Глава втораяК квиддичному матчу Гриффиндор-Слизерин все обитатели Хогвартса готовились с таким ажиотажем, что у меня началась мигрень от шума, царившего в школе. Младшекурсники усердно рисовали яркие плакаты и сочиняли кричалки, причём чем старше был сочинитель, тем матернее – кричалка. Парочку шедевров семикурсников я даже быстренько записала на обороте своего конспекта, чтобы не забыть, потому что сочинить четыре рифмованные строки, где цензуру более-менее проходят только предлоги с союзами, может не каждый. Тут опыт нужен, многолетняя практика и нежная любовь к своему делу.
О количестве тотализаторов можно только гадать: лично я два раза засекла студентов, с упоением делавших ставки, а наблюдавший за всем этим декан Гриффиндора и вовсе предложил мне заключить с ним пари в более интимной обстановке, на что я многозначительно ответила, что пари меня не интересует, а вот интимная обстановка кажется перспективой более чем заманчивой. Впрочем, очаровывать профессора в мои ближайшие планы не входило, и потому после двух-трёх обаятельных улыбок с моей стороны я поспешила ретироваться.
– Фергюс, погоди, ты мне нужен.
Слизеринец махнул друзьям рукой, чтобы те шли на обед без него, и вопросительно уставился на меня. Я встала со своего учительского места и чертыхнулась про себя: с каких пор все старшекурсники как на подбор высокие, широкоплечие и щетинистые? Профессором стыдно назваться. Рядом с такими учениками потяну в лучшем случае на девчонку с шестого курса.
– Я хочу сделать подарок брату ко дню рожденья, он у меня заядлый квиддичист, – безобидно начала я.
Заметив тень понимания на лице Фергюса – он, кажется, начинал соображать, только когда в речи собеседника появлялись слова «квиддич», «метла» и «янепонялтычёхотелэтимсказать?!» – я воодушевилась:
– Но в мётлах я разбираюсь так же, как… – «в истории магии» само напрашивалось на язык, – очень плохо, в общем, разбираюсь. Но ты, как капитан квиддичной команды, думаю, сможешь мне помочь, не так ли?
Сердечно улыбнувшись, я посмотрела на мигом приосанившегося Фергюса. Тут внезапно лицо его вновь потупело и он пробасил:
– А разве ваш отец не может вам помочь?
Чёрт, тебе полагается быть тупым спортсменом, не задающим ненужных вопросов! Моя улыбка приняла несколько скисший оттенок, как бывает, когда годовалая «пусенька-лапуличка», взятая на ручки с целью умилительно поохать, неожиданно выблёвывает весь свой завтрак на твою любимую блузку.
– Он занятой человек, Фергюс, – с материнским упрёком ласково отозвалась я.
– Ааа, понятно, – сочтя такое объяснение более-менее логичным, квиддичист снова залыбился.
Через полтора часа я поняла, что без работы в любом случае никогда не останусь: теперь я могла стать профессиональным продавцом-консультантом в любом магазине, имеющем отношение к квиддичу и мётлам. Фергюс проявил недюжинное красноречие, в красках расписывая мне все прелести и минусы всевозможных мётел, а я из всех сил старалась скрыть то, что после очередного «А ещё я сейчас вам расскажу о…» мне хотелось удушить его прямо тут, в своём кабинете, а потом трагично сообщить общественности, что слизеринец был не в силах совладать с куском гранита науки, предательски застрявшем в горле.
– Послушай, а расскажи мне о правилах квиддича вообще, а? – я заискивающе улыбнулась ученику.
– Конечно, профессор Поттер! Есть, значит, там бладжеры, такие чёрные и быстрые, ещё есть красная херн… квоффл, а…
– Ой, а я никогда не видела их вблизи, – я поспешила перебить Фергюса, пока он снова не увлёкся. О том, что я вообще предпочла бы не видеть их до конца своей жизни, я благоразумно умолчала.
– Так что же вы сразу не сказали, профессор! – Фергюс вскочил со стула и рывком поднял меня на ноги. – Пойдёмте, я покажу!
Удостоверившись, что слизеринец полностью поглощён укладыванием мячей в специальный ящик, я негромко сообщила, что мне нужно выйти по своим делам, на что Фергюс что-то пробурчал – он слишком был занят своим делом.
Я выскользнула в коридор и выдохнула: да если б не это идиотское правило, не позволяющее никаким посторонним лицам пробираться в раздевалки команд, чёрта с два я бы потратила практически три часа своей неповторимой жизни на обсуждение нюансов квиддича. Месть, конечно, сладка, но о том, что она ещё и труднодостижима, узнаёшь только в процессе.
Воровато осмотревшись, я отыскала дверь гриффиндорской раздевалки, оказавшейся в дальнем конце коридора. Деловито подёргала ручку: на замок было наложено запирающее заклинание, а «ключ» требовал в себе присутствия пароля.
Если бы я была могучей чародейкой, то, к примеру, я наколдовала бы дыру в стене. Или сняла антиаппарационное заклинание с территорий Хогвартса. Но назвать меня могучей чародейкой постеснялся бы даже первокурсник, потому я фыркнула и просто выбила заклинанием дверные петли. Их почему-то никто никогда не заколдовывает.
На метлу Гракха была небрежно накинута его спортивная мантия. Я приподняла её конец и сноровисто вынула из кармана своих брюк раскладной перочинный ножик и слабый маггловский клей.
Всё-таки маги – существа смешные. Перед матчем мётлы проверяют на наличие заклинаний, проклятий и прочих происков врагов, но додуматься до того, что подлый вражина может просто подпилить древко и хорошенько это замаскировать без помощи магии, никто почему-то до сих пор не смог.
Ну да мне это на руку.
Залечив петли обычным «репаро», я оправила свою мантию и поспешила в слизеринскую раздевалку.
То, что я училась в Слизерине, освободило меня хотя бы от одной угнетающей обязанности: мне не приходилось следовать мифической морали, метаться между добром и злом, честью и бесчестьем и прочими взаимоисключающими понятиями. Перед первой моей поездкой в Хогвартс отец опустился передо мной на колени, посмотрел радостным-радостным взглядом и заискивающе начал: «Малышка, ты, наверное, очень боишься попасть в Слизерин, потому что считаешь себя плохой?»
Я вовсе не считала себя плохой и ничего не боялась, но промолчала.
И тут он поведал мне свою сокровенную тайну: «Помни: не факультет делает человека, а человек – факультет. И Шляпа распределит тебя туда, куда попросишь ты, – папа коснулся моего лба, – и твоё сердце».
Я со свойственной мне практичностью активно пользовалась отцовским советом на распределении, то есть искренне просила Шляпу отправить меня обратно домой, потому что ничего в этом дурацком Хогвартсе меня не прельщало, но старая карга только ехидно хмыкнула и через секунду я стала ученицей Слизерина.
Матушка с папенькой, конечно, всячески делали вид, что им совершенно всё равно, где учится их ребёнок, и вообще, они за дружбу факультетов и мир во всём мире (после войны отец под бдительным контролем мамы вообще стал закоренелым пацифистом), но я-то всё понимала. И забавлялась.
Ал с Джеймсом, безусловно, были ужасно расстроены: теперь называть слизеринцев подлыми трусами и вшивыми хорьками морально было куда сложнее, а выдумывать едкие ответы на подколы со слизеринской стороны – тем паче. Меня эта клановая борьба совершенно не волновала; я разумно рассудила, что зелёный галстук идёт мне куда больше, чем красный, а значит, нет поводов расстраиваться. Джеймс поначалу пытался дразнить меня отщепенцем, но после того, как получил на это гордое «я не отщепенец, я особенная», бросил.
А я наконец получила полную свободу действий, ловко выйдя из-под бдительного контроля братьев. Жизнь казалась совершенно прекрасной, а о добре и зле я забыла на целых семь счастливых лет.
Потому после совершённого мною в квиддичной раздевалке Гриффиндора я забралась в свою тёплую уютную постель и уснула, не мучаясь никакими моральными терзаниями и вопросами чести.
Утром мирозданье подложило мне подлянку.
Я лениво потянулась, наслаждаясь приятной воскресной привилегией, когда не нужно наскоро одеваться, быстро давиться завтраком и бежать на лекции. Вся школа, правда, уже была на ногах – сегодня должен был свершиться матч, которого все так ждали – но меня это совершенно не волновало.
Сварив себе кофе, я принялась за разбор утренней почты. После вскрытия бело-оранжевого конверта из налоговой службы мне резко поплохело.
Пробежавшись глазами по тексту я долго, заковыристо ругалась.
– Ну Ал!..
Альбус только устало прикрыл глаза, не в силах сделать такой сложный выбор между любимой младшей сестрёнкой и отцом. Почти умоляюще он произнёс:
– Лил, ну ты же устроилась на работу, что тебе мешает самой всё оплатить?
– Ал! Отец не платил за мою квартиру ровно столько, сколько я работаю, – я в отчаянии всплеснула руками. – Да эту сумму я не выплачу даже после четырёх лет работы в школе, неужели ты не понимаешь?
Ал понимал. Ал отлично всё понимал. Снял очки, задумчиво вытер стёкла о край мантии.
– Я не могу, Лил. Отец запретил нам с Джеймсом одалживать тебе деньги.
Жёлтый полуденный луч разделил лабораторию Альбуса на две неровные части.
Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт!
Ал тоже сломался. К Джеймсу не стоило даже обращаться, я заранее знала, что будет: он, прекрасный и импозантный мужчина в дорогом сером костюме, сидит в своём кожаном кресле и поглядывает на меня с этакой буржуйской ленцой, посасывая какую-нибудь дорогую сигару (он ненавидел курить, но для солидности – терпел). Просить его нет смысла, даже если бы я устроила истерику со слезами и страстными мольбами, то всё, что бы он сделал, так это попросил свою секретаршу принести воды и салфеток.
Успешный ублюдок.
Джеймс, первенец и гордость семейства, чёрт знает в кого пошёл своей деловитостью и смекалистостью. Сразу после Хогвартса он занялся адвокатурой – отраслью, весьма в магическом обществе неразвитой. В первые годы ему было очень трудно: он выбивался из сил, вёл по несколько процессов сразу, не спал ночами, выстраивая логические цепочки и пытаясь продумать защиту от и до, но всё это привело к закономерному результату – росла его слава как профессионала, и, соответственно, росли гонорары.
Джей уже давно не занимается адвокатурой как таковой, разве что очень редко и за баснословные суммы, – сейчас он владелец собственного адвокатского бюро. Пытается казаться отъявленным мерзавцем-бизнесменом и ему это практически удаётся, но только не среди своих.
Я его, в принципе, любила… Просто он слишком умный. Слишком, зараза, умный, чтобы поверить в мои жалостливые концерты.
Ал другой. Тихий, добрый, рассеянный Альбус, искренне любящий свою пусть непутёвую, но хорошую сестрёнку, был учёным, работающим в области какой-то там супер-продвинутой магии. Он с детства пытался привить мне любовь к науке, но я была непоколебима.
Вообще, все, кто мог, пытались привить мне любовь к чему-либо. К примеру, из Джеймса отец хотел сделать великого игрока в квиддич, а из Альбуса – матёрого мракоборца, и хотя первый неплохо летал на метле, а второй – колдовал, оба они мягко намекнули папе, что заниматься этим всерьёз не хотят. И тогда отец переключился на меня.
Не смотря на объединённые усилия папы, мамы, дяди Рона и дяди Джорджа, я упорно отказывалась становиться хоть плохонькой квиддичисткой; тётя Гермиона честно пыталась не впадать в состояние тотальной истерики, занимаясь со мной чарами, и ей это удалось только потому, что мы забросили занятия; после первых моих кулинарных экспериментов бабушка Молли наложила на кухню заклинание, которое меня туда не впускало, потому что слабое бабушкино сердце не выдержало испытание моей кашей, затопившей почти весь первый этаж Норы; дядя Чарли немедленно отослал меня из Румынии обратно домой после того, как семнадцатилетняя я соблазнила одного из тамошних дракологов (судя по гневу дядюшки, это был его непосредственный начальник) и заодно получила два серьёзных ожога, не сумев справиться с самыми маленькими и вроде безопасными дракончиками. В общем, я совершенно честно могу назвать себя позором всей нашей славной семьи. Тут я действительно отличилась.
– Ал…
Последняя попытка. И если она окажется провальной, то у меня начнутся крупные проблемы.
– Лили, как ты не понимаешь! Я же подставлю в первую очередь себя, если соглашусь, – Альбус резко пересёк комнату и подошёл к окну.
– Ал, да что папа сделает тебе, взрослому и независимому? – абсурдность высказывания брата заставила меня нервно хихикнуть.
– Он может обидеться, – серьёзно ответил Ал, обернувшись.
Я хотела было фыркнуть «ну и?», но вовремя вспомнила, что Альбусу всегда было важно, как к нему относятся члены нашей семьи, потому промолчала.
– Да, ты прав, – глухо отозвалась я и надела на голову свой тёмно-серый берет, в тон пальто. – Прости.
Чёрт. Если перед Джеймсом я действительно разыгрывала бы комедию, то с Альбусом я никогда не играла и не притворялась. Пожалуй, Ал был единственным человеком, с которым я действительно могла бы быть откровенной.
Бедняга, мне его даже немного жаль – он-то, в отличие от меня, всегда парился по поводу долга и чести, и сейчас ему и в самом деле трудно.
Школа гудела словно пчелиный рой: не на шутку возбуждённые ученики с азартом в глазах вновь и вновь пересказывали что-то безумно интригующее. Мрачная я внезапно вспомнила, что сегодня должен был быть миг моего торжества, да только сорванная встреча в Лондоне и разговор с Алом значительно подпортили мне настроение.
– В чём дело? – рассеянно поинтересовалась я у пробегавшего мимо слизеринца.
– О-о-о, профессор Поттер, вы ТАКОЕ пропустили! – довольный тем, что он может пересказать новость ещё непосвящённому, начал мальчишка. – Представляете, последняя минута матча, счёт равный, Гракх, ну, который с Гриффиндора, несётся с квоффлом к слизеринским кольцам и все понимают, что он действительно забьёт – Гракх вообще самый сильный охотник в гриффиндорской команде – тут Джейкобс, ну, который наш защитник, отбивает бладжер в сторону Гракха, тот красиво уворачивается, но бладжер задевает его буквально чуточку, и ту-у-у-у-ут!..
Слизеринец, видимо, надеялся, что я замру в восторженном ожидании, но не дождавшись нужной реакции, выпалил:
– И тут его метла ломается на две части, представляете?! Наш охотник перехватывает квоффл, под шумок забивает гол охреневшим гриффиндорцам, а Грахк сейчас вообще в Больничном Крыле! Мы вы-ы-ы-ыиграли-и-и-и!!! Гриффиндорцы просто воют от досады!
Я хмыкнула и поспешила наверх умасливать своё настроение горячей ванной и какими-нибудь вкусняшками.
