Глава 2Пёс на этот раз спит. Он не просыпается, даже когда Луна подходит совсем близко.
Луна думает, не лучше ли положить еду с подстилкой на землю и уйти, но ведь это то самое "повернуть назад", которое Луна так не любит, – и она тихонько чешет пса за ухом.
Пёс ворчит, вскакивает, ошалело мотает головой – как человек.
Луна кивает своим догадкам – правильные, делает шаг назад. Говорит псу:
– Здравствуй.
Говорит:
– Я тебе принесла еды, тут курица, и ветчина, и много хлеба.
***
Принесла-таки.
Откуда такая взялась? Настоящая вообще или так, плод больного воображения?
Запах еды – настоящей, не крыс! – давно дразнит пёсьи ноздри, Бродяга подаётся вперёд – ч-ч-чёрт!
– Подожди, стой, я развяжу, мне же надо было в чём-то принести.
Сириус отстраняется, её пальцы распутывают узел, легко касаясь обслюнявленной ткани.
Сириус ест, девочка садится у стены и шёпотом здоровается с Клювокрылом.
Когда на полу остаются только косточки, она говорит:
– Если я тебе надоела, ты меня укуси и я уйду.
Сириусу хочется превратиться, руками вцепиться в её плечи, убедиться в реальности.
Что это вообще такое?..
И одновременно – дурацкий, нелепый протест. Вот эту ладонь, тонкую, прозрачную почти – кусать? Сломается же ведь, выплёвывай потом осколки.
– И ещё я хотела сказать, самое главное. Я, понимаешь, знаю, что ты не один. Ты анимаг, скорей всего, но я не знаю, какой. И тебе сейчас грустно, и я подумала, можем поговорить. Ну, если захочешь, ты будешь говорить и потом я, ведь скучно же всё время в пещере.
Будто водой ледяной в лицо, как смогла понять, кто вообще такая, а делать, делать-то теперь что?..
Не уйдёт же, пока он не укусит, а если укусит – значит, понял, что сказала.
И сидит, главное, и смотрит на него, не моргая, будто всё так и должно быть.
Стать бы сейчас человеком да рассмеяться в голос.
***
У человека спутанные волосы и такие усталые глаза, что Луне становится очень стыдно.
Надоесть до такой степени, чтоб превратился, как же невежливо, как же назойливо, это всё проклятое райвенкловское любопытство.
Человек молчит, и Луна поднимает с земли подстилку. Говорит:
– Я не очень хорошо шью, и я не знала, какой у вас любимый цвет, – поэтому из лоскутков, – но я подумала, у вас здесь сыро.
Всё так плохо, Луна даже не знала, что так может быть. Минута эта – ярко, отчаянно красная, и Луна думает, не применить ли ей к себе Эванеско.
***
Рычание не пугало, так, может, внешность постазкабанская, может, плакат какой вспомнит: "сбежал, опасен..."
Нет, рассказывает про подстилку. Сколько мантий на неё извела?..
– Хей, – говорит Сириус, – я Сириус Блэк вообще-то. Преступник. Опаснейший.
Он уже почти не надеется её пронять, но всё-таки.
– Я считаю, это очень неправильно, что они посадили вас в Азкабан. Туда вообще никого – нельзя, а тем более, невиновных.
***
Она так ему надоела, что он пытается напугать её собой, бедный.
Луна считает, сколько лет он провёл в этой тюрьме, и думает, что сама бы не выдержала и дня. Ей рассказывал про эту тюрьму папа, ещё в детстве, рассказывал долго, и она тогда поняла, что таких мест вообще не должно быть не земле.
Там черно, как в первый год без мамы.
Тем более – нельзя туда людей. А если есть самый крохотный, маленький шанс, что они не виноваты, а если потом так и окажется – что тогда?
Это же будет ужасно.
Луна начинает это говорить Блэку, но он её перебивает, он смеётся зло и по-пёсьи, и Луна думает, что никто так не умеет, наверное, кроме него.
– Ты считаешь, – говорит он, отсмеявшись. – Ты, значит, считаешь.
А если я тебя убью сейчас, вот просто так, голыми руками? Ты с чего взяла вообще, что я невиновен, чудо?
– Мне папочка сказал.
***
У Сириуса не то что слов, у него жестов, восклицаний не остаётся. Где таких делают вообще, какой-то новый сорт людской, точно.
И остаётся только тупо переспросить:
– Папочка?
– Ну да, я его так называю, а в четырнадцать буду "отец", мы решили так.
Я тут могу посидеть ещё или мне уйти? Я не хотела мешать, я, правда...
– Да сиди уж, – соглашается он ворчливо, а правда, не выгонять же, совсем будет глупо. – Тебе папочка сказал, что про меня говорить никому не надо?
Она смотрит на него как на полоумного:
– Я это и сама понимаю, сэр.
***
Почему с "ты" Луна перешла на "сэр", она не знает. Наверное, хотела компенсировать свою давешнюю невежливость – вломиться в чужую пещеру!..
Луна думает, что если мир позволил, чтоб невиновного Блэка засадили в Азкабан, то она должна как бы заплатить долг мира. Хотя бы попробовать. Хотя бы немножко.
– Я принесу еду в следующий раз?..
***
"Следующий раз" наступает скорее, чем Сириус думает. Девчонка – надо бы спросить, как зовут, – приходит вечером, держа за руку домовика. И говорит:
– Я сейчас уйду, я просто еду принесла.
Мог бы, думает Сириус, поговорил бы с отцом, что это: болтается с преступниками, домовиков подговаривает...
– Этого господина зовут Тахти, он согласился мне помочь.
Я просто попробовала не есть, я не ела день, это сложно.
И вам же ещё сложнее... Здесь курица опять.
– Как тебя зовут хоть? – спрашивает Сириус вместо "спасибо", и она отвечает:
– Луна Лавгуд.
– Тебя в школе не хватятся, а, Луна?
– Это очень мило с вашей стороны, сэр, беспокоиться обо мне, но я не думаю, что кто-то заметит.
***
Надо же, он о ней подумал. Это здорово, это очень здорово, это так здорово, что Луна подпрыгивает на месте, ещё раз и ещё.
Он смотрит на неё странно, он не поймёт, наверное, но ведь точно не будет лишним, если она распостранит здесь немножко радости.
Она очень хорошо придумала попросить Тахти, ей нравится, а Блэк её ещё и отблагодарил: побеспокоился.
И ещё он так же про имена думает, как она, он тоже считает, что это не очень важно, совсем не сразу спросил.
И, ошалев от собственного нахальства, Луна говорит:
– А можно к вам ещё на этой неделе прийти? Поговорить? Я про всякое могу, чего люди не видят, хотите?
***
Сириус глубоко вздыхает.
Вот же явилась, повыть не дала, пещеру шагами померить, ну кто ж так делает.
Сириус смеётся над собой, потому что – как иначе, потому что хочется вцепиться и не отпускать – человек же, живой, говорить можно!..
Она прыгает на месте и спрашивает, можно ли ей прийти ещё раз, и Сириус хочет сказать, чтоб приходила, приходила конечно, но вместо этого он сначала смеётся, долго.
И только потом говорит, что да, можно, но только безо всяких эльфов.
Тут она его перебивает, глаза у неё расширяются: как можно, эльфы не "всякие", эльфы такие же, как вы, сэр.
Даже рассердилась, надо же, думает Сириус и поправляется, фыркнув: чтоб без эльфов, чтоб со всеми, как в прошлый раз.
Нет, она ему не надоела, нет, он не из вежливости...
– Знаешь, Луна, чем может грозить неудачная аппарация?
***
Луне очень нравится, как Блэк произносит её имя, красиво, как же красиво выговаривает.
Она думает, не сказать ли об этом ему, и решает, что пока не стоит, тем более, она-то его имя не говорила ни разу, выйдет нечестно.
А Блэк говорит про то, что ей ещё мало лет, чтоб аппарировать, – и как его теперь убеждать, что она же с эльфом, что с ней не случится ничего плохого, что эльфы хорошо умеют?..
И Луна предлагает Блэку считать, что ей пятнадцать, если ему от этого станет спокойней.
