Глава 2«…Волдеморт хочет убить Гарри Поттера. ХА!»
3.
Из открытого окна лился обжигающий поток солнечного света. Гомон птиц тупой болью отдавался в висках. Генри поморщился и попытался накрыть голову подушкой. Не открывая глаз, он просканировал свой организм. Челюсть болит – голова на месте, ребра словно в тисках – туловище присутствует, суставы неприятно хрумкают – руки-ноги целы. Общее состояние отвратительное. Всё как в тот раз, когда его побили старшие мальчишки из приюта. А еще правый глаз припух.
– Здоровенный, наверное, фингал. Где бы найти зеркало? – пробормотал Генри и медленно сполз с кровати.
Окружающая действительность была ему незнакома, но белизна стен и простыней, а также устойчивый запах однозначно указывали на больничную палату.
Похоже, избили так, что меня пришлось везти в городскую больницу, подумал юноша и на пробу сделал несколько шагов. Гравитация оказалась труднопреодолимой, но Генри удержал вертикальное положение и гордо вздернул нос. В следующий момент он увидел зеркало, но путь до него был труден и долог. Лежал он меж пустых коек и прикроватных тумбочек, стеклянных шкафов и марлевых ширм. Генри собрался с духом и поковылял в нужном направлении, радуясь, что палата пуста. Мысль о том, что кто-то может стать свидетелем его мучений, казалась мальчику унизительной.
«А директору приюта начальство намылит шею, за то, что он допустил драку и вообще плохо справляется с обязанностями! – При этой мысли Генри криво усмехнулся – А директор, в свою очередь, припомнит мне ЭТО и все предыдущее. Интересно, что же такое случилось, что положили сюда, а не в приютский лазарет, как обычно?»
Генри не удивился тому, что ничего не помнит. Подобное с ним уже случалось. В прошлом году, к примеру, Найт сделал ему такое доброкачественное сотрясение мозга, что Генри не мог вспомнить событий предшествующей этому недели. Что ни говори, а в приюте Генри не любили. Юноша тяжело вздохнул. А потом еще раз, уже с облегчением, потому что наконец-то добрался до зеркала. Шикарного огромного зеркала в богатой раме. Он еще удивился, откуда здесь может быть такой раритет, но в следующий миг…
– ААААААА!!! – сказал Генри и грохнулся в обморок.
«… Его ждет большой сюрприз...»
4.
Сознание вернулось. Генри недовольно буркнул и заворочался. Опять чужая кровать. Атласные простыни приятно гладили кожу. Атласные? Генри подорвался с места и широко распахнул глаза. Пред его мутным взором предстала роскошно обставленная комната. Внушительная мебель, пестрые пятна ковров на стенах, тусклые блики на паркете, серебряный блеск подсвечников.
– Ну что, герой, очнулся? Как ты? – услышал он сердобольный голос. Таким, по его представлениям, обладала его покойная матушка. Мальчик близоруко сощурился, стараясь разглядеть обладательницу такого родного, теплого голоса. Она должна быть очень красивой и доброй. Заботливые руки нацепили на него очки и… Генри понял, что жестоко ошибся. Над ним склонилась сухощавая старушенция, наглухо запакованная в темное шерстяное платье. Волосы ее были стянуты в тугой узел и украшены накрахмаленной белой шапочкой. В руках она держала пузырек с чем-то дурно пахнущим и стакан с водой.
– А вы кто, тетенька? – наивно поинтересовался Генри. По опыту юноша знал, что в общении с такими вот тетками лучше всего давить на жалость, потому он усиленно захлопал ресницами, сделал щенячьи глаза и состроил несчастную рожицу.
Склянка с подозрительной жидкостью выпала из узловатых пальцев. Звон стекла и распространившаяся по комнате вонь подсказали судьбу несчастной посудины. В то же мгновение в комнату впорхнул, слов других не подберешь, колоритный старикан с длинной бородой. На нем была малиновая накидка и колпак в тон. Санта-Клаус-лайт.
– Добрый вечер, молодой человек. Как самочувствие? – голос у старикана больше подошел бы человеку лет тридцати, задорного нрава, любящего хорошую шутку, теплую компанию и холодное пиво. Такого «голодными глазами» не разведешь. Такого вообще не разведешь. Мудрый и коварный старикан. На Гендальфа Серого похож. Генри увлекался фэнтази.
– Здрасссьте, – выдавил из себя мальчик и ощутил во рту неприятную горечь. – Нормально я себя чувствую, – вранье тут же отдало резкой болью в затылке, – но не понимаю, где я и как здесь оказался.
Дед растерянно улыбнулся или даже улыбчиво растерялся.
– Ээээ… Лимонную дольку?
– Какая гадость! – решил быть честным Генри, чем еще больше озадачил дедушку. Бабушка тем временем пришла в себя и сунула мальчику под нос еще одну пахучую склянку. Генри зажмурился и понюхал. Потом чихнул. В голове будто бы прояснилось. Ему вспомнился темный коридор и два злобных типа в черных хламидах. Они, кажется, подрались. Потом провал. – Сладкое для зубов вредно. Так как я здесь очутился? И, кстати, вы кто?
– Альбус, похоже, что у него амнезия, – предположила бабулька и посмотрела на Генри с такой невыразимой грустью, что юноше захотелось повеситься. Старичок некоторое время сосредоточенно жевал пастилку и разглядывал Генри, словно антрополог неизвестное науке насекомое, а потом строгим тоном спросил:
– Гарри, что последнее ты помнишь?
– Гарри? – удивился юноша – Я не… – но вовремя прикусил язык и разыграл сценку «обижают сироту недокормленного». На представителей органов опеки, спонсоров и всякие проверяющие комиссии это действовало безотказно. Вот и сейчас старушка-медсестра всплеснула руками, помянула какого-то Мерлина и кинулась прочь. За обедом побежала, подумал Генри, и его желудок радостно заурчал.
– Гарри? – старичок все еще ждал ответа. Генри вздохнул. Что бы такого наплести, чтобы поверили? После некоторых раздумий он выбрал универсальный ответ – пожал плечами.
– Совсем ничего? – дед слегка напрягся. Пастила не в то горло попала, порадовался юноша. – Кто я такой? Сколько тебе лет? В какой школе ты учишься?
Генри мотал головой, даже не прислушиваясь к тому, что ему говорили. Он вспоминал ту перекошенную синюшную физиономию с расцарапанным лбом, что пялилась на него из зеркала. Вспоминал и строил предположения.
«Это какое-то телешоу со скрытой камерой? Вряд ли. Слишком дорогой розыгрыш. Возможно, мне все это снится? Нет, дед до надоедливости реален. Может я умер, когда упал с лестницы, и моя душа переселилась в чужое тело? А что, на эту тему столько фильмов сняли. Вдруг правда? Как вариант, мне просто померещилась эта рожа в зеркале, все-таки я сильно головой приложился, да еще тот «готичный» в челюсть дал».
– Ну, а как тебя зовут, ты тоже не помнишь? – отчаялся старик и поскреб заросший подбородок. Генри отрицательно мотнул головой.
– Очень смешно, Поттер! – ехидно заметил до зубной боли знакомый голос.
Помяни черта, подумал Генри, и резко вскинул голову. При свете дня этот тип стильным не казался. Одинокий мужчина лет сорока, высокий, худой, с цветом кожи законченного наркомана и лицом человека, страдающего жестокой изжогой.
– Да нет, не очень, – не остался в долгу юноша. – И, кстати, вас я где-то видел.
– Как трогательно, – воскликнул брюнет – Собственное имя забыл, а о мерзком скользком профессоре зелий помнит.
– Зелий? – искренне удивился Генри. Брюнет и старикан обменялись взглядами.
– Альбус, его нужно отправить в клинику Святого Мунго, – старушка вернулась, но без обеда, а с целой кучей микстур, которые и стала вливать в разинутый от удивления рот юноши.
Ни о каком таком святом Мунге Генри не слышал, но что-то ему подсказывало, что к нему отправляться не стоит.
– Нет, спасибо, – захлебываясь отвратительной жидкостью, пробулькал Генри. – Мне просто нужно… эээ… выспаться, – нашелся он. – После всего этого я немножко не в себе.
«Еще как не в себе», – проснулся внутренний голос и как всегда съязвил.
Генри демонстративно откинулся на подушки и с наслаждением зарылся в одеяло.
– Что ж, поспи, Гарри. Сон – бальзам природы. И это меньшее, что мы можем для тебя сделать. Профессор Снейп сказал, ты держался молодцом...
– Я так не говорил! – возмутился аналог внутреннего голоса.
– Кстати, первое время ты поживешь здесь, под его присмотром. Профессор Снейп раскрыл себя, и Волдеморт теперь ищет вас обоих. А здесь вы в безопасности.
Дед еще что-то говорил, дружелюбно скалясь, но Генри уже мало что воспринимал. Суетливая бабуся с ангельским голосом влила в мальчика какую-то вонючую жижу, и глаза его стали слипаться. Уже в полудреме Генри задался вопросом: «Во что же он все-таки вляпался?»
