Глава 2. ВикторияПревращение дурнушки в красавицу обходится в пять галлеонов и пятнадцать сиклей ежемесячно. Я торопливо отсчитываю их из семи галеонов карманных денег и прячу в ящик стола. Надо быть осторожной. Если мама узнает, что почти всю выдаваемую мне наличность я трачу на пудру, помаду, тени, лак для волос, на отвлекающие внимание заколочки, брошки и прочие дешевые, но яркие побрякушки, она мигом лишит меня моей «Алохоморы» в мир красивых девочек», как я это называю. Но что поделать, если мне не достались гены мамы-вейлы?
Дурнушка Вики Уизли.
Непримечательная фигурка, простоватое деревенское личико. Я не могу жить без косметики. Тушь, помада, пудра, тени – вот настоящие волшебные палочки, за каждую из которых я готова без помощи колдовства отдраить до блеска даже туалет плаксы Миртл! Все говорят, что я красавица, но я-то знаю, что они просто меня успокаивают. Я уродина. Посмотрите на мою маму-вейлу, а потом на меня.
И не прячьте глаза - я знаю, что она всегда будет лучше.
С самого раннего детства я пыталась понять, насколько красива моя мама. Я замечала каждый взгляд, который на нее бросали, каждый восхищенный вздох ей вслед. Когда мама улыбалась, мороженщик не брал с нас денег - наоборот, он вручал нам в подарок самое вкусное «Гранд-макси апетайт» с семью шариками! В наш двор вечно убегали чужие коты, улетали квоффлы, за которыми наши соседи - любители квиддича - заходили всей толпой, с извинениями и подарками вроде сладостей и приятных пустячков. Их жены обычно косо смотрели на маму, но это просто потому, что они понимали - им с ней не сравниться.
Мама была похожа на ту золотую рыбку, что плавала в «Фонтане Победы» в Косом переулке. В этом фонтане были десятки других рыб, больших и маленьких, но все приходили смотреть только на золотую, загадывали желания, обращаясь к ней, бросали ей мотыля и сушеных дафний. Именно из-за нее к фонтану была приставлена специальная охрана из двух домовиков, которые подозрительно следили за каждым, кто проходил мимо. Говорят, они дежурили даже ночью! Рыбку звали Голди Виктори. Это была самая красивая золотая рыбка, скоро ставшая достопримечательностью Косого переулка, символом победы в войне, символом мира. Символом превосходства красоты над всем остальным, как скоро стала считать я. Сверкающая, аккуратная, ловкая, Голди Виктори плавала между своими неповоротливыми, серыми, скучными собратьями. На нее смотрели со всех сторон, ее снимали на пленку и потом украшали колдографиями свои дома. Рыбка Голди всегда была лучшей, всегда была звездой, как и моя мама. Не помню, как скоро я стала мысленно называть маму именем этой рыбки, но знаю, что называю ее так про себя до сих пор. Ведь ничего не изменилось.
Когда мама, моя Голди Виктори, забирала меня домой с детских праздников, то все, даже глупые мальчишки, разинув рты от восхищения, смотрели на нее, а я гордилась и думала: «Это моя мама – самая лучшая на свете! Я вырасту и буду похожа на нее!». Ведь взрослые так часто говорили мне об этом! Я верила и мечтала, что однажды утром увижу в зеркале не маленькую, нескладную Вики Уизли, а элегантную и невероятно красивую Викторию…. Впрочем, в пять лет я еще не знала таких слов. Мне просто хотелось иметь послушные густые светлые волосы и ровный носик, как у мамы, а не рыжеватые, похожие на солому лохмы и нос картошкой – в папину родню.
В пять лет я еще верила, что чудо случится.
Но, когда мне было шесть, я нечаянно услышала, как мама в разговоре с тетей Джинни посетовала: «Нет в ней вейлы и не будет». И, хотя я не знала, что такое вейла, но отчего-то догадалась, что красивой принцессой мне не стать. В тот день дурная привычка подслушивать под чужими дверями сослужила мне плохую службу. Через пару дней, когда мы всей семьей пошли покупать в Косом переулке новый костюм для папы, я попросила у мамы сикль и, подбежав к фонтану, загадала желание стать такой же красивой, как моя Голди Виктори. Кинула монетку в воду - и тут же какая-то глупая серая рыба проглотила ее. Никогда прежде я не чувствовала такой горечи и обиды.
Mother always said I'd be very attractive
When I grew up, when I grew up.
"Diff'rent," she said, "With a special something
And a very, very personal flair."
And though I was eight or nine,
Though I was eight or nine,
Though I was eight or nine,
I hated her.
Мама всегда говорила, что я буду очень привлекательна,
Когда я вырасту, когда я вырасту.
"Другой, - говорила она. - С особой "изюминкой"
И совершенно неповторимой".
И хотя мне было восемь или девять,
Хотя мне было восемь или девять,
Хотя мне было восемь или девять,
Я ненавидела ее.
«Ты самая красивая девочка в мире», - с улыбкой говорила мама, расчесывая мои непослушные волосы. «А ты – самая красивая мама!» - гордо отвечала я, не сомневаясь в своей правоте.
А вот в словах мамы - сомневалась. Я не походила на куколку; у меня не было длинных черных ресниц, пухлых губ, золотых локонов. Я не стоила и ногтя на мамином мизинце. И никогда не буду стоить; никогда. Думаю, мы обе уже тогда это понимали.
- Мама, а тетя Гермиона красивая?
- Да, дорогая.
- Такая же красивая, как ты?
Мама хмыкнула, презрительно морща нос, и ответила с надменной улыбкой:
- Я бы сказала, что ее красота несколько другого рода.
Я знала, что означает такой ответ – это было завуалированное короткое «нет». Признаюсь, такие разговоры я заводила часто: было приятно лишний раз убеждаться, что моя мама – самая лучшая. Гордость, любовь, детский восторг смешивались воедино, и я с обожанием глядела в глаза моей единственной и неповторимой Голди Виктори, которая с годами, казалось, становилась только прекраснее.
«Вики, в школе ты разобьешь сердца всем мальчикам!» - смеялся папа, глядя на мои тщетные попытки превратить себя в прекрасную принцессу с помощью косметики тети Джинни. Мне было семь лет, но уже тогда я отчетливо понимала, что такой красивой, как мама, мне не быть, как бы я этого ни желала, сколько бы ни прикладывала усилий. Двух Голди Виктори, одинаково великолепных и ярких, не бывает.
«Мама, почему Дэн не обращает на меня внимания?» - мне было девять, и я плакала, уткнувшись носом в подушку. Мама сидела рядом и ободряюще гладила меня по голове. Дэн Смит, умный и зеленоглазый, мечта всех девчонок в нашем районе, был моей первой любовью, и он едва знал о моем существовании, предпочитая проводить время с ноутбуком.
«Он маггл, Вики, а они и понятия не имеют о красоте», - утешение, в которое мне отчаянно хотелось верить.
Но в одиннадцать лет я окончательно поняла, что мама ошибается. Никто из моих знакомых не считал меня красавицей, а в Хогвартсе прозвище «картошка» приклеилось ко мне с самых первых дней.
И, несмотря на заверения мамы, я не становилась красивее.
Нос не выпрямлялся чудесным образом, волосы из рыжих не становились хотя бы золотыми, а в тринадцать я, к своему ужасу, узнала о существовании прыщей.
А мама, моя неповторимая и эффектная Голди Виктори, оставалась такой же, как на фотографиях десятилетней давности, словно возраст был над ней не властен. Она по-прежнему говорила, что я красавица, но я-то прекрасно понимала, что в сравнении с ней я просто безликая тень, снитч без крыльев, фальшивый, а потому никому не нужный галлеон.
Now,
"Diff'rent" is nice, but it sure isn't “pretty”.
"Pretty" is what it's about.
I never met anyone who was "diff'rent"
Who couldn't figure that out.
Итак,
"Другая" - это прекрасно, но это вовсе не "красотка".
"Красотка" - это что-то значит.
Мне не доводилось встречать "других",
Кто смог бы с этим что-нибудь поделать.
- Мама, я, правда, красивая? - затаив дыхание, я ждала ответа.
- Конечно, красивая, - мама, улыбнувшись мне, поправила прическу перед зеркалом.
- Такая же красивая, как ты? - я хотела, я очень хотела, чтобы она солгала, но мама всегда говорила со мной откровенно. Она считала, что дети заслуживают правды: ложь они узнают сразу, так пусть верят хотя бы словам родителей.
- Твоя красота, Вики, - она другая. Она не имеет ничего общего с магией вейл, она естественная, как ручей в лесу, как блики солнца на глади озера… Она не требует обрамления в рамку и выставления напоказ, на витрину. Ты такая, какая есть, и поверь, когда-то я очень хотела быть такой, как ты, - мама грустно вздохнула. - Но сейчас нам пора идти, папа ждет нас внизу.
Я всегда знала, что я не такая, как Голди Виктори. У меня нет блеска, лоска, привлекательности. Я одна из тех серых рыб в фонтане. Никто не знает, сколько их и как именно они выглядят. Серые рыбы лишь обрамляют красоту той, золотой. И я – одна из них. Это был мой приговор на всю оставшуюся жизнь.
«Вики Уизли, ты такая же, как сотни девушек вокруг. Посмотри на них, а затем в зеркало, и ты это поймешь. Расстанься с иллюзиями», - твердила я самой себе.
Но в одно прекрасное утро я решила, что все-таки попытаюсь...
So beautiful I'd never lived to see.
But it was clear,
If not to her,
Well, then... to me...
Я не рождена красоткой,
И это было ясно
Если не ей,
То... мне.
…Ради стройной фигуры я изнуряю себя диетами, и когда другие наслаждаются сладкими, вкусно пахнущими пирогами, шоколадками, свежими, еще горячими булочками, запеченной до хрустящей корочки бараниной, я грызу морковку, делая вид, что этот жесткий рыжий корнеплод – самая вкусная еда на земле.
Каждое утро я трачу по полтора часа на макияж, а сняв его, не узнаю себя в зеркале.
Мама продолжает утверждать, что моя красота «натуральная». Но я не думаю, что нос картошкой и прямые рыжие волосы – это красиво. Так же, как и маленькие глазки, короткие пальцы, бесцветные ресницы. Я всегда проиграю сравнение с мамой. Я не вейла, и никогда не буду красивой по-настоящему. Никогда.
В памяти остаются красота или уродство. Таких серых посредственностей, как я, легко забыть и легко игнорировать. Я боюсь быть такой, как все. Смотрю утром в зеркало и ненавижу себя, ненавижу каждую черту лица, фигуру, голос... Переодеваюсь в полутьме, чтобы ненароком впопыхах не увидеть в зеркале кривые ноги и костлявое тело без уже необходимых в моем возрасте округлостей. Рву на мелкие части не вовремя снятые колдографии.
Я знаю с пеленок, что красота открывает любые двери, а значит, я должна быть красивой, чтобы не утонуть в этом сером болоте, чтобы подниматься выше, чтобы обращать на себя внимание. Я не стану такой, как мама, но я могу хотя бы выглядеть ей, если хочу чего-то добиться, а не оставаться всего лишь «дочерью Флер Делакур-Уизли». Пусть мне никогда не быть Голди Виктори. Но я хочу стать хотя бы Викторией Уизли.
У меня просто нет выбора.
