– 2 –После окончания летнего семестра и отъезда Лили Снейпа охватила ледяная тоска. Его преследовало ощущение, что за его спиной стоит пара дементоров, медленно высасывающих из него душу. Только теперь он понял, насколько более осмысленной делало его жизнь присутствие Лили в замке. Лишившись возможности хотя бы изредка видеть её, Снейп погрузился в такое отчаяние, какого не испытывал уже давно. Умом он понимал, что должен перестать думать о ней, но не мог ничего с собой поделать. В какой-то момент ему даже стало казаться, что он теряет свои магические способности. Это слегка отрезвило профессора, и он наконец смог взять себя в руки и попытаться прекратить это безумие.
Для начала Снейп приложил все усилия к тому, чтобы оставить себе как можно меньше свободного времени для мрачных мыслей. Он предложил Кингсли свою помощь в проведении исследований в Отделе Тайн, и министр охотно принял это предложение. Бруствер и раньше частенько консультировался со Снейпом, отдавая должное его обширным и глубоким знаниям почти во всех областях практической магии. Министерство до сих пор сталкивалось со зловещими следами деятельности Волдеморта и Пожирателей, и Снейп не раз помогал аврорам обезвреживать опасные Темные артефакты. Теперь же профессор практически поселился в Министерстве, зачастую возвращаясь в Хогвартс только ночевать.
Бруствер, с которым Снейп стал видеться регулярно, не мог не замечать его подавленного настроения. Но у него хватило такта не задавать никаких вопросов. Министр лишь стал довольно часто по вечерам приглашать Снейпа к себе в кабинет, чтобы поговорить с ним о работе и немного выпить. Профессор понимал, что это являлось своего рода проявлением участия, и был признателен Кингсли за это, хотя и не собирался обсуждать с ним своих проблем.
Но Бруствер, видимо, посчитал, что совместных выпивок недостаточно, чтобы чем-то помочь Снейпу. И вскоре директор получил от него приглашение принять участие в официальной поездке в Дурмштанг, на которую министр собирался потратить почти весь август.
– Конечно, там будет полно всяких нудных приемов и тому подобной ерунды, но сам Дурмштанг стоит того, чтобы на него посмотреть, а как частное лицо ты туда никогда не попадешь, — уговаривал он Снейпа, поначалу воспринявшего это предложение без особого восторга. — К тому же Дурмштанг — школа, и твое присутствие в составе делегации будет очень уместно.
– Я знаю их директора, но в самой школе никогда не был... — задумчиво ответил Снейп. — Говорят, у них там есть какие-то потрясающие пещеры...
– Вот сам и посмотришь. Все равно описывать их нет смысла, это надо видеть, — Кингсли сочувственно посмотрел на Снейпа. — Честно говоря, тебе не помешает сменить обстановку. Извини, но выглядишь ты паршиво.
– Ладно, — согласился наконец Снейп. — Только не заставляй меня говорить речи на помпезных приемах.
– Ну, совсем без приемов не обойдется, — честно признался Кингсли, — но от тебя на них потребуется, скорее всего, только твое присутствие. Международной политикой руководят не директора школ... Зато потом можно будет послать политику подальше и на обратном пути завернуть куда-нибудь вдвоем, просто немного повеселиться.
– В Венгрию, — вдруг сказал Снейп. — У меня там школьный приятель живет, Вампир.
– Что, правда вампир? — поинтересовался заинтригованный Бруствер.
– Нет, это кличка, — усмехнулся Снейп. — Просто у него внешность соответствующая, да и характер тоже... Когда здесь началась война, он уехал к себе домой — не хотел во всем этом участвовать... У него шикарная вилла в горах и внушительная коллекция гоночных метел. Я не любитель летать, и то был впечатлен, а тебе-то уж точно понравится.
– Ладно, пусть будет Венгрия, — согласился Кингсли.
Таким образом Снейп вырвался из привычной обстановки и дал себе обещание «забыть все эти глупости». Забыть он, конечно, ничего не смог, это было не в его характере, но, по крайней мере, немного пришел в себя. К тому же, Дурмштанг действительно оказался очень интересным местом.
Начать хотя бы с того, что попасть туда было весьма непросто. Замок окружало мощнейшее Помрачающее заклинание, заставлявшее каждого проходящего через него забывать дорогу в замок, причем действовало оно при проходе в обе стороны. Соответствующее контрзаклятье было известно лишь немногим проводникам, которые и сопровождали всех приезжающих учеников и гостей школы.
Кроме своей недоступности, замок славился огромной библиотекой, значительная часть которой была посвящена трудам по Темной магии. Снейп с Кингсли провели в ней довольно много времени. Какую информацию искал там министр, профессору было неизвестно, хотя он и мог предположить, что профессионального аврора наверняка заинтересуют многие книги по Темным Искусствам, описывающие в числе прочего и приемы защиты. Снейп и сам бы с удовольствием порылся в книгах такого рода, но в данный момент его больше занимала другая проблема. Оказавшись в месте, связанном с Гриндевальдом, он снова задумался о Дарах Смерти и о том, что произойдет, если собрать их вместе. Снейп подумал, что раз Гриндевальд заинтересовался этим вопросом еще в юности, то, возможно, в библиотеке его школы были книги, содержащие информацию по этой теме. Их-то Снейп и попытался найти.
Оказалось, что книги и в самом деле были. Однако ничего нового для себя профессор узнать так и не смог. В основном эти книги содержали попытки проследить историю Даров, чтобы определить их местонахождение. Снейпу оно было известно, и хотя сама история этих предметов, как и история их поисков, была весьма увлекательна, у него просто не было времени для того, чтобы вникать во все подробности. В нескольких книгах он нашел разные варианты пересказов легенды Бидля Сказителя и комментарии к ним. Причем некоторых авторов, как и самого Снейпа, занимал вопрос, нужно ли быть законным хозяином Даров, или достаточно просто
собрать их у себя. В легенде употреблялось именно это слово, но легко можно было предположить, что подразумевалось все-таки полноправное обладание ими. Особенно важным это было в отношении палочки, которая могла просто не послушаться случайного человека.
Разные мнения высказывались и по поводу того, каким образом собравший у себя все Дары «победит смерть». Кто-то полагал, что обладание (что бы ни подразумевалось под этим словом) волшебными предметами само по себе являлось достаточным условием для победы над смертью, другие же считали, что оно лишь давало
возможность победить в неком поединке, суть которого, однако, тоже была неясна.
Лишь один отрывок из всех этих книг по-настоящему заинтересовал Снейпа. В нем говорилось о том, что один из участников Поисков нашел место, «таинственное и хорошо защищенное», куда с большим трудом смог проникнуть. «Войти сюда может не каждый, — писал автор текста, — но лишь тот, кто уверен в своих силах и знает свои цели, либо тот, кого позовет смерть. И в этом месте достойный сможет получить то, что ему нужно. Но вернуться оттуда намного труднее, чем попасть туда, потому что там тебя ждет смерть».
Из отрывка было не понятно, был ли автор в этом месте сам или слышал о нем от кого-то и каким образом нашедшему это странное место все же удалось вернуться назад, чтобы поведать свою историю. Снейп вполне допускал, что все это — лишь поэтический вымысел, но все-таки переписал этот небольшой текст, чтобы потом иметь возможность еще раз подумать над ним.
Поехать в Дурмштанг стоило бы и из-за одной библиотеки, однако главной достопримечательностью этой школы, которую своими глазами видели очень и очень немногие, были пещеры, расположенные под замком. Профессор слышал об этих пещерах и раньше, и даже видел волшебные фотографии, но, оказавшись в них сам, понял, почему Кингсли считал рассказы об этом месте бесполезным занятием.
Огромные подземные лабиринты поражали своими размерами и красотой. Там были бездонные озера с неподвижной черной водой и звенящие водопады, низвергавшиеся в глубокие расселины. Вода в них переливалась в тусклом свете, испускаемом колониями похожих на крошечных летучих мышей златоглазок, которые гроздьями свисали с каменных сводов. Сталактиты и сталагмиты высились, как причудливые колонны, построенные слегка свихнувшимся архитектором, а на влажных стенах кое-где поблескивали жилы проходящих через породу металлов.
Здесь обитали самые разные волшебные существа, начиная от простых камнежуек и заканчивая уникальными Дурмштангскими русалками. Эти русалки, в отличие от живущих в Черном озере, были необыкновенно красивы; некоторые даже полагали, что они состоят в прямом родстве с вейлам. Но проводник, показывающий гостям пещеры, сразу же предупредил, что приближаться к ним ни в коем случае нельзя.
– Эти красотки весьма агрессивны. Они способны затащить вас под воду и устроить там пирушку, на которой вам будет отведена почетная роль главного деликатеса, — пояснил пожилой хранитель пещер. — Наше счастье, что они не могут выбраться из воды, а то пришлось бы объявить им настоящую войну.
Они провели в пещерах почти целый день и уже возвращались обратно, когда Снейп, немного отставший от своих спутников, вдруг услышал за спиной быстрые шаги. Он обернулся — и остолбенел. Его догонял Саймон Колетт, облаченный в новенькую форменную мантию «Ливерпульских Лис». На лице у него играла глумливая усмешка.
– Мистер Колетт? — оторопело произнес Снейп, не веря своим глазам. — Что вы здесь делаете?
Колетт с мерзкой ухмылкой смотрел на Снейпа.
– Да вот, хотел еще раз посмотреть на старого дурака, который вообразил себя парой для одной известной нам особы.
– Заткнитесь! — рявкнул Снейп, выхватывая свою палочку, но Колетт не унимался.
– Я сделал ей предложение, и угадайте, что она ответила? — продолжал издеваться он.
–
Petrificus Totalus! — Снейп был абсолютно уверен, что не промахнулся, но Колетт продолжал стоять перед ним, презрительно скривив губы.
Профессор по-прежнему не понимал, как Колетт мог попасть сюда, но теперь это мало заботило его. От слов Саймона он пришел в ужас, который смешивался со стыдом, что этот унизительный для него разговор происходит на глазах у посторонних людей. Ему оставалось лишь надеяться на то, что Кингсли ушел достаточно далеко, чтобы не слышать их.
–
Sectumsempra! — сделал Снейп еще одну попытку, и снова впустую.
За спиной у него раздались тяжелые шаги, и он услышал густой бас Кингсли:
–
Riddikulus!
Лицо Саймона покрылось противными прыщами, а вместо мантии на нём оказались полупрозрачная маечка, чешки и балетная пачка — и мгновение спустя он с громким хлопком исчез.
– Богарт! — Снейп закрыл лицо руками и нервно рассмеялся. — Мне даже в голову не пришло...
– Их здесь полно, — заметил Кингсли. — Странно, что нам попался только один.
Профессор чувствовал, как все его внутренности, словно сжавшиеся в комок, постепенно возвращаются в нормальное состояние, но сердце все еще продолжало бешено колотиться. Он не знал, как много успел услышать Кингсли, и не собирался спрашивать его об этом, но перед выходом из пещеры ощутил легкое дуновение и, увидев, как глаза их проводника на мгновение расфокусировались, понял, что Кингсли законфундил хранителя пещер, стерев из его памяти это происшествие.
Бруствер по-прежнему ни о чем не спрашивал его, но в последний вечер перед отъездом, когда они сидели в гостиной предоставленных им апартаментов, кинул Снейпу на колени свежий номер «Пророка».
– Посмотри-ка, там твой богарт.
Профессор раскрыл газету и наткнулся на фотографию Колетта с метлой в руке и в форме английской сборной.
«Молодой талантливый загонщик «Ливерпульских Лис» Саймон Колетт приглашен в сборную Англии вместо получившего в прошлом сезоне тяжелую травму Роджера Бормана, — прочитал он. —
Тренер сборной возлагает на нового игрока большие надежды. По его словам, мистер Колетт обладает хорошо поставленным ударом и отличается быстротой реакции и прекрасно развитой способностью оценивать обстановку на поле. Последние изменения в сборной позволяют надеяться, что наша команда, наконец, сможет пробиться выше четвертьфинала».
Снейп сложил газету и вернул её Кингсли, проигнорировав его вопросительный взгляд. Министр некоторое время смотрел на Снейпа, а потом все-таки решил заговорить на ту тему, которую они оба упорно обходили молчанием.
– Северус, — начал он, вопреки обыкновению называя Снейпа по имени, — я знаю, что ты не любишь ни с кем обсуждать свои дела, но я все-таки министр и, возможно, смог бы чем-то помочь тебе, если бы знал, в чем проблема. И потом, с некоторыми вещами проще разбираться, если говорить о них вслух. Если тебе это нужно, я готов тебя выслушать.
– Спасибо, Кингсли. Когда у меня возникнет такое желание, я непременно воспользуюсь твоим предложением, — совершенно серьезно пообещал Снейп. — Ты и так уже много сделал для меня, и я тебе очень признателен. Я рад, что ты вытащил меня из страны, и думаю, что скоро буду в порядке. Но разговоры — это не то, что мне сейчас нужно. Не потому, что я тебе не доверяю...
Кингсли пожал плечами:
– Как хочешь. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Больше они не возвращались к этому разговору. На другой день они, как и хотел Снейп, отправились в Венгрию и провели последнюю неделю в гостях у его приятеля. Снейп действительно чувствовал себя лучше, хотя прекрасно понимал, что воспоминания о случившемся будут терзать его еще долго, если не всю оставшуюся жизнь.
«Дамблдор прав, — думал он, — она — всего лишь юная девушка, а что подходит юной девушке больше, чем поцелуи под луной? Она не может принадлежать мне. Надо было совсем потерять рассудок, чтобы вообразить такое. Но я мог бы рассчитывать на её уважение и дружескую привязанность, если бы не повел себя как последний болван».
Когда перед началом учебного года профессор возвращался в Хогвартс, на сердце у него лежал тяжелый груз сожалений. Немного утешало его лишь то, что их прощание все-таки прошло тепло и она хотела иметь возможность писать ему.
* * *
Письмо ждало его на столе в директорском кабинете. Оно было отправлено на имя директора школы, и поэтому его не переслали в Дурмштанг, как поступали с частной корреспонденцией, так что оно пролежало в замке почти месяц. Читая его, Снейп за каждой строчкой слышал голос Лили, видел её взгляд.
Она благодарила его за помощь и блестящие рекомендации и сообщала, что поступила, как он и предполагал, сразу в группу второй ступени. Письмо было жизнерадостным и прекрасным, да и каким еще могло быть письмо, написанное её рукой.
В тот же вечер Снейп сел писать ответ. Сперва его тон был слегка официальным: он выражал радость по поводу её поступления и извинялся за долгое молчание, объясняя его причины. Но постепенно, начав рассказывать о подробностях своей работы в министерстве и о поездке за границу, он начал писать все свободнее. Ему казалось, что он снова говорит с ней, и прерывать этот разговор, заканчивая письмо, никак не хотелось. Когда же он наконец отложил перо, то с удивлением обнаружил, что перед ним лежит огромный свиток пергамента, весь исписанный его мелким почерком. Снейпу пришлось взять большую школьную сову, чтобы отправить пакет в Годриково Ущелье, где сейчас жила Лили.
Профессор был так рад, что их общение не прекратилось, что старался не думать о том, что обрекает себя на бесконечное мучительное ожидание каждого следующего письма. Однако ждать пришлось недолго.
Через два дня Лили снова написала ему, и это письмо было совершенно не похоже на первое. В нем Лили в самых искренних и трогательных выражениях еще раз просила прощения за свою грубость и за тот необдуманный поступок, который навлек на неё гнев директора. Она уверяла профессора, что очень ценит его доверие и никогда ни с кем не говорила о его частной жизни, в которую он позволил ей вторгнуться.
«Когда Вы не ответили на мое письмо, — писала она, — я решила, что навсегда потеряла Ваше расположение, и это всерьез испугало меня. Я очень виновата перед Вами, я вела себя бестактно, дерзко и глупо, и лишь Ваше великодушие и то, что Вы всегда были добры ко мне, позволяет мне надеяться, что мой проступок будет забыт и не помешает нашему дружескому общению».
Нигде не говоря об этом прямо, она тем не менее давала ему понять, что чувствует, что между ними существует некая связь, нечто, принадлежащее только им двоим и закрытое для кого-либо еще. Это было очень нежное и доброе письмо. Но оно было письмом друга, а не влюбленной женщины.
Тем не менее, Снейп был счастлив, прочитав его. В ответ он написал длинное послание, адресованное «дорогой, любимой Лили», в которое вложил весь огонь, бушевавший в его душе. Оно изобиловало нежными словами и ласковыми эпитетами. Подписавшись «преданный тебе Северус», он разорвал пергамент на четыре части и бросил его в огонь, зная, что у него никогда не хватит смелости отправить такое письмо. Но теперь, написав все это, он словно делал свои чувства материальными, прекращал бесполезную борьбу с самим собой и подчинялся своему сердцу.
Потом он написал еще одно, уже предназначенное к отправке, письмо, тщательно подбирая выражения и стараясь, чтобы фразы были доброжелательными и в то же время не слишком отражали его подлинные чувства.
С этого момента Лили стала писать ему каждую неделю, рассказывая о занятиях в университете, об однокурсниках и преподавателях, об успехах и неудачах. Снейп отвечал ей всегда быстро и очень тепло, комментировал некоторые не совсем понятные ей вопросы, связанные с учебой, и подробно описывал мелкие происшествия школьной жизни, все еще интересовавшие Лили.
Её место в классе на уроках по Защите занял Джеймс. Он делал определенные успехи, и Снейп не мог не признать его довольно способным. Но та уверенность в себе и смелость, временами граничащая с дерзостью, которые так нравились профессору в Лили, в её брате его лишь раздражали, потому что тот не обладал тонкостью восприятия и искренностью, свойственными глубокой натуре Лили.
Часто вспоминая их уроки, Снейп не давал образу Лили стереться из его памяти. Наоборот, чем больше времени проходило, тем больше достоинств он в ней видел. Он наконец позволил себе думать о ней как о женщине, представляя её зеленые глаза, шелковистые волосы и озорную улыбку, её походку и жесты. Холодными осенними вечерами Снейп подолгу сидел у себя в подземелье, вспоминая их разговоры с Лили, или выходил на площадку над озером, глядя в темноту и представляя, что она стоит рядом.
И лишь днем, занятый школьными делами, он немного отвлекался от этих мыслей, хотя тупая боль в сердце не отпускала его ни на минуту.
Довольно скоро Лили как бы между прочим сообщила Снейпу о своем разрыве с Колеттом, и он с плохо скрываемой радостью выразил надежду, что это не слишком расстроило её и что такая прекрасная и умная девушка легко найдет себе нового, гораздо более достойного спутника. Профессор и в самом деле так думал. Но мысль о том, что сердце Лили свободно, омрачалась пониманием того, что для него там места нет. Возможно, новая любовь, которую она рано или поздно встретит, окажется настоящей и тогда кто-то может целиком завладеть его Лили, не оставив ему даже тех крошек её внимания, которыми он обладал сейчас.
Но она продолжала регулярно писать ему, и её письма оставались очень доброжелательными, полными тепла и уважения, и иногда были настолько личными, что Снейпу не всегда удавалось сохранять тон своих ответов сдержанно-деловым.
