Глава 2Название: О призвании варягов
Рейтинг: G
Тип: джен
Герои: четыре всадника Абокралипсиса и многие другие.
Жанр: общий
Заявка: "Реквестирую фик по "Плоскому миру", через лет 20-30 после последней книги, Моркоу в качестве патриция (не короля, а именно патриция)".
Примечание:
1. хулиганский кроссовер с Ардой Толкиена
2. AU, угу
— Ваша светлость...
Моркоу выразительно вскинул брови.
— Э-э... сэр? Сэр. Что? Да, сэр, — Стукпостук неубедительно закашлялся. — Сэр, расписание на сегодня. Девять пятнадцать — собрание глав гильдий. Повестка дня: обсудить возможность расформировывания; приписано Его светлостью Герцогом Анкским: «Разогнать их к чертовой матери!»; зачеркнуто. Одиннадцать тридцать — завтрак с Ее светлостью...
— Прости.
Стукпостук нехотя оторвался от неразборчивых записей и с тревогой взглянул на Моркоу. У патриция свои нравы, вовсе отличные от нравов прежнего правителя города, а Стукпостук был уже не в том возрасте, чтобы успешно подстраиваться под изменения настроений босса.
— Светлостей в расписании достаточно, будет хорошо, если Ангву ты станешь называть капитаном Ангвой. Или просто Ангвой.
— Вашу жену, Ее светлость баронету фон Убервальд? — уточнил Стукпостук, делая заметку в своей слегка заржавевшей памяти, а для верности — еще и в ежедневнике.
— Просто Ангва, — мягко поправил Моркоу. — А я просто сэр.
Стукпостук отрешенно кивнул. У него не было никакого желания называть Ее светлость «просто Ангвой», о чем патриций, конечно, знал. При взгляде на Ее светлость тянуло только встать по стойке смирно. Или присесть и спрятаться за стол. Последнее случается, когда Ее светлость не в духе. Она мило улыбается тогда и смотрит дружелюбно, и от этого душа в пятки сразу уходит... и это при том, что Ступостук не так прост. Хочется думать. Иногда кажется, что лучше было ему согласиться самому с собой и отправиться с Ветинари за город выращивать капусту. Ветинари говорил, что служба народу Анк-Морпорка является долгом, и долгом посмертным. Потому, когда Ветинари решил, что наслаждаться властью ему уже достаточно, ибо не за горами уже такое явление, как пресыщенность властью (часто сопровождается еще и пресыщенностью свинца в организме), он переключился на выращивание капусты. Опять же на пользу городу — лишний бастион капусты никогда не помешает.
— Встреча с командором Ваймсом в два. Э-э... встреча с послами из Клатча и дружеский матч оных с бандой «Рваные глотки». Сэр, боюсь спросить... вы правда хотите, чтобы гордые сыны пустыни играли в футбол с нашими? С «Рваными глотками»?
— Да. Это укрепит дружественные связи между странами и спортивный дух игроков. В конце концов, мы живем в веке Летучей мыши и должны считаться с благочестивыми стремлениями наших сограждан вести здоровый образ жизни, придерживаться идеалов дружбы и взаимоуважении.
Повисла пауза. Стукпостук собирался с мыслями.
— Великолепно сказано, сэр.
— Спасибо, Стукпостук. Нет, мне не нужна еще одна записная книжка. Бесенок-органайзер тоже не нужен, спасибо тебе и ему, не забудь его покормить. И листочки с этими расписаниями... как? С повесткой дня мне тоже не понадобятся, — Моркоу ободряюще похлопал своего престарелого секретаря по плечу.
И все же Ступостук решился переспросить:
— «Рваные глотки», сэр. Если я не ошибаюсь, речь идет о детях девяти-десяти лет?
— Да, очень активный возраст, — улыбнулся Моркоу.
— И вы хотите, чтобы послы — эти здоровые мужчины в халатах играли в футбол с детьми? Они же их покалечат!
— Признаюсь тебе по секрету — послы из Клатча мне нравятся совсем чуть-чуть. Стукпостук, не говори, что тебе их жалко!
***
Гульотина была одним из изобретений Чертова Тупицы Джонсона. Сделанная из прочной древесины убервальдской лиственницы, выкрашенная самой лучшей краской по старинному, давно утерянному рецепту щеботанских живописцев, гульотина должна была означать торжество человеческого разума над суетным Смертью. В самом деле — только человек может дойти в своем уразумении до копирования исконного приема Смерти, каким он лишает жизней.
Поначалу Чертов Тупица Джонсон хотел самолично дать название своему детищу, однако потом, как оно часто случалось, доверил эту прерогативу народу. Тот тоже недолго думал и решил, что ничто так не увековечит мастера, как его собственное имя на его же изобретении. Потому, чтобы никто не знал, что это уродище создал тот самый Тупица, тот самый Джонсон, изобретение назвали по имени дочки старьевщика, чему тот был очень рад, чего не скажешь о дочке.
Долгое время, как и другими не менее полезными изобретениями Джонсона, гульотиной не пользовались, и она мирно пылилась на одной из заброшенных городских скотобоен, пока Моркоу Железобетонcсон, десятый патриций Анк-Морпорка, не решил, что введение нового вида показательных наказаний — самое то для укрепления власти. Усекновение головы тридцатью дюймами остро заточенной стали — куда уж показательней, согласился командор Ваймс, и гульотине решено было быть. Ее торжественно установили на площади Храма Малых Богов, и, видя как искренно радуются жители Анк-Морпорка (каждый, конечно, радовался при условии, что грозящие увеселенья не заденут лично его), Моркоу почувствовал, что горд за себя и даже за Чертова Тупицу Джонсона.
Но, как и все изобретения Тупицы, гульотина несла не тот практический смысл, который, несомненно, от данного изобретения ждали.
Гульотина была знаменита тем, что с ужасающей яркостью и точностью воспроизводила методы духовных собраний омнианцев, несущих слово Божье с настырностью, которая, по мнению многих, была куда хуже неприкрыто насильственного обращения в веру. Вышеупомянутая тридцатидюймовая остро заточенная сталь спускалась с невинной целеустремленностью, как ей и положено, но вместо того чтобы перерубать шеи преступникам, она отсекала от специальной дощечки, что Чертов Тупица Джонсон приладил внизу, одну из заповедей омнианцев.
Патриций Моркоу видел в гульотине прогресс, командор Ваймс не видел ничего. Единственным, из чего Моркоу заключил, что идея с гульотиной заслужила одобрение Ваймса (даже если Моркоу, как патрицию, одобрение Ваймса было не важно, Моркоу-стражник смущенно замирал в ожидании реакции), была фраза: «Если анк-морпоркцам это противно, почему бы и нет?»
Так еще одно забытое изобретение Чертова Тупицы Джонсона обрело новую жизнь, получило народное признание, вышло на свет, можно сказать, украсив собой главную площадь города.
Сейчас эту площадь обильно и со знанием дела украшал снег, пришедший с Овцепикских гор.
Мягкие снежинки ложились на гульотину, накапливаясь пушистыми комками на ее остриях и вершинах, чтобы затем, выждав момента, прыгнуть вниз на пока еще белоснежный ковер, устилавший площадь Храма Мелких Богов.
Ночь — самое деятельное время в Анк-Морпорке, но теперь, когда стражники больше не оповещали полночь несколько отчаянным криком: «Полночь, и все спокойно!», предпочитая удостовериться в этом спокойствии собственными глазами, деятельность приобрела более организованный и менее нахальный характер. Это Это-Все-Я-Дункан твердо понимал. Именно сегодняшней ночью он, решивший ознаменовать окончание своей почти полувековой карьеры грандиозной кражей, не несся сломя голову к объекту, как сделал бы раньше, каких-то тридцать-сорок лет назад, а крался к гульотине осторожно, предусмотрительно выглядывая из-за каждого угла и озирая окрестности.
Да, Это-Все-Я-Дункан остановил свой выбор на гульотине. Никто никогда не крал гульотин. Никому, даже побывавшему в самой бездне отчаяния и безысходности или вознесшемуся на вершину собственной крутизны, не пришло бы в голову красть изобретение Чертова Тупицы Джонсона. Одного этого хватило Это-Все-Я-Дункану, чтобы принять решение.
Вытянув шею вперед и крепко прижав подбородок к груди, он стремительно пересек площадь. Голубиных мозгов Это-Все-Я-Дункана не хватило, чтобы придумать способ, как украсть гульотину тихо, незаметно и изящно, потому за собой он волок небольшой лом, предварительно стащенный в порту. Достигнув постамента, на котором была установлена гульотина, и почти уже поставивший ногу на первую ступеньку, он был остановлен. Неожиданно; первое и второе вполне обычное явление в его жизни.
Но в этот раз было несколько иначе: его не уронили, не стукнули по затылку чем-нибудь тяжелым, и даже не окрикнули. Это-Все-Я-Дункан остановился сам.
В конце концов, такое должно было произойти. Он уже не молод... совсем не молод, и, конечно, приход этой Особы вовсе не неожидан. Это-Все-Я-Дункан в глубине души всегда знал, что как самый великий вор всех времен и народов он обязательно удостоиться, чтобы Смерть лично засвидетельствовал его смерть. Ведать бы от чего, кажется, неплохо все складывалось, гульотина перед носом, да и здоровье еще не так слабо...
Смерть спешился с Бинки, оглядел площадь Храма Малых Богов, задержав взгляд на спрятавшемся за постаментом с гульотиной Это-Все-Я-Дунканом, и поднял голову. Взгляд синих угольков, которые успешно заменяли Смерти глаза, следил за спускавшими из-за прочертавшим ночное небо сизых туч тремя всадниками.
На самом могучем, увешанным оружием скакуне, уверенно держа поводья мощными руками в железных рукавицах, сидел Война. Его доспехи пригибали скакуна к земле, что служило дополнительным стимулом, который заставил лошадь опуститься на площадь. Чума, боязливо сжимавший коленями бока худосочной болезненной лошадки, спустился вторым и тут же с приобретенной за многие тысячелетия карьеры подозрительностью установился на Храм Мелких Богов, заранее просчитывая, каких неприятностей можно от него ждать. Голод держался позади всех и вместе с лошадью жевал арахис.
— Мать честная! — прошептал Это-Все-Я-Дункан. — Неужто Абокралипсис? Никаких ведь знаков не было... ну украл я на прошлой неделе воз бриллиантов у северных ворот, но не поймали же!
«Мне кажется, нас никто не ждал».
— НАС НИКОГДА НЕ ЖДУТ. ЧТО-ТО СВЯЗАННОЕ С ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДОЙ.
«Неудобно как-то... вроде бы и стол, и транспаранты намечаться должны были, как никак важная миссия у нас. Ответственность высокая, вы же понимаете, не хотелось бы, чтобы вышло, что мы всех подвели».
— Брось, Чума, — угрюмо сказал Война. — Мне заступать на вахту первым, боюсь, вся ответственность так или иначе на меня ляжет.
— А знаете...
— Нет, Голод.
«Мы знаем, что ты против креатива».
Однако Голод не так легко было остановить.
— Веками мы предупреждали человечество о своем прибытии. Ну вы помните: открыточки всякие, буклеты, фуршеты, — Голод закинул в беззубый рот горсть арахиса и торопливо проглотил. — Люди называли это знаками грядущего Абокралипсиса. Солнечное затмение, реки, полные крови, котята с двумя головами, бедствия и ураганы — все это было привычно и понятно людям, они знали, что их ждет, были готовы, строили эти огромные лодки, куда и «тварей по паре», и себя в придачу, встречали нас как старых друзей. Готовились, в общем. А сейчас вышло неудобно...
«Нам нужно идти в ногу со временем. Как никак сейчас на дворе Век Летучей Мыши, а мы продолжаем действовать по старинке».
— Да, встряхнем наши отношения, — Война ковырнул железку на локте и рассеянно проследил за ее падением в снег. — Это привнесет разнообразие.
— В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ НАМ ПОРА НАЧИНАТЬ.
***
Командор Ваймс хмуро взирал на Шнобби.
— Повтори еще раз: ты хочешь сказать, что уверен, что Это-Все-Я-Дункан уверен, что он видел четырех всадников Абокралипсиса и даже умудрился обокрасть одного из них?
— Точно так, сэр, — выпятив грудь, отрапортовал Шнобби.
— Это-Вся-Я-Дункан?
— Сэр.
— Хорошо, Шнобби, — сдался Ваймс. — Составь рапорт и возьми два доллара из банки, отдай их Дункану, пусть катится на все четыре стороны.
— Боюсь, что не получится, сэр. Боюсь, он не из-за жратвы в участок сдаваться пришел. Похоже, он в самом деле кого-то там видел.
И Шнобби бросил на стол командора странный металлический предмет, который вместо ожидаемого звона неожиданно сочно был проглочен парой челюстей, в мгновение ока выскочившей из тех непролазных джунглей, что составляли залежи бумаг, давным-давно прочно оккупировавших стол Ваймса. Кончиком меча Ваймс осторожно поводил в них, нашел искомое, сделал точный выпад и после серии коротких вскриков и ругательств свободной рукой поймал выплюнутый трофей.
— Что это?
— Без понятия, сэр, — Шнобби шумно высморкался. — Вроде как деталь от доспехов. У нас таких не делают, вы гляньте, какое качество. Я пока вас ждал, ну после того как определил Дункана в комнату приема пищи, бегал за пиццой, а в это время образец у Шелли был — на эклертизу ей отдал.
Ваймс вытаращил глаза.
— Ага, сысковую сознательность проявил, — подтвердил Шнобби и вынул из кармана засаленную книжонку. — Симус Хромс называет это дедовским методом.
— Дедуктивным?
— Точно. Шелли определила, что это на самом деле от доспехов деталь, у нас сто лет уже их не делают, а у некоторых глубинных гномов все еще в ходу. Я записал название, вот.
Пока Ваймс разбирал полный индивидуальности почерк Шнобби, сержант Шноббс продолжил:
— И сделана штучка из чистого серебра, прямо так Шелли сказала.
Ваймс прикрыл глаза.
— Хорошо, Шнобби, можешь идти.
После того как дверь за сержантом закрылась, Ваймс украдкой опробовал принесенную деталь на зуб, с минуту посидел с закрытыми глазами и вздохнул. Затем, почему-то воровато оглядываясь, подошел к окну, перелез через высокий парапет и оказался на крыше здания Псевдополис-Ярда. Здесь Ваймс повел себя еще более странно: поманил к себе пальцем одно из уродливых архитектурных украшений, которыми изобиловала крыша. Архитектурное украшение не преминуло приблизиться.
— Капрал Фронтон, будь добр, выкинь это в Анк.
— Ахрра?
— Ну закопай в реку. Нужно, чтобы никто не знал и не видел.
— ´А, ээрр.
— Спасибо, Фронтон.
Проследив за поступательным движением горгульи вниз и так и не дождавшись его завершения, Ваймс влез в свой кабинет обратно, схватил шлем с плюмажем и жезл командора стражи и отправился во Дворец. Те, кто хорошо его знали, могли бы сказать, что Ваймс сам на себя не похож. Ну почти.
***
— К вам командор Ваймс.
— Добрый день, сэр.
Моркоу с трудом оторвал взгляд от «Слуги» — сочинений прошлого патриция, оставленным им в назидание потомкам. Поначалу его взгляд был рассеянным, ибо он только что пробирался сквозь хитросплетения истин и правил, какими должен руководствоваться любой мудрый правитель, и не заметил сурового вида Ваймса, однако очень быстро ситуация разрешилась.
Моркоу вскочил и вытянулся в струнку.
— Добрый день, сэр.
Ваймс едва заметно поморщился.
— Моркоу, мы ведь договорились, что на людях ты не называешь меня «сэр».
— А приватно, сэр?
— И приватно, — вздохнул ВАймс.
— Да, сэр.
— Ты ведь смеешься?
— Немножко, сэр.
— Тут Шнобби принес интересную новость.
Моркоу откинулся в кресле:
— Судя по выражению вашего лица, новость ужасно интересна.
— Да, спасибо. В Анк-Морпорк пожаловали четыре всадника Абокралипсиса.
— Что, опять?! Хм... Простите, сэр.
— Вчера около одиннадцати тридцати вечера Это-Все-Я-Дункан видел их на площади Храма Малых Богов. Один из всадников — думаю, это был Война, — как и было условлено, обронил деталь от доспехов, не знаю, как она называется, Шнобби говорил, я не прислушивался... это неважно. Нас предупредили.
— И что же вы решили, сэр?
Ваймс потер переносицу.
— Формально они соблюли условия. Пришли внезапно, сделав вид, что наступил Абокралипсис, предупредили только Стражу. Теперь наш ход.
— Они могли бы просто отправить письмо, — укоризненно сказал Моркоу. — Вежливо сообщить, что скоро будут, и чтобы мы готовились.
— Ты правда считаешь, что они считают, что умеют писать?
— Сэр. — Моркоу помолчал. — Когда выходим, сэр?
— Я совершил преступление, Моркоу, — уничтожил улику. Но еще большее преступление я совершу, если позволю патрицию города отправиться в Средиземье, творить добро и справедливость.
— Кто как ни патриций должен этим заняться? — задал риторический вопрос Моркоу. — Когда-то, и это было не так уж давно, сэр, мы поклялись взамен на освобождение города от дракона, выполнить поручение Смерти. Он ведь здорово помог нам тогда, не так ли, сэр? Один шанс на миллион — если гарантом является сам Смерть, шанс стоит больше миллиона. Мы обещали, что когда нас призовут, мы отправимся с четырьмя всадниками Абокралипсиса за пределы Великого А´Туина, на «переписку истории одного в конец запутавшегося мира». Видите, я даже запомнил, как Он нам сказал. Я сдержу слово. К тому же нам с Ангвой давно хотелось отправиться в путешествие.
— Путешествие — в один конец, возможно, Моркоу. А Анк-Морпорк?
— Ветинари еще достаточно крепок. Вы бы почитали, что он пишет. Уверен, он войдет в наше положение.
— Уж он-то войдет...
— Сэр?
— Кроме нас больше никто не идет, — твердо сказал Ваймс.
— Вряд ли, сэр. По-хорошему, должна пойти вся Стража.
— А Анк-Морпорк? Да Ветинари, он ведь из себя изойдет!
— Оставим новичков, выпускников Академии, и двух-трех старших. Остальные — с нами.
— Куда уж проще тебе издать прямой приказ, — проворчал Ваймс.
— Вы прекрасно знаете, сэр, что я этого не сделаю.
— Хорошо. Пойдут я, ты, Ангва, Дорфл, Посети, Шнобби, о боже, и Детрит.
— Сэр...
— Этого будет достаточно.
— Я рекомендую взять еще Шелли, Игоря и Реджа.
— Ты рекомендуешь?
— Да, сэр. И Фреда Колона.
— Он на пенсии!
— Тем более обрадуется возможности поразмяться.
Глядя в честные глаза Моркоу, и мысли не приходило, что ему можно было возразить. Ваймс по своему опыту это знал, потому и не пытался.
— Ваш тяжкий стон означает, что вы согласны со мной, сэр?
— Моркоу, ты ведь хотел стать патрицием и...
— Народ хотел, — поправил Моркоу. — Однажды я проснулся и узнал, что меня избрали.
— Моркоу.
— Да, сэр?
— Пообещай, что мы вернемся.
— Само собой разумеется, сэр.
— Это не обещание.
— Увы, сэр.
***
«Пришельцы. Как вы смотрите на то, чтобы так назваться?»
— ДОВОЛЬНО СТРАННО, ЕСЛИ ТЫ ПОНИМАЕШЬ, О ЧЕМ Я.
«А что?»
— МЫ НЕ МОЖЕМ ПРИЙТИ, МЫ МОЖЕМ ТОЛЬКО ЯВИТЬСЯ. ТАКОВО СВОЙСТВО ВСЕХ АНТРОПОМОРФНЫХ СУЩНОСТЕЙ.
Четверо посетителей «Залатанного барабана» выбрали самый дальний столик от стойки Игоря, что он нашел очень странным, однако подойти и разобраться — еще более странно, но у него духу не хватило. Если учесть, что этот самый дух в его случае был понятием из разряда небывальщин.
— Вы уверены, что стражники согласятся? — спросил Война, с сомнением разглядывая содержимое своего бокала. Сколько на свете новых открытий, одно чудеснее другого! В «Кровавую Мэри», оказывается, добавляют ногти.
Голод хмыкнул в миску с арахисом:
— А куда они денутся?
— НАШЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ — ПЕРЕПИСАТЬ ИСТОРИЮ СРЕДИЗЕМЬЯ. ДУМАЮ, ОНИ ЯВЯТСЯ.
«Одно с другим как-то связано?» — буркнул Чума. — «Как мы назовемся-то? Всадниками Абокралипсиса быть уже не можем, нас ведь не четверо. Да и не Абокралипсис, что там, курам на смех...»
— А сколько всего нас? — энергично жуя арахис, поинтересовался Голод.
Смерть отставил свой бокал.
— ЧИСЛО НЕ ИЗВЕСТНО.
«А номер?»
— При чем здесь номер? Игорь, еще три бокала «Кровавой Мэри»!
«Будем зваться по номеру», — категорично заявил Чума. — «Какой там номер?»
— НОМЕР ТОЖЕ НЕ ИЗВЕСТЕН.
«Тогда просто — номеронцы»
— Чо? — Голод поперхнулся арахисом. — Что еще за ронцы?
— Номеронцы-нуменорцы — какая разница? — философски пожал плечами Война. — Игорь, да где же коктейли? За успех нашего дела, товарищи.
— За успех.
