Глава 18ГЛАВА XVIII
Драко закончил свой рассказ и замолчал, все так же неотрывно глядя куда-то за горизонт. Гермиона медленно возвращалась на Землю. Ей казалось, что она только что побывала в каком-то другом мире, который находится на другой планете, в другой вселенной. Что-то скользнуло по ее щекам. Гермиона поднесла руку и дотронулась до кожи – слезы? Она плакала? Да! Она плакала. Малфой повернулся к ней, и Гермиона быстро отвернулась, стирая слезы.
- Ты плачешь, Грейнджер? – Малфой был удивлен, он даже забыл, что это Гермиона, - что-то случилось? - он коснулся ее руки, но тут же отдернул свою ладонь обратно.
- Ничего, я не плачу. Это все ветер, - отвечала Гермиона, смахивая последние слезинки. Как давно она не плакала! Так искренне, так горько, так сочувствующе… Она сочувствовала чужому горю, и чьему – горю Драко Малфоя! «Это немыслимо». Малфой все еще смотрел на нее в недоумении, а затем, немного поразмыслив, добавил с иронией:
- Что, не ожидала, что моя жизнь может быть наполнена такими событиями, а, Грейнджер? – ухмылка озарила его лицо. Гермиона взглянула уже в совсем другие глаза: глаза надменного человека, гордеца, упрямца – именно такие глаза у Малфоя, который вновь стал «чистокровным», «аристократичным», «безжалостным».
- Мне жаль ее, - сантименты Гермионы улетучились в момент. – Ты не достоин ее, она глубоко несчастный человек, - зло закончила девушка и встала со скамейки, обходя ее и сидящего на ней Драко. Она направилась к больнице, так как чувствовала слабость и усталость после такой эмоционально беседы. Да и видеть это лицо больше не хотелось. Она хотела еще немного пожить в той сказке, где Малфой добрый и отзывчивый, а не этот высокомерный убийца, который сейчас смотрел на нее. Она бросила еще несколько слов, уходя, даже не оборачиваясь:
- Надеюсь, она счастливо живет со своим мужем. Он в отличие от тебя не меняет маски так часто, как ты – она знает, чего ждать, - и ускорила шаг. Но далеко уйти Гермиона не успела, ее нагнал ответ Малфоя, который все еще сидел на лавочке:
- А хочешь знать, что с нею было, Грейнджер? Хочешь? Ну, тогда послушай! В тот день, когда мы вернулись, я мечтал, чтобы нас или убили сразу же, или отпустили на все четыре стороны! – Драко взглянул на Гермиону, наблюдая ее реакцию. Девушка остановилась, прислушиваясь. Она медленно поворачивалась, с недоверием смотря на своего собеседника:
- И что же случилось, Малфой? – с вызовом спросила она, надеясь, что он просто блефует, пытаясь вызвать в ней интерес к его жестокосердию.
- Как видишь, меня они не тронули, раз я до сих пор жив и сижу здесь с тобой, - язвительно заметил он.
- А что стало с Эвелин? – Гермиона вернулась к лавочке, но не села на нее, а осталась стоять перед Малфоем.
- Грейнджер, сядь. Ты заслоняешь мне солнце – это раз, а во-вторых, джентльменам не положено сидеть, когда девушка стоит, пусть даже она и… - Гермиона оборвала его, не дав разразиться неприятной сцене, которая привела бы их к скандалу, который никому не был нужен, особенно сейчас:
- Хорошо, хорошо, я сяду, - сказала она и опустилась прямо на мерзлую землю перед юношей, - и взглянула на него торжествующе, мол, видишь, я села прямо к твоим ногам.
- Грейнджер, ты умом тронулась, - взревел Драко, подрываясь с места и хватая за локти Гермиону, поднимая ее с земли, - совсем уже? Нет, я, конечно, не против, если ты хочешь умереть от какого-нибудь воспаления, только пусть твоя смерть будет не на моей совести, ладно? – он строго смотрел на нее, а в его глазах читалась неприкрытая злоба.
- Хорошо, Малфой, как скажешь, - засмеялась Гермиона, видя, в какое замешательство его приводит ее поведение. – Только, мне немного холодно, - продолжила она, потирая плечи и руки в попытке согреться. В следующую секунду Гермиона левитировала из палаты Малфоя его куртку, в которую тут же укуталась, пытаясь отогреть порядком озябшее тело. И с усмешкой глядя на Драко, она опустилась на скамейку.
- Это был курс выживания, который я пропустил, очевидно, на Истории Магии или Прорицаниях? – бровь Малфоя взлетела вверх, но на его сарказм Гермиона лишь улыбнулась:
- Ну, ты же сидишь в моей куртке! Так что мы квиты, идет?
Драко помолчал немного, а затем ответил:
- Идет, - и выдохнул с присвистом.
Они молчали какое-то время. Когда Гермиона уже отчаялась услышать от него хоть слово, она собиралась задать юноше вопрос, но тот сделал предостерегающий жест рукой и сказал:
- Тише! Слышишь? Это звуки их голосов…они переговариваются…
Гермиона смотрела на Малфоя во все глаза, пытаясь понять, не сошел ли он с ума, но потом она поняла, о чем он говорит – он и сейчас слышал отзвуки прошлого, которые не давали ему покоя и по сей день. Он погружался в свои воспоминания, как будто перед ним стоял Омут Памяти:
- Это было первое января 1998 года. Когда мы вернулись в Англию, и не знали, куда идти – в Малфой-Менор или сразу к Эдгару. Мы придумали эту легенду, чтобы попытаться спасти Эвелин…
- Дорогая, ты должна пожить в Норе! – настаивала миссис Уизли, держа дочь за руку и ведя ее по коридорам Больницу Святого Мунго. На глаза Джинни надели темные солнечные очки, чтобы яркий свет, проникающий через кожу и воздействующий на глаза, не сделал ей еще хуже.
- Нет, мама, я хочу домой, - настаивала дочь, и она была настроена решительно.
- Но милая, кто-то же должен о тебе позаботиться! – приводила новые аргументы миссис Уизли.
- У меня есть муж, - чеканила каждое слово Джинни, - и пока он не вернется, обо мне может позаботиться Гермиона!
- Но милая, она сейчас… - миссис Уизли не закончила.
- Я знаю, но ее завтра выпишут, а до завтрашнего дня я смогу оставаться в доме одна. Я все решила, мама.
- Но это же опасно, - Молли не сдавалась.
- Мама, - Джинни резко остановилась, - я прошу тебя, пожалуйста, не надо. Не начинай, - и продолжила идти.
- Ну, хорошо, милая, хорошо – миссис Уизли поддалась давлению дочери. – Быть может, Флер побудет с тобой это день? Ну, пожалуйста, я тебя прошу. Мне так будет спокойнее!
Джинни поняла, что нужно искать компромисс и согласилась:
- Хорошо, но только до тех пор, пока не приедет Гермиона.
- Вот и славно! – обрадовалась Молли Уизли. Выйдя из Больницы, они сначала собирались аппарировать в Нору, а затем в дом, где еще до недавнего времени жила семья, которая теперь распалась. Может, и к лучшему.
Рон сидел в ожидании. В зале было темно, трибуны с присяжными были плохо освещены, но зато место, куда выводили подсудимого, находилось под столпом света. Загремели механизмы и замки, и на центр вывели человека. Гомон стихал, все взоры обратились на заключенного. Его черты не угадывались под лохматой челкой и выросшей щетиной, но вот его глаза говорили о многом. Рон всматривался в них, узнавая того, кого так давно искал и нашел, только там, где меньше всего ожидал увидеть. Суд начался.
- Чарльз Джон Уайет, вы являетесь чистокровным магом, потомственным волшебником древнейшего в Великобритании рода Уайетов и Прустов. Ваш отец, награжденный знаками отличия, и ваша мать являлись Упивающимися Смертью и были убиты в Первой Войне Волшебников. После их смерти вы были приняты в ряды Упивающихся Смертью и принимали участие во Второй Битве Волшебников, встав на сторону Лорда Волдеморта. Вы были приговорены к заключению в Азкабан, но в связи с вашим побегом были объявлены в розыск. Находясь обманным путем под личиной другого человека, вы в течение нескольких лет проживали на территории Великобритании. Вы заключили брак с чистокровной волшебницей Джиневрой Молли Уизли. Вам предъявлены следующие обвинения: вы обвиняетесь в убийстве двадцати пяти человек, пятидесяти шести маглов. Вы также обвиняетесь в покушении на жизнь четырех человек. Вы согласны с этим?
Когда говоривший закончил читать свиток пергамента, исписанный мелким почерком, он поднял взгляд, для того чтобы увидеть, что обвиняемому во всех этих убийствах и покушениях человеку нет никакого дела до сидящих в этом зале. Наступила тишина. Свидетели и судьи, присутствующие в полном составе, на трибунах молчали – Рон внимательно следил за Чарльзом.
- Вы признаете свою вину? – повторил свой вопрос мужчина, все еще державший в руках свой пергамент.
- Нет, - раздался хриплый голос Упивающегося. На лицах всех присутствующих отразилось непонимание, недоумение и недоверие. Верховный Судья взял слово:
- То есть вы отрицаете вашу причастность к данным фактам и хотите доказать нам, что не виновны? – он говорил медленно, растягивая слова.
Чарльз ухмыльнулся и ответил:
- Вы ничего не докажите, сэр, свидетелей нет, и некому подтвердить то, что на меня был наложен Империус, под действием которого я чуть более трех лет жил в Англии, - обвиняемый замолчал, переводя дух. Ему было тяжело говорить и трудно сохранять вертикальную позу. Он продолжил:
- Однако у вас есть основания считать меня убийцей по всем предыдущим пунктам – по ним меня уже судили и признали виновным, - говоривший обвел взглядом всех сидящих, а затем вновь посмотрел на судью:
- Вы бы никогда не нашли меня, если бы Поттер не вернулся.
- Вызываются свидетели, - бесстрашно проговорил секретарь, - Рональд Билиус Уизли.
Рон встал и начал спускаться по ступенькам, приближаясь к Чарльзу. Они смотрели друг на друга в упор, пока рядом с обвиняемым не появился стул, на который Рон сел. А дальше началась череда формальных вопросов для протокола, выясняющих статус крови, положение, семейные связи. Рон отвечал не задумываясь, и лишь когда пришел черед вопросов, непосредственно касающихся данного дела, он будто бы очнулся.
- Мистер Уизли, скажите, вы знакомы с обвиняемым?
- Да. Он – муж моей сестры.
- Вы были знакомы с ним раньше?
- Да.
- При каких обстоятельствах произошло ваше знакомство, поведайте суду, пожалуйста.
Рон перевел взгляд с лиц присутствующих на стену за их спинами. Он всматривался в нее, точно в карту или полотно, пытаясь разглядеть детали. Память медленно возвращала его назад, в прошлое, на пять лет назад. Он как раз прибыл в Испанию. Был январь, но в Каталонии на побережье Средиземного Моря было тепло, и впереди была новая жизнь…
Рон по прибытии первым делом снял комнату на чердаке захудалого домишки на побережье, откуда открывался прекрасный вид на море. Он надеялся пробыть здесь несколько месяцев, найти подходящую работу, а потом будет видно.
Как-то в жаркий день, когда солнце стояло в зените, прогуливаясь по одной из главных улиц города и ища себе новый дорожный плащ, Рон, задумавшись, чуть не сшиб маленькую девочку, которая точно выросла у него на пути.
- Ой! – кто-то вскрикнул и Рон взглянул под ноги. Рядом с ним стояла девочка лет пяти, в красивом цветастом платье. Она стояла прямо посреди улицы, очевидно, потеряв маму. Рон изумленно уставился на ребенка, а тот в свою очередь заговорил:
- Сеньор, вы чуть не сбили меня, - и девочка улыбнулась. Рон улыбнулся в ответ:
- Просите, маленькая сеньорита, я вас не заметил. Где твоя мама, ты потерялась? – парень наклонился к девочке.
- Нет, ответила та и вытянула свою ручку, указывая на дверь магазина, - моя мама сейчас придет, - Рон проследил за ее пальцем и увидел в окне магазина изящную девушку в белом платье, уже расплачивающуюся с хозяином магазина. А тем временем девочка продолжила:
- Но вообще-то, моя мама не разрешает мне разговаривать с незнакомцами, - и ребенок стал дергать Рона за рукав, привлекая его внимание к себе, потому что он засмотрелся на девушку.
- Да-да, и твоя мама совершенно права, - едва отдавая себе отчет в том, что говорит, ответил юноша. – Давай отойдем с дороги, а то тебя еще кто-нибудь толкнет, - и с этими словами он повел девочку к магазину, откуда как раз в этот момент с большими перевязанными коробками и пакетами выходила девушка в белом платье. Увидев ее, девочка закричала:
- Мама! Мама! – девушка подняла голову и, увидев свою дочь, бросилась к ней, бросив все пакеты:
- Почему ты отошла так далеко, Валенсия? Святая Дева Мария! Ну, сколько раз тебе повторять! – девушка говорила еще что-то, отчитывая свою дочь за непослушание. Рон смотрел на нее и понимал, что все в этот миг стало прекрасным, в его жизнь вошла красота и надежда, как только в его жизни появилась она…
- Простите, могу я вам помочь? – Рон присел, собирая упавшие коробки. Девушка взглянула на него своими синими глазами, заставляя утонуть в них и не хотеть спасаться.
- Мама, мама, этот сеньор отвел меня к магазину, - говорила Валенсия.
- Что? – девушка едва смогла отвести взгляд от молодого мужчины, который с таким усердием собирал разбросанные ею же покупки, и который так лучезарно улыбался. – Да, милая, конечно, - опомнилась она, - это хороший сеньор и мы должны сказать ему спасибо, - продолжила девушка, поднимаясь и беря дочь за руку, подходя ближе к Рону. Рон встал к ним на встречу, держа собранные вещи:
- Ну что вы, сеньора…
- Сеньорита Арсэлия Соле, - сказала девушка и протянула руку для знакомства.
- Рональд Уизли, - ответил ее собеседник и поцеловал руку девушки.
- Спасибо вам, сеньор Рональд, что присмотрели за моей дочерью. Это Валенсия, - сказала Арсэлия, обнимая свою дочь за плечи. Девочка протянула руку Рону, которую он символически пожал, улыбаясь:
- Очень рад. Я могу помочь вам донести эти коробки, они такие громоздкие, - Рон едва удерживал их - скользкие ленты, которыми были перевязаны свертки, практически слетали с его рук. Арсэлия улыбнулась:
- Если сеньор будет так добр, - и она указала по направлению в конец улицы, где та уходила вниз, спускаясь в спасительную тень.
Они шли втроем, продолжая знакомство.
- Вы иностранец, Рон? – спросила Арсэлия.
- Да, я буквально позавчера прибыл в этот славный город из Африки, - Рон постоянно улыбался.
- И надолго вы здесь?
- Не знаю, но пока уезжать не планировал, - ответил юноша, восхищенно глядя на свою новую знакомую.
Так они шли еще минут пятнадцать, пока не остановились у одного из двухэтажных домов с ярким зеленым газоном и белыми розами, покрывающими весь близлежащий участок вокруг дома.
- Вот мы и пришли, - сказала Арсэлия, - спасибо вам за помощь.
- Всегда рад помочь, - ответил Рон, чувствуя горечь расставания. Наступила пауза. Арсэлия с интересом наблюдала за юношей, но тот так и не решился ни на что. Он только сказал:
- Надеюсь, еще увидимся. Сеньорита Валенсия, - и пожал руку девочке, - сеньорита Арсэлия, - и коснулся губами прекрасной едва тронутой загаром кожи руки, - до свидания.
- До свидания, сеньор, - хором ответили девушки. Рон седлала пару шагов назад, а они направились в дому. Рон пошел обратно, а когда обернулся посмотреть на них в последний раз, но их уже не было.
Рон поднимался вверх по улице, еще несколько раз обернувшись на их дом – дом, где жила самая прекрасная незамужняя испанка со своей прекрасной дочерью. Он шел и думал о том, что мог бы вот так прожить всю оставшуюся жизнь на берегу Средиземного Моря, просыпаясь под грохот волн и засыпать под россыпью звезд на черном небе. И оставить где-то там, далеко позади то, от чего он убегал все эти годы: от дружбы и предательства, от боли и тоски, и от любви, от Гермионы.… Теперь, когда он просто увидел их лица, он не смог бы оставить их – он хотел быть рядом и просто жить. Это прекрасное место на Земле, не тронутое черной дымкой плащей Упивающихся и не вздернутое испугом от свиста смерти Дементоров. Здесь ничего этого нет, и это хорошо – ведь тут спокойно, а всем рано или поздно нужен покой и доброта, льющаяся с небес в дар за переживания и сломанную жизнь.
Утром следующего дня Рон проснулся, лежа в кровати, на чердаке, под самым потолком, а в окно через яркие шторы пробивались солнечные лучи. Вот тогда он подумал, что впервые за долгие годы спал спокойно, без сновидений, и выспался!
На минуту ему показалось, что все вчерашнее – просто сон, мираж, его фантазия, но на кистях еще виднелись уже едва заметные красные полоски от лент, натиравших руки, и Рон улыбнулся: «это был не сон». Он встал, оделся и направился в город, надеясь встретить Арсэлию вновь и все-таки купить себе новый дорожный плащ. Но, проходив по улицам около четырех часов, он так и не встретил девушку. И как ни всматривался Рон в лица проходящих мимо синьорин, так и не смог разглядеть среди них ту единственную, что сейчас занимала его мысли.
Около недели Рон каждый день ходил в город, придумывая для себя различные предлоги: то купить еще что-нибудь из одежды, то отнести в ремонт дорожную сумку, то сходит в аптеку за лекарствами для своей хозяйки. Однажды он даже отважился спуститься по улице чуть ниже, чем спускался обычно – чтобы не просто видеть их дом, но и, возможно, постучать в него. Но, постояв несколько минут у газона с белыми розами, Рон так и не решился постучать – развернулся и ушел вверх по улице, унося с собою надежду вернуться сюда завтра.
Уже начинался февраль, когда Рон Уизли гулял по берегу моря, наслаждаясь теплым ветром, который пах солью и чем-то, чего в его жизни никогда не было – спокойствия, быть может. Рон шел босиком, неся в руке сандалии – так делали все местные жители, кто забредал на пляж днем – ведь песок был таким чистым и мягким. Он услышал где-то в стороне женский голос:
- Валенсия, Валенсия! Не убегай далеко и будь осторожна! Я прошу тебя, слышишь? – Девушка стояла у самой воды, приложив руку козырьком ко лбу, и наблюдая за маленькой девочкой. Она была в платье небесно-голубого цвета, ветер развивал ее каштановые волосы, словно знамя победы. Миндалевидные синие глаза смотрели на ребенка с такой любовью, которую невозможно отнять у матери ни под каким предлогом – даже смерти. Рон замер на секунду, а затем, не отдавая себе отчета в том, что делает, окликнул девушку:
- Арсэлия! Сеньорита Арсэлия! – и чуть ускорил шаг, приближаясь к ней. На его голос девушка мгновенно обернулась. Ей хватило секунды, чтобы узнать идущего к ней человека, и она улыбнулась, отворачиваясь от солнца к Рону, и убирая руку ото лба:
- Сеньор Рональд, добрый день, - и обернулась к дочери, - Вале, посмотри, кто нас нашел, это сеньор Рональд, поздоровайся. Девочка мгновенно бросила все свои забавы у воды – камешки и ракушки – и побежала к Рону. Он присел на корточки, чтобы обнять Валенсию, но та стремительно налетела на него, едва не повалив на песок, и Рону пришлось резко выпрямиться, подхватывая ее на руки и кружа в воздухе.
- Валенсия! Рад тебя видеть, - сказал Рон. Девочка засмеялась, обнимая Рона за шею, и сказала ему:
- Сеньор, я тоже рада вас видеть. Покружите меня еще! – и звонкий смех раздался прямо над ухом юноши. Он кружил ее, не помня себя от счастья. Он чувствовал себя не то чтобы отцом этой девочки, но ее опорой и радостью. Ее мать стояла, улыбаясь – она была счастлива, ведь была счастлива ее дочь.
Они гуляли по пляжу, держа в руках сандалии, смеялись и шутили. Выбирали красивые ракушки и кидали камешки в воду. Когда наступил вечер, и солнце уже купало свои лучи в море, они подошли к дому с белыми розами и остановились. Валенсия тихо посапывала на руках у Рона, давно устав и набегавшись за день. Арсэлия открыла ключом дверь и впустила гостя с дочерью на руках, указав ему ее спальню, куда следовало отнести девочку. Пока Рон поднимался на верх и укладывал Вале спать, Арсэлия, стоя внизу, размышляла о том, как бы хотела продлить этот день еще на чуть-чуть, ведь он был таким счастливым. Она задумалась о своей жизни: что позади, что впереди, и глаза ее погрустнели.
Спускаясь по лестнице в гостиную, нагретую за день лучами солнца, и купающуюся в его лучах, где на окнах висели тяжелые оранжевые шторы до пола, Рон заметил, что Арсэлия о чем-то задумалась, и она печальна. Он захотел согнать с ее прекрасных глаз любые отголоски горестей, хотел охранять ее от этого, не хотел видеть в своем счастье хоть какую-то боль. Он медленно подошел к Арсэлии не ближе, чем на расстояние вытянутой руки, и дотронулся до ее плеча. Девушка резко обернулась – их глаза встретились. Слова были излишни. Они хотели сказать так много и не говорить ничего. Они все понимали и хотели одного и того же – счастья. Руки. Губы. Поцелуи. Она – вся солнечная, южная, согретая и выросшая под солнцем, напитанная им. Он – холодный, бледный, выросший в дождях и туманах Англии, не радуясь солнцу, которое вечно слепило глаза. В этой гостиной в эту ночь соединились полюса. Они любили. Жар их тел растопил бы лед Арктики. Руки. Плечи. Поцелуи. Последний взгляд, чтобы понять, что это все желанно. Взмах – и платье на полу. Тени на телах скользят по мебели и окнам. Ноги, бедра, шея, касания и ласки, ее вздох. Она выгибается, вонзая ногти в его спину – еще, еще! Еще любви, еще надежды! Он обнимает ее, ощущая, как часто бьется ее сердце в груди, как она шепчет что-то по-испански, но он все понимает.
Солнце погрузилось в море, когда эти двое были счастливы. Ночь заступила на свой пост, усыпав звездами все небо, когда эти двое любили друг друга. Рассвет прокрался между шторами в комнату, когда эти двое спали, обнявшись, и были счастливы…
*****Как всегда, в ожидании :) ******** **
