Глава 16 Купол из серебрянных облаков скрыл туманную голубизну неба. В лесу Ветер неуловимым чудовищем мечется в поисках жертв, и он, в конце концов, находит их — группу когтевранцев с профессором Олкотт во главе. Студёный и зимний, он обрушивается на них, рёвом своим вырывая из рук некой пятикурсницы потрёпанную тетрадку.
— Мисс Юнг, если Вы сейчас не предпримете мер для спасения своего блокнота, то потеряете его навсегда. — замечает профессор Олкотт.
— Да, профессор... Одну минуту, — говорит Кира, догоняя злополучную тетрадь, которая вознамерилась, по всей видимости, научиться летать.
Тихим хрустом звучит под ногами снег. Тёмный Лес спит — мрачная серость деревьев на фоне ослепительных белых сугробов невыносимо режет глаза. Хрупкая, будто ненастоящая зима царит в окрестностях Хогвартса.
— Конечно, отыскать единорогов зимой крайне сложно, но что поделать... — вздыхает профессор, всматриваясь вглубь леса. — От учебной программы отходить мы не можем.
— Профессор! — громко восклицает одна пятикурсница, указывая вдаль бледным пальцем. — Профессор, мы уже нашли!
Среди серых ветвей деревьев едва виднеется само воплощение грации — чёрным копытом яростно бьёт в землю белоснежная лошадь. Это животное видом своим подтверждает будто сказочность зимы.
— Замечательно! — восклицает профессор, подходя ближе. — Осторожно, дети. Он может быть опасен.
Основательно замёрзнув в своём тонком пальто, Кира тоже радуется, что единорога, наконец, нашли. Значит, скоро можно будет возвращаться в школу. Усилием воли пытаясь унять головную боль, она пытается сосредоточиться, но безрезультатно.
— Как тебе урок? Интересно, правда? — спрашивает Джон с заметным сарказмом.
— Да... Я в восторге, — говорит Кира без должного восхищения. — Побольше бы таких занятий.
Джонатан ботинком пинает старую ветку, раздумывая, стоит ли ему продолжать разговор.
— Я тут газету получил...
— Что пишут? — равнодушно, скорее из вежливости спрашивает Кира.
— О Грин-де-Вальде. Он, будто бы, становится слишком опасен. Много потерь в Восточной Европе. Особенно в Венгрии сейчас неспокойно...
" Сыграешь мне на скрипке?" — слышится совсем рядом. Кира с трудом осознаёт, что голос этот лишь в её голове.
— ...Пишут ещё, что Дамблдор мог бы его остановить, но (какая жалость!) он боится. Представляешь?
— Значит, у него есть на это причины. Мы не можем знать всего, — в рассеянности отвечает Кира, смотря на группу пятикурсников.
Джону видится в пустом взгляде Юнг нечто пугающее, сбивающее с толку — она сейчас рядом, но смотрит так отстранённо, что невольно кажется, будто её здесь вовсе нет. А Кира думает, что в лесу обжигающе холодно. Идти стало слишком трудно. На разум невообразимо давят невидимые тени, громко кричит ветер. Юнг чудится, если сейчас она упадёт, то будет падать вечность. Нужно срочно что-то сделать... Может, вернуться в школу?
— Этот ветер... Он невыносим, — невнятно бормочет Кира, растёгивая верхнюю пуговицу пальто.
Джон обеспокоенно дёргает девчонку за рукав.
— Кир, ты слышишь меня?.. Что-то ты совсем расклеилась. Что, плохо?.. Так, спокойно, слышишь? Ну-ну, стой... Профессор, нужна ваша помощь!
На улице тихо и неимоверно холодно. Ветер, нещадно бушевавший днём, к вечеру сдал свои позиции, и с наступлением сумрака воцарился долгожданный покой.
В больничной палате Хогвартса пахнет чем-то пряным. Кира Юнг, лёжа на кушетке и слушая холодно-режущую тишину на улице, несказанно рада, что в Хогвартсе тепло. Ей и в детстве нравилось сидеть возле окна зимой, представляя контраст между угрюмой неприветливостью мира и тёплой атмосферой её дома. Так она сидела целыми вечерами до тех пор, пока в окне не мелькала фигура брата или отца. Тогда она вскакивала с подоконника и бежала открывать двери замёрзшим родственникам.
Медленно больничная палата наполняется тенями, воздух тяжелеет, и становится слишком душно. В сладкой полудрёме Кире кажется, будто в одном из тёмных углов стоит человек. Юнг изо всех сил пытается разглядеть силуэт, но четно — ночной мрак непрогляден. Ну и ладно, думает девчонка, раз видение отказывается видеться, то чёрт с ним... И Юнг позволяет себе заснуть.
Давящую тишину мира и всепоглощаюший мрак ничто не нарушает — это значит, что комнатные тени могут свободно гулять этой ночью.
— Кира, будь добра, верни портсигар, — чуть раздражённо говорит Ричард Юнг, комкая лист пергамента. — Куда ты его спрятала?
Девушка в белом сидит в старом кресле и лукаво улыбается.
— Эта привычка убьёт тебя! — непререкаемым тоном отзывается мисс Юнг.
— Не надейся, — следует короткий ответ.
В саду пахнут яблони. Хрупкие лепестки цветов осыпаются на землю нежно и медленно. Глядя на это белое кружево, Ричард вспоминает вдруг о матери — она любила и весну, и эти старые яблони в саду, когда была жива.
Её уход наступил так нежданно и так быстро. Брат и сестра помнят до сих пор, как Мария Юнг разглядывала те самые яблони — лицо было её спокойно, в глазах виднелся блеск, а её последние слова она говорила с внеземным воодушевлением, но, как ни странно, о смерти.
"Дети, видите эти деревья? Их давно посадил ваш дед, и вот они спустя десятки лет всё ещё цветут так буйно... Старика Вальдемара уже давно нет на свете, а его любимые яблони пережили хозяина и сейчас радуют нас. Мы, конечно, тоже уйдём... Мне всегда было страшно кануть в небытие просто так, не оставив здесь ничего вечного. Вы же знаете, некоторые люди действительно живут вечно — в памятниках, стихах, книгах. Мы знаем их имена до сих пор, спустя тысячелетия... Пойду скажу мисс Эллит, что обед нужно подавать после прихода отца. Всё же красиво цветут эти яблони весной", — последнюю фразу она сказала чуть дрогнувшим голосом, а дальше темнота, тишина, бесконечность
Эти яблони цветут по сей день...
— Кира, моя ломка до добра не доведёт! — теряя своё хвалёное терпение, говорит Ричард.
— Тише, братец. Это тебе во благо, — храбро парирует девчонка, припоминая, куда именно она спрятала его сигареты.
— Видит бог, Кира Мария Юнг, я с твоего рождения не применял к тебе физической силы, — говорит Ричард тихо и с какой-то жестокой насмешкой. — Но обстоятельства позволяют...
И тут к нему в руки через всю комнату летит старенький портсигар. Брат, конечно, говорил несерьёзно, но рисковать Кира не решилась.
— Деспот, — констатирует она.
— Благодарю, — искренне говорит он, закуривая с неимоверным наслаждением.
В комнате слышится запах дорогого табака, воздух поддёрнут белёсой дымкой, заволакивающей разум.
— Ричард, — вздыхает сестра, подобрав под себя ноги. — Вот скажу отцу, что ты себя губишь.
— Говори, — равнодушно соглашается брат. — Он ведь курит тоже.
— Ты невыносим...
— Знаю, — лениво протягивает Ричард, выпуская изо рта белёсые кольца дыма.
Кира Юнг резко открывает глаза — здесь, в настоящем тягостный ночной мрак давит на сердце. Последние остатки сна исчезают в тишине больничной палаты. Ни единого звука вокруг. Тени сгущаются, завладев комнатой. Где-то слышится вой одного из школьных привидений. Воздух тяжёл и горяч — кажется, будто дышать становится непосильной задачей.
Страшно. Отчего, Кира толком не понимает. Тишина давит на разум, и кажется, что сейчас обязательно последует звук, шум, голос — то, от чего застынет кровь в жилах и перестанет на мгновение биться сердце.
А дальше...
По телу Юнг пробегает дрожь, когда через пару минут на край её кровати кто-то аккуратно садится.
— Говорят, что человек без прошлого — это не человек, — слышится скрипучий голос. — Конечно, в этом есть доля правды... Но оно не может определять нас полностью. Как ни крути, а человеческая душа — это большее, чем череда прошедших поступков и происшествий.
Юнг хотела было встать с кровать, но не смогла и пошевелить рукой, а некто тем временем продолжал говорить:
— К сожалению, всё в мире изменчиво, и люди по обыкновению своему склонны меняться, невзирая на прошлое... Всё так неустойчиво, подумать только, — едва различимая грусть слышалась в этом скрипучем голосе. — И ваши совместные планы с этим мальчишкой Томом, милая, хрупки в большей степени, чем те снежинки за окном... Какая уверенность, гордость, — силуэт коснулся пальцами руки Юнг. — Но вы удивительны в своём стремлении изменить мир, даже если при этом придётся уничтожить себя... Вы оба интересны, но только решили бороться за то, что не имеет смысла, чему нет конца. Может, ты и изменишь мнение на этот счёт. Ведь всё в нашем мире слишком неустойчиво... Кстати, хочешь знать, что вечно? — неожиданно спросил силуэт, наклоняясь чуть ближе. — Это красота.
Кира Юнг неожиданно быстро приподнимается на кровати, обретя способность двигаться. Воздух, наконец, прохладнеет, и становится легче. Грань между явью и воображением была сломана, и только спустя пару минут девчонке удаётся убедить себя, что всё это было галлюцинацией.
