Глава 2Огромные пауки отчего-то начали суетиться. Алиса не понимала их тревоги: в её больших глазах появилось лишь лёгкое удивление. Между тем, паутина вокруг неё становилась всё тоньше и тоньше, а сама она словно начала обретать значимый вес. Это было так странно, вырастать из тёплого белёсого кокона, ощущая собственную тяжесть посреди хрупкого ничто. Пауки беспокоились, и Алиса старалась не шевелиться. Это не помогало: что-то густое и тягучее наполняло её, и пустота вокруг стремительно истончалась. Произошло и другое: тьма стала обретать цвет. Сперва это были всего лишь разные оттенки черноты: там, где пустота истончалась, бездна обретала шероховатую фактуру антрацитовых стен. Затем, по мере того, как Алиса увеличивалась в размерах (она упорно отрицала понятие «роста»), стены становились всё ближе и всё ощутимее: где-то чуть более тёплые, бархатные и холщовые, с едва заметным рисунком переплетающихся нитей; местами – гладкие и холодные, базальтовые, обсидиановые… Пауки стали приходить реже, хотя их мягкие лапы по-прежнему заботливо касались её рук, плеч, волос… Алиса пыталась улыбаться паукам, но странные ощущения не давали ей сосредоточиться. Наконец, тонкая плёнка, удерживавшая Алису в чёрной невесомости, порвалась, и девочку неудержимо повлекло вниз, а быть может, и вверх: она ещё не могла этого различить…
* * *
- Боюсь, что мы снова имеем дело с ухудшением ситуации, - развела руками колдомедик.
- Ухудшение?! – Августу затрясло от негодования и ужаса. – Вы говорили! Мне! Только! Вчера! Что это новое зелье даёт отличные результаты!!! Да как вы смеете!..
Миссис Лонгботтом была страшна в гневе. Казалось, она способна сдерживать себя только в присутствии малютки Невилла – но тот сейчас был дома, под присмотром тётушки Энид…
- Не кричите, миссис Лонгботтом… Вы всё-таки находитесь в больнице, ваш крик может потревожить…
- К Моргане всю вашу больницу! Что в ней толку! Чего вы добились?! Ну?!
Круглолицая ведьма с усталым лицом беспомощно воздела руки. Почему-то этот жест подействовал на Августу гораздо красноречивее всяких слов.
- С уверенностью можно сказать одно, - мягким, успокаивающим тоном колдомедик попыталась возобновить свои объяснения. – Алиса… То есть молодая миссис Лонгботтом… Она борется. Она отчаянно цепляется за жизнь. Это внушает надежду, не может не внушать.
- Хорошо, - глухо ответила Августа, тяжело опускаясь на стул. – А мой Фрэнк?
Колдомедик отвела глаза.
- Его сознание полностью закрыто, - тихо сказала она. – Мы надеемся рано или поздно пробудить его…
Августа уже не бледнела при этих словах. Из года в год одно и то же. Единственный сын, застрявший в неизвестности, между жизнью и смертью. Он не даёт даже самой слабой надежды. Августа почти смирилась с этим, если при её характере вообще дано смириться с потерей. Сейчас она так и жила – между работой в Министерстве, больницей и маленьким Невиллом. Сойти с ума? Принять ситуацию как должное? О, нет! Не в её это характере... Просто – немного перестать чувствовать боль?
- Давайте лучше вернёмся к этому зелью, - проворчала Августа. – Вы полгода поили им Алису и утверждали, что она вот-вот очнётся. И что?
Она выжидающе-требовательно уставилась на колдомедика. Та с трудом выдержала взгляд.
- Я понимаю, что вам тяжело, миссис Лонгботтом, - в тысячный раз начала она, - однако, поймите: зелье действительно подействовало, но сейчас наступил порог насыщения. Её организм не реагирует больше на такое лекарство – значит, мы должны подобрать ей новый препарат… Это займёт совсем немного времени. Во всяком случае, по сравнению с уже проделанной работой…
- Хорошо, - сухо кивнула Августа, и в голосе её не чувствовалось ничего хорошего. Она поднялась и, поправляя лисий воротник, добавила: - Я зайду завтра.
- Как вам будет угодно, - обречённо кивнула колдомедик, мечтая если не об отпуске, то хотя бы о чашечке хорошего крепкого кофе…
* * *
Алиса падала и падала – медленно, плавно, то ли вниз, то ли вверх. Тёмные стены, проплывающие вокруг, неспешно поворачивались, складывались в картинки мрачного калейдоскопа. Здесь были коричневые круги, иссиня-чёрные кляксы, маленькие бурые точки и бордовые многоугольники… Алисе казалось, то все они должны иметь имена, но, как она ни старалась, ни одного имени ей в голову не приходило. Калейдоскоп кружился и кружился, и к ощущению падения добавилось размеренное позвякивание. Она повернула тяжёлую, словно разбухшую, голову – туда, сюда, но так и не смогла понять, откуда плывут смешные тонкие звуки. «Наверное, я лечу к самому центру земли», уверенно сказал ясный детский голосок. Алиса попыталась возразить, и с удивлением выяснила, что не может этого сделать. Оставалось принять этот голос как данность и верить ему.
Постепенно в кружении геометрических фигур начала вырисовываться какая-то закономерность. Это, несомненно, был ритм, и Алиса попыталась двигаться в такт ему: раз-два-три… Раз-два-три… «Танцевать! Танцевать!» - восторженно заявил голос, но тугое, наполненное незнакомой жидкостью тело отказывалось танцевать. Детский голос отчётливо заплакал…
* * *
Невилл плакал, и сам не мог сказать, почему. Ну вот, теперь ещё и бабушка рассердилась… Маленький, неуклюжий четырёхлетний мальчишка стоял у постели и тихо всхлипывал. Женщина на белой кровати была некрасива: бледное и отёчное, и без того округлое лицо, не выражало никаких эмоций, и потому казалось ненастоящим; длинные волосы в беспорядке лежали на подушке, одна прядь упала поперёк лица, но женщина этого не замечала… Невилл с суеверным страхом коснулся бледной руки, лежащей поверх одеяла. Рука была тёплой, но и всего-то: ничего не произошло, ни один мускул не дрогнул на одутловатом лице. Тогда-то мальчик и разревелся. Ему было непонятно, почему эта женщина – его мама, тогда как мамы (он это видел и поэтому точно знал) всегда, всегда реагируют на своих детей! Пускай даже некоторые ругают – но Невилла ругает только бабушка. Вот и сейчас:
- Немедленно прекрати этот безобразный концерт, Невилл Лонгботтом! Плакать недостойно мужчины, а оплакивать живого человека недостойно вдвойне!
Невиллу было непонятно, в чём он провинился. Эта странная мама, лежащая без движения, не была похожа на живого человека – скорее, так мальчик представлял себе мёртвых… Но бабушка не могла ошибаться, а значит, ошибся Невилл. В сказках заколдованные спящие девушки (впрочем, Невилл ещё никогда не слышал сказки о заколдованной спящей маме) просыпались всегда от поцелуя прекрасного принца. Но прекрасный принц – это же папа! И что делать, если папа такой же лежит, в той же палате? И от этой мысли Невиллу стало так жалко – маму, папу, а себя больше всех, - что он заревел с двойной силой.
- Немедленно прекра… - начала опять Августа и вдруг осеклась, да и сам Невилл вдруг ошарашено замолчал.
Алиса вздрогнула и судорожно дёрнула указательным пальцем.
- Она это сделала, - сипло выдохнула Августа тем тоном, которым люди говорят: «этого быть не может!», и опрометью кинулась за дежурным колдомедиком. Оставшись на миг без бабушкиного надзора, Невилл всем телом повалился вперёд, обхватил руками неподвижную женщину и зарыдал в голос…
