Глава 2Глава 2
Остаток пути прошел спокойно. В купе поочередно заглянули Джинни, Невил, Луна, братья Криви, Лаванда, при виде которой Рон покраснел и стал торопливо приглаживать волосы, Симус, который поминутно косясь на Гермиону, шепотом сообщил, что у него в чемодане припрятана бутылка отличнейшего огневиски, дедовский подарок. И неплохо бы ею сбрызнуть победу над Сами-Знаете-Кем в спальне после банкета. Дождавшись от Гарри с Роном ответных кивков, он тихо выскользнул из купе, отправившись, по всей видимости, предупреждать остальных участников намечающейся попойки.
Друзья мало разговаривали, думая каждый о своем. Гарри беспокоился за Сириуса, оставшегося одного в мрачном доме на площади Гриммо. Роном полностью завладели мысли о предстоящем банкете и «упокойночном», как назвал его Симус, стаканчике огневиски, которое рыжий собирался попробовать в первый раз. Также на фоне этих мыслей проскакивала еще одна – о Лаванде, так похорошевшей за это лето. Гермиона же, уставившись в книгу невидящим взглядом, размышляла, что сулит новый учебный год. Думала она и о странном решении Дамблдора и Кингсли разрешить детям Пожирателей продолжить обучение в школе. Гарри был категорически против, но это был не первый и не последний раз, когда слова Мальчика-Который-Выжил ничего не решали. Этот год обещал быть не только интересным, но и трудным. Гермиона знала, что слизеринцы едут в этом же поезде, но они вели себя непривычно тихо. На собрании старост в отдельном купе не было ни Малфоя, ни Паркинсон.
Когда за окнами стемнело, поезд стал замедлять ход. Подхватив ручную кладь, друзья направились к выходу. Коридоры Хогвартс-экспресса были забиты смеющимися и переговаривающимися на ходу учениками. На платформе возвышалась темная фигура Хагрида, зычным голосом созывающего первокурсников. Махнув в знак приветствия, троица направилась к каретам. В полумраке запряженные в них фестралы выглядели жутковато. Рон тихо тронул Гарри за локоть, кивком указав на группу слизеринцев, неторопливо направляющихся к каретам. Они шли не обращая внимания на громкий шепот вокруг, на глазеющих на них студентов. Держались ближе друг к другу, но не сбивались в кучу, как испуганные цыплята. Их лица не выражали ни раздражения, ни злости, не смотря на далеко не лестные замечания, раздающиеся то тут, то там. На их лицах даже не было обычного брезгливо-презрительного выражения, столь свойственного им еще несколькими месяцами ранее. Лишь маска абсолютного спокойствия. Побежденные, но не сломленные, они невольно вызывали уважение.
Поймав себя на этой мысли, Гарри обалдело тряхнул головой. Уважение к слизеринцам? Не-е-ет, он просто слишком устал, а то с чего бы в голову лезла такая муть?
- Змеиные выкормыши, - выплюнул Рон, с ненавистью глядя им в спины. – Дамблдор – мягкосердечный идиот, раз позволил им вернуться в школу. Будь моя воля, гнили бы они все в Азкабане, рядом со своими чистокровными папочками. Ничего, они быстро пожалеют, что вернулись в Хогвартс, - на его лице расцвела мстительная улыбка.
- Рон, - напряжено произнесла Гермиона, тоже следя взглядом за маленькой группкой. – Я не хочу даже думать, что ты можешь принять участие в травле слизеринцев.
- Я?! – притворно удивился парень. – Гермиона, в этом благородном деле у меня столько конкурентов, что я предпочту остаться восхищенным зрителем, - он широким жестом обвел теснящихся возле карет студентов. Все они провожали слизеринцев такими взглядами, что Гермиона невольно поежилась, мысленно пожелав себе никогда не оказаться на их месте.
- Кому-то в этом году придется нелегко, - внезапно вынырнувшая из темноты Луна странно улыбнулась друзьям. Гарри даже показалось, что она имела в виду не только и не столько слизеринцев. Но кого? Не их же самих, в конце концов.
Малфой, Паркинсон, Нотт и Гринграсс сели в одну карету. Гарри видел, как невысокая темноволосая Гринграсс судорожно цеплялась за ладонь Нотта, и как пальцы парня успокаивающе сжимали узкую девичью ладошку. Карета тут же тронулась в сторону замка, за ней последовала вторая, которую заняли Булстроуд, Забини и Крэбб с Гойлом. Проводив взглядом обе кареты, Гарри повернулся к друзьям.
- И чего мы стоим? – парень приглашающе открыл дверцу, пропуская вперед девушек. Забравшись в карету вслед за Роном он откинулся на мягком сидении и устало прикрыл глаза, думая о странных словах Луны.
* * *
Сгустившаяся за окном темнота пугала как пять лет назад, когда я впервые приехала в Хогвартс. Теплое, ярко освещенное купе не казалось сколько-нибудь надежным бастионом перед чернильной чернотой, залившей все вокруг. Поезд стал замедлять ход и мое сердце, до этого стучавшее в такт колесам, стало биться медленнее, словно стараясь попасть с ними в унисон. Ладони мигом вспотели при мысли, что сейчас придется покинуть уютное купе и очутиться среди враждебно настроенных ко мне людей. Если бы не ладонь Теодора, уверенно сжимающая мои холодные пальцы, я бы ударилась в истерику. Но Тео был рядом, как всегда спокойный и молчаливый, и его спокойствие передавалось мне, рассеивая подступающую панику.
Странно, но сколько я помню это лето, Нотт всегда был рядом. Мы знакомы с детства, как и все дети чистокровных аристократов: рождественские балы, дни рождения, просто великосветские приемы. Мы здоровались, обменивались парой-тройкой пустых вежливых фраз, возможно, танцевали танец, другой и расходились в разные стороны. В школе мы виделись значительно чаще, что неудивительно – мы учились на одном факультете, но общались мало, в основном на школьную тему. Я предпочитала общаться с Пэнси и Милли, мало замечая мальчиков.
В то лето я ехала домой с тяжелым сердцем. Еще когда я была в школе, мама прислала письмо, что отец арестован. Это было ужасно: я сразу вспомнила частые ночные отлучки отца, начавшиеся чуть больше года назад, после того, как директор объявил нам о возрождении Темного Лорда. Для меня это всегда были лишь страшные сказки, которые отец рассказывал мне перед сном. И тот Коннор Гринграсс, который в них наводил ужас на полукровок и магглов, просто не мог быть моим добрым любящим папой, который катал меня на метле и заваливал сладостями, пока мама не видела. Темный же Лорд и вовсе представлялся мне фигурой мифической, существующей исключительно в папиных рассказах.
А потом как гром среди ясного неба: «Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся!». Тогда все еще никак не могли прийти в себя после смерти Диггори. Никто из нас не видел смерть так близко. О, разумеется, мы видели смерть близких: на Рождество умер мой дедушка, у Пэнси два года назад умерла тетя. Но это были смерти от старости или после продолжительной болезни, когда конец известен и естественен. Смерть же хаффлпафца была внезапной и насильственной. Мы долго обсуждали в гостиной, кто это сделал, но так и не смогли назвать ни одного имени. Поттер? Это смешно, при всей нашей нелюбви к гриффиндорцам. Крамм? Похоже на правду, но сомнительно. Эта француженка? Бред.
Поэтому заявление директора было для нас неожиданностью. Помню, меня даже посетила глупая мысль: «Они ведь даже не были знакомы». Страшные сказки, рассказываемые мне отцом, стремительно обретали плоть и кровь. В молчании я добралась до Хогвартс-экспресса и забилась в самое дальнее купе. Меня пугала, нет, не жестокость, бессмысленность этого поступка. Ведь если верить словам отца, Темный Лорд преследовал лишь магглов и полукровок, а Диггори был чистокровным волшебником, пусть и не аристократом. Тогда меня посетила мысль, что чистота крови еще не является гарантом безопасности, как утверждали мои родители. И мелькнула еще одна, которую я безжалостно вытолкала на задворки сознания: «Гарантом чего еще не является чистота крови?»
Тогда-то и начались ночные отлучки отца. Атмосфера в доме стала напряженной, отец часами пропадал у себя в кабинете, уходя туда сразу по возвращении из банка. Мама почти не выходила из своей комнаты, тем не менее, всегда спускаясь к завтраку и ужину. Отец тоже никогда их не пропускал, и в эти моменты в доме воцарялось некое подобие семейной идиллии. Но столовые приборы клались на опустевшие тарелки, и эта иллюзия рушилась, как карточный домик.
Я была только рада вернуться в школу, оставшись там на Рождество. Впрочем, подобная идея посетила почти всех моих однокурсников. В разговорах мы никогда не упоминали Темного Лорда, болтая с девчонками о моде, косметике, учебе и мальчиках, так что я не знаю, что творилось дома у моих друзей. Учеба затянула меня, отвлекая от грустных мыслей. С.О.В., маячившие в конце года, и огромные домашние задания, щедро раздаваемые лишившимися жалости, а по совместительству и совести, преподавателями, затмили воспоминания о смерти хаффлпафца и вызванные ею мысли.
А потом была та ночь в Министерстве. Я знаю о ней лишь по рассказам тех, кто слышал об этом от таких же слышащих, но не видевших. Правду знали единицы, и вот они-то молчали. Когда я вернулась в странно-пустой и молчаливый дом, мама отдала мне письмо отца, которое он написал мне уже сидя в Азкабане. Забравшись с ногами в любимое кресло в библиотеке, я принялась читать.
«Здравствуй, малышка, - писал отец. На глаза навернулись слезы: он упорно продолжал звать меня малышкой, не смотря на то, что я уже начала краситься и засматриваться на мальчиков. Милый, милый папа. – Ты знаешь, - писалось дальше, - где я нахожусь сейчас. Единственное, что я хочу тебе сказать, так это то, что я ни о чем не жалею. Сожаления, возможно, уменьшат мою вину перед другими, но не перед тобой и мамой, а значит, они бесполезны. Я знаю, что в школе тебе придется нелегко, и прошу тебя только об одном – будь сильной».
С любовью, папа.
Письмо выскользнуло из моих ослабевших пальцев и упало на ковер. Я ждала новых слез, но их не было.
С того дня я почти не выходила из комнаты. Еду мне приносили домовики, а я часами лежала на кровати, бездумно рассматривая потолок.
В один из дней, как две капли воды похожий на все предыдущие, ко мне в комнату вошла мама. Все эти дни мы практически не виделись, и меня неприятно поразило то, как мама похудела и осунулась.
- Там к тебе гость, Даффи, - мама силилась улыбнуться, но улыбка вышла довольно жалкой.
Я нахмурилась. Это наверняка Пэнс или Милли. Впрочем, неважно. Я никого не желаю видеть.
- Скажи, что я не принимаю гостей, - равнодушно произнесла я, возвращаясь к исследованию потолка, который и так уже изучила до последней трещины.
- Но он сказал, что ему очень нужно с тобой поговорить, - смущенно улыбнулась мама, и эта улыбка вышла у нее не в пример более искренней. – Он сказал, что никуда не уйдет.
Я раздраженно села на постели. Кого это фестралы принесли в недобрый час? По маминому загадочному лицу было понятно, что пытаться узнать у нее имя незваного гостя так же бесполезно, как проникнуть в Гринготтс. Хорошо, посмотрим на эту таинственную персону.
- Я спущусь через четверть часа, - угрюмо сказала я, и мама с облегчением кивнула.
Хорошенько расчесав спутавшиеся волосы, некогда - мою законную гордость, и сменив халат на удобное домашнее платье, я спустилась в гостиную. Темноволосый парень, сидящий на диване, поднял глаза от чашки с чаем, и я потеряла дар речи – Нотт. В голове мелькнуло: «Что он тут делает?». Аккуратно поставив чашку на низенький столик, он поднялся и с улыбкой произнес:
- Здравствуй, Дафна.
Понимая, что в присутствии мамы мне придется играть роль радушной хозяйки, я скрипнула зубами. Какого дракла ты пришел, Нотт?
- Рада тебя видеть, Теодор, - фальшивая улыбка слепила не хуже поддельных бриллиантов.
Дождавшись, пока я неторопливо прошествовала к дивану и села, он сел сам, вновь беря в руки чашку с чаем. Потекла пустая светская беседа. Нотт, словно забыв, что изначально пришел ко мне, развлекал маму школьными историями, о половине которых я ничего не слышала. Но и о моем присутствии он не забывал: его карие глаза часто останавливались на мне, и он то и дело обращался ко мне за подтверждением той или иной детали рассказа. Постепенно я втянулась в разговор, со смехом рассказывая, как на первом курсе мы пытались перекрасить Пэнси в блондинку заклинанием, подслушанным у старших девочек. Получившийся в результате нежно-салатовый цвет вызвал фонтан слез, а примчавшийся на вопли профессор Снейп не только вернул волосам первозданный вид и не снял баллы, но и сохранил историю в тайне, пожалев нежные девичьи чувства.
Когда Хэлли, наша домовая эльфиха, объявила, что ужин подан, я неверяще уставилась на часы. Резные металлические стрелки показывали девять вечера. Мы проболтали четыре часа, пролетевших как одна минута. Мама тут же пригласила Теодора на ужин, и я, в принципе, была не против, но парень, смущенно улыбнувшись, объяснил, что не хочет оставлять маму надолго одну. Взяв с него твердое обещание, что в следующий раз он обязательно возьмет с собой миссис Нотт, мама проводила его до камина. Глядя, как он исчезает в зеленом пламени камина, я вдруг ощутила, насколько пустым стал наш дом после ареста отца, и как пустота на несколько часов отступила, изгнанная из этих стен странным парнем Теодором Ноттом. И он так и не объяснил цели своего визита.
На следующий день я спустилась в библиотеку, чтобы выбрать себе какую-нибудь книгу. Проходя через холл, я увидела, как из камина вышел Нотт, с улыбкой глядя на мое изумленное лицо, и невозмутимо отряхнул мантию. Вслед за ним из камина вышла невысокая женщина, в которой я узнала Анабеллу Нотт. После положенных приветствий, она поинтересовалась, где можно найти миссис Гринграсс, и, выслушав ответ, направилась в оранжерею, где любила пропадать по утрам мама. Оставшись в пустом холле наедине с парнем, я ощутила странное облегчение: тишина и пустота огромного дома вновь переставали давить на меня, спугнутые нашими гостями. День пролетел незаметно: прогулка по парку, разговоры, обед, экскурсия по дому с задержкой в библиотеке – Нотт просто обожал книги, вечерний чай, неспешная беседа в компании наших мам, игра в карты вчетвером – мама смущенно призналась, что в школе любила играть в карты, причем нещадно обжуливая отца, ужин, для разнообразия проходивший почти в полном молчании, теплое прощание у камина. Глядя, как мама торжественно обещает миссис Нотт саженцы какого-то редкого цветка, а та, в свою очередь со смехом уверяет, что будет следовать всем данным мамой инструкциям по его выращиванию, я мысленно усмехнулась. Как, оказывается, сближает общее горе даже нас, чистокровных аристократов. Наконец, Нотты ушли, а я отправилась к себе и уснула, едва коснувшись щекой подушки.
Он стал приходить каждый день, один или с матерью. Мы играли в шахматы, катались верхом или на лодке по небольшому пруду в парке. Теодор нашел старые детские качели, которые мне еще в раннем детстве сделал отец. Просто пришел однажды с работы и, несколькими взмахами палочки, соорудил качели. Нотт раскачивал меня так, то я подлетала высоко, к густой зеленой листве. Подол платья взывал, заставляя меня взвизгивать, легкий ветерок приятно обдувал разгоряченное лицо, а жаркое солнце зажигало в устремленных на меня темно-карих глазах золотистые искорки.
Вскоре из Теодора он превратился в Тео, а обращение «Даффи» из его уст стало звучать естественно и также естественно воспринималось. Миссис Нотт стала просто Анабелл, а совместные ужины – традицией.
Все для школы мне купила мама. Я хорошо помню, как в тот день она вышла из камина, возвратившись с Косой Аллеи: неестественно прямая, бледная и очень уставшая. Усталость читалась в опущенных уголках губ, в незаметных морщинках вокруг глаз, в самих глазах, серо-зеленых, полных затаенной боли. Я знала, чего ей стоила эта вылазка. Мама прятала от меня газеты, но я находила их: между книгами в библиотеке, в напольной вазе или отправляла на поиски домовых эльфов. «Ежедневный Пророк» пестрил кричащими заголовками: «Пойманы еще двое Пожирателей Смерти. Суд Визенгамота состоится в ближайшие дни», «Прямой репортаж из Азкабана. Не слишком ли мягки условия содержания пособников Того-Кого-Нельзя-Называть?», «Новое интервью Мальчика-Который-Вновь-Выжил», «Шокирующее заявление нового министра магии: дети Пожирателей продолжат обучение в школе чародейства и волшебства Хогвартс», «Могу провести на судебное слушание над Пожирателем. Цена – 30 галлеонов. Анонимность гарантируется». Последняя заметка, в точнее, объявление, заставило меня горько улыбнуться.
Я боялась возвращаться в школу, боялась того, что выплескивалось на меня со страниц газет – ненависти. Того, от чего меня защищали мама и Тео в эти невообразимо долгие летние месяцы. И, видя мой страх, Тео посвятил меня в их план. Голова, в которую пришла столь оригинальная идея, принадлежала, как ни странно, Забини. Уже в Хогвартс-экспрессе мне по настоящему стало жаль Драко, он узнал о плане последним. Не скажу, что идея завоевания расположения других студентов пришлась мне по вкусу. Но это был вынужденный шаг, для него требовалась сила, а отец просил меня быть сильной. Просьба отца и ободряющая улыбка Тео решили все.
Но сейчас мною вновь овладел страх. Мы сидели в полном молчании, пока шум в коридоре не стих – все студенты уже покинули поезд. Мы вышли из купе, миновали пустой коридор и ступили на станцию Хогсмид. Десятки голов повернулись в нашу сторону, десятки глаз прожигали нас взглядами, полными ненависти. Под этим перекрестным огнем, ранящим не хуже Сектусемпры и заставляющим меня ежесекундно умирать от ужаса, мы шли вперед. Путь до карет растянулся на целую вечность. В толпе студентов на фоне общего возмущенного шепотов то тут, то там раздавались гневные выкрики, но слова сливались для меня в единый гул, словно я очутилась в огромном пчелином улье. Оказавшись в карете, я облегченно откинулась на спинку сидения: небольшая передышка мне обеспечена.
