2.Ночь помогла.
Я проснулся с какой-то небывалой легкостью, позволив себе еще минут пятнадцать понежиться в теплой постели и помечтать. Сквозь занавески пробивался свет, но какой-то серый, стоило предположить, на улице снова пасмурно.
Пока я лениво выбирался из-под толстого пухового одеяла, пустой желудок внезапно напомнил о себе неприлично громким урчанием. Я сообразил, что вчера отказался от ужина, лишь несколькими минутами позже, пока натягивал на себя свитер, и сейчас бы не отказался от парочки тостов с джемом.
Внизу, в пабе, по-прежнему пылал в камине огонь, все так же казалось, что за окном вечереет, и настолько вкусно пахло кофе и булочками, что хотелось устроиться за каким-нибудь столиком и никуда не выходить целый день.
Барти суетливо звенел стаканами где-то под барной стойкой, не прекращая при этом беседовать с какой-то приятной пожилой ведьмой в шляпе с орлиным перышком. Я присел на теплую деревянную ступеньку, оставаясь невидимым в тени, и искоса наблюдал за открывающейся моему обзору частью паба. Посетителей было немного: маленькая девочка в углу – разглядеть ее было трудно - и какой-то невзрачный парень с кислым лицом жевал нечто, напоминающее сандвич с половой тряпкой, почти прямо у самой лестницы, подо мной. Я лениво грелся, потягивая носом аппетитные запахи, еще минут пять, а может и больше, прежде чем с неохотой поднялся и спустился вниз, нарочито громко ступая.
- Вилл! – Сну приподнялся над стойкой и добродушно отсалютовал мне пыльным стаканом, - Сегодня на завтрак тосты с джемом, как?
В животе довольно заурчало, похоже, тосты – как раз то, чего мне не хватало этим утром для полного удовлетворения.
- Замечательно, - сдержанно улыбнулся я.
Сну добродушно усмехнулся:
- Ты иди пока, садись, а я тут быстро… - он вытянул шею, заглядывая куда-то мне за плечо: - Гиз, возьмешь под крылышко своего будущего сокурсника?
Обернувшись вслед за его взглядом, я успел увидеть, как девочка дернула черной головой, недовольно кивая. «Сокурсника»?..
- В Академию? – мечтательно протянула дама в шляпе с перышком мне вслед: - Столько новых приятных молодых людей каждый год! Деревня сразу оживает…
Я лишь смущенно улыбнулся ей в ответ и поплелся к столику недружелюбной девочки.
Она была очень маленькой, очень тощей и очень бледной. Глаза – черные-черные, пронизывающие, почти как у Снейпа – выдавали ее возраст: она была явно горазда старше тех 12 лет, которые я опрометчиво дал ей за маленький рост. Для острого ее лица нос был чуть крупнее, чем нужно, с легкой горбинкой – это совершенно ее не красило. Но смотрела она так – остро, пристально – словно глядела прямо в душу. От этого становилось до такой степени не по себе, что возникало трусливое желание развернуться и убежать прочь, как можно дальше от нее. Но я, тем не менее, осторожно опустился на соседний стул.
- Здравствуй… - Я запнулся, не зная, что можно сказать человеку, которому против его воли навязали общение с тобой: - Меня зовут Вилл Стрейндж…
Она поглядела на меня косо – испытующе – но ответила просто:
- Гизма, - девушка отточенным жестом потерла висок: - Не переживай так, я тебя не укушу. Но, позволю себе заметить, ты и правда довольно странный. Для здешних мест.
Я вопросительно поднял бровь, но ответить Гизма не спешила. Еще с полминуты она сосредоточенно размешивала свой кофе.
- Я всю свою сознательную жизнь прожила в Фениксе. Каждый год новая порция жизнерадостных розовощеких молодых людей попадала в плен каменных стен Академии, постепенно теряя интерес к романтике студенчества, общению и прогулкам, все глубже погружаясь в процесс изучения зелий. Но ты – один из немногих первачков, кто приехал с таким настроем, будто учился тут, как минимум, уже пару лет.
- Иногда выбор более чем осознан, - туманно ответил я, заворожено следя за серебряной ложечкой в ее руках. Отвлек меня Барти, точнее сказать – тарелка с ароматными дымящимися тостами, что, подчиняясь заклинанию левитации, приземлилась прямо передо мной. Вазочка с джемом, звякнув, опустилась рядом. Запах еды приятно защекотал мне ноздри, тогда как Гизма лишь поморщилась и уткнулась в чашку своего кофе.
Пока я жевал тост, девушка не проронила ни слова, от этого атмосфера за столиком превратилась из просто неуютной в какую-то совершенно отчужденную, и мне ужасно хотелось пересесть и спокойно позавтракать. Однако Гизма выглядела вполне раслабленной и внешних признаков неудовольствия не проявляла, все думала о чем-то своем. В конце концов, я понял, что с ней вполне можно находится рядом, оставаясь в полном одиночестве, и совершенно необязательно поддерживать разговор лишь потому, что так требуют правила приличия. Это меня устраивало, можно даже сказать, нравилось.
Унылый парень с нездоровым цветом лица, которого я приметил ранее, дернувшись, встал, резким жестом бросил на стол несколько монет и, сильно ссутулившись, торопливо покинул паб, громко хлопнув дверью. Сну неодобрительно пробурчал что-то вроде: «Тихоня - тихоней, а шума наделать умеет…». Дама в шляпе, словно спохватившись, заторопилась следом, улыбнулась нам и вышла, тихонько притворив дверь за собой, но я на нее почти уже не смотрел.
- Это Эйтс, - прокомментировала Гизма: - с третьего курса, и он – дурманенный. Не обращай внимания, если что.
- Какой? – уточнил я, обильно поливая джемом очередной кусочек тоста.
- Работать с зельями очень опасно, многие подрывают здоровье, - она безразлично пожала плечами: - Не выгонять же их…
Мысли о серьезно отравленных ядовитыми парами молодых людях, которые теперь и годны только на то, чтобы посвятить зельям остаток жизни, заставили меня потерять аппетит. Тост пришлось с сожалением отложить.
- Чего скис, Вильям?
Старому владельцу паба, видимо, стало скучно, и он грузно плюхнулся на последний свободный стул за их столиком, вытирая руки о передник. Я и не заметил, как в помещении остались только мы втроем.
- Гиз, не обижай его, - Сну добродушно рассмеялся: - Тихий, скромный парень. Я тебя, Вилл, больше вижу в колдомедицине. Или в школе высшей магии, например, как у мсье Шарм – отличных специалистов выпускают… Но душе, как известно, не прикажешь, в какую область лечь. Почему зелья-то?
Беспардонный, лезет в душу. Хорошо хоть, что по-доброму. Я вздохнул, подбирая слова:
- У меня был хороший пример для подражания. Он был отличным зельеваром, а, как известно, если ты успешен в своем деле, каким бы ты ни был, люди обязаны будут к тебе прислушаться, пусть и не одобряя во всем остальном… Ну, а еще дожди люблю, - ни к чему не обязывающая улыбка получилась натянутой.
- Разлюбишь, - уверенно заявила Гизма: - Сперва устанешь от воды, а потом она начнет тебя убивать. Погибать будешь без солнца. Гнить душевно.
- Гизма! – с укором протянул Сну, но по девушке было видно, что слова подбирать она не привыкла – говорит, как есть. Чувство уважения к новой знакомке начало подниматься во мне.
Коротко звякнул колокольчик, и в паб вошла целая компания молодых людей, оживленно и громко беседующих, перебивая друг друга. Сну виновато развел руками, как бы объясняя, что ему пора, и грузно, чуть хромая, поплелся к барной стойке. Я хотел разглядеть других студентов получше, но моя соседка нетерпеливо дернула меня за рукав.
- Сейчас тут будет балаган, - поморщилась она: - Пошли лучше, я тебе кое-что покажу. Метлу захвати, если есть.
Собственно, ничего против я не имел, поэтому послушно встал и полез в карман за деньгами. Гизма уловила это движение.
- Не вздумай давать Барти на чай, - сурово предупредила она: - Он с тобой неделю потом не будет разговаривать.
- А заплатить?
- За студентов-постояльцев платит Академия, бестолковый, - Гизма одним глотком допила свой кофе и тоже встала, задвигая за собой стул. Она была даже ниже, чем мне показалось сперва: она была намного короче моего плеча, это притом, что я был достаточно невысок для своего возраста. Физиологически Гизма была ребенком лет восьми-девяти, хоть и психологически – как мне все чаще казалось – взрослой женщиной.
Девушка вытащила за лямку из-под стола объемную черную сумку из материала, который мне так и не удалось идентифицировать, и, перекинув ее через плечо, решительным шагом направилась к двери. Я отметил, что ступала она очень тяжело для своего роста и комплекции. Другие студенты заметили нас, некоторые с беззастенчивым интересом принялись разглядывать, но, прежде, чем кто-либо из них решился окликнуть нас с целью познакомиться, Гизма громко попрощалась со Сну, цапнула из угла небольшую черную метлу и быстро вышла за дверь. Я тоже мягко махнул бармену, нащупывая другой рукой древко своей Молнии, и, чуть замешкавшись у двери, вышел вслед за Гизмой на холодный воздух. Мне показалось, что кто-то из компании молодых людей попытался окликнуть меня, но все звуки паба оборвались, стоило мне закрыть за собой дверь.
Ветер сразу же надул мне волосы на лицо, пришлось откинуть их назад жестом, очень похожим на тот, каким мой отец когда-то лохматил свою шевелюру. Осознав это, я резко отдернул руку, впрочем, это, скорее всего, абсолютно ничего не значило.
Гизма стояла, опершись на древко метлы, буквально в паре футов от меня и изучающе глядела на небо, равномерно затянутое серыми облаками.
- Молния? – Она даже не глядела в мою сторону, но успела оперативно оценить мою метлу, это удивило: - Дорогое удовольствие.
- Твою модель я вообще никогда не видел, - заметил я в ответ.
- Это обычный Чистомет, только куцый. Самодельный вариант «для самых маленьких», - с иронией протянула девушка: - Я натираю ее маслами местных ягод, и прутья меняла сама несколько раз…старая она у меня…
Она будто извиняется за свою старую дешевую метлу? Мне стало неудобно.
- Я сам себе еще никогда метлу не покупал. Все дарили другие люди.
- Сам ты не зарабатываешь, - хмыкнула Гизма, внезапно сорвавшись с места и направившись куда-то в сторону от дороги: - Пойдем.
Точно. Здесь никто не обязан знать, что я несчастный сирота. И что мне рассказывать о семье? Я даже не знаю, что это такое, по сути говоря…
- Мои родители – не самые богатые люди, я бы сказал, - мне внезапно вспомнилось, что у Рона тоже никогда не было собственной метлы: - К тому же, каждый год необходимо было собирать в школу всех нас…
- Мог бы не оправдываться. Братья-сестры? – с пониманием протянула Гизма: - Много?
- Никого не осталось, - буркнул я, поняв, что начинаю завираться: - Непосчастливилось оказаться в эпицентре этой чертовой войны.
- Мне жаль.
Было ли девушке действительно жаль, я так и не смог понять по ее голосу. Она вообще говорила очень невыразительно.
- Значит, ты действительно хорош в квиддиче, раз тебе дарят такие роскошные подарки, - заметила Гизма: - И кто-то тебя очень сильно любит.
Я предпочел промолчать, разглядывая желто-коричневую мешанину рано опавшей листвы под своими ногами. Вокруг был редкий лес, Гизма постоянно петляла, так что я не был даже уверен, в какой стороне относительно деревни мы сейчас находимся.
Так влажно было вокруг, так свежо, так прозрачно. Мы шли довольно долго, но почти не разговаривали больше – Гизма была из того сорта людей, с которыми слова излишни. Я предлагал понести ее сумку, казавшуюся довольно тяжелой, но она так многозначительно на меня посмотрела, что я даже не стал настаивать. Какое-то время спустя я почувствовал, что мы пошли куда-то в гору, причем наклон очень резко и круто увеличивался. В конце концов нам пришлось хвататься за деревца и кусты, чтобы не соскользнуть случайно по влажной листве. Гизма шла первой и вдруг внезапно исчезла из моего поля зрения, я ускорился, насколько было возможно, и…неожиданно подъем закончился. И закончился он резким, почти пологим скалистым обрывом прямо под ногами. Чуть левее было небольшое плато, поросшее травой, оттуда мне махнула Гизма.
Позади меня земля холмом уходила вниз, в лес, казавшийся теперь достаточно темным по сравнению с серым светом неба – светлым, но не слепящим, приятным для глаз. Далеко внизу расстилалось озеро – ровное, гладкое, огороженное с другой стороны массивом скал, выступ одной из которых полностью скрывал от глаз здание Академии – если бы я не видел ее своими глазами из окна Генри, то никогда бы не подумал, что она может здесь находиться. Судя по открывшемуся виду, мы находились намного правее и выше комнаты Фримана.
- Куда ты так летел? – проворчала Гизма, когда я подошел: - Мог и сорваться.
Я лишь улыбнулся и, достав палочку, высушил заклинанием промокшие штанины и ботинки. Девушка покачала головой, глядя на мои манипуляции.
- Боюсь, тебе придется приобрести специально зачарованную одежду для здешней погоды. Или зачаровать самому, если твой уровень мастерства позволяет. Не будешь же ты каждые пять минут доставать палочку и сушить ноги.
- Ты права, - я по привычке засунул палочку в рукав и повернулся лицом к обрыву: - Это действительно впечатляет.
Гизма расстегнула свою здоровую сумку и вытащила толстый плед, который и расстелила прямо на траве, жестом приглашая меня садиться. Я осторожно опустился рядом, по-детски обняв коленки.
Не могу сказать точно, сколько времени мы так провели: сидя рядом на траве, не сказав ни слова – просто наслаждаясь холодным ветром, запахом влажной листвы и умиротворяющим видом долины Серого Озера. Я много думал – о самых разных вещах: о том, что ждет меня в Академии; об обитателях деревушки на той стороне озера; о том, как можно жить годами в краю, где каждый день дождь и почти нет солнца; о Гизме, прожившей здесь большую часть жизни и, похоже, так и не сумевшей вырасти без солнечного света… А еще я много думал…о Гермионе Грейнджер – грустной девушке с карими глазами из моего прошлого. Я, наверное, и годы спустя сумею вспомнить каждое слово из того маленького прочувствованного монолога, адресованного еще Гарри Поттеру.
«…Если бежишь – беги, Гарри, просто помни кое-что. Некоторые люди созданы, чтобы менять жизни окружающих. Бывает, что встречаешь кого-то, кто определит весь твой дальнейший путь, все поступки и каждый выбор. Есть такие люди, после встречи с которыми нельзя остаться прежним, они приходят и перекраивают весь твой мир под себя. Они врываются в жизни людей, централизуя их вокруг себя, как маленькое солнце. С ними рядом все кажется правильным, есть будущее, есть смысл. Есть такие люди на свете, встретив на своем жизненном пути которых, уже никогда не станешь таким, как был раньше, встретив которых, пойдешь за ними куда угодно или проклянешь все, если не будешь иметь возможности пойти. Но когда такой человек уходит, те, кого он оставил, теряют опору под собой. Они не уверены в своих мыслях, желаниях, поступках, перестают отличать правду ото лжи, а дурное – от блага. Они тыкаются как слепые котята, теряют себя. Так и ты, Гарри, уносишь свет. Ты в какой-то степени в ответе за всех нас: за меня, Рона, Джинни… За всех, для кого ты стал примером, опорой и поддержкой. Мы не сможем остаться такими, как прежде… Но если иначе нельзя – беги, Гарри, беги, но больше никогда не возвращайся. Потому что ты не найдешь того, что оставил…»
Я тогда лишь кивнул и вышел за дверь, чтобы добраться на Гриммуалд-Плэйс, а после бессонной ночи сесть утром на метлу, прихватив свой скудный скарб, и оказаться здесь – на склоне, покрытом ранними желтыми листьями – чтобы дышать дождем Грампиана. Тупая боль в груди – тоска – уже не беспокоила меня. Мне было просто жаль. Всего, что прошло и чего уже вернуть нельзя. Я продлил бы годы в Хогвартсе, если бы это было возможным. Но…
«Не надо. Не стоит жалеть о том, чего больше нет и уже никогда не будет».
«Память не убить».
«Память – такая штука, Вильям… Ведь ты же способен видеть сон, проснуться, но продолжать испытывать чувства от картинки, порожденной твоим же сознанием?»
«И что?»
«Скажи спасибо судьбе, что это было. И иди дальше. Ты мог бы умереть еще будучи младенцем, если бы не твоя мать. Она подарила тебе ту жизнь, ты прожил ее достойно, ты заплатил за нее, исполнив предназначение. И все. Ты свободен. Тебе повезло, что у тебя была возможность выбрать любую судьбу и прожить еще одну чудесную жизнь».
«Я благодарен…»
«Верю».
«Том…а каково это было для тебя – покидать Хогвартс?...»
«Зачем ты спрашиваешь? Все это ты испытываешь сам прямо сейчас…»
