Глава 17Чем дольше они гостили в Варии, тем меньше Тсуна хотел возвращаться. Это место всегда тянуло его, заставляло эмоции отступать и обрастать рыбьей чешуёй — сейчас, когда под боком были Хранители, всё стало ещё хуже.
Да, Реборн сломал его. Да, обучение было невыносимым, и он прострелит Занзас башку, если её вдруг переклинит и она решит нанять Аркобалено для Джанни — но именно это сделало его тем, кем он есть. Боссом, Рыбой, человеком-функцией — и после того, как процесс был окончательно завершён, Тсуна понял, что его всё устраивает. Он даже захотел, по-настоящему захотел стать Боссом — взять на себя управление Вонголой, сесть в кресло и изменить этот мир к лучшему.
На него до сих пор иногда накатывало, на самом деле. В такие моменты он шёл на охоту вместе с Хибари, а потом выкуривал целую пачку, стоя на стрёме и слушая, как тонфа снова и снова сминают плоть. Преступник сначала кричал, потом вдруг ломался и начинал плакать — Ёж никогда не останавливался, пока плач не менялся на скулёж. В такие дни Савада нарушал их правила и курил в машине, и Хибари, захваченный этой «почти той самой атмосферой», ничего ему не говорил.
Чёрт. Вернутся в Муроран, надо будет повторить.
— Созерцаешь, Рыбёха?
Тсуна отвлёкся от своих мыслей и чуть не выронил горящий бычок, когда Занзас нарушила его уединение на одном из открытых балконов. Джанни, утомлённый событиями дня, уже спал, так что Саваде, впервые за долгое время, выпала возможность насладиться сицилийским закатом. Впрочем, Занзас сделала этот вечер ещё лучше — теперь он мог созерцать и прекрасный закат, и прекрасную женщину.
— Анализирую.
Она усмехнулась и подошла почти вплотную, а потом опёрлась на парапет.
— Ты всегда анализируешь, мудила чешуйчатая. Лихо ты с моим братцем и креслом. Знал, что я рядом?
Савада улыбнулся, понимая, что с его стороны будет глупо это отрицать.
— Знал. Но я правда думаю, что ты была единственной, кто должен был стать Дечимо.
Занзас хмыкнула, а потом резко стала серьёзной и потёрла лоб.
— Так тошно от этого. Прихожу иногда на могилу к старику — ну, знаешь, вспоминаю, как растил, как пистолеты подарил, и вот прямо накатывает. Иду с цветами даже, прикинь? Где я и где цветы — те веники, что ты таскаешь, не считаются. А как приду, вспоминаю этот приказ и харю эту довольную, которая нахуй рушит мою жизнь. И так мерзко, что не до цветочков — так и тянет плюнуть. Пиздец, да? Столько лет прошло, а всё равно тошно.
Савада кивнул — именно он и есть, в чистом виде. Потому что такие вещи никуда не исчезают. Мучают всю жизнь, приходят во снах, напоминают о себе в самый неподходящий момент. И неважно, сколько лет прошло — больно так, будто их и не было.
— Занзас, у тебя есть мечта? Не логичная или правильная, а твоя. Настоящая, живая, чтобы жизнь было положить не жалко?
Она отнекивалась, конечно. Смеялась, хихикала, называла «тупой рыбиной» и пыталась пробить ему хук в солнечное сплетение — а потом вдруг сдулась, ткулась лбом в скрещенные руки и почти заплакала.
— Чтобы Джанни стал следующим Вонголой. Я-то уже всё, конец. Даже если Фредерико отъедет, места мне не видать, пока Босс не отменит эту ёбанную поправку, а он скорее передаст власть тебе, чем отменит её. Я ведь… ведь… Когда ты пришёл, почти смирилась. Подумала — ладно, похер, этот ещё более-менее. А они и тебя выкинули. Посадили… Это самый тупой, самый неудачный, самый пиздецовый выбор из всех, что вообще можно было сделать. И всё. Пизда. Теперь Семья в руках ублюдка и его потомков. Я в пролёте, ты в пролёте — не смешно и обидно. И я знаю, что быть доном Вонголой это морока та ещё, но я бы всё отдала, чтобы этот мир стал хоть немного справедливым.
Тсуна не знал, что потянуло его за язык. Чужая откровенность? Внутренние демоны? Магия момента? В любом случае, он совершенно не собирался делать этого — не собирался наклоняться так, чтобы их головы были на одном уровне, и улыбаться по-рыбьи.
— Ты ведь знаешь, верно? Тебе достаточно просто попросить.
Она огрызнулась:
— В благородство играешь?
Тсуна выпрямился, пожал плечами и вытащил сигарету — последняя в пачке, надо ещё купить.
— Я всегда восхищался тобой. Опять же — если ты не заметила, я был создан для того, чтобы изменить мир Мафии.
Занзас снова встала в полный рост и скрестила руки на груди.
— Ты ж не собираешься возвращаться, верно? Собираешь манатки и валишь в свой уютный мир.
Тсуна легко улыбнулся — он и сам не был уверен в том, что несёт его будущее.
— Это не так важно, не находишь? Впрочем, можешь считать, что я восхищаюсь тобой настолько сильно, что готов поставить твои интересы выше собственных. Так что, донна Эспозито, моя жизнь в ваших руках — или, если хотите, перед вами джинн в бутылке.
Пока он говорил, игривое настроение куда-то исчезло. Тсуна замер, а потом подобрался и выкинул недокуренный бычок.
— Ты знаешь, что я могу сделать это. Мы можем, если разыграем это вместе. Достаточно просто попросить.
Занзас перехватила его настроение — тоже выпрямилась, стала грозной главой Варии, той, кто была рождена для кресла Дечимо. Подошла, как к товару на витрине, осмотрела со всех сторон. А потом вдруг хмыкнула, оскалилась и скрестила руки на груди.
— Издеваешься, Рыбёха? Во всемогущего Вендиче решил поиграть? Что же, пеняй на себя — потому что я действительно хочу, чтобы мой сын занял кресло Вонголы и стал Ундицензимо. Так что слушай внимательно, Савада Тсунаеши — иди и посади нашего Джанни на этот стул. Считай, что я тебя прошу.
И впервые за десять лет его будущее стало чертовски ясным.
