Глава 2Будь проклята эта гроза! Очередной раскат грома сотряс стены древнего замка, эхом отскочив от стен и прокатившись по пустынным холодным залам. Погода будто сошла с ума, шквальный ветер гнал по небу рваные облака, которые летели так низко, что казалось, пролетая, цепляются за острые шпили замка. Погода как нельзя лучше сегодня соответствовала его душевному состоянию, проклятые раскаты грома не давали уснуть демонам в его душе, голоса которых он так старательно пытался заглушить. Он даже самому себе не смог бы объяснить, что эти голоса ему говорили. Были ли это отголоски совести, страх, отчаяние, или что-то еще?
Снова гром, заставивший его едва заметно поморщиться. Он знал, что рано или поздно этот день придет, и ему придется выбирать, ему придется держать ответ перед Ним. Пойти против воли отца было, пожалуй, сущей безделицей по сравнению с тем, что ожидало бы его за той чертой.
К своим семнадцати годам Драко Малфой пришел к осознанию того, что в его жизни было все, что только можно было бы пожелать. Положение в обществе, фамилия, которая открывала любые двери и снимала любые запреты. Блестящий ум, отчасти унаследованный от именитых предков, хотя в большей степени являвшийся результатом собственных усилий; репутация в школе, где даже не все преподаватели могли бы соперничать с ним в части некоторых магических знаний. Являясь потомком рода чистокровных волшебников, который вел свою историю с незапамятных времен, юный мистер Малфой был посвящен в тайны древнейшей и наиболее могущественной магии – той, которой в школе вряд ли бы могли научить. Он не привык считаться с чьим-либо мнением, считая всех окружающих, без сомнения, либо ниже себя, либо же вовсе пустым местом, что особенно ярко проявлялось в его отношении к маглам. Презрение к окружающим, учеба на Слизерине и фамилия Малфой были его визитной карточкой. Исполненный пренебрежения ко всем вокруг, он обладал каким-то необъяснимым магнетизмом, который заставлял людей попадаться в расставленные им силки и плясать под его дудку. Он научился играть людьми словно куклами, делая это искусно и виртуозно, неизменно получая то, что ему было нужно от них в данный момент. Аристократичная внешность, тонкие черты лица, серые глаза, которые свели с ума не одну ученицу Хогвартса; впрочем, справедливости ради, следовало сказать, что женское внимание давно превратилось для него в обузу, потому что в свои семнадцать лет он осознал, что все девушки по сути своей одинаково пусты. Одних привлекала его внешность, других положение, третьих деньги, четвертых все сразу. Ибо не одна юная страдалица строила дни и ночи напролет планы по его обольщению, иные шли дальше, и в своих весьма смелых мечтах рисовали себе картины еще более радужные: белое платье, фамильный перстень на безымянный пальчик и тосты в честь новоиспеченной миссис Малфой. И если планы по обольщению в иных случаях имели успех, второй вариант так и оставался сказочным сном. Он менял девушек часто и как-то безжалостно, что ли. Ему никогда не приходило в голову, что то, что для него было невинным развлечением, воспоминание о котором растает вместе с наступлением рассвета, иной девушке могло стоить разбитого сердца.
Он редко терпел поражение в вопросах любви. Иными словами, ему не довелось чувствовать то, что чувствует человек разбитый и абсолютно уничтоженный. Его не заботили их чувства, ни одной из них, ни на минуту. А они вдруг начинали понимать, до чего мучительно чувствовать боль там, где раньше не болело, и как можно было так жестоко ошибаться. Переживания подобного рода едва ли когда-то хоть сколько-нибудь занимали его, и он считал, что это к лучшему. Зачем строить воздушные замки, разочаровываться и страдать – он прекрасно знал наперед, какой будет его жена: блестящая аристократка в классическом понимании этого слова, англичанка - а как же иначе – вероятно, дочь близких знакомых или друзей. Видя перед глазами пример родителей, он с детства уверовал в правильность такой модели брака – холодный расчет, никаких эмоции и объединение состояний – бесспорно, он повторит их путь. Он мог бы выбрать любую. И все бы было ничего, если бы не обстоятельства последних дней. Жену ему выбрал Темный Лорд. И, быть может, у Драко хватило бы смелости пойти против его воли, если бы заключение этого брака не решало главной проблемы его жизни. Он понимал, что идет на сделку с дьяволом, не иначе, но если он получит то, что ему нужно, ему не должно быть никакого дела до той, которая была выбрана ему в жены. Если он выйдет победителем и сумеет обратить ситуацию в свою пользу. В конце концом, это уже не его дело, что будет с ней, главное, чтобы у него все получилось так, как надо. А у него получиться. Не родилась еще девушка, которую он не смог бы влюбить в себя, если бы очень захотел. Все возможно, и ему нужен только день. Для невозможного ему потребуется неделя. Ну что же, жребий брошен. Когда все закончится, и он добьется того, чего хочет, он еще раз вспомнит этот день и еще раз поймет, что, без сомнения, принял правильное решение. Будто подслушав его мысли, гроза стала затихать, и постепенно о недавней буре напоминал только мерный стук дождя с той стороны стекла.
Услужливый лакей распахнул дверцу кареты и подал Фрэн руку, поприветствовал ее по-английски. Ах да, это ведь Англия, она совсем забыла, что здесь ей придется говорить не на родном языке. То, что ей придется общаться со своим женихом на чужом для нее языке, оказалось еще одним неприятным открытием, хотя куда уж хуже, если учесть, что она уже здесь и вспомнить, зачем она сюда приехала. Ее английский был вполне приличным, Эдуарда всегда следила, чтобы ее родной язык был на высоте и у дочерей. Впрочем, английский всегда давался Фрэн легко, и она подозревала, что это было заложено в ней на генетическом уровне; ей не приходилось его учить, она будто бы вспоминала его. Как ни крути, она была англичанкой ровно наполовину. Но говорить на английском она не любила, он казался ей слишком официальным и холодным, как впрочем, и сама страна. Испанский же отвечал ее темпераменту, он казался ей куда более живым и чувственным. Ну что же, надо так надо - приветственная фраза на английском, и уже через секунду она быстрым взглядом окинула окружающий пейзаж.
Фрэн невесело усмехнулась. Что сказать, родители не продешевили. Огромный замок, несомненно, очень старый, наверняка хранящий немало тайн и загадок своих былых обитателей. Территория замка была огромной, насколько хватало глаз, и терялась где-то вдали у самой кромки леса. Порыв ветра вдруг бросил в лицо Фрэн несколько холодных капель, заставив вздрогнуть.
« Погода так и шепчет. Как в этой стране вообще можно жить, когда здесь что ни день, то дождь. Пожалуй, с ума недолго сойти от приступов меланхолии!»
Фрэн в общем-то любила дождь, но только не такой. Ей нравились теплые ливни, под которыми так приятно было идти босиком. Иногда они с друзьями сбегали с уроков и бежали прямо под дождем к морю, и теплые струи дождя хлестали по лицу, и им становилось почему-то радостно и спокойно. Потом они непременно купались в море, а позже, мокрые и совершенно счастливые, бежали в какое-нибудь прибрежное кафе и пили там кофе, смеялись и извинялись перед официантами за то, что стекавшая с них вода уже наделала порядочную лужу возле их столика. Потом часа два они непременно придумывали разные оправдательные версии для учителей, которые разом бы все тем объяснили и предвосхитили все расспросы и карательные меры. На ум, разумеется, не шло ничего стоящего, все понимали, что завтра они будут примерно отчитаны, но это только еще больше улучшало настроение, словно делало их хранителями одной тайны, и они давали себе дурашливые обещания стоять друг за друга до конца перед грозным лицом преподавательского состава. А потом все снова бежали купаться…
Как все это теперь было от нее далеко. Веселый смех друзей, ласковое испанское море, песчаное побережье и шумевшие где-то в вышине пальмы. Порыв ветра снова неприятно хлестнул по лицу, как будто дал пощечину. Холодно, и дожди как одно из проявлений депрессии. Девушка зябко поежилась и пошла по дорожке вслед за лакеем, который нес ее вещи. Родители и Абель шли чуть впереди и были уже почти у парадного входа, а Фрэн считала шаги и с горечью понимала, что каждый шаг делает ее все ближе и ближе к тому, чего бы она так хотела избежать. Еще пять шагов, еще десять...
Тяжелые массивные входные двери распахнулись, и в поле зрения Фрэн возникли мужчина и женщина. В первую минуту пронеслась шальная мысль, что это и есть ее жених, но, подойдя поближе, она увидела, что мужчина был уже не молод, а стоявшая рядом с ним женщина, без всякого сомнения, была его супруга. Фрэн вдруг подумала, что они без ложной скромности могли быть названы идеальной парой. Трудно было бы представить рядом с ним другую женщину, а рядом с ней другого мужчину. Высокие, статные, красивые. Тонкие черты лица, бледная кожа, светлые волосы. Немного надменные - настоящие англичане. Но самое главное, что они, похоже, и внутренне были словно две части единого целого. Иными словами, они являли собой пример аристократизма в том понимании, который в это понятие вкладывала ее мама. Может, просто потому, что мама тоже была англичанкой. Фрэн вдруг подумалось, что она слишком отстраненно рассуждает об этом, если принять во внимание, что и сама она была англичанкой ровно наполовину. Но она привыкла считать себя испанкой, может потому, что ей не довелось побывать на родине у мамы, а, может, потому, что отец был очень привязан к своей родине и ко всему испанскому, а Эдуарда приняла тот стиль жизни, который ей продиктовала новая страна и новая семья, частью которой она стала. А ведь семнадцать лет своей жизни мама провела в этой стане, где-то в предместье Лондона. Но почему-то Фрэн никогда не бывала ни у родителей Эдуарды, ни вообще в Англии.
За размышлениями она совсем не заметила, что уже подошла к входу, а когда девушка начала подниматься по ступенькам, до нее долетел уже начатый разговор родителей и мистера и миссис Малфой.
- Мы так рады. Сколько же лет прошло?
- Об этом лучше не думать. Сразу приходит понимание, что молодость осталась где-то далеко позади, - Эдуарда улыбнулась своей безупречной улыбкой, всем своим внешним видом демонстрируя, что сожаление об ушедшей юности в ее случае не более, чем простое кокетство. Ну что же, здесь игра шла по таким правилам.
- …Так скучаю по Хогварстсу. Замечательное время…
- …Кстати, как поживает Серерус?
Фрэн не хотелось прерывать этот экскурс в юность, но маячить у подножия лестницы тоже казалось глупым, поэтому она просто подошла и стала дожидаться, пока закончиться разговор. Ждать ей пришлось недолго: она почувствовала на себе взгляд – холодный, колючий, какой-то пронизывающий. Мало кто мог бы не смешаться под взглядом этих серых глаз. Мужчина, стоявший у дверей, изучал ее с деланной небрежностью, однако его взгляд выдавал то, что ее скромная персона для него представляет интерес куда больший, чем родители и сестра вместе взятые. Фрэн посмотрела на него в упор: она все же была дочерью своего отца и умела играть в игру «кто кого переглядит». На первый взгляд нечего сложного, но отвести взгляд означало проиграть. Она знает, что делать. Три секунды глаза в глаза, легкая улыбка как посыл к началу разговора. Мужчина еле заметно улыбнулся в ответ и обратился к отцу:
- Абелардо, надо думать, мы имеем удовольствие лицезреть твою старшую дочь. Сеньорита Франсуаза, рады приветствовать вас в нашем доме, – мужчина снова улыбнулся.
Фрэн неспешно подошла к хозяевам замка. Протянула руку мужчине в ответ на его протянутую ладонь: легкий поцелуй и ожидание ответа.
- Для меня это большая честь, мистер Малфой, миссис Малфой.
Приветственный кивок стоявшей напротив женщине и легкая полуулыбка. Женщина ответила на ее взгляд, она смотрела на девушку оценивающе. Хотя то было скорее простое женское любопытство, ничего негативного глаза женщины не выражали.
- Эдуарда, у тебя очень красивые дочери, я просто в восхищении. Впрочем, им есть в кого.
И так далее, и тому подобное. Фрэн украдкой посмотрела на сестру. Та улыбнулась ей в ответ и состроила гримасу ангельского смирения и всеобъемлющего понимания, как человек, который как минимум понял всю суть и глубины бытия, и которому уже попросту не приходится ждать от жизни ничего хорошего.
«Господи, да когда же уже закончатся эти китайские церемонии!»
Неужели для того, чтобы сказать всего одно только здравствуйте, нужно приплести к этому еще сотню слов и вопросов ненужных и совершенно бессмысленных? Если бы девчонки видели ее сейчас, подумали бы, что она сошла с ума. Фрэн вдруг вспомнилось, как однажды в каком-то фильме им попалась сцена великосветского приема, где разговор и поведение героев очень напоминало сцену, разыгрывающуюся сейчас перед ее глазами, и в которой она должна была принимать непосредственное участие. Они тогда долго смеялись, удивляясь тому, зачем люди по доброй воле усложняют простые и понятные вещи, зачем говорят ложь, облеченную в красивые и возвышенные слова, и сами потом верят в нее. Они тогда весь вечер приседали друг перед другом в реверансах и поклонах, сыпали комплиментами, сталкиваясь на кухне или в коридоре. Наконец, когда им это надоело, они устроили бой подушками. А потом произошло то, что и должно было произойти: одна подушка, наконец, не выдержала натиска, и, порвавшись, разлетелась миллионом перьев по всей комнате. Тогда они единогласно решили, что такая жизнь, пожалуй, не для них, и, вообще, игры в высший свет пагубно сказались на чистоте их жилища и состоянии подушек; они тогда до утра они препирались, кто же из них станет счастливчиком, который будет собирать завтра разлетевшиеся перья…
Фрэн отогнала ненужное воспоминание: к глазам подступили ненужные слезы, а в ушах, казалось, звучали отголоски их тогдашнего хохота. Она не должна думать о них сейчас, она должна выдержать все это, ей надо быть сильной. Ради них. Ради себя. Ради завтра, в котором все будет так, как хочется ей.
Приветственная часть, наконец-то, закончилась, и хозяева приглашающим жестом позвали гостей внутрь. Внутренне убранство замка было дорогим, изысканным, тонким, но безжизненным. Окружающие вещи, пожалуй, не могли бы рассказать ничего об обитателях замка, об их характерах, вкусах или привычках. Ну, разве что о том, они баснословно богаты и очень заботятся о том, чтобы их дом производил должное впечатление на окружающих. Вещи гостей подхватили появившиеся откуда-то домовые эльфы, заставив Фрэн снова вообразить реакцию подруг, если бы им довелось это увидеть. Как же она скучала по ним! Ей так хотелось хотя бы на пять минут снова оказаться с ними, снова поговорить или просто помолчать. Об Андриане она старалась не думать вообще – к горлу сразу подступал ком, незнакомое ей раньше ощущение. Очень болезненное. Но только не сейчас, сейчас на это нет времени.
Ее проводили в комнату, и она устало опустилась на широкую кровать, накрытую шелковым покрывалом. Надо же, жених так и не появился, впрочем, это, вероятно, было сделано для того, чтобы ее подготовили. Ее догадки оказались верны, через десять минут в комнате появилась Эдуарда с большой коробкой и волшебной палочкой в руках. Следом за ней в комнату проскользнула Абель, благоухая какими-то невозможными духами: сестра снова экспериментировала. Малышка Абель называла свои эксперименты с духами, прическами и одежной глубокомысленным «искать себя»; особенно умилительно было это слышать из уст двенадцатилетнего ребенка: в категорию «поиска себя» также входило чтение книг на различную тематику, начиная от философских трактатов и заканчивая книгами по домоводству. Девочка влетела в комнату, придирчиво осмотрела обстановку и со всего размаха прыгнула на кровать, ввергнув Эдуарду в ужас своим поведением.
- Дорогая, не забывай, пожалуйста, что ты не у себя дома. Впрочем, было бы не лишним, если бы ты понимала, что вести себя так дома тоже недопустимо, – Эдуарда осторожно поставила принесенную коробку на кровать и посмотрела на старшую дочь.
- Мам, надеюсь, я не допустила промахов? Или же сейчас состоится мое линчевание? – Фрэн подозрительным взглядом осмотрела коробку.
- Все в порядке, но, я надеюсь, ты и в дальнейшем будешь вести себя подобающим образом. Я не хочу, чтобы на нашу фамилию легла тень из-за твоих выпадов, мягко говоря, не допустимых для наследницы Абелардо де Лосаро.
- Как можно! Скажи, ты что, давно знаешь эту семью?
- Да, мы вместе учились. Кстати, как они тебе?
- Да я полюбила их с первого мгновения нашей встречи.
- Я, кажется, просила тебя…
- Мам, ну что ты, в самом деле, от нее хочешь? – Абель деловито слезла с кровати и открыла коробку. Увиденное заставило ее глаза заблестеть. – Хочешь знать мое мнение?
- Изволь.
- Байки из склепа какие-то. Они что, болеют? – девочка деловито шуршала чем-то внутри.
- Оставь в покое коробку! Откуда мысли об их болезни?
- Тогда почему они такие бледные? Их загар… как бы это сказать… мрак!
- Господи, сделай так, что бы Нарцисса никогда не узнала, что ее прекрасная аристократическая бледность, о которой ходят легенды, была названа мраком! – Эдуарда гневно сверкнула глазами в сторону ребенка, который предпринял очередную попытку разворотить многострадальную коробку.
- Аминь! Я просто сказала, что ей не помешало бы сходить на пляж. Ладно, я не пойму одного: где счастливый жених?
- Он будет ждать в холле через полтора часа. Ты будешь ему представлена. Франсуаза, ты должна выглядеть безупречно. И вести себя соответственно. Вставай, сейчас займемся твоим макияжем и прической.
- Можно я пойду небезупречной? Он тогда решит, что такая жена ему не подходит, и через три часа мои самолет приземлится на родине.
- Ты забываешься. Мы это обговорили. Абель, дай сюда палочку, мне неспокойно, когда она у тебя. И вообще, ты можешь хотя бы пять минут просидеть спокойно?
- Пожалуй, что нет. Мам, давай не будем Фрэн за него отдавать замуж? Он мне не нравится.
- Ты его даже не видела.
- А уже не нравится. Он же чужой.
- Во-первых, вопрос о свадьбе Фрэн решает отец. Во-вторых, что значит чужой?
- То и значит. Ты-то вышла замуж за папу, а Фрэн навязываешь незнакомых идио
- Еще одно слово, и юная леди покинет комнату, - Эдуарда посмотрела на младшую дочь так, что стало понятно – мама не шутит. Абель миролюбиво взмахнула крошечными ладошками.
- Ладно, займемся уже делом.
Фрэн безучастно слушала их разговор. Смысл сказанных слов воспринимался как-то отстраненно, только спустя пару мгновений она примеряла его на себя. Впрочем, она решила не позволять себе послаблений, и сейчас была сконцентрирована. Она умела сосредотачивать свое внимание на одном предмете, на том, что было по-настоящему важно в данный момент. Сейчас ей было важно понять, зачем она здесь, знать, кто и для чего эту игру затеял, и начать искать путей к отступлению. Роль жертвы категорически ей не нравилась, но если это было ценой, которую нужно было заплатить за спасение Андриана, она была готова это сделать. Если ей удастся вырваться, она просто запишет эту историю на счет жизненного опыта. Своего личного горького опыта. Не факт, что Андриан ее простит после того, что она наговорила ему в их последнюю встречу, но вернуть свою свободу она обязана. Роль птички в золотой клетке ей решительно не подходила. Ее разбитое сердце сейчас в расчет тоже не принималось. Все это позже.
Через час Эдуарда критически осмотрела результат своих трудов и, похоже, осталась довольна результатом. Фрэн и самой понравилось отражение, которое она поймала в зеркале. Неброский макияж, вернее сказать, почти незаметный – высший пилотаж, Эдуарда была непревзойденным мастером. Прическа была, бесспорно, тоже очень красивой: волосы были затейливым образом уложены наверху, а на плечи девушки падал каскад безупречных локонов. И, наконец, к великой радости Абель, из коробки было извлечено платье. Девочка восхищенно ахнула. Впрочем, и сама виновница торжества не могла не признать, что платье было великолепным: изумрудно-зеленое, из струящейся ткани. Фрэн посмотрела на свое отражение в зеркале. Теперь она точно вписывалась в антураж этого дома и, пожалуй, даже этой семейки. Платье было выбрано Эдуардой и продумано до мелочей, на пальце у девушки сверкало одно единственное кольцо – изумруд в платиновой оправе. Тонкая прядка волос, преднамеренно выбившаяся из прически… Пожалуй, теперь она и впрямь могла смело показываться жениху.
- Мы с Абель спустимся первыми. А ты будь добра спуститься через десять минут. Я надеюсь, все пройдет без эксцессов.
Эдуарда тихо притворила дверь, уведя за собой сестру. Фрэн кинула в зеркало еше один взгляд. Вот и все, через десять минут она увидит его.
