Глава 17Однако все оказалось не просто – она быстро заблудилась. Это на площадь выходило много улиц, а вот догадаться, какая именно из них ведет туда, куда тебе нужно, оказалось настоящей шарадой.
Блуждая и постепенно впадая в панику, видя, как зажигают факелы, чтобы те освещали вечером город, Алиенора метнулась на одну из кривых улочек, и ее привлек разговор, имевший место в одном из нижних этажей, рядом с которым шныряли туда-сюда крысы, и пахло помоями:
- Что будет, что будет? Известно "что"! – ворчливо восклицал старческий мужской голос.
- Но может она хотя бы в этого, светленького, не влюбится, даром, что сакс, а славный такой, как херувим.
- Ах, и вечно ты раскудахтаешься, жена! Уж не положила ли сама глаз на щенка?
- Ну что ты такое говоришь, старый! Мне жаль мальчонку. На нашего Пьера он похож. А ведь перед тем, как взять его себе, бросит его Девка Черная, горемычного...
- Тихо ты, жена! Заткнись! У нее уши - выше неба!
- Бросит своим псам на поругание, - не унималась старая женщина, - и когда обессиленный, обесчещенный мальчик, едва живой, в беспамятстве, он попадет ей в лапы - тут же и пожрет его.
- С чего ты взяла, глупая, что она их съедает? Я некоторых, самых смазливых, видел в ее окружении, в полном здравии. На девок беспутных похожи. Берет она их себе после в полюбовники.
- Так это она только наших щадит, Жаков, простых парней. Их происхождение - не выше происхождения ее отца, угольщика, помершего с перепою, да свихнувшейся матери. Ведь жестоко снасильничав, англичане приволокли девку домой, да и швырнули матери под ноги. Тогда, говаривают, даже самые черствые ужаснулись, а один из них, хромой безносый Шарль, предложил отсечь бедняжке лопатой голову, чтобы та не мучилась, да перестала истошно стонать, да выть, подобно дьяволице. Но тут примчался красавчик этот, младший сынишка графа Д'Уазана. Он тогда совсем мальчонка был, и тоже беленький, да кудрявый, как наш Поль.
Тут старуха разрыдалась, а старик, вместо того, чтобы утешить женщину, принялся ее колотить, да так орать, что у Алиеноры потемнело в глазах. Девушка бросилась прочь, к счастью, вскоре обнаружив знакомые приметы пути назад: мраморные огрызки недоделанной мастерами скульптуры Девы Марии, вывеску с изображением пчелы. Эта вывеска отличалась от однотипных, и с нее начиналась цепочка образов, которая и привела Алиенору наконец к трактиру.
- Добрый вечер, мессир Генрих! То-то обрадуется ваш старший друг, когда увидит вас, а то он тут мечется, как рассерженный лев и едва не побил меня.
У толстяка, в самом деле, был затравленный вид, и Алиенора не без трепета вступила в комнатушку.
- Ты жив! Ты цел! О, Пресвятая Дева, славься! - это были первые слова де Монтале, чье лицо на миг озарилось счастливой улыбкой.
Но спустя миг Франсуа нахмурился.
- Я же просил тебя не выходить! Город странный. Здесь пропадают чужеземцы буквально толпами. Как ты мог выйти?!
- Ты просил или приказывал? Я не твой оруженосец и не твой слуга!
- Да, ты всего лишь желторотый, наивный птенец, которому следовало бы слушать, что тебе говорят те, кто опытнее и старше!
- Что??? – Алиенора почувствовала приступ гнева и паники и рванула к сундку, где хранился ее волшебный меч. Но Франсуа преградил ей путь, возвышаясь на две головы, насмешливо-зловещий в ажурных пятнах огня от чугунных боковин жаровни.
- Ну вот! – воскликнул он. - При всяком пустячном поводе ты носишься в поисках своего странного меча. А знаешь почему? Потому что у тебя напрочь отсутствует хладнокровие, и еще потому, что без этого предмета ты чувствуешь себя беззащитным даже в моем обществе, зная, насколько я сильнее тебя, и хотя бы по этой причине молодой, благовоспитанный дворянин сумел бы, сохранив достоинство, прислушаться к дружеским советам. Нет! Просьбам! Которые продиктованы только заботой о тебе.
- Дорогу!
- Ты хочешь убить меня? Но ведь это мне бы следовало надрать тебе уши за то, что ты беспринципно нарушаешь нашу договоренность! Тебе чужда логика. Ты удивительно капризен, как избалованная графская дочка, и ничуть не похож на младшего благовоспитанного отпрыска аристократического семейства, наученного следить не только за каждым своим телодвижением, но и словом.
Алиенора от этих слов не то чтобы остыла, но в ней возобладал здравый смысл.
- Хорошо. Я был не прав, - дрожащим от гнева и унижения голосом, но сдержанно признал лже Генрих. - Твоя… просьба остаться в трактире диктовалась заботой. Но и я беспокоился за тебя. В городе происходят странные вещи – твои же слова.
- Правда?
Лицо Франсуа вновь просветлело, он протянул руки, обнимая Алиенору с такой теплотой и энергией, что ей почудилось, что ее кости захрустели.
- Нет, малыш. Я, наверное, плохо объяснил. Понимаешь, не сердись, но мне в самом деле нужно было… будет кое-что разузнать. Поэтому я еще ненадолго тебя покину.
- Но зачем? Куда ты пойдешь?
Но Франсуа словно не расслышал.
- Смотри, сколько я принес еды!
С этими словами он склонился над жаровней – этаким узорчатым прокопченным ящичком на четырех кучерявых ножках. От предмета неказистого уюта шло тепло и аппетитно пахло.
- Куда ты собрался? Я совершенно здоров и готов отправиться с тобой.
- Tete bleu!*! Опять все сначала! Ну, хорошо. В двух словах: я разузнал, что постоянно в этом городе при появлении чужеземцев выезжает на красивой лошади прекрасная дева, баронская дочка, и, якобы, если найдется отважный рыцарь, готовый избавить ее от монастыря, барон за того отдаст ее замуж. Так вот: на этот трюк клюют только странники, да и баронесса чудом остается вечно юной, хотя комедия длится уже с десяток лет. Я хочу кое-что уточнить.
- То есть стать одним из претендентов на ее руку и сердце? – сдавленным голосом поинтересовалась Алиенора, хотя никак не могла понять, что с ней творится.
- Гммм… Да, - согласился Франсуа задумчиво. Узоры от жаровни сердечками раскрасили его лицо и загадочно зажгли глаза.
- Но это безумие, учитывая твои же слова!
- Вот, держи. Это хорошее вино местного урожая. Оно позволит тебе обрести покой и мудрость.
- Вино и мудрость? Хорошенькое сочетание! – фыркнула Алиенора. – И почему ты желаешь лишить меня маленького приключения?
- Да, малыш. Я знаю, что ты любишь приключения, и обещаю, что возьму тебя с собой, как только нащупаю брод под ногами.
Он придвинул чугунок с едой, и так долго и загадочно молчал, что изголодавшаяся Алиенора выпила свой бокал вина залпом и съела в охотку ножку куропатки, подогретую на жаровне, завернув лакомство в хлебную лепешку. Франсуа тоже поел, с удовлетворением наблюдая за ее аппетитом.
- Я бы хотел пойти с тобой. Что если тебя заставят сразиться с другими рыцарями или тебя вынудят жениться на баронессе? – сонно пробормотала Алиенора. – Ведь ты всегда выходишь победителем в турнирах. - Вино удивительно быстро ударило уставшей девушке в голову.
- Тогда мы разбогатеем и отправимся к королю нашему, Валуа, с целым войском. Завербуем всю эту скользкую деревеньку.
- Ты не можешь жениться на баронессе,
- Это почему?
- Ты же влюблен. В Алиенору. Забыл уже? Или это все были пустые слова?
- Нет, конечно, Но она не дала мне никакой надежды на взаимность. Увы. Ее сердце холодно ко мне. Ведь так?
- С чего ты меня спрашиваешь? Я откуда знаю?
- Не знаешь? Она ничего не говорила тебе? Если бы у меня была надежда, я бы тут же отказался бы от своей затеи. Зачем мне баронство? Замок, красивая жена и море денег, если Алиенора мечтала бы обо мне, как я о ней? Я бы остался этим вечером с тобой, а утром, мы бы без задержек продолжали путь.
Что-то было не так в его лукавых словах и сопровождавшем их взгляде, в теплом сладком дыхании, касавшемся ее щек, но Алиенора, едва оправившаяся от раны, уснула с бокалом в руке, чтобы проснуться в одиночестве, и долго со страхом смотрела, как пляшут огни и тени от факелов по каменной стене напротив.
________
* ругательство
