Глава 18Главное здание было огромным. Тсуна впервые видел его снаружи и был внутри, и он мог только поражаться идеально выверенным линиям, общей идеей и схожестью с дворцом. Внутри было не протолкнуться — Аоки предположил, что здесь собралась вся семья Кайгара, чтобы, несмотря на общую нервозность, поприветствовать наследника. Ему кивали, но вежливость и восковые улыбки не скрывали презрения в глазах — очевидно, слухи о его никчёмности вышли далеко за пределы дома Иемитсу, и во всей Кайгаре не было хоть одного оммёдзи, воспринимающего его всерьёз.
Его вели в центральную, самую большую комнату, чтобы вся семья могла наблюдать за церемонией. Как Тсуна понял из объяснений отца, которые он дал ещё в то время, пока Аоки не был признан безнадёжным, церемония была скорее формальностью, красивым представлением, призванным просто показать лицо наследника. Конечно, желательно, чтобы будущий глава продемонстрировал свои таланты, но это было совсем не обязательно — известно, что одно время наследником пятого был человек, даже не способный видеть аякаши, и всё прошло нормально. Тсуна полагал, что с ним сделают то же самое, окончательно поставив клеймо никчёмности. Он даже успел расстроиться и смириться, собираясь просто плыть по течению, когда его взгляд зацепился за печать, висящую прямо за нынешним главой. Их было несколько — прямоугольные листы бумаги с заклинаниями, висящие ровно посередине между полом и потолком, поддерживаемые чужой Ки и, будто охватывающие небольшой столб.
Это колонна! Центральная колонна, удерживающая барьер!
Мысли Тсуны начали стремительно бежать вперёд, перепрыгивая с одного на другое, Аоки напрягся и начал думать. Ломать не строить, он прекрасно справлялся с разрушением даже самых сложных печатей — чего уж там, половины он просто не замечал. В принципе, здесь хватит одного удара, надо только правильно рассчитать угол и вбухать как можно больше сил. Вопрос в другом — через сколько его убьют разъярённые оммёдзи, если он сломает их барьер?
Возможно, волнения в семье связаны с тем, что он выдал Шинде месторасположение семьи Кайгара, и теперь вокруг бродят смертельно опасные аякаши. В этом случае разрушение барьера обернётся их полным уничтожением — ёкай просто всех сожрут, не разбираясь, кто хороший, кто плохой. Если же всё не так, есть шанс, что он всё равно не сбежит — вряд ли особняк расположен в черте города, и он просто не выберется к цивилизации, погибнув где-нибудь под кустом. Однако, надежда всё же есть — если его кто-нибудь спасёт. Чёрт — у него полно сильных друзей, но среди них нет ни одного сикигами! Если бы они были связаны, он мог бы их позвать — и Генко, например, мог бы даже успеть до того, как Кайгара покарает предателя, если бы воспользовался лисьими тропами. Однако ни один из аякаши его не услышит — но, при этом, он всё равно мог позвать.
Иными словами, когда Тсуна безучастно сидел рядом с нынешним главой, даже не слушая его речь, он думал только об одном — если он помолится о помощи, убьёт ли его Хантеншин? Да и вообще, звать его было довольно рискованно — несмотря на свинское отношение, Аоки не желал смерти всех этих людей. Бог с горы Они, скорее всего, попытается их уничтожить — Кайгара, конечно же, будет сопротивляться, и последствия этой битвы будут самыми печальными. Возможно, проблем удастся избежать, если Тсуна правильно сформулирует желание — у Богов, при всём их могуществе, существуют свои ограничения. Опять же, не факт, что Хантеншин откликнется. Он, конечно, демонстрировал чудеса дружелюбия, но оно вполне могло остаться на уровне «позволяю тебе уходить живым с моей горы», и тогда всё будет бессмысленно. Такой себе план — или просто плюнуть на всё, разрушить колонну и будь, что будет?
Церемония подошла к тому моменту, когда Тсуна должен был выйти вперёд и произнести приветственную речь. Глава кивнул, Аоки повернулся к остальным членам семьи и открыл рот, чтобы начать речь, когда отец больно стукнул его по рёбрам и выпрямился, позволяя себе говорить от его имени.
Ну всё, Иемитсу. Отец давно унижал его и издевался, но это было уже слишком!
Наплевав на этикет и правила, Тсуна вскочил и сжал кулаки, вызывая всеобщий ужас и мёртвую тишину. Взгляд отца сулил мучения и смерть — Тсуна весело усмехнулся, подавляя желание плюнуть.
— Ты, кажется, ничего не понял? Сказал же, что не собираюсь плясать под твою дудку.
До колонны было три прыжка — он преодолел это расстояние и ударил до того, как кто-нибудь понял его намерения. Как и ожидалось, успешно — печати несколько раз мигнули и рассеялись, будто их и не было. Аоки торжествующе фыркнул, мысленно вопя: «Молю, забери меня отсюда, Хантеншин!».
Комната, полная важных оммёдзи, смотрела на него, как на убогого, больного на голову идиота. Нынешний глава потёр лоб и тяжело вздохнул. Отец медленно поднимался на ноги, переполняясь убийственной Ки. Тсуна икнул и бегло осмотрелся, выбирая направление — надо бежать, пока его никто не убил. И почему он не продумал путь отступления до того, как решил лишить семью Кайгара щита?
Именно в тот момент, когда он решил сделать первый шаг, прогремел взрыв.
Когда Тсуна смог откашляться от поднявшийся пыли, а известь улеглась, он обнаружил, что главного здания в особняке Кайгара больше не существовало — его просто снесло, оставив от великолепного сооружения одни обломки. Но гораздо интереснее было то, что вызвало этот взрыв.
Сам Аоки стоял между передних лап обратившегося Ракки, и его макушка даже не доставала до кошачьей груди. Справа расположился Генко, только в виде огромной чёрной лисы, которая была даже больше Ракки и Буру-чана. Гьюки, кстати, тоже был здесь — слева и сбоку. Он, кажется, проломил крышу соседнего крыла одной из своих лап, а сейчас старательно сдерживал дыхание, чтобы никого не отравить. Ближе к Тсуне стоял полностью обратившийся Йоши — Аоки знал, что его морда должна выглядеть просто ужасно, но разросшаяся маска благородного господина не давала на это посмотреть. Оммёдзи в ужасе повскакивали со своих мест и замерли, не зная, кого атаковать. Так бы они, наверное, и стояли — молчание нарушил вездесущий Ракки:
— Хозяин, ты в порядке?
Генко тихо фыркнул, а потом воспламенился, став привычным почти-человеком.
— Прости, что задержались — мы так и не смогли преодолеть барьер. Пришлось ждать, пока ты что-то предпримешь.
Следом к привычному облику вернулся расстроенный Йоши, печально почёсывая свою уменьшившуюся маску.
— Мне очень стыдно, Тсуна. Я должен был охранять тебя, но не смог преодолеть барьер, выставленный твоим отцом. Мы почти потеряли тебя.
Как и следовало ожидать, последним обратился Ракки, сразу же повиснув на его спине.
— Да уж, мы были в отчаянии! Повезло, что ты смог передать весточку с тем страшным тенгу, хозяин. Правда, кажется, он уже несколько столетий враждует с Хантеншином, так что Намимори придётся достраивать, но зато мы тебя нашли.
Тсуна осторожно покосился на Буру-чана, с ужасом ожидая момента, когда он тоже станет человеком и потребует виноград. И это в такое время, в месте, полном оммёдзи! О чём вообще думают эти аякаши?!
Генко поймал его взгляд и улыбнулся, как полный кретин.
— Буру-чан слишком нервничает, так что не может изменить форму. Не волнуйся, всё под контролем.
И кивнул на семью Кайгара, предлагая Тсуне на них посмотреть. Действительно, им ничего не угрожало — оммёдзи испуганно смотрели куда-то вбок, за то, что открылось за обрушенными стенами. Аоки, из чистого любопытства, тоже посмотрел, и беглого взгляда хватило, чтобы поперхнуться.
Мир за пределами поместья был переполнен аякаши. Их было так много, что за телами не было видно ни деревьев, ни земли. Настоящая армия из ёкай самых разных видов и размеров, объединённые только злостью и готовностью кого-нибудь разорвать. И, конечно же, почтением — впереди, чуть дальше от остальных, стоял Хантеншин. Кажется, у него не было рук, ибо они превратились в колючие отростки опасного и ядовитого растения, а половину лица закрывала кора, но это явно был именно он, готовый спустить армию своих аякаши на врага.
— Эм, Хантеншин-сама.
Один из дайкоку обернулся и прикрыл видимый глаз, видимо, выражая приветствие.
— Ты долго ждал, прежде чем позвать меня, зверёк. Я был готов ответить на твою молитву.
— Он просто не мог до тебя докричаться, Они. Барьер гнилого рода глушил даже самые искренние крики.
Шинда спикировал откуда-то сверху, произнеся эти слова максимально издевательским тоном, но в этот раз тенгу и Бог не стали драться — они синхронно повернулись к замершим, беспомощным оммёдзи, собираясь их атаковать. Чёрт, против такого войска не выстоял бы и легендарный Абэ-но-Сэймэй!
— Стойте! Ребят, давайте не будем пороть горячку и просто уйдём отсюда. Кайгара останется целой, я вернусь домой, и всё будет хорошо, идёт?
Его друзья были настроены крайне скептически, но у Тсуны был шанс их уговорить — даже сумасшедшего Шинду и жаждущего крови Хантеншина. Проблема была в том, что здесь были не только они.
— Хорошо? Ты разрушил барьер, призвал сюда демонов и поставил под угрозу всю семью! Тебе придётся очень постараться, чтобы оправдать хотя бы часть своих действий, Савада Тсунаеши.
Ну конечно же — у Иемитсу язык отсохнет, если он скажет «сын». Оммёдзи отошли от шока и начали действовать — создали боевые щиты, сгрудились в кучу и подготовились к нападению. Аякаши, увидев это, также напряглись, и воздухе стало душно от концентрации Ки. Кажется, где-то в толпе мелькнула Наги — Тсуна слишком нервничал, чтобы повернуться и разглядеть получше. Кажется, он только обрёк всех этих людей на смерть — или аякаши на порабощение. В любом случае, последствия будут ужасающими, и виноват во всём только он, Аоки Тсунаеши.
— Не думал я, что дойдёт до такого.
Умарекавару-сенсей, собранный и спокойный, возник прямо посреди готовящегося побоища. Аякаши замерли, а его друзья даже приветливо кивнули. Гораздо интереснее, что семья Кайгара тоже узнала старичка, и теперь уважаемые оммёдзи перешёптывались между собой, с благоговением рассматривая мёртвого коллегу.
— Ну и заварил ты кашу, глупый ученик.
Тсуна сразу же встрепенулся, выбрасывая подготовленные печати и начиная ныть.
— Это всё они, я не виноват!
В обычной ситуации ему бы прилетело веером, но сейчас сенсей только вздохнул, грустно осматривая растерянных оммёдзи.
— К сожалению, я вынужден согласиться с тобой. Эх, видел бы мой ученик, во что превратилась его семья. Кайгара, куда делась ваша гордость?
Люди растерянно переглядывались, пристыженные присутствием древнего духа. Тсуна уже не удивлялся — он всегда знал, что старик не так прост, и его невольное признание многое объясняло. Глава семьи опустил голову, признавая свою ошибку, а Иемитсу сжал зубы, играя желваками, и вышел вперёд.
— Прямо сейчас я упорно пытаюсь её вернуть. Вы правы, Умарекавару-доно — Кайгара прогнила до нутра. Посмотрите вокруг, посмотрите на них — вы же видите, что им нужны перемены? Я говорю об этом уже много лет — семье необходимо вернуться к истокам, стать такой, какой её создал первый! Вы не слушали меня, и посмотрите, к чему это привело! Теперь вы точно согласитесь со мной, девятый. Теперь…
— Хватит, пап — я же уже сказал, что не пойду на поводу у твоих амбиций.
Тсуна видел, к чему всё идёт. Слышал патетическую речь с нужными словами, видел согласие в глазах людей — и понимал, что всё было неправдой. Занзас предупреждал об этом, и сейчас Аоки удивлялся только тому, что он тянул с побегом до последнего.
— Ты сам уничтожил ваше будущее. Решил подняться выше, использовать меня, совершенно наплевав на интересы семьи. Главой должен был стать Занзас, верно?
Аоки с удовлетворением смотрел, как отца перекосило.
— Этот хафу…
— …был прямым потомком второго главы, я прав? Я не слепой, отец, и видел гравюры в библиотеке. К тому же, второго часто видели в обществе белого лиса, который добровольно решил служить ему и его потомкам. И ты, конечно же, знал с самого начала. Простите, девятый — вряд ли он вернётся. Даже если вы попросите. При нашей встрече он просил передать, что сыт по горло — а ещё что он был готов, но теперь не станет даже пытаться.
Огонь, начавший разгораться в глазах главы, медленно потух, и он печально кивнул. Растерянные оммёдзи переговаривались между собой, и только отец совсем потерял голову от ненависти.
— Наш род не занимал достойных должностей с того момента, как первый оставил свой пост! Кайгара была захвачена, осквернена наглым младшим братом, присвоившим себе титул второго, а теперь его наглый потомок, рождённый от гайдзина, собирается всё окончательно разрушить — и ты хочешь, чтобы я молча сидел и смотрел? С нас началась Кайгара, сын! Мы должны стоять во главе этой семьи!
Тсуна прекрасно понимал отца и его амбиции. Возможно, не будь этих лет мотания по «отцам», не будь побоев и унижений, не будь этого фарса с похищением и игры в «примерного папочку»…
История не знает сослагательного наклонения, Иемитсу. Ты знал?
— Мне нет дела до ваших желаний, Савада-сан. Я уже говорил, что Кайгара — это то, с чем я не желаю иметь ничего общего. Ищите другого наследника — двух вы уже лишились, значит, где-то есть запасной третий. Ракки, не мог бы ты унести меня отсюда?
Аякаши кивнул, принимая свою огромную животную форму. Тсуна легко запрыгнул на мощную шею, остальные тоже изменились, и их процессия взмыла в воздух. Шинда рассмеялся, исчезая в порыве ветра, и даже Хантеншин оступил, сказав своей армии, что такие жалкие червяки не достойны убийства. Разрушенная Кайгара осталась далеко позади, Тсуна усмехнулся и достал небольшого бумажного человечка — осталось исполнить последнее обещание.
— Вернуть тебе имя, Натс?
Натто-козо, с восторгом рассматривающий землю с высоты птичьего полёта, фыркнул и скрестил руки под головой.
— Вот ещё что. Буду путешествовать с тобой — и, чур, я твой первый и последний сикигами!
Тсуна улыбнулся и закрыл глаза, подставляя лицо тёплому, мягкому ветру.
