Глава 15. Когда опускаются руки.POV Cato
Я всегда был готов отбиваться до последнего, но почему-то сейчас, когда появились солдаты Тринадцатого, пал духом. Сколько прошло времени после того, как я в очередной раз принял безысходность своей ситуации? Возможно два или три дня. Всего ничего. Но что-то во мне снова щелкнуло, наверно, переключилось, и сделало живущим одной секундой. Сейчас я могу смотреть на меч в руках Мелларка с кровью Сойки на нем, через мгновение – вспоминать, что недавно тоже видел ее кровь, но пущенную мной… Пройдет еще миг и все, возможно, меня не станет, лава ли, или солдат с пушкой – мне конец…
Новое изобретение Тринадцатых поражает мое воображение. Всего лишь маленький, холодный прибор на затылок, и я проваливаюсь в никуда… Я так устал снова и снова задумываться, и понимать, что не знаю, что будет дальше. Может, стоит начать молить о смерти. Что мне стоит? Я уже давно ни жив, ни мертв. Кусок мяса на металлическом шампуре…
Почему? За что?
…
В чувства меня вернули, казалось, таким образом, впервые – ведро холодной воды в лицо. Капитолийский приемчик. Давайте еще сотню вольт мне к вискам - я оттянусь по полной, да и вас позабавлю…
Комната похожа на пустой чердак. На потолке вентиляционный люк и я чувствую тепло солнца, вижу его свет на руках. Нас оставили на самом верхнем уровне, видно для их безопасности. Помнят, последнее послание Сноу. Со мной здесь лишь знакомые рожи: та, что стала уже привычной, и двух увальней, вечно опекавших меня. Алкаш и Капитолиец будто стали сиамскими близнецами – редко, когда я видел их поодиночке в последние неделю-полторы.
Мелларк такой же мокрый и не менее злой, чем и я. Но почему-то кажется, что сейчас я спокойнее, чем когда-либо, хотя меня не слабо трясет. Пит же уже дергается, пытается высвободиться от жалких наручников за спиной, разве что не рычит, как псина на коротком поводке.
Плутарх нажимает на кнопку на маленьком пульте в руках. Щелк. И наши наручники звенят на полу. Щелк. И я чувствую напряжение в ладонях – работает магнит. На этот раз улучшенная версия – действует лишь на конкретную зону скелета. Руки сами по себе меняют свое положение, ладони скользят по поверхности моего стула. Вырываться или остановить движение – невозможно, все автоматизировано. И вот уже руки прикованы к подлокотникам.
Что будет дальше? Конечно… Ответ очевиден. Ступни. Спасибо, хоть дышать позволили.
- Ну и кто из них кто? Ясно, что один торчал у нас, а другой отсиживался в Капитолии. Но который из них наш Пит? – Плутарх нетерпеливо обходит вокруг меня и Пита.
Мелларк понял, как стоит себя вести, начал играть в безгласого - притих и не рыпается, а на Арене только так бросался язвительными фразами в адрес Тринадцатого Дистрикта.
- Понятия не имею, – шипит Хеймитч. Уверен, что он желает лишь выпить. - Думаю, нужно собрать всех... Оставим их. Все равно не заговорят. Будут играть в молчанку до последнего.
И действительно, они свалили. Дверь захлопнулась, и новый магнит дал о себе знать. На этот раз онемела спина, дышать стало сложнее.
…
Первое время мне трудно было смотреть на себя в зеркале и видеть чужое лицо. Теперь же мне любопытно, каково кому-то другому играть мою роль? Каково видеть свое собственное отражение и думать, что оно чужое, ненавидеть свое собственное я? Я вижу Мелларка, но он повторяет мои же повадки. Его взгляд совсем такой же, пропитанный ненавистью, его не скроет даже миленькое личико юнца. Временами он прислушивается, не поворачивая головы, просто смотря в сторону. Я вижу все эмоции, с которыми он сейчас мыслит. Мне не раз говорили, что я - раскрытая книга.
Мы сидим в одной камере, обоих держит магнит – не пошевелиться, разве что выдрать себе позвоночник. Сидим и смотрим друг на друга. Он думает, что я Мелларк, я знаю, что настоящего уже не существует. Капитолийцы даже нашу роль уничтожили.
- Ты ведь не помнишь, как попал в Капитолий? – спрашиваю я, не ожидая, что он мне ответит.
- Ты, что, надеешься узнать, что там со мной делали, и доказать, что я якобы Двенадцатый? Хочешь выдать меня за себя? И тогда ты умрешь, а я сгнию в чужой шкуре. Нет уж. Я лучше сам умру. И ты будешь до конца века радоваться, что наконец-то прикончил меня. Сам, не девчонка, а ты.
Мне хочется смеяться. Так вот какой я со стороны?! Слово скажи, а я тебе двадцать. Хорошо, пусть он получит то, чего ждет:
- Да, ты прав. Именно это я и хочу сделать. Я хочу знать, что сделал Капитолий с бедненьким мальчиком-пешкой из Второго. Сколько всего ему наврали, чтобы он согласился вылизывать им задницы? Да, я хочу посмеяться тебе в лицо, в свое, черт подери, лицо! И когда это закончится, я буду победителем, я, не ты!
Как я и думал, Пит скалится. Он не выглядит жалким в моих глазах, слишком хорошо копирует меня, от чего я сразу вспоминаю Шугара… После его уроков именно я жалок, в сравнении с этим актером напротив.
- На самом деле? Ты думаешь, что все было так плохо? Ох, нет, поверь. Это было довольно приятно. А вот как издевались над тобой… Видеть это было мне в кайф… Но я ничего не скажу, ни тебе, ни твоей глупой куропатке!
Мне так хочется подойти к Питу и врезать ему как следует. Этот идиот себе же делает хуже. Чего он ждет? Что его вытащат, как ждал я? Или он ждет, когда сработает капитолийская бомба-вонючка? Мне так хочется выбраться. Избавиться от самого себя, своей роли, в которую вот-вот перестанут верить. А этот сопляк играет… Как они сказали? В молчанку. Он все усложняет! И еще Сноу со своей выходкой… Как он мог позволить, во время эфира на всю страну, вытащить нас всех? Зачем он показал, что сдался? Разве что он с самого начала хотел нас доставить в Тринадцатый… И бомба все еще внутри меня… Или… Внутри нас… Обоих. Мы сдохнем и утащим за собой весь Дистрикт. Одного меня было всегда мало…
Мне хочется кричать, объявить о том, до чего додумался… Но кто мне поверит?
Катнисс, мне поверит только она… Но жива ли она после ране…
Мне становится стыдно из-за своих мыслей. Я, волнуюсь, за нее? Почему? Я ищу ответ внутри себя, и он оказывается так очевиден. Да потому что она мне доверяет, она мой долбанный билет на свободу…. Запудрить ей мозги проще простого! Но, проклятье, Мелларк прав! Я выдам тогда свою шкуру, как его. И тогда не вернуть мне свое лицо обратно.
Пит смотрит на меня и все скалится. Видно, читает на моем лице полную гамму чувств.
Я не реагирую. Меня это поражает еще больше. А сидеть напротив своего прошлого становится все неприятнее. Ведь Мелларк, как ни крути, оно и есть… Тот, кого хотелось прикончить, тот, кто копирует мои повадки. Эта мысль слишком засела в голове. Я уверен, что он и знает ровно столько, сколько знает обо мне Капитолий. А значит практически все.
Нужно придумать, как заставить его рассказать правду. Нужно…
…
Конечно, я не успел придумать, как действовать – открылась дверь. Тринадцатые заполонили камеру как стервятники. Кто-то с автоматами, кто-то – без, и все они смотрят на нас, на двух совершенно одинаковых людей, в головах которых что только ни творится. Что сейчас в моей? Не хочу признавать, но мне впервые страшно.
Трус! Я долбанный трус!
В Академии за трусость могли и избить. Трусов гнобили сильнее, чем слабаков. Я стал настоящим трусом, который поддался слабости. Из-за чего? Из-за желания стать победителем? Я оступился и сдался. Потом получил второй шанс. И все равно наступил на те же грабли. Да, это про меня. Я заслуживаю смерти. Это большая трусость, но я заслужил. Таким как я лучше гнить в земле.
- Давай, заходи, милая, - проговаривает Плутарх, затем в комнату завозят Катнисс в инвалидном кресле. В руках иглы, за спиной капельница и ее мелкая сестра, которая смотрит на нас, словно волк. Ах, да, кошак, не удачно с ним вышло.
- Ну что, вы выяснили, кто из них кто? – откашлявшись, спрашивает Хеймитч, появившийся следом. – У нас очень мало времени. Президент собирает нас через десять минут.
- Понятия не имею, - отвечает Боггс где-то из толпы. Надо же, выжил, падла. – Молчат…
- Анализы ДНК и лекарств в крови тоже идентичен, - говорит какой-то хорек в форме врача.
- Такого быть не может! – как ругательство произносит Хеймитч.
- Может. В Капитолии и не такое можно сделать, – бубнит Хевенсби.
А Плутарх-то тот еще эксперт, думаю я. Что же он тут забыл? Не может же быть, что ему так сдалось это перемирие. Власть… Власть нужна этой капитолийской крысе.
- Пристрелить бы их обоих и дело с концом.
- Последи за словами, Боггс! – рычит Хеймитч.
Может, они подерутся?! Калека и алкоголик… Я готов поставить на калеку, но тот ретируется:
- Да мы времени больше потеряем, если будем выяснять кто из них кто. Мы еще не знаем, вытащил ли Сноу из одного из них бомбу. А может быть она в обоих?! Лишняя минута и мы покойники, – в голове загорелась лампочка… Ну хоть до кого-то дошло, что Капитолий уничтожит вас со всеми потрохами.
- Как же я сразу не… - тихо звучит голос Эвердин. Ее щеки слегка краснеют, то ли от стыда, то ли от гнева. – Я не уверенна, но мне кажется, что все это время с нами был не Пит…
- После атаки мы забрали не того. Это было подстроено, – вмешивается Хеймитч. – Я знал, что нам так просто Пита не отдадут. Значит, нам подсунули шпиона.
Внутри пробегает дрожь. Вспоминаю тот день, когда принял решение отправиться в Тринадцатый. Лучше бы я остался в Капитолии и дождался Игр, думаю я, но резко понимаю, что в любом бы случае попал бы сюда, ведь я ходящая бомба. Специально приготовленная именно для этого гадюшника.
- Когда-то я заметила, что у… - она мешкает. Я мысленно ухмыляюсь, ну давай, девочка, произнеси мое имя. Признай, что я жив и жил с тобой месяцами. – …У Като… Его… Нитариумный… Скелет…
Да что же она так тянет? Говорить, дышать трудно? Воспоминания мозг взорвали? Ну, давай, скажи уже быстрее, что во мне такого, что не исправили врачи? Во мне все меняли, уж я-то это прочувствовал! Единственное, что не изменилось с последней операции, скрип, который надоедал мне первое время… Этого никто не замечал. Кроме тебя?!
Она переводит взгляд на Хеймитча:
-Я заметила, что него в груди скрипит, этот дефект могли не исправить, хотя убрали все шрамы и повреждения. Сделали похожим на Пита.
- Может и у другого то же самое? – возникает Плутарх.
Ну, давайте, послушайте меня, проносится в голове, но это только начало. Воображение рисует мне нечто странное и отвратительное. Эвердин пытается встать со своего кресла. Морщится от боли. Я слышу шепот ее сестры, просящий Сойку не вставать, но та шикает. Хеймитч протягивает ей свою руку, помогает встать. Несколько шагов и она уже около меня – я ближе к ней, чем Мелларк. Сдохни! Возьми просто так! И сдохни! Я не могу прервать картинку. Мне интересно, что будет дальше. Серые глаза Катнисс мутные из-за Морфлинга, но выражение лица уверенное. Она встает справа от меня, наклоняется вперед, но падает, вовремя выставляя ладони вперед. Они впиваются мне в руки, пока та привстает. Ее голова находится у моей груди. Что она делает? Мое дыхание непонятно из-за чего сбивается, и я прихожу в себя. Чуть не начинаю орать, потому что вижу перед собой хорька.
- Возможно, во время искусственной вентиляции легких, из-за аппаратуры, могли и не заметить какой-то дефект… Значит где-то есть трещина и, следовательно, трение, - шепчет он себе под нос и снимает с шеи фонендоскоп. Почему я всегда первый?
Через минуту мы уже знаем, что свистит только у меня. Никаких проверок поведения, никаких испытаний. Вот так легко и просто они определили по шуму в груди, что я Като, а он - Пит. Почему они не подумали, что Сноу мог изменить и этот дефект?!
- И, что, мы так просто возьмем и поверим девчонке под Морфлингом? – лицо Плутарха становится багровым.
- Да, так вот так просто… - Хеймитч закатывает глаза и тянет руку к поясу. Но фляжки там нет, и он разочарованно качает головой.
- Но, почему?
- Да потому что только три человека в этом муравейнике заметили, что с парнем что-то не так! – шипит ментор. - Капитолийские штучки могут сделать с человеком невообразимое, но вот в этом случае было многое не чисто… - Хеймитч резко замолкает.
- …Значит все решено, – слышу голос Боггса.
Толпа расходится, позволяя выехать ему в странной тележке, похожей на стол с моторчиком. Боггс подъезжает ко мне. Что же ему нужно?
- Знаешь, Сойка, я всегда удивлялся, когда ты приносила дичь, убитую выстрелом точно в глаз, – он вынимает из кобуры на поясе пистолет и направляет на меня. Нитариумный череп он не пробьет…
Я закрываю глаза, уже даже не пытаюсь прощаться с жизнью и вспоминать все то, что вспоминал, по меньшей мере, трижды, а просто жду того, что было со мной раньше. Второй раз мозг уже не справится… Неожиданно слышу голос с нотками визга:
- Не надо! Он же такой же, как и мы! Его использовал Сноу. Никто не вправе лишать человека жизни за это! – голос затихает. – Его могли заставить…
За меня заступается… Прим? После того, как я, пусть случайно, но чуть не прикончил, ее животину?
- Она права, – нехотя признает Хеймитч. - Он всего лишь мальчишка – трибут. У него молоко на губах не обсохло, но он может многое рассказать.
Я удивлен, смущен, и мне многое не понятно. Да кто такие эти люди? Почему сейчас Боггс, не сказав ни слова, убирает пистолет, почему за меня заступаются те, кому я никто? Более того, Пит, так же как и я, в недоумении, но он начинает смеяться.
- Глупые… Сноу убьет вас, глазом моргнуть не успеете. А вы продолжаете играть в миротворцев. Вы проиграли эту войну!
- Нет, ну этого я сам вырублю! – Хеймитч подходит к парню и ударяет его с размаху рукой. Как мило… Парень отключился. Это явно не мог быть я.
- Ты жив лишь потому что мы считаем, что ты нам пригодишься… Понял? – Плутарх тычет в меня пальцем.
Хеймитч достает из кармана что-то черное, потом там же находит пульт и нажимает на кнопку. Рука Мелларка безвольно падает вниз и Алкаш пристегивает ему на запястье черный браслет, похожий на широкую полоску резины. Я следующий на очереди – все шаги повторяются. Но меня заранее предупредили не дергаться. На моей руке – красный.
Что будет дальше? Мне почему-то кажется, что меня начнут пытать. В этот момент я себя еще больше не узнаю. Ведь я не боюсь боли. Я чувствовал все ее разновидности. Например, такую, как сейчас. Мои мышцы непроизвольно сокращаются. Чувствую, как по спине пробегает дрожь и останавливается у шеи. Она обволакивает горло, нарастает ощущение вибрации. Какое знакомое ощущение. И взгляды людей рядом. Как будто увидели змею. Я смотрю на Мелларка. Он все еще без сознания, но я вижу, что его веки дрожат от дискомфорта, а на шее появился маленький огонек.
Бомба запущена. Мне становится жарко. Кажется, скоро я начну в буквальном смысле гореть изнутри.
Люди не двигаются. Что они будут делать? Мелларк, вот, хотя бы в себя пришел. А во мне все сжимается. Просто не дергайся, все скоро закончится. Еще немного… Боль – не страшно. Когда сжимает кости – не страшно… Просто думай о другом.
В голову приходит только море. А вокруг горы. Мне всегда хотелось, чтобы за горами было море во Втором. Кажется, я чувствую соленый запах и свежесть снега. В голове уже мутнеет…
… А потом как будто кто-то нажал на кнопку отмены.
POV Katniss
Последние полчаса я не понимаю, что происходит. Мне хочется спать, но вместо этого я слышу, как Коин отчитывает своих людей. Они чуть было не позволили отравить весь Дистрикт.
Лучше уж я была сейчас в Капитолии и сражалась, наравне с остальными. Меня могли подлатать. Какая разница, есть ли у меня селезенка, пробита ли печень... У них есть лекарство. На меня его тратят, но не достаточно. Я могу сидеть, уже хорошо. Я могла отстреливаться... Я многое могла! А у меня это забрали! Зачем меня забрали? Я была так близка к Сноу…
Вокруг какая-то суматоха. Среди светло-серого мелькают темные пятна. Я вижу все хуже и хуже. Кажется, действуют лекарства. Почему я здесь?
- Готовьте самолет. Нужно отправить весь медперсонал в Капитолий. У нас нет ни времени, ни транспорта, чтобы привозить сюда раненных, – слышу я голос Коин.
Весь… Мама, Прим… Энни…
Я собираю остаток сил и, кажется, у меня выходит закричать:
- Нет!
Но меня никто не слышит меня. Никто не отвечает. Зато я слышу, как заступается Хеймитч. Он говорит, что нет смысла отсылать всех. Кажется, у него удается договориться оставить моих родных и беременную Энни в Дистрикте. Коин хотела убить мою семью! Во всем коктейле слабости, лекарств, боли в животе я нахожу немного сил, и удается встать. А потом я падаю…
…
Морфлинг действует подобно мокрой, холодной одежде на теле, окутывает, тянет. Вокруг меня какой-то холодный пар, это не гейзеры, они не жгут мое лицо. Только успокаивают. Теперь Пит точно со мной… Я помню, я нашла его.
Когда в голове проносится его имя я резко вздрагиваю, и мысли проясняются. Пит! Я смогла узнать своего. Я точно знаю, что с ним что-то сделали… Он совсем другой, но точно он. Теперь я в этом уверенна. Да, несколько месяцев назад я думала так же. Но теперь мне так очевидна разница. Я все еще не могу поверить, что Сноу смог оживить то, что оставалось от Като. Как? А может это какой-то другой, претворяется им… Зачем Сноу тратить столько денег на восстановление трибута, если можно было купить любого актера?
Мыслить все тяжелее, снова подступает пар. Я не могу ему сопротивляться.
…
Однажды, я уже видела этот сон. Мимолетно, но он был. Вдалеке лес, я приближаюсь к нему, пересекая нашу луговину, сожженную солнцем. Деревья сухие, но не черные от золы или подпалин, трава превратилась в солому. Сохранились лишь горы вдалеке, но и те поблекли. Солнце ослепляет, мне приходится щуриться, но я не чувствую жары. Впереди я вижу Пита. Я помню, в прошлый раз нас разделяло стекло. Тогда я пыталась разбить его, но не вышло. Я вкладывала все силы в удары. Кричала, потому что его избивали, но не слышала его криков, не видела его противника - лишь замечала, как с каждым содроганием его тела появляются новые кровоподтеки. Прошлый раз был в ночь бомбардировки… Когда Пит спас нас, спас целый Дистрикт. Тогда это был он. До этого, здоровым, я видела Като. Я так очевидно понимаю это, подходя к стеклу. Я снова вижу, как Пита бьют. Я снова хочу разбить стекло. Видя, как Пит падает на колени, и из его рта вытекает струя крови, снова кулаками бью стекло. Слышу лишь глухой стук. Пит все трясется от ударов Невидимого. Я пытаюсь хотя бы докричаться до них. В ответ на мои мольбы начинает прорисовываться фигура. Теперь я четко вижу, что это не кто иной, как Като. Пусть всё это ради воплощения идей Сноу, но этот трибут всегда желал нашей смерти, он ни за что не простит того, что мы бросили его в когти переродков. Ярость закипает во мне. Я ударяю со всей силой, которая есть во мне. Прозрачная грань исчезает. Я почти падаю, меня подхватывают и помогают подняться. Я надеюсь увидеть Пита, но вместо этого я вижу другого человека. Секунда и я чувствую резкую боль в животе.
…
Я вскрикиваю и сажусь на кровати. Отдышка. Но боль в животе не сильная. Значит, меня напичкали быстродействующими лекарствами, чтобы я пришла в себя. И это нужно лишь для того, чтобы я быстрее освободила палату… Коин отправила оставшийся медперсонал в Капитолий…
Прим!
Я встаю на ноги. Чувствую режущую боль. Плевать! Маленький шаг, еще один. Засовываю босые ноги в тапочки. Хватаю держатель своей капельницы. Других оков у меня нет. Что ж, пойдем вместе. В одной из палат слышу сопение. С облечением выдыхаю… Джоанну еще не выписывали. Вспоминаю, как недавно она пыталась расчесать кожу. Она кричала, что грязная, что не может снять свое деревянное платье и по нему ползают короеды – тело требовало Морфлинга.
Я иду по темным коридорам, заворачиваю в самый узкий. Слышу тихий плач. Палата Гейла. За дверью я вижу Прим. Она сидит на полу, поджав колени, спрятав лицо.
- Утенок… - мягко говорю я и, не обращая на подступившую боль, сажусь на пол. В глазах на секунду темнеет, а к ушам подступает жар. Я касаюсь ее спины.
- Я не утенок! – Выпрямляется Прим и сбрасывает мою руку. Из руки вылетает игла катетера. – Хватит меня так называть. Я уже не маленькая!
Я смотрю за ее спину и все равно вижу торчащий край блузы. Она понимает это и сразу прячет его за пояс.
- Не буду… Но, все же, что с тобой? – я чувствую, как внутри все сжимается от неясной мне обиды.
- Меня чуть не отправили в Капитолий! А полчаса назад сообщили, что площадь Дворца Президента взорвали. Там были дети. Там были солдаты из Тринадцатого, и кто-то из Двенадцатого...Там могли быть и мы. Коин уничтожает всех, а Сноу ей, будто помогает. И ты еще встала… Мне ясно сказали не трогать тебя. Нас осталось восемь человек здесь. Мама за главную. Раненных слишком много. Многие умирают! И я не успеваю им помочь. Я устала, Катнисс!
- Прим… - я боялась, что она сломается. Но она справится. Я обнимаю свою сестренку. Она крепко обхватывает мою шею. – Все. Будет. Хорошо. Ты слышишь меня? Повтори!
- Все… Будет хорошо...
Мы сидим так до тех пор, пока не пищит передатчик сестренки. Я целую ее в лоб. Она снова крепко обнимает меня, очищает катетер спиртовыми салфетками и ставит его обратно в вену, затем уходит. Кажется, я снова теряю сознание. Все. Будет. Хорошо! Мои родные со мной… Гейл… Вернись. Прошу.
