Глава 16. Some Kinda Love– И приз за… э-э… «выдающуюся научно-исследовательскую работу в области практической астрологии» достается… Рональду Билиусу Уизли!
Рон с достоинством поклонился и гордо потряс почетной наградой – бронзовой подставкой с позолоченным астрономическим телом, отдаленно напоминавшим швейцарский сыр.
– Администрация школы будет весьма признательна, если мистер Уизли соизволит привести приз в надлежащий вид, а затем вернет на место, – кисло добавил он, поднимая с пола потрепанную щетку. Единственный портрет, висящий в трофейной комнате Хогвартса – некто Мердок Дуббс, который, как гласила табличка под картиной, чаще всех в истории Хогвартса признавался лучшим игроком квиддичного турнира – содрогнулся и поплотнее закутался в свою черно-желтую спортивную мантию, с опаской поглядывая на молодого волшебника. Рон вполне его понимал: он и сам подозревал, что в процессе бесконечной чистки успел съехать с катушек.
Работа в больничном крыле, вопреки самым страшным прогнозам, закончилась уже через два дня, но Грозный Глаз был не из тех, кто позволяет подобным нестыковкам вставать на пути дисциплинарных наказаний. Рон был спешно переведен в трофейную комнату, и еще до конца первой недели он убедился, что под этим названием администрация Хогвартса в целях соблюдения политкорректности скрывала пыточную. Наград здесь было невероятное количество, причем большей их части, судя по кокону из пыли, грязи и ржавчины, никто из учеников так ни разу и не удостоился, а существовали они лишь затем, чтобы их кто-нибудь чистил. Нет нужды пояснять, что на время отбывания Роном этого наказания Аргус Филч любезно согласился приглядеть за его волшебной палочкой.
Ситуация усугублялась еще и тем, что свидания с Гермионой ему добиться так и не удалось: удрученная неудачами в поисках интересующей ее книги, которая могла объяснить причины появления медальона на картине, девушка была явно не в настроении для подобных мероприятий. Она забыла, где именно однажды наткнулась на необходимую информацию, и теперь почти все время проводила за систематической ревизией хогвартской библиотеки. Изучая нагромождения наград, которых ему никогда не суждено было добиться, Рон невольно ловил себя на мысли: а что, если Гермиона внезапно передумала и сейчас попросту пытается придумать, как бы помягче намекнуть на это другу?
– «Приз за особые достижения перед школой чародейства и волшебства «Хогвартс»». –Нахмурившись, он неуверенно прочел надпись на очередном трофее – статуэтке юного волшебника с деревянным посохом вместо волшебной палочки. – У нас еще, оказывается, и такое есть? Да нам с Гарри десяток этих штуковин причитается…
Все еще ворча себе под нос, Рон принялся оттирать многолетнюю грязевую корку. В этот момент дверь в пыльный зал приоткрылась, впустив внутрь тусклую полоску света. Пламя его единственной свечи содрогнулось от потока воздуха, и Рон бросил в сторону входа подозрительный взгляд.
– У нас тут торжественная церемония, посторонним вход воспрещен, – объявил он и лишь затем разглядел в нежданном посетителе Гермиону Грейнджер. Отложив щетку в сторону, он незаметно попытался поправить запыленные волосы.
– Пойдем скорее, я наконец нашла эту книгу! – торжествующе возвестила девушка прямо с порога, помахав внушительного размера томиком.
– Серьезно? – Он воодушевился. – Тогда идем. Только подожди минутку, я тебе сейчас вручу «почетную медаль за грандиозную библиотечную работу», где-то она у меня тут…
– Ох, Рон, мне сейчас не до шуток! – Гермиона неодобрительно покачала головой.
– Кто здесь шутит? Судя по тому, сколько грязи я снял с этой чертовой медали, ты – первый человек лет за триста, которого ей наградят!
Девушка многозначительно вздохнула и вышла из трофейной комнаты, не оставляя Рону иного выбора, кроме как бросить все и бежать за ней. По дороге он сердито размышлял, что некоторые совершенно не умеют ценить оказываемые им знаки внимания.
Гарри ждал их в пустой гостиной Гриффиндора – судя по нетерпению, написанному на его лице, Гермиона еще не успела ничего ему рассказать. Когда оба ее друга уселись на диван, девушка положила книгу на стоящий рядом столик и устроилась между ними.
– «Магия сердца», профессор Д. Дж. Т. Чейснок, – объявила она, указав на выцветшую темно-синюю обложку, после чего угрюмо добавила: – Помнила же: что-то, связанное с любовью, да постоянно на всякие пошлости натыкалась.
– Ну, судя по названию, эта книга ничуть не лучше, – осторожно заметил Рон. – Зачем нам сборник рецептов приворотных зелий?
– Это издание вовсе не о романтической магии.
– Но однажды ты на него каким-то образом наткнулась, верно? И название тебя не смутило? – проницательно предположил он. Гарри кашлянул.
Слегка покрасневшая Гермиона довольно быстро взяла себя в руки, отрезав:
– Рон, в данную минуту нас должно волновать не то, когда и при каких обстоятельствах я взяла в руки эту книгу, а то, какая информация в ней содержится. – Несмотря на строгость ее голоса и решительный вид, Рон не смог сдержать ухмылки. – Профессор Чейснок здесь рассказывает о почти не изученном разделе волшебства, у которого даже нет устоявшегося латинского названия – большинство предпочитает именовать это «магией сердца». К ней относят все заклинания, для наложения которых чародей черпает силу из некоторых… неизвестных источников. Подозрительным образом действие таких заклинаний всегда направлено исключительно на тех, чью жизнь волшебник считает дороже своей собственной.
– Что-то я не совсем понимаю, – нахмурился Гарри, когда стало ясно, что Гермиона закончила. – Может, объяснишь поподробнее?
– Поподробнее получится, только если вы возьмете эту книгу в руки и прочтете ее от корки до корки. Но в вашем случае на такое рассчитывать не приходится. – Она закатила глаза.
– Еще как не приходится, – подтвердил Рон. – Я сегодня вообще годовую норму чтения выполнил. Знаете, какой на этих трофеях порой бывает мелкий шрифт?..
– Впрочем, я могу привести доступный вашему пониманию пример, – продолжила Гермиона, не обратив на него внимания. – Волшебная защита, которую твоя мама, Гарри, даровала тебе за миг перед гибелью.
– Ты хочешь сказать, это была «магия сердца»? – недоверчиво уточнил тот. – Честно говоря, когда я слышал о том, что меня защищает любовь матери, я всегда думал, что это такая хитрая метафора…
– Так оно, вероятно, и есть, – согласилась девушка. – Я же говорю, научного объяснения подобным чарам еще не найдено. Итак, эта защита… Я думаю, если бы Чейснок написал «Магию сердца» веком позже, то включил бы в нее данный случай как краеугольный камень всей своей теории, ведь этот магический феномен идеально подпадает под каждое определение, озвученное профессором. Во-первых, непроизвольность: сомневаюсь, чтобы твоя мама успела вспомнить и произнести такое заклинание за считанные мгновения, предшествовавшие нападению Волдеморта. Во-вторых, выбор цели и причинно-следственная структура магических свойств: ты, Гарри, в ту минуту был для своей матери самым дорогим человеком на Земле, и ты отчаянно нуждался в защите, так что заклинание сформировалось, исходя из ее нужд. Ну, и в-третьих, эффективность, не ограниченная возможностями колдующего. Вы должны понимать, что в обычных условиях один-единственный волшебник не способен сплести столь хитроумное заклинание, которое к тому же будет обладать такой мощью: вдумайтесь, ведь, столкнувшись с этой защитой, Волдеморт – не последний, к слову, чародей на планете – навсегда лишился своего телесного облика и едва не погиб. Должна заметить, что чуть ли не вся книга состоит из описания подобных случаев, и практически ко всем подходят эти три правила.
– И? – поторопил девушку Рон, когда взятая ей драматическая пауза затянулась, но вместо Гермионы слово взял Гарри:
– Хочешь сказать, то, что произошло с артмортом… – неуверенно начал он и замолк на полуслове, не решаясь, видимо, озвучить свое предположение.
– Я думаю, это дело рук Дамблдора, – кивнула девушка. – Его последнее колдовство. По-моему, все сходится: в качестве цели – снова ты, Гарри, ведь от тебя зависит судьба волшебного мира…
– Ну что за гнусная спекуляция, – проворчал тот. – По-моему, мы только что выяснили, что к первой победе над Волдемортом я вообще никакого отношения не имел.
– Миссия, предназначение этого заклинания, – гнула свое Гермиона, – в том, чтобы посоветовать нам обратиться за помощью к Аберфорту. Ну, и поскольку то, что произошло со Шляпли, не имеет никакого логического объяснения, остается как раз предположить, что причиной его своеобразного помешательства и стало воздействие этого заклинания.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес Рон. – По-моему, на редкость странное «последнее колдовство». Неужели все, на что хватило Дамблдора – заставить какого-то артистишку изобразить медальон, который мы вполне могли никогда и не увидеть?
– Не забывай про непроизвольность, Рон, – напомнила она. – Возможно, сам директор был не в состоянии повлиять на это заклинание: ведь, согласно этой теории, оно шло, так сказать, от сердца, а сердце могло рассудить, что именно такое применение будет наиболее эффективно. К тому же, медальон мы в конце концов обнаружили и даже докопались до причин его появления, так что этот риск, получается, всецело себя оправдал.
– Поверить не могу, что я позволяю штуке с такими провидческими способностями качать мою кровь.
– Прекрати цепляться к научному термину - ты же сам понимаешь, что это образное выражение! – Гермиона всплеснула руками.
– Да ладно тебе, я же твою правоту не оспариваю, – попытался защититься Рон. – По-моему, все выглядит вполне логично, если не придираться к мелочам. А ты как думаешь, Гарри?
– Вообще, звучит убедительно, но что-то меня здесь смущает, – признался тот, задумчиво покачав головой. – Вот только в толк не возьму, что именно.
– Наверное, перспектива поиска Аберфорта, – невесело хмыкнул его друг. – Это ж насколько опасен скотоводческий бизнес, что бедняга уже столько времени вынужден скрываться от глаз людских?
Рон оказался абсолютно прав: с новыми силами взявшись за розыски Аберфорта Дамблдора, ребята, как и в первый раз, не добились никакого успеха. Разница заключалась лишь в том, что теперь отступать было некуда, и они продолжали тщетно искать хоть какие-то сведения о его местонахождении. Поняв, что они безрезультатно опросили чуть ли не всех обитателей Хогвартса, включая Плаксу Миртл и сэра Кэдогана, и другого выхода у них не осталось, ребята обратились за помощью к Грюму. Услышав, что их интересует, старый мракоборец нахмурился:
– Аберфорт? Зачем это вам понадобился Аберфорт? – Услышав вежливый ответ Гарри, который, в общем-то, сводился к тому, что это не его ума дело, Грозный Глаз, казалось, ничуть не обиделся: – В любом случае, вы уж мне поверьте: проще найти порядочного человека на Слизерине, чем разыскать Аберфорта Дамблдора.
– Он что, ведет настолько отшельнический образ жизни?
– Это еще мягко сказано, – буркнул Грюм. – Последний раз, Поттер, я его видел на собрании Ордена боггарт знает когда, и, поверьте мне, мало кто может похвастаться более поздней встречей с этим типом.
– А Хагрид сказал, что пересекался с ним лет десять назад, – сообщил Гарри, никогда не упускавший случая вставить словечко в пику старому мракоборцу. – И что это значит: «типом»?
– То и значит. Если вы рассчитываете добиться от него какой-либо помощи, то могу сразу сказать, что зря теряете время. С бывшим директором Хогвартса у него нет ничего общего, кроме, разве что, фамилии.
– Вы в нем сомневаетесь? Он что, нехороший человек? – удивилась Гермиона.
– Не знаю уж, как дело обстоит сейчас, но когда я видел Аберфорта последний раз, он был человеком, вообще не утруждающим себя понятиями о добре и зле, – поведал Грюм. – Именно поэтому я и не советую вам с ним связываться: от него можно ожидать всего, чего угодно.
– Профессор, это уже нам решать, – не согласился Гарри. – Вы поможете его разыскать?
Грозный Глаз фыркнул.
– Прекрасно, – сардонически проворчал он, – в условиях беспрестанных забот о безопасности волшебного мира и преподавания Защиты от Темных искусств у меня, конечно, остается достаточно свободного времени, чтобы искать человека, который уже вполне мог к этому времени помереть. Почему-то мне казалось, что домашнюю работу должен я вам задавать, а не наоборот.
– Мы вполне можем и сами с этим справиться, – заверил его Гарри.
– Вот уж в чем не сомневаюсь, Поттер! – рявкнул Грюм. – Зато я, к несчастью, не готов справиться с последствиями вашей самодеятельности. Хорошо, я попробую навести справки, но имейте в виду: это может занять немало времени. Аберфорт держался в стороне от волшебного мира, сколько я себя помню, и, по-моему, это стремление было взаимным.
– Мы на вас рассчитываем, профессор, – ободрил мракоборца Рон, и в следующую же секунду волшебный глаз уставился на него так пристально, что, казалось, пронзил насквозь.
– Я на вас тоже, Уизли, – спокойно кивнул Грюм. – Учебный год начнется через неделю с небольшим, а мистер Филч утверждает, что при ваших темпах работы вы выйдете из трофейной комнаты не раньше второго семестра.
Грозный Глаз мог сколько угодно сыпать пустыми угрозами, но в одном он был прав: до первого сентября оставалось все меньше и меньше времени, и школа постепенно сходила с ума. Причиной всеобщей суматохи, вероятно, был тот факт, что впервые за множество лет пришлось отказаться от единого способа транспортировки учеников. Министерство объявило, что в целях безопасности всем родителям рекомендуется в течении недели самостоятельно отвезти своих детей в замок – как предположила Гермиона, таким образом Скримджер, который по-прежнему не горел желанием открывать Хогвартс, надеялся снять с себя ответственность за возможные несчастные случаи. Школа оказывала волшебникам посильную помощь: в поселения, где обитало много несовершеннолетних колдунов, посылалась карета с мракоборцем, запряженная фестралами, а за некоторыми учениками, которых отцы и матери стремились защитить как можно надежнее, отправляли Хагрида на его мопеде.
Как только в Хогвартс начали прибывать студенты, Гермиона предложила друзьям отправиться в библиотеку и получить у мадам Пинс учебники, чтобы потом не толкаться там с остальными. Приобретения ввергли Рона в крайнюю степень уныния.
– «Высшая Трансфигурация», – бормотал он по дороге в гостиную, причем таким тоном, будто произносил Непростительное заклятие. – «Продвинутое Зельеварение и Основы Алхимии»! А как вам «Беспалочковая магия» и «Вводный курс экспериментальных чар»? Это что, получается, у нас будет в два раза больше Флитвика?
– Понимаешь, Рон, Ж.А.Б.А. ведь кому попало сдавать не позволяют, – наставительно ответила Гермиона.
– Я это все как раз очень хорошо понимаю и потому совсем не уверен, что мне хочется готовиться к экзаменам именно в
этот год.
– Рональд! – Она столь выразительно всплеснула руками, что младший Уизли горько пожалел о своем решении понести ее учебники. – Посмотри на Гарри!
Этот год, между прочим, для него сложнее, чем для нас с тобой вместе взятых, а он от учебы отлынивать вовсе не собирается! Я ведь верно говорю?
– Ну… – Гарри поспешно сделал вид, что ужасно занят книгами, которые именно в этот момент решили выскользнуть из его хватки. – На самом деле, Гермиона… Я считаю, что… А это еще кто? – внезапно произнес он, нахмурившись. Друзья Гарри, все это время внимательно смотревшие прямо на него – один с надеждой, другая с укором – повернули головы и проследили за направлением его взгляда.
Из-за того, что некоторые коридоры по-прежнему были перегорожены, неразлучной троице пришлось в очередной раз совершать невероятный крюк, и в настоящий момент они находились в Большом зале Хогвартса. По крайней мере, это помещение было Большим залом Хогвартса час назад, пока неизвестный вандал не изгваздал его стены и пол изображениями, удивительно похожими на забор, который рисуют дети в незабвенных пасторальных картинах «Папа, мама, я – счастливая семья». Предположительный вандал, что любопытно, совершенно не смутился при виде трех студентов, продолжая самозабвенно чертить на полу какие-то одному ему понятные символы – наверняка неприличные.
Это был щуплый низенький старичок с седовласой, почти облысевшей головой, одетый в мантию когтевранских цветов – синюю с бронзовой вышивкой. Когда волшебник с вежливым любопытством окинул ребят взглядом, Рон увидел его бледное, морщинистое лицо и подумал, что определение «дряхлый» создано именно для таких, как он. На небольшом носу старика красовались огромные очки с такими толстыми стеклами, что им позавидовала бы и Сивилла Трелони.
– Каков, по-твоему, шанс, что это наш новый декоратор? – шепотом поинтересовался Рон у Гарри, не сводя с волшебника испытующего взгляда.
– Э… простите, сэр, – осторожно произнесла Гермиона, – но вам разрешено заниматься… э… тем, чем вы занимаетесь?
– Профессор Флойд, мисс, мое имя – профессор Гвинфор Флойд, – представился старикан, словно это мгновенно все объясняло. Голос волшебника был глухим и невнятным, словно его разбудили посреди ночи. При этом он ни на секунду не оторвался от своей работы.
– Да, но…
– Никаких «но», мисс, – пробубнил он. – Не сбивайте меня с толку, очень вас прошу.
Кряхтя, он с видимым усилием поднялся на ноги и отряхнулся, все это время придирчиво оглядывая плоды своей деятельности. Не то из уважения к пожилому человеку, не то из любопытства трое студентов покорно сохраняли молчание.
– Да, – в конце концов изрек профессор Флойд. – Да, определенно то, что нужно. А теперь гриффиндорское крыло… – Подняв с пола ведерко со странной серебряной краской, в которой была наполовину утоплена волшебная палочка, он целеустремленно направился к двери, ведущей в холл.
– Это вам профессор Грюм поручил? – поинтересовался Гарри, явно не желая отпускать этого странного типа безо всяких объяснений.
– Кто-о? – каркнул старик, не поворачиваясь. – Никогда о нем не слышал. Прошу вас, господа, не отвлекайте меня от важной работы. – Последние слова он почти прокричал.
– Но нельзя же просто так взять и разрисовать Большой зал! – проорал Рон ему вслед, но, по-видимому, слуховой аппарат Гвинфора Флойда не был рассчитан на такое большое расстояние. Что-то бубня себе под нос, таинственный волшебник вышел в холл и захлопнул за собой двери, едва не прищемив полы своей мантии.
– Интересно, что этот кадр будет преподавать? – ошеломленно пробормотал Гарри.
– Вероятно, Защиту от Темных искусств, – предположил Рон. – В том случае, если с Грюмом что-нибудь случится… раньше обычного срока.
– Рон, это бестактно. – Но Гермиона, которая с любопытством прогуливалась вдоль стен, изучая покрывавшие их каракули, не сумела придать своему тону достаточную строгость, и Рон как ни в чем не бывало продолжил выстраивать свои жутковатые теории.
– Ну а что? Все мы знаем, чем кончаются попытки вести у нас в школе этот дурацкий предмет. Слизнорт, в отличие от Дамблдора, трезво смотрит на вещи, вот и решил заранее подстраховаться.
– Этот профессор Флойд выглядит так, словно вот-вот сам собой копыта отбросит, безо всякой Защиты, – усомнился Гарри.
– Ну и правильно: в случае чего, можно сказать, что он от старости и помер, а на будущий год найти очередного наивного неудачника, – согласился Рон, и на этой его реплике Гермиона наконец не выдержала:
– А ну немедленно прекратите, оба! Нашли над чем шутить! Лучше подумали бы, что все это может значить! – Выдав эту гневную тираду, девушка указала рукой себе за спину.
– Тут и думать нечего, – проворчал Рон. – Это значит, что, если мы сейчас же не отнесем учебники к себе в башню, то не ровен час сюда явится кто-нибудь из преподавателей, и нам придется объяснять, что здесь произошло.
– Буду вам очень признательна, если вы потрудитесь это сделать! – Большой зал сотряс громоподобный глас профессора Макгонагалл, которая по неизвестной причине решила спуститься вниз именно сейчас, а не парой минут раньше. Рон тяжело вздохнул и покачал головой: похоже, его запас удачи был израсходован еще в Глазго. – Поттер! Уизли! Что это, во имя Мерлина?!
– Эй, а почему не «Грейнджер»? – обиделся Рон. – Смотрите, она ведь прямо возле стены стоит и у нее, в отличие от нас, руки ничем не заняты!
Гермиона смерила его тяжелым взглядом, но ничего не сказала: видимо, на седьмой год дружбы она наконец привыкла к его специфическому юмору.
– Слышали когда-нибудь о таком понятии как «рецидив преступлений»? – подозрительно тихим голосом спросила профессор трансфигурации. – Немедленно объясняйте, откуда здесь взялись эти надписи и… – МакГонагалл подошла к одной из стен, осторожно дотронулась до верхнего символа и ахнула: – И почему, во имя Мерлина, они начертаны несмываемыми чернилами Морана?!
– А вы, профессор, слышали про презумпцию невиновности? – Рон был воплощением праведного гнева - он твердо решил, что не допустит второго подряд незаконного наказания. – Это вовсе не наших рук дело, а какого-то безумного старика, который выдает себя за преподавателя!
Профессор МакГонагалл быстро взглянула на Гермиону – по-видимому, затем, чтобы убедиться, что Рон не выдумывает – а затем мрачно вздохнула и возвела глаза к потолку.
– Это был Гвинфор Флойд? Он что, уже приехал? – спросила она и, не дожидаясь ответа, рассерженно покачала головой. – Говорила же я Слизнорту, что у Флойда уже давным-давно ум зашел за… Гм. – Преподаватель трансфигурации оборвала себя, явно вспомнив про пресловутую профессиональную этику. – Неважно. Что ж, в таком случае, вы можете быть свободны. Я постараюсь убрать… все это до церемонии посвящения первокурсников.
– А чему профессор Флойд будет нас учить? – с опаской спросил Гарри.
– Вас, мистер Поттер, ничему, поскольку вы, насколько мне известно, на пятом курсе руны в свой список предметов не вносили.
– Ну конечно! – Гермиона едва не хлопнула себя ладонью по лбу. – Это же огамическое письмо!
– Вот эти заборы? – недоверчиво поинтересовался Рон.
– Да, мистер Уизли, «вот эти заборы» – древнекельтская письменность, изучение которой входит в стандартный курс обучения руническому искусству. Проблема заключается в том, что профессор Флойд решил начать преподавание своего предмета за неделю до начала занятий, при этом применяя чернила, стереть которые нельзя ни одним известным науке способом, – угрюмо добавила МакГонагалл.
– Вообще никаким? – уточнил Рон.
– Именно.
Гарри поймал взгляд друга и многозначительно вскинул брови.
– О, Мерлин, наша гостиная! – воскликнул он, и оба молодых волшебника, побросав свои книги, кинулись к выходу.
