. Да так и было. Только им в Америке позволено ВСЕ. Служба собственной безопасности Агентства. Те, чей девиз, как шептались некоторые: "Мы вас все равно защитим, ублюдки, убьем, но защитим". Раньше Джимми смеялся, когда слышал это. Теперь ему было совсем не смешно.
Джимми уже устал кричать и о чем-то просить этих парней, им было наплевать. Он сидел на твердом стуле и старался заснуть так, чтобы этого не увидел ни один из них. И он знал, что у него не получится.
Прошло уже пять дней.
И теперь что-то изменилось.
В камеру вошел человек, которого Джимми раньше не видел, и Джимми понял, что ад кончается. Человек даже не успел сесть на стул перед, не то что начать задавать вопросы, а Джимми уже начал говорить.
Он рассказал все. Когда он начал работать на Джадсона Честертона. (Ублюдок, чертов ублюдок!). Как Джадсон дал ему задание. (Я ему говорю - ты что, псих, это же мракоборец!). О том, сколько ему обещали. (Это ж такие бабки, я бы на Карибы уехал!). Что он узнал. (А я и говорил - ничего на этого парня не накопаешь, чист, как стеклышко!). О том, кто заказчик. (Джад сказал, англичанин какой-то. Джад ему должен, вот и занялся. Богатый, говорит, англичанин). О том, что ничего плохого он, Джимми, не хотел. (Да серьезно, парни, что я, дурак - с вами то связываться. Я и знал, что на Расписанного ничего не найду, а то я не знаю, что наши мракоборцы - ангелы во плоти... Честно, парни, я ничего дурного не хотел, только деньжат срубить, а кто этого не хочет, а? Честно, парни, ничего такого я не сделал, отпустите меня, а? Я никому ничего не скажу, а с этим уродом Джадсоном... Да хотите, я сам ему морду набью? Отпустите меня! Я так спать хочу!)
- Дайте ему поспать. - подал наконец голос Большой Человек.
- Ой, начальник, благослови Вас Бог! Я знал, что Вы меня поймете, что это просто недоразумение, что это ошибка, ой, кровать, как же я спать хочу, Благослови, Господи, Того, Кто Придумал Кровать и Подушку.
Причитая так, Джимми повалился на жесткую тюремную кровать, и он уже проваливался в сон, когда услышал слова Большого Человека, которые, несмотря на весь ужас, что они в нем вызвали, не смогли разбудить несчастного:
- Сотрите ему ВСЮ память и выбросьте в пустыне Мохаве.