Слабость

Глава 2

2. Мэнор

Белле снятся странные сны. Она их, конечно же, не запоминает – к чему ей чужая блажь? Даже наоборот, в незнании Белла видит свое благословение и любовь Лорда.

Зелья сна без сновидений уже давно не помогают, не вызывая ни привыкания, ни вкус чертополоха в смеси с полынью. Бесконечное томление чужих криков, усталости от рейдов и безликих убийств, тоска - забытая и загубленная - лечатся лишь с помощью магии Тома…

…Когда-то давно, Белла не помнит, чья жизнь была у неё на тот момент, страх перед сном, перед добровольной смертью лечился принуждением, руганью, иногда рукоприкладством матери. После метки все прошло, и черная пустота манила зачастую гораздо яростнее серой жизни.

Правда, иногда, совсем редко – вот и сегодняшнее утро шепчет об этом - остается сгусток чувств, воспоминаний, тоски и забытых желаний. Пару секунд Белла с усердием пытается понять в одно мгновение промелькнувшую память. Сновидения – сплетения словно чужих судеб - кажутся отдаленно знакомыми, как забытые мечты – исчезли, оставшись.

Хотя в этом чертовом доме, с этими чертовыми родственничками, с этим чертовым Люциусом Малфоем, который только что неуклюже мялся около её кровати и чьи мягкие прикосновения до сих пор греют щеки, можно ожидать чего годно.

Именно с этой мыслью глаза Беллы открываются.

Белле нравится просыпаться под звон колоколов небольшой церквушки близлежащего городка. Ровно в полшестого она оглядывает комнату: потухший камин, полки со стекляшками и книгами, гобелены, зеркала, небо окон и неизменные два бокала вина у изножья кровати, один из которых пуст лишь на половину. Жаль.

Люций уже ждет в своих ваннах. Белла не любит умываться. Утро и так слишком сухое. К тому же пресного супруга кукольной сестры не так уж просто вытерпеть при его скупой настойчивости и чопорной глупости. Дураков проще принять, чем идти против их надменности.

Чужая самовлюбленность губит, ибо тщетны попытки доказать свое превосходство, его проще купить – Люциус не всегда помнит об этом. И потому пробы душераздирающей нежности ролей отца, опекуна и любовника настойчиво демонстрируются и воплощают свою бесплодность лишь перед Беллой. Той Беллой, что так по-девичьи добродушно и безразлично смотрит на чужую жизнь, как на ещё одну глупую сказку, рассказанную в детстве бездарным талантом идеальной сестры.

Перед Беллой не страшно. У Беллы воробьиная кость и воронья внешность. Она знает. Люциус говорит, что это не имеет значения. Белла думает, что он врет. Хотя нет, скорее не договаривает. Дело в том, что все эти мысли теряют свою суть, когда она окунается в теплые, мыльные воды, скрещивающие с собой как запахи, так и чужие руки.

Люциус - неудобный любовник. Белла не знает никого, в ком бы с той же успешностью смешивались концентрированная, можно сказать, выстоянная глупость мягкого характера и дерзкий напор невинных требований.

В такие моменты Белла спрашивает себя, зачем ей нужна эта слабость, но, так и не найдя очевидного и оправдывающего вопрос ответа, забывается.

Забывчивость. Странное чувство для заключенного Азкабана. Нет бывших пленников, нет будущих, а потому этот этап жизни никак не заканчивается, перенося изматывающее чувство утраты, чувство лишения и отчужденности, безаргументированные крики и тоску на все события, произошедшие уже вне каменных стен.

Так или иначе, Белле просто нравятся запахи утра, пены и тепла чужого тела. Главное – во всем этом нет обязательств и пустых ожиданий.

При появлении домовиков с уже готовыми полотенцами и платьями – ровно в семь часов восемь минут - каждый из магов, не оборачиваясь, исчезает за своей дверью.

Для каждого свой коридор. Без перекрестков и пересечений. Без ненужного хлама прошлого и мимолетного.