Глава 2. Жатва.Но Жатва изменила жизнь не только Китнисс Эвердин. Не только её она поставила в ужасно запутанное положение, не только ей причинила боль. Много-много лет разные люди сталкивались с этим ядом Капитолия, пробравшимся в их сердца. И им тоже приходилось принимать трудные решения.
— Эль.
Ласковый голос пробрался в сон девушки, заставляя ту недовольно зажмуриться. С протестующим стоном она перевернулась на другой бок, вновь погружаясь в сладкие объятия Морфея, обещающего защиту и теплоту. Но мягкая рука коснулась её щеки, легко, почти невесомо поглаживая, не позволяя вновь потерять связь с реальностью.
— Эль, вставай, сегодня Жатва!
Жатва.
Эль мгновенно распахнула глаза. Призрачная надежность, навеянная сном, сразу же улетучилась, уступая место шаткой реальности, в которой сегодня выбирали трибутов на вторую по счету Квартальную бойню. В два раза больше трибутов, чем обычно. Холодок пробежался по коже девушки ещё прежде, чем она смогла в полной мере ощутить страх. Лучше бы она не просыпалась.
Повернув голову, Эль столкнулась с напряженным взглядом голубых глаз. Её лучшая подруга Мейсили сидела на соседней стороне кровати, обняв себя руками и кусая губы. Не было никаких сомнений в том, что именно она разбудила Эль.
— Мари?
Мейсили с грустью покачала головой.
— Ещё спит.
Взгляд Эль упал на соседнюю кровать, где лежала, натянув одеяло почти до ушей, сестра Мейсили Мари. Девочка беспокойно ворочалась во сне и слишком крепко сжимала руками подушку. На первый взгляд, ничего слишком страшного, но Эль знала, что после такой ночи Мари проснётся с дикой головной болью — она преследовала её каждый раз, когда девочка сильно волновалась.
Но как не волноваться в такую Жатву?
Протянув дрожащую руку, Эль сплела свои пальцы с холодными пальцами Мейсили, и две подруги долго смотрели друг другу в глаза. Ни у одной из них не находилось сил улыбнуться.
Страх перед Квартальной бойней давно распространился по Двенадцатому дистрикту. Многие жители всё ещё хранили воспоминания о первом двадцатипятилетии, на котором им пришлось самим выбирать, кого отправить на жуткую смерть. А в такой год любая смерть на арене действительно была ещё более жуткой, чем обычно. И вот спустя двадцать пять лет снова. В этот раз пытка другая, но не менее страшная.
— Почему ты не спишь? — спросила Эль одними губами.
Мейсили неуверенно пожала плечами.
— Не спится. Не хотела пропустить, как ты уйдешь.
Эль всегда ночевала перед Жатвой у сестёр, но каждый раз рано утром уходила, чтобы побыть немного с семьёй. Такого было условие её матери. И, в целом, Эль была с ним полностью согласна. Она даже представить боялась, что чувствуешь, когда твоя дочь участвует в ужасной лотерее.
— Тебе уже пора? — спросила Мейсили с едва ощутимой надеждой.
Скорее всего, времени было уже много — подруги не любили вставать слишком рано. Эль с сожалением кивнула. Она хотела бы остаться здесь с Мейсили и Мари — единственными людьми, которые понимали её без слов, но ей было слишком жаль собственную мать, которая ещё за два дня до Жатвы начинала пить успокаивающий чай.
Скинув ноги с постели, Эль улыбнулась Мейсили.
— Не провожай меня, побудь с Мари. Поцелуй её от меня. Встретимся на Жатве.
В глазах Мейсили, не смотря на страх, появились озорные нотки.
— И пусть удача всегда будет на нашей стороне! — её голос зазвучал с хитрецой. — Передавай Генри привет.
Эль в шутку возмущённо толкнула подругу, а затем окончательно поднялась с кровати, на цыпочках выбираясь из комнаты. Нужно было много сделать: успокоить мать, поработать в аптеке, разложить новые травы, встретиться с Генри и подготовиться к Жатве — а времени оставалось не так-то много. Было страшно, но сидеть без дела страшнее. Вдруг это её последний день, последняя возможность? Кто знает, вдруг уже завтра её руки не будут перебирать лекарства в их аптеке? Если суждено ехать в Капитолий, то лучше это делать со спокойным сердцем.
Попрощавшись с родителями сестёр, Эль вышла на улицу и направилась к себе домой. Она и её семья жили на втором этаже местной аптеки, которая им и принадлежала — бизнес крайне выгодный, учитывая, что на полноценных врачей ни у кого из местных нет денег. Семья аптекарей и лекарства продавала, и помощь оказывала, что позволяло им жить лучше многих семей даже среди городских. Мать часто говорила, что Эль должна ценить это, так как ей невероятно повезло. Она родилась настоящей красавицей в хорошей семье, унаследовала дар врачевания. С таким раскладом, уверяла мать, она проживёт счастливую жизнь, если, разумеется, всегда будет слушаться своих умных родителей. Правды, от Жатвы никакое везение и никакое послушание не спасало.
Жатва. Стоило Эль подумать о ней, как нервная дрожь пробегала по телу. В этом году целых четыре человека поедут в Капитолий! Если не выберут саму Эль, то на сцену обязательно поднимется кто-то из её хороших знакомых. До сих пор этого не случалось, но и Эль младше была, и количество трибутов было меньше. А ведь, наверное, это просто ужасно — видеть, как родной человек участвует в Голодных играх.
Подойдя к аптеке, Эль чуть не столкнулась на входе с высоким парнем из Шлака. Он иногда приносил её родителям разные травы, дешево продавая их. Родителям это нравилось — хорошая экономия, а Эль предпочитала делать вид, что ничего не происходит. Всё это было незаконно и могло повлечь за собой серьёзные проблемы. Работая в аптеке, Эль воочию видела, на что способны жестокие миротворцы, и не понимала, почему родители так рискуют. Они с Генри никогда бы не стали так поступать!
— Милая, ты вернулась! — мать Эль побежала к дочери и расцеловала ту в обе щеки. — Как твоё настроение?
Эль неловко обняла мать. Хотелось успокоить её, сказать, что всё в порядке, что всё закончиться хорошо, но слова застревали в горле. Было очень сложно что-то обещать в такой день, и Эль лишь смущенно улыбалась. С родителями всегда такие проблемы: приходилось развевать их страхи, даже если сам безумно боишься.
— Я в порядке, — Эль постаралась, чтобы её голос не дрогнул. — Но нужно ещё много всего сделать. Я хотела успеть разобрать травы до полудня.
Мать небрежно махнула рукой, мол, не беспокойся, но Эль не согласилась с ней. Она по-настоящему любила работать в аптеке, и терпеть не могла, когда драгоценные лекарства и травы валялись в беспорядке. А парень из Шлака, поставляющий их в аптеку, никогда не был особенно аккуратным. Если бы Эль сама с ним общалась, она бы давно выразила своё недовольство. Эти травы могли помочь многим людям, нельзя было относиться к ним, словно к сорнякам.
Подойдя к стойке, Эль почти с нежностью коснулась рукой пакета с новыми травами. Их необходимо было очистить, промыть и отобрать. Кто знает, когда они смогут понадобиться? В Дистрикте номер Двенадцать случиться могло всё, что угодно. Жатва — не самое худшее, что поджидало местных жителей. По крайней мере, у трибута всегда оставался шанс выжить и вернуться домой.
Открыв пакет, Эль с наслаждением вдохнула свежий запах. Почти волшебно. Кажется, так пах лес. В такие моменты Эль немножко завидовала этим парням из Шлака, которые перелезали через забор, не боясь ни диких зверей, ни гнева миротворцев.
— Эль, нужно идти готовиться.
Её мать вероятно уже приготовила новенькое голубое платье, выгладила его, подобрала ленточку для волос, начистила туфли.
— Дай мне десять минут, я не могу оставить это в таком виде, — улыбнулась Эль, указывая на травы. Мать недовольно покачала головой. В другие дни она радовалась, что дочь проявляет так много рвения в их семейном деле, но не в Жатву. Возможно, она хотела проводить с ней больше времени. Эль понимала маму, но неосознанно сторонилась этого общения, стараясь побыть в такой день одной. Видеть сочувственные и обеспокоенные взгляды было невыносимо.
Но спустя десять минут, разобрав и промыв все травы, Эль всё-таки поднялась в свою комнату. Там, как и ожидалось, для неё уже лежало красивое голубое платье. Эль очень шёл голубой, и мать, зная это, покупала на особые случаи одежду только этого цвета. Рядом на столике была приготовлена такая же голубая ленточка для волос. Её Эль надевала каждую Жатву с двенадцати лет. Втайне от других, она верила, что именно эта ленточка и спасает её.
Мать помогла Эль принять ванну и причесать волосы. Она аккуратно завязала ленточку в шёлковых волосах и с улыбкой посмотрела на дочь.
— Ты настоящая красавица! После этой Жатвы твоя жизнь изменится. Я даже завидую тебе.
Эль знала, о чём её мать говорит. Сегодня была последняя Жатва в её жизни и жизни Генри, и если они оба успешно её переживут, то уже ничто не помешает им обручиться. Их родители так давно свыклись с этой мыслью, что с нетерпением ждали, когда же это случится. Впрочем, ждали не только они.
Как сказала мать, Эль была по-настоящему красивой и милой девушкой, которую в школе все любили. А Генри был завидным парнем. Конечно, не таким крутым, как те мальчики из Шлака, но для городских это не имело значения. Даже если девочки и заглядывались на того же Хеймитча, по-настоящему связать с ним свою жизнь не захотела бы ни одна. И отношения Эль и Генри были ожидаемы и закономерны. В школе их считали самой красивой парой, и каждый городской ребенок знал, что рано или поздно они станут семьёй. Одна лишь Мейсили иногда спрашивала свою подругу, действительно ли это её выбор или Эль просто поступает так, как от неё хотят.
Эль не была абсолютно в чём-то уверена, но от слов Мейсили отмахивалась. Она не представляла для себя другую жизнь. С самого детства Генри был её лучшим другом и опорой, она испытывала к нему самые нежные чувства. Если не он, то кто? Других парней или другой любви у девушки не было. Прожить жизнь без Генри казалось невозможным.
Дорогое жемчужное ожерелье опустилось на шею Эль. Эта семейная ценность, которая долгое время передавалась от матери к дочери. Эль должна была получить его в день своей помолвки, а пока мать разрешала ей одевать его на Жатву.
— Ты ведь ещё не видела Генри сегодня? — спросила она, глядя на Эль в зеркало, полностью довольная результатом.
— Ещё нет.
— Времени остается мало. Попей со мной чаю и сходи к нему. Думаю, он ужасно волнуется.
Конечно, волнуется. В такой день все волнуются за себя и своих близких. Вторая Квартальная бойня обещает быть особенно жестокой. В такой год Капитолий не поскупится на шикарное незабываемое зрелище. И четверо детей из Двенадцатого дистрикта испытают это на своей шкуре.
"Только бы не я", — эта мысль так и крутилась в голове Эль. Но в тоже время, стоило ей подумать об этом, как тут же возникало противоречие: если не она, то кто-то другой, возможно, близкий человек — а это не менее ужасно.
Выпив чаю, где к ним присоединился усталый отец, и поговорив на отвлеченные темы, вроде того, чем будет заниматься Эль в скором времени, когда школа закончится, родители, наконец, крепко обняли свою дочь. В глазах матери стояли слезы, и сердце Эль сжалось. Она даже представить не могла, что случится, если сегодня её имя вытащат на Жатве. Как папа с мамой смогут это пережить? Что будут делать Мейсили и Мари, что случится с Генри?
Эль помотала головой, заставляя себя не думать об этом. Всё будет хорошо! Нельзя опускать руки раньше времени, даже представлять себе подобное нельзя.
Часы громко пробили полдень. Каждый их удар заставлял сердце замереть от страха. Время текло сквозь пальцы, и спрятаться было негде. Эль расцеловала родителей на прощанье и вышла из дома, уговаривая себя не плакать. Это было сложно. Эль никогда не отличалась особой выдержкой, и соленые капли против воли стекали по щекам. Но она должна была быть сильной. Если Генри или подруги увидят её такой, они тоже упадут духом. Эль не представляла, как некоторые ребята бездушно, с отрешенным взглядом способны подниматься на сцену, если их имена вытаскивали на Жатве. Сама она тут же разразилась бы рыданиями.
Подойдя к пекарне, Эль крепко сжала кулачки. Она заставила себя широко улыбнуться и вошла во внутрь. В пекарне вкусно пахло горячим хлебом, и девушка на секунду задержалась в дверях, наслаждаясь. Она представила себе, как в скором времени будет каждое утро просыпаться и ощущать этот запах, а затем они с Генри будут завтракать вместе. Он будет доставать для неё самую свежую буханку и разрезать, пока Эль будет заботиться о чае.
Девушка улыбнулась своим мыслям.
— Так и будешь стоять в дверях? — она услышала бархатистый голос с нотками нежности.
Обернувшись, Эль встретилась с взглядом голубых глаз. Генри стоял рядом, улыбаясь уголками губ, его фартук, руки и часть лица были испачканы в муке. Эль нравилось видеть его таким, за работой. Она потянулась к нему и аккуратно обняла, не смотря на то, что могла испачкаться. Рукой она нежно коснулась его щеки и смахнула прилипший к ней кусочек муки. Как же ей хотелось стоять вот так вечно! Но часы на стене упрямо отсчитывали: "тик-так, тик-так".
— Ты знаешь, что ты опаздываешь с приготовлениями? — она грустно улыбнулась, глядя ему в глаза.
Генри аккуратно поймал её выпавший из прически локон и заправил ей его за ушко, а затем приблизился и осторожно поцеловал Эль в лоб.
— Я как раз собирался этим заняться. Пришлось задержаться. Но я хотел испечь на вечер нечто особенное.
Эль с неохотой отодвинулась от Генри, заботясь о своём прекрасном платье. Мама не переживет, если она испачкает его, даже не дойдя до площади. Генри с нежностью посмотрел на неё, не было никаких сомнений в том, что он восхищается Эль. И ей это нравилось.
Вновь вдохнув аромат свежего хлеба, Эль попыталась представить, что такого особенного он готовил для неё. Генри был прекрасным пекарем, даже лучше своего отца. И не без его помощи предприятие Мелларков обзавелось хорошей репутацией, превратившись из совсем затхлой пекарни в одну из лучших в Двенадцатом дистрикте. У Генри были золотые, трудолюбивые руки, и он мог создать настоящий шедевр из муки и дрожжей.
— Обещай мне, что не уедешь сегодня в Капитолий!
Она всё-таки это сделала. Не смогла устоять и спрятать свои страхи. Эль просто очень хотелось, чтобы Генри успокоил её.
— Никто из нас сегодня не отправится туда. Мы придём сюда вечером и вместе попробуем то, что я только что испёк!
Он говорил таким уверенным тоном, словно точно знал, чьи имена сегодня вытянут на Жатве. И Эль хотелось ему верить. Она нежно улыбнулась Генри, борясь с желанием вновь обнять его, и в ответ получила влюбленный взгляд. Ей всегда становилось неловко, когда Генри так смотрел на неё.
Эль хотела отвести смущенный взгляд, но её отвлёк раздражённый голос.
— Меня сейчас стошнит от ваших нежностей!
Виктория.
Отведя, наконец, взгляд от Генри, Эль заметила её. Красавица Виктория стояла в дверях, ведущих вглубь дома, сложив руки на груди, и бесстрастно смотрела на влюблённую парочку. Она была очень эффектна. Русые волосы забраны в высокий хвост, глаза подведены, дерзкое красное платье — у Эль перехватило дух.
— Ты могла бы поразить Капитолий с первого взгляда, — призналась она, невольно завидуя. По сравнению с Викторией, Эль была максимум милой.
Они не были подругами. У Эль было только две настоящие подруги — сёстры, и то, из них двоих, только с Мейсили она могла бы поделиться самым сокровенным. Но Викторию Эль знала давно, они часто проводили время вместе, общаясь и в школе и за её пределами в одной компании. Виктория была подругой Генри. Её родители также содержали свою пекарню, только поменьше, и дружили с Мелларками.
Раньше Эль даже ревновала иногда, но потом поняла, что в этом нет нужды. Виктория была наглой, острой на язычок девицей, которая сразу же утомляла Генри, стоило ей раскрыть рот. Эль иногда дивилась: как они до сих пор сохранили свою дружбу?
— Капитолий был бы влюблён в твою наивность, - парировала Виктория, улыбнувшись. — Время идёт, пока вы тут болтаете. Тебе стоит отряхнуть платье, а тебе, Генри, пойти переодеться.
— И что бы мы без тебя делали? — усмехнулся он в ответ.
Виктория бросила на него ядовитый взгляд.
— Факт: я стою здесь и вам никуда от меня не деться. Придётся слушать, что я говорю.
Генри покачал головой: "куда уж нам", но согласился, что пора бы приводить себя в порядок. Тем более что стрелки часов всё ближе продвигались к роковую часу. Он с нежностью кивнул Эль и пообещал как можно быстрее переодеться, и догнать их на улице, а затем скрылся за дверью.
Проводив его расстроенным взглядом, — так не хотелось, чтобы он уходил от неё, — Эль повернулась к Виктории. Та неопределённо пожала плечами и молча направилась к выходу из пекарни. Похоже, у неё совсем не было никакого желания ждать своего друга. Эль ещё какое-то время потопталась на пороге, но потом всё-таки вышла вслед за Викторией.
На улице к тому времени уже стало тепло. Солнце ярко светило, но лёгкий ветерок спасал от жары. Эль подумала, что такая погода слишком хороша для Жатвы и что это может быть не к добру. У этого дня было счастливое начало, но будет ли таким же и конец? Хватит ли удачи? Думать об этом совершенно не хотелось, но навязчивые мысли сами лезли в голову.
Люди на улице тоже были поникшими, в своих мыслях. Детки ходили совсем расстроенные. Приближалось два часа дня и совсем скоро предстояло узнать имена тех четырех, кто сегодня отправится в Капитолий. В обычный год Жатва вселяла страх почти в каждого, но в год Квартальной бойни она вызывала практически массовую истерию. Многие плакали ещё с самого утра. Все так боялись решающего момента, но также хотели и быстрее пережить его.
Виктория молча шла впереди, глядя прямо перед собой. В её зелёных глазах не было ни страха, ни напряжения. Она оставалась совершенно бесстрастной, незаинтересованной, будто в её мире и вовсе не было никакой Жатвы. Эль невольно восхитилась такой выдержкой. Ей бы тоже хотелось быть такой сильной.
— Эль, Виктория! — знакомые голоса окликнули их.
Мейсили и Мари выскочили буквально из ниоткуда и кинулись к подругам. Обе сестры были одеты в красивые белые платья и у обоих в волосах были ободки. Они выглядели как две дорогие фарфоровые куклы. Эль с удовольствием вновь обняла Мейсили, пока Мари здоровалась с Викторией, и тихонько спросила как дела. Мейсили не нужно было расшифровывать, она итак поняла, что скрывалось за этим вопросом.
— С Мари всё в порядке, — ответила она одними губами.
Эль облегченно улыбнулась. Было бы очень нехорошо, если бы Мари пришлось идти на Жатву с разрывающейся от боли головой. Девочка могла бы упасть прямо на площади, но Миротворцы даже тогда не позволили бы ей остаться дома. Жестокие правила Голодных игр.
— Где Генри? — поинтересовалась Мари, расцеловав щеки Эль.
— Он нас догонит. — Эль не видела, но почему-то было уверена, что Виктория презрительно закатила глаза, услышав это.
Сестры переглянулись и весело подмигнули Эль. Они обе очень любили подшучивать над её отношениями с Генри, раздражая и смущая свою подругу.
Мейсили взяла Эль за руку, улыбаясь.
— Может, пойдём уже? Время почти два часа! — Виктория недовольно сжала губы в тонкую полоску. — Все хорошие места займут.
Едва не задохнувшись от возмущения, Эль повернулась к Виктории, глядя прямо в её глаза, пытаясь понять, шутит она или нет. Если это шутка, то дурацкая! Но даже на шутку это не было похоже. Виктория говорила слишком спокойно. Но не могла же она всерьёз так считать?
Про Жатву говорили много и многие. Шепотом, за закрытыми дверьми; осторожно, на улицах; безмолвно, перекидываясь взглядами — но лишь единицы, люди которым было нечего терять, были способны говорить о Жатве спокойно и расчетливо. Так как это делала Виктория.
— Виктория, какие лучшие места? Это не зрелище какое-нибудь, — сухо произнесла Мейсили.
Виктория лишь улыбнулась.
— Это именно зрелище, нравиться вам это или нет. Отрицать и бояться ужасно глупо, всё равно это не поможет, а удача не любит слабых.
Она развернулась и уверенно пошла дальше, не глядя на подруг. Эль испуганно нахмурилась. Слова Виктории беспокоили её, ведь как бы ужасно они не звучали, это, в общем-то, была правда.
Увидев реакцию Эль, Мейсили покачала головой: "Виктория сама не ведает, что несёт, забудь об этом". Подруги молча пошли дальше.
Паника на улице начала возрастать. Время неуклонно приближалось к двум, и когда Эль с подругами дошла до площади, там было уже много людей. Эль хотела дождаться Генри, но миротворцы заставили её и сестёр отметиться и пойти строиться. Девушка не могла им возразить, хотя всё её естество требовало сначала увидеться с Мелларком. Эль чувствовала, как её пальцы дрожат, а сердце отчаянно бьется в груди. Неужели сейчас всё начнётся? А вдруг она поедет в Капитолий? А вдруг в Капитолий поедет Генри? Мейсили? Мари? Эта мучительная нервная пытка заставляла Эль до боли кусать губы — хотелось сорваться с места и убежать куда-нибудь, где её никто и никогда не найдет. Страх — великая сила.
Мейсили уверенно сжала руку Эль. Она ободряюще улыбнулась, и взгляд её голубых глаз обещал, что всё будет хорошо.
Хотелось бы верить. Но Эль сомневалась. Четыре человека! Мысль об этом болезненно билась в голове, не позволяя расслабиться. В этом году риск был слишком велик. У Эль сжалось сердце, когда она подумала о том, что чувствуют дети из Шлака, чьи имена вписаны двадцать, а то и больше раз. Как они вообще выносили такое напряжение?
— Там Генри! — Мари пихнула её в бок.
Эль мгновенно нашла его в толпе, он стоял в линейке мальчиков и улыбался ей. Казалось, что он совсем не волнуется. Впрочем, Эль знала, что это не так. Генри очень боится, как и все тут (за исключением, может быть, Виктории), но держится ради неё. Ради Эль у него откуда-то находятся силы на уверенный тон, на бесстрашный взгляд и ободряющие улыбки.
Поднеся ладошку к губам, Эль послала Генри воздушный поцелуй. Парень сразу расцвел на глазах.
"Дурашка", — совершенно глупо, беззаботно подумала Эль.
Но в тот же момент, часы на площади уверенно пробили два часа. Лицо Генри напряженно вытянулось, он уверенно кивнул Эль и отвернулся. Девушка почувствовала, как в груди на месте солнечного сплетения у неё образуется пульсирующая пустота. От страха резко затошнило, но Эль поборола рвотный позыв, сделав глубокий вздох и отсчитав до пятидесяти с закрытыми глазами.
Мэр в это время читал долгий договор с повинными в мятежах Дистриктами и произносил свою заученную речь противным хриплым голосом — таким учителя в школах рассказывают материал, в котором сами не разбираются. Затем слово, как всегда, было передано старенькому заикающемуся мужчине — единственному победителю в Двенадцатом дистрикте. Он говорил ещё дольше, чем мэр, не слишком уверенно рассказывая о том, какая это великая честь — победить в Голодных играх, и какая уникальное возможность выпадает для всех сегодня, в этот праздник Жатвы, ведь только сейчас вдвое больше человек могут попытать своё счастье.
Эль когда-то видела по телевизору те одиннадцатые Голодные игры, в которых он победил, и после того зрелища она очень сильно сомневалась, что этот ментор трибутов мог всерьёз думать, будто Голодные игры — это уникальный и замечательный шанс. Но, тем не менее, каждый год он произносил свою хвалёную речь.
— И помните, удача всегда на вашей стороне! — закончил старичок, перефразировав главный девиз Голодных игр. Эль сильно сомневалась, что Капитолий потом не вырежет этот момент.
Вслед за ним на сцену вышла представительница от Капитолия — Цирри Адамс, женщина больше похожая на строгую школьную учительницу.
— Да-да, конечно, пусть удача всегда остается на вашей стороне! — она обладала потрясающим умением в любой ситуации широко улыбаться, как будто действительно искренне. — Но давайте перейдем к главной части! Две девушки и двое юношей будут выбраны прямо сейчас.
Коронная фраза Цирри. Она произносит её каждый год, забавно растягивая и делая акцент на этом "прямо сейчас".
— Дамы вперед!
Немедля, Цирри направилась к шару с именами девушек. Эль сделала глубокий вздох, ощущая, как участилось её собственное сердцебиение. Сейчас всё выяснится.
Цирри запустила костлявую руку в шар, вытаскивая два листочка.
— Первый, — она улыбнулась, — и второй. Сейчас узнаем имена двух счастливиц.
Ага, счастливиц. Счастливее не бывает.
Эль, Мейсили и Мари взялись за руки. Цирри вновь подошла на середину сцены и развернула первый листочек. Эль должна была пожелать, чтобы это была не она и не её подруги, она должна была испугаться и почувствовать, как земля уходить из-под ног, но ничего этого не случилось потому, что она не успела даже осознать, что происходит, как с губ Цирри сорвалось имя.
— Мейсили Доннер!
В ту же секунду Эль почувствовала, как рука Мейсили выскочила из её ладошки.
Нет!
***
— Мейсили Доннер! — бодро произнесла Цирри Адамс.
Трой Эвердин облегченно выдохнул — он услышал не то имя, которого опасался. Громкое "нет" в толпе и чьи-то последующие рыдания позволили без труда отыскать глазами первую победительницу Жатвы в колонке с городскими девушками. Белокурая Мейсили Доннер, разодетая в совершенно кукольное платье, с нелепыми кудряшками в волосах, уговаривала двух таких же подружек отпустить её. Наконец, она вырвалась из их объятий и, гордо вздернув нос, направилась к сцене. Трой невольно поразился тому, насколько мужественно для городской девчонки она себя ведет.
— Как неожиданно хорошо она держится! — шепотом сказал он своему другу Уорену.
Последний раз городскую девчонку вызывали на сцену несколько лет назад, Трой и Уорен тогда были ещё совсем детьми, но они хорошо запомнили, как та победительница Жатвы устроила подлинную истерику, ещё не дойдя до сцены.
Уори усмехнулся и кивнул в сторону линейки с девочками.
— Зато посмотри на её подруг!
И правда. Оставшиеся две девочки тихонько рыдали, держась за руки. Одну из них, ту, что стояла в голубом платье, он узнал — это была дочка местных аптекарей, которым он продавал травы. Они иногда сталкивались в аптеке, и тогда она награждала его недоверчивым взглядом. Видимо, городской белоручке не нравилось присутствие парня из Шлака в её доме. Трой никогда не обращал на это особого внимания, главное, что её родители готовы были платить ему. Реакция девочки просто забавляла его.
Глядя на то, как она плачет в этот момент, Трой невольно пожалел Мейсили. Собственные лучшие подруги уже хоронят её, даже не пытаясь дать шанса, не допуская мысли, что она может победить. Он прошептал это Уорену, тот согласно кивнул, недоумённо качая головой.
Между тем, Мейсили Доннер успела подняться на сцену. Трой вновь напрягся — у Цирри Адамс в руке всё ещё находился один листочек с женским именем.
— Рейвен Говард! — прозвучало имя второго трибута-девушки.
Трой не сумел сдержать победной улыбки, которая возникла и на губах Уорена. Кэл была вне опасности!
Он нашёл её глазами, сестра с улыбкой, словно то, что случилось — не удача, а её собственная заслуга, помахала Трою и гордо сложила руки на груди. Но уже через пару секунд её лицо вытянулось, и она обеспокоенно кивнула брату. Настала её очередь волноваться. Трой беспечно махнул рукой.
Цирри Адамс стуча каблуками подошла к шару с именами мальчиков, и с улыбочкой, свойственной каждой теледиве, вновь вытянула два листочка. Вот так легко и изящно решалась чья-то судьба. Капитолий приговаривал кого-то к смерти, а в перерывах рекламировал зубную пасту. Трой недовольно сжал кулаки.
Цирри подошла к микрофону.
— Итак, — она развернула маленький листочек, — Тристен Джонс.
Незнакомое мужское имя принесло значительное облегчение. Трой подмигнул Кэл, которая напряжённо смотрела на него. Нет, сегодня он не поедет в Капитолий! И Уорен не поедет. Возможно, самовнушение и не влияло на ход Жатвы, но зато придавало уверенности.
Уорен потянулся к другу: "ещё раз, и можно идти охотиться". Трой похлопал его по плечу. Лес был их обоюдной любовью. Эвердин успел в этот день поохотиться и собрать травы, а вот Уорен ещё не выбирался сегодня "на свободу", и с нетерпением ждал этого момента.
Ещё раз. Парни затаили дыхание. Ещё раз — и всё закончится. Они больше не будут стоять на этой площади, угроза больше не будет их беспокоить. Ещё раз. Последнее имя.
Цирри неторопливо развернула последнюю помятую бумажку. Трой кивнул Уорену на удачу.
— Хеймитч Эбернети, — провозгласил звонкий голос.
Трой моментом отыскал его в толпе. Высокий, кучерявый, совершенно бесстрашный Хеймитч только усмехнулся, когда его вызвали, и уверенной походкой пошёл к сцене, демонстрируя всему Двенадцатому, что ему будто бы всё равно. Как будто, он даже доволен тем, что его имя выпало сегодня на Жатве.
Обещанное облегчение не спешило придти. Да, Трой и его друг в безопасности, но с другой стороны... Хеймитч?
— Это же твой приятель, — Трой обратился к Уори.
— Не могу поверить, — Уорен говорил едва слышно, будто боялся, что его подслушают. — Он всё-таки поедет в Капитолий. Знаешь, он ведь почти был готов пойти добровольцем, Элиза его отговорила. Видимо, это судьба. Или удача.
Удивлённо подняв бровь, Трой вновь обратил свой взор на сцену. Хеймитч стоял в стороне от других выбранных трибутов, и его взгляд... было в нём что-то такое опасное, словно он уже на арене.
— Зачем ему это?
Уорен пожал плечами.
— Он сумасшедший. Вбил себе в голову, что Голодные игры — его единственный шанс. Будто бы только так он обеспечит Элизе ту жизнь, которой она достойна.
— Знаешь, по крайней мере, он действительно может победить, — Трой задумчиво изучал Хеймитча. — Я бы поставил на него.
Друг не согласился. Покачав головой, Уори посмотрел куда-то в линейку девочек.
— Бедная Элиза.
Что верно, то верно. Одно дело просто уходить, совсем другое — оставлять кого-то, кто любит тебя всем сердцем. Элиза наверняка сейчас чувствовала себя просто ужасно. Она только смогла отговорить Хеймитча от безрассудных поступков, как его имя выбрали на Жатве.
Вздохнув, Трой посмотрел на свою сестру. По крайней мере, ей не придется испытывать ничего подобного.
Мэр между тем закончил поздравлять новых трибутов заученными фразами и попросил их пожать друг другу руки. Так как в этом году выбрали вдвое больше ребят, их просто разделили по парам. Хеймитч сжал ладошку храброй Мейсили. А после заиграл напыщенный гимн Панема, который вроде бы должен был вызвать патриотические эмоции у своих граждан, но те либо зевали от скуки, либо все ещё не могли отойти от результатов Жатвы.
Наконец, трибутов повели в Дом Правосудия, а всем остальным велели расходиться.
— Охота отменяется, мне надо к Хеймитчу, — расстроено сказал Уорен, поворачиваясь к другу.
Хеймитч не был ему особенно близок, но тем не менее...
— Не беспокойся, я смогу добыть мясо в одиночку.
Конечно, сможет. Проблема была не в этом, и Трой это понимал. Уорену просто хотелось в лес. Но Жатва, как всегда, нарушила все планы. Хорошо хоть ехать в Капитолий не пришлось.
Кэл неожиданно подскочила к друзьям, кидаясь на шею брата. Она радостно обняла Троя, прошептав ему о том, как волновалась за него, а потом подошла к Уорену и нежно поцеловала того в щёку. Уорен ласково погладил Кэл по щеке, а она положила руки ему на плечи. Трой демонстративно отвернулся.
— Какие планы на вечер? — Кэл была беспечна и просто рада, что никто из её дорогих людей не был выбран на этой Жатве. — Я подумала, мы могли бы погулять.
Уорен помрачнел.
— Мне нужно к Хеймитчу, а потом и к Элизе зайти придётся.
— А я иду охотиться, — вставил Трой, пытаясь привлечь к себе внимание. Бесполезно. Кэл потеряла к брату всякий интерес, и, выражая желание пойти погулять, сестра явно не распространяла это предложение на него. Жив, в Капитолий не едет, и ладно!
Погрустнев, Кэл осторожно прикусила губу, и понимающе кивнула.
— Да, конечно, я понимаю, — она сжала ладошки на плечах Уорена. — Передай ему, что мы верим в него. А погуляем перед ужином. Сможешь?
Уорен на секунду задумался, заставив Кэл напрячься, но потом хитро улыбнулся.
— Конечно, мышка! — он поцеловал её в макушку. Кэл расплылась в довольной улыбке.
Она невесомо поцеловала Уорена, и помахала брату, направляясь куда-то по своим делам. Толпа на площади начала медленно рассеиваться. Все спешили вернуться к своим делам, начать праздновать, и лишь единицы оставались на местах, дожидаясь, когда их пустят в Дом Правосудия.
Уорен прямо посмотрел на Троя, который даже не пытался скрыть своё недовольство.
— Я знаю, что тебе это не нравится, — наконец, произнес он.
Трой отвернулся, не желая смотреть в глаза другу.
— Вовсе нет, я рад, что Кэл счастлива.
— Неужели? — насмешливый тон Уорена почти разозлил Троя.
Он вздохнул, пытаясь подобрать правильные слова.
— Она моя сестра, а ты мой друг. И я знаю, как ты относишься к девушкам.
Уорен схватил его за плечо и подтащил к себе.
— Вот именно! Она твоя сестра, а я не идиот!
Не сдержав ухмылки, Трой едва слышно произнёс: "ну я бы поспорил" — за что получил подзатыльник от друга. Кэл давно была влюблена в лучшего друга своего брата, и Трой ожидал, что рано или поздно это случится. Просто видеть это воочию было не слишком приятно. Брат должен защищать от всяких ненадежных типов, а не знакомить с ними. Уорен прекрасный друг, но никудышный возлюбленный. Как и сам Трой. С девушками они игрались направо и налево.
— Ладно, тебе стоит занять очередь, а то миротворцы могут и не пустить тебя. А я пойду охотиться, чтобы успеть к ужину, — Трой ободряюще примирительно улыбнулся.
Пожав другу руку на прощанье, и пожелав стойкости в разговоре с Хеймитчем, Трой развернулся в сторону своего дома. Отойдя на пару шагов, он неуверенно замедлился. Слова упрямо вырывались из горла. Повернувшись, с тяжелым взглядом он окликнул Уорена.
— Хоторн, — тот повернулся. — Не обижай её!
Уорен лишь усмехнулся.
***
Крепко сплетя дрожащие пальцы, Эль и Мейсили сидели друг напротив друга в комнате ожидания и смотрели друг другу в глаза. Эль, едва справляясь с истерикой, пыталась запомнить каждую чёрточку на лице самого близкого ей человека — лучшей подруги, старшей, понимающей и опытной сестры, вечной опоры. Мейсили грустно улыбалась и легко гладила свободной рукой волосы Эль. Они молчали, каждая боялась произнести то, что обязательно должно было слететь с губ. Но время шло.
Мейсили опомнилась первой. Она крепко сжала ладонь Эль и бодро улыбнулась.
— Всё будет хорошо!
Не сдержавшись, Эль горько всхлипнула. Тогда Мейсили притянула её голову к своей груди, обнимая и укачивая.
— Эль, всё будет хорошо. У тебя всё будет замечательно, а я очень-очень постараюсь! — она посмотрела в голубые глаза подруги. — Только пообещай мне кое-что. Пообещай мне, Эль, что в своей жизни ты будешь поступать так, как хочешь ты, а не как от тебя хотят кто-либо. Я хочу быть уверена в том, что ты обручишься с Генри, только когда будешь абсолютно уверена в том, что так хочет твоё сердце. Обещай мне это, Эль!
— Мейсили...
Эль не могла произнести больше ни слова. Только имя подруги срывалось с её губ. Она не могла заставить себя что-либо пообещать ей, ведь это означало бы, что они прощаются. А Эль не могла представить свою жизнь без Мейсили. Это просто невозможно!
— Обещай! — настойчиво потребовала Мейсили.
Кое-как справившись со всхлипами, Эль с трудом произнесла:
— Я не хочу терять тебя!
— Эль! — Мейсили прикрикнула на неё!
В этот момент Эль почувствовала всё разочарование подруги. У неё оставались считанные минуты, а все вокруг только плакали и жалели себя. Эль стало стыдно. Глядя в любимые глаза подруги, она с силой сжала кулачки, заставляя себя собраться.
— Обещаю! — выдохнула она.
Мейсили ласково улыбнулась и коснулась щеки Эль тыльной стороной руки.
Неожиданная идея пришла в голову Эль. Дрожащими руками она коснулась своих волос, и осторожно сняла с них свою любимую голубую ленточку. Раскрыв ладонь Мейсили, она уверенно вложила в неё ленточку, и заставила подругу сжать пальцы.
— Возьми её с собой, пожалуйста, — произнесла Эль, заикаясь. — Она приносит удачу!
Детская фантазия в этой обстановке переросла в настоящую веру. Мейсили смахнула с глаз незваные слезки и улыбнулась, кивнув подруге. Она крепко сжала голубую ленточку в своей ладони.
— У меня тоже для тебя кое-что есть, — на губах Мейсили заиграла искренняя улыбка.
Не обращая внимания на недоуменный взгляд Эль, Мейсили принялась откалывать со своего платья маленькую золотую брошку, которую она очень любила. Ещё в детстве она нашла её в старых вещах покойной бабушки, и с тех пор бережно хранила, оберегая особенно от сестры. Пока Мари была маленькой, она часто пыталась стащить у Мейсили это украшение.
Сняв брошку, Мейсили потянулась к Эль. Она уверенно продела иголкой маленькую дырочку на голубом платье, принимаясь закалывать брошь.
— Мейси! — Эль едва не дернулась. Она не могла принять такой подарок.
— Молчи! — велела подруга. — Я хочу, чтобы она была у тебя. Будет напоминать о том, какое обещание ты мне дала.
Эль хотела возразить, но упрямый взгляд Мейсили не позволил ей этого сделать. Она не могла отказаться, рискуя обидеть подругу. Возможно, это их последняя возможность...
— Готово! — улыбнулась Мейсили, рассматривая результат своей работы. — Знаешь, я уверена, эта брошка изменит твою жизнь.
Не сдержав слёз, Эль кинулась к Мейсили. Подруга с удовольствием протянула к ней свои руки. Они просидели так, обнимая друг друга, ещё несколько минут, до тех самых пор, пока в комнату не вошли миротворцы. Они упрямо схватили Эль за плечо, заставляя ту выйти из комнаты.
— Ты моя лучшая подруга! — напоследок произнесла Эль, сопротивляясь миротворцам.
Мейсили кивнула, крепко сжав губы и стараясь не плакать.
— А ты моя!
Спустя секунды дверь захлопнулась, а Эль оказалась в коридоре. Она перестала сдерживать рыдания, оседая на пол. Слезы душили девушку, она буквально задыхалась в истерике. Душевная боль распространилась по телу, и Эль перестала реагировать на то, что происходило в данный момент вокруг. Люди ходили вокруг неё, спорили, ругались. Кто-то что-то не мог поделить. Эль было всё равно. Она сжалась в комочек, облокачиваясь спиной о стену, и прижала, сжатую в кулачок, руку к сердцу. К месту, куда Мейсили приколола золотую брошку.
Мир перестал иметь какое-то значение. Эль думала только о Мейсили. Она была её лучшей подругой с самого раннего детства. Они всегда были вместе. И вот, пожалуйста! Это было дико несправедливо. Почему именно Мейсили? Чем она хуже других? Никто не мог дать Эль ответа на эти вопросы.
Хотелось кричать, но в лёгких не хватало воздуха. Хотелось пойти что-нибудь разбить, например, тот злополучный шар с женскими именами, но сил не хватало даже на то, чтобы встать.
Эль бы так и сидела на этом месте, если бы не услышала крик Мари.
— Вы не можете так поступить! Она моя сестра! — девушка почти визжала. Подняв заплаканные глаза, Эль увидела, как Мари бьётся в руках отца, пытаясь добраться до невозмутимого миротворца. — Вы должны пустить меня к ней!
— Время посещений вышло, мисс, — жестко сообщил миротворец, а после повернулся к отцу сестёр. — Я советую вам успокоить вашу дочь, она нарушает порядок, а это может повлечь за собой серьёзное наказание!
Бледный мистер Доннер лишь кивнул, оттаскивая Мари как можно дальше. Мать заливалась слезами и пыталась уговорить дочь успокоиться. Эль, не понимая, что происходит, резко вскочила на ноги.
— Что происходит? Почему вы не позволяете ей увидеться с сестрой? — она прокричала это прямо в лицо миротворцу.
Тот крепко сжал губы и презрительно окинул взглядом Эль.
— Вы были последней, количество посещений ограничено. Сожалею, — усмешка в голосе мужчины говорила о том, что он совершенно ни о чём не сожалеет.
Эль задохнулась от возмущения.
— Почему вы не предупредили? Она могла зайти с родителями?! — крик Эль эхом отразился в помещении.
Миротворец только пожал плечами, мол, вы и не спрашивали. Последний раз посмотрев на несчастную семью Доннер, он велел всем немедленно убираться, пригрозив наказанием за нарушение режима.
Мари окинула его ядовитым взглядом, но позволила отцу увести себя за руку. Эль последовала за ними. Она шла, обнимая себя руками, и думая о жестокости Капитолия. Он даже не позволил двум сестрам попрощаться друг с другом. У Эль хотя бы остались воспоминания от последний встречи, у Мари не было ничего.
На выходе из Дома Правосудия, Эль догнала Мари.
— Мне так жаль! — произнесла она, обнимая подругу. Теперь они остались вдвоём. Эль ещё не понимала, что происходит, но уже чувствовала, как огромная чёрная дыра образовывалась между ними.
Кусая губы, Мари отвернулась, скрывая слёзы разочарования. Она даже не смогла дотронуться до Мейсили последний раз! Она просто потеряла сестру в один миг.
Эль знала, что поступает правильно. Уверенным движением она отколола брошь, которую так часто касались руки Мейсили, и отдала её Мари.
— Возьми! — уверенно произнесла она, сжимая пальцы подруги.
Мари резко помотала головой.
— Она хотела, чтобы эта брошь была у тебя!
Грустно улыбнувшись, Эль коснулась плеча Мари.
— У меня есть воспоминания, а у тебя будет брошь! Возьми её, пожалуйста! — едва слышно прошептала Эль.
Но Мари услышала её. Она с благодарностью смотрела на подругу, сжимая в своей ладошке драгоценное украшение сестры. Эль и Мари в тот момент были по-настоящему близки. Возможно, в последний раз.
Наконец, Мари отпустила Эль, улыбнулась сквозь слёзы и пошла вслед за родителями. Эль проводила подругу долгим взглядом. Она знала, что теперь между ними всё изменится. Без Мейсили они уже не будут той нерушимой командой. Без Мейсили...
Сердце Эль вновь сжалось. Девушка зажала рукой рот, сдерживая громкие всхлипы. Всё происходящее казалось каким-то неестественным сном. Разве могло такое случиться на самом деле? Это же худший кошмар! А любая мать с детства убеждает детей, что кошмары никогда не сбываются. Так почему же?..
Эль обессилено направилась в сторону от Дома Правосудия. Завтра она увидит Мейсили на экране во время открытия, а затем будут оценки и интервью. Она должна верить в свою подругу, просто обязана. Если сильно верить, это ведь сбывается? Только вот почему-то верить получалось с трудом. Эль ругала себя, но ничего не могла поделать. На сердце было тяжело, и как бы не хотелось верить, Эль не верила, что Мейсили может победить. Возможно, она просто плохая подруга.
Девушка так глубоко погрузилась в свои мысли и переживания, почти срослась со своей болью, что не заметила Генри, который подошёл к ней. Когда его рука легла на её плечо, Эль резко дернулась.
— А, это ты, — только и смогла она глупо произнести.
Генри внимательно посмотрел на Эль, взгляд его глаз был слишком обеспокоенным. Парень осторожно коснулся рукой мокрой щеки девушки и вытер дорожку из слёз. Он нежно обнял Эль, слегка баюкая и нашептывая какие-то обещания. Но Эль его не слушала. Ничто на свете сейчас не могло её успокоить, ничто на свете не могло вернуть ей Мейсили.
— Как ты? — спросил он. — Ох, Эль, мне так жаль!
Она молчала, не зная, что сказать, да и не желая говорить. Слова тут были бесполезны.
— Пойдём, — попросил Генри, — пойдём в пекарню. Посидим, поговорим, выпьем чаю. Порадуемся друг за друга. Я покажу тебе то, что испёк. Тебе станет легче, Эль.
Ему пришлось повторить своё предложение, так как Эль не обращала на его слова никакого внимания. Когда же она поняла, о чём Генри говорит, то возмущённо вырвалась из его объятий и с гневом посмотрела на своего парня.
— О чём ты говоришь? Мейсили увозят в Капитолий, а ты хочешь, чтобы я сидела и распивала чай?! — одна только мысль о возможности такого заставляла Эль содрогнуться от отвращения. Она не без презрения во взгляде смотрела на Генри. Она не может спокойно сидеть в пекарне, кушать булочки и радоваться тому, что пережила эту Жатву! Как он смел даже подумать о таком?
Генри попытался взять её за руку, успокоить, но Эль не позволила, отступив на шаг назад.
— Я просто хочу, чтобы ты успокоилась, — мягко произнёс Генри. — Твои истерики никому не помогут, Эль, но они разрывают мне сердце. Мейсили не хотела бы этого!
Имя подруги было ударом ниже пояса. Эль резко вдохнула воздух, борясь с внезапной вспышкой гнева и ненависти к Генри. Конечно, всё, что он говорил, было правдой, но это была жестокая и бесполезная правда. Эль ждала, что Генри успокоит её, как всегда поймёт и поможет, но он стал требовать от неё большего — смирения. А она не могла смириться с произошедшим, да и не хотела. Смирение было для неё предательством, а она не могла предать Мейсили.
К тому же было что-то в его словах...
"Отрицать и бояться этого ужасно глупо, всё равно это не поможет, а удача не любит слабых".
— Ты такой же, как Виктория! — разочарованно выплюнула Эль, глядя, как вытягивается и грубеет лицо Генри.
Но девушка не стала ждать, пока он соберется с мыслями и скажет какую-нибудь грубость в ответ. Развернувшись на каблуках, Эль, не оглядываясь, побежала в другую сторону, куда глаза глядят. Генри, в какой-то момент, попытался окликнуть её, но она и не подумала остановиться. Ей нужно было побыть одной, подумать, решить.
Если бы Мейсили была рядом, она поняла бы её чувства. Она знала бы, что нужно сказать, как успокоить. Но Мейсили не было рядом, и уже никогда не будет. У Эль не осталось никого, с кем она могла бы сейчас поговорить. Мари самой было слишком плохо, а Генри думает только о "собственной душе, которая разрывается". Без Мейсили всё казалось каким-то не таким, привычная жизнь вдруг становилось чужой.
Не останавливаясь, Эль продолжала куда-то идти. Она даже не заметила, как оказалась в Шлаке, но возвращаться назад не собиралась. Шахтёры, их жёны и дети, гуляющее по району, с интересом и беспокойством оглядывались на заплаканную городскую девочку. Эль было всё равно на то, что они думали. Шлак не пугал её.
Раньше Эль иногда приходила сюда, выполняя поручения из аптеки. Кому травы принести, кому просто помочь. Люди из Шлака тогда смотрели на неё с недоверием, а у Эль сжималось сердце от той обстановки, в которой они жили. Нищета, голод, развалины — и куча маленьких детишек. Неудивительно, что им приходится брать тессеры и рисковать. У них просто нет другого выхода.
Эль почти дошла до окраины Двенадцатого. Она вышла из Шлака на заброшенный пустырь, кажется, местные называли его Луговиной, и осмотрелась. Здесь было тихо и спокойно, легкий ветер приносил с собой запахи леса. Эль второй раз в жизни была так близка к нему. Первый раз был в детстве, когда она со стайкой других городских ребятишек побежали на Луговину смотреть на высокий колючий забор. Тогда они дико испугались увиденного, да ещё и встретили недружелюбных детей из Шлака. С тех пор Эль опасалась сюда приходить, да и случая не было. И вот теперь...
Сделав пару неуверенных шагов, Эль пригляделась, впереди виднелся тот самый страшный высокий забор, сотворенный из колючей проволоки и сетки, по которой проходило электричество. А за ним — манящий лес, на который так хотелось взглянуть.
Эль смахнула слёзы и неуверенно подошла к забору, опасаясь удара током. Но почему-то было тихо. Эль совсем не разбиралась в работе электричества, но прекрасно понимала, что находящийся под напряжением забор должен издавать хоть какое-то гудение. Этого не было.
Нахмурившись, девушка осторожно коснулась сетки указательным пальцем — ничего. Тока не было. Эль шмыгнула носом и уже двумя руками ухватилась за забор, глядя вперёд, на размашистые высокие деревья, обозначающие начало дикого леса, в котором не существовало правил Панема, не было ни Жатвы, ни Голодных игр. Только естественные законы природы.
Эль ещё долго стояла так, плача и рассматривая недоступный для неё лес. Она потеряла счёт времени. К тому моменту, как девушка обессилено осела на траву, прижав голову к коленям и обхватив её руками, на дистрикт уже начали опускаться сумерки. Мейсили сейчас должна была сесть за роскошный стол ужинать, обсуждая со своим ментором их дальнейшие действия. Возможно, она смогла подружиться с кем-то из других трибутов, и сейчас они вместе пытались делать вид, что ничего страшного не происходит. А может быть она уже успела поругаться с этим грубияном Хеймитчем — это же Мейси, в конце концов! Бесстрашная, упрямая Мейси, которая и Викторию заткнуть способна, и учителям перечить не боится.
Улыбнувшись, Эль вспоминала все забавные случаи, в которых Мейсили с кем-то спорила или ругалась, добиваясь того, чего хотела. Ни Мари, ни Эль никогда не смогли бы стать такими же, как она.
Слезы продолжали скатываться по щекам Эль, и она не могла остановить их. Ей нравилось сидеть здесь на Луговине, облокотившись на забор, и вспоминать всё, что происходило с Мейсили. Кроме воспоминаний у неё уже ничего и не осталось.
— Что ты здесь делаешь?
Чей-то голос застал Эль врасплох, и она резко подскочила. Оглядев Луговину, девушка никого не заметила, и лишь потом поняла, что обращающийся к ней человек находится по ту сторону забора. Обернувшись, Эль встретилась со взглядом серых глаз. Это был парень из Шлака, поставляющий в их аптеку разные травы.
Эль была поражена. Она резко вскочила на ноги, продолжая смотреть на него с открытым ртом. Конечно, она знала, что он охотится в лесах за Двенадцатым, но видеть это своими глазами... Для Эль лес был страшным и запретным местом, она отказывалась спокойно воспринимать, что кто-то может запросто перелезть через забор и пойти туда гулять. Взгляд девушки упал на привязанных убитых кроликов. Она содрогнулась. Он мог так легко убивать невинных существ.
Парень не стал дожидаться её ответа. Подошёл к забору, чуть в стороне, прилёг, отодвинул, как оказалось, разорванную сетку и пролез под ним. Через секунду он уже был на территории Двенадцатого дистрикта. Эль наблюдала за всем этим, не в силах закрыть рот.
— Здесь порвана сетка, — только и смогла произнести она.
Парень усмехнулся, отряхиваясь.
— Да ты наблюдательная! — съязвил он. — Конечно, порвана, я порвал её пару лет назад.
Эль пораженно выдохнула.
— Ты? — он ещё и сетки рвёт? Бесстрашный.
— Я, — спокойно подтвердил парень. — Ты-то здесь что делаешь?
Он заметил её красные глаза и нос, испачканное голубое платье, растрёпанные волосы, и нахмурился. Изящный рот сжался в тонкую полоску, а серые глаза смотрели с явным презрением.
— Ты в порядке? — наконец, спросил он.
Эль чувствовала, что слёзы всё ещё скатываются с её глаз, но вопрос проигнорировала.
— Это же грубое нарушение законов! Миротворцы должны были давно поймать тебя! — она не знала, зачем всё это говорит. Почему-то поступки этого парня возмущали её. Почему он может так легко нарушать все правила? Почему ему за этого ничего не делают?
Удивлённо подняв брови, он сделал пару шагов на встречу к ней, сложив руки в карманы брюк.
— Может, пойдёшь доложишь им на меня? — насмешливо поинтересовался он. — Ты так боишься нарушений правил? Ну, неудивительно, ты же городская. Вы все такие неженки. У вас сахарная жизнь, голубые платьица, ленточки, украшения. Только расклеиваетесь вы от каждой мелочи, не умеете бороться. Пришла сюда рыдать? Здесь никто тебя не станет успокаивать и гладить по головке. Твоей подруге Мейсили нужна твоя вера, а не твои слёзы. Как ей бороться, если самые родные люди уже готовят для неё место на кладбище? Ты, городская девочка, себя жалеешь в данный момент, а о подруге своей не думаешь.
Дернувшись как от удара, Эль отскочила в сторону от парня. Его слова причиняли боль, и хотелось, чтобы он заткнулся.
— Это ложь!
Он усмехнулся.
— Как скажешь, мне всё равно. Шла бы ты отсюда, городская девочка. Шлак и Луговина не созданы для столь нежного создания.
Парень демонстративно развернулся, собираясь уходить. Он явно не желал продолжать этот разговор. Эль была обескуражена таким поведением, грубостью, которую она ничем не заслужила. Обиженно вздёрнув нос и всхлипнув, Эль сделала несколько уверенных шагов прочь из этого места, но потом резко остановилась. Её голова сильно кружилась, а тело слабело. Она успела только вскрикнуть "ой", как её ноги подкосились, и она начала стремительно оседать на землю.
Послышалось грубое и усталое "проклятье", но в последний момент чьи-то руки всё-таки подхватили Эль, не позволяя упасть.
***
Уорен медленно подходил к дому Элизы. Обещание, которое он дал Хеймитчу, тяготило душу и заставляло хмуриться. Парень с трудом представлял, как сможет выполнить его. Уори было очень жаль Элизу, и он боялся посмотреть в её тёмные глаза и увидеть в них только тьму и пустоту.
Хеймитч попросил Уорена отдать ей кольцо, убедить, что всё хорошо. Он был так уверен в своём успехе и считал, что Голодные игры — это большая возможность для него. Уорен считал это ужасным бредом, но Хеймитча было не переубедить, он твердил одно и то же.
— Неужели ты не понимаешь? Элиза, моя мать и мой брат достойны большего, чем Шлак. Если я выиграю, их ждёт хороший дом в Деревне Победителей и жизнь в достатке. А я могу выиграть, Уори. Я знаю, что могу!
Конечно, Хеймитч мог победить. Он был смелым, сильным и опасным. А главное он был действительно умным. Но Голодные игры слишком непредсказуемы, и порой всего этого мало. Порой достаточно всего лишь удачи. Да и стоит ли овчинка выделки? Уорен не стал говорить это Хеймитчу, но он не был уверен, что победа в играх такая прекрасная, какой тот себе её представляет. Не говоря уже о том, через какие мучения придется всем пройти.
Уорен окинул взглядом дом Элизы: ставни и двери плотно закрыты, вокруг тишина — сегодня здесь поселился траур. И как после такого можно успокоить Элизу? Уорен обреченно покачал головой. Хеймитч задумал слишком опасную игру. А Капитолий не любит, когда с ним играют. Победа в играх — не благословение, а новое проклятье.
Собравшись с мыслями, Уорен громко постучал в дверь. Он до сих пор не знал, что сказать или сделать, чтобы успокоить Элизу. Хеймитч просил проследить за ней. Но это совсем не просто, учитывая обстоятельства. Элиза и Уорен даже не были друзьями, они виделись-то всего пару раз.
Хотелось в лес. Уорен сейчас с удовольствием перелез бы через забор, достал бы новенький, сделанный руками Троя лук, и пошёл бы охотиться, применяя в этой охоте все знания, которые достались ему от отца. А после погулял бы с Кэл, не думая ни о каких Голодных играх. Но, к сожалению, это не представлялось возможным. Он был вынужден сдержать своё обещание. Ему придётся врать Элизе и говорить, что всё будет хорошо.
Спустя несколько минут, дверь в дом медленно открылась, в образовавшейся щелке появилось лицо молодой темноволосой девушки. Она недовольно, с вызовом смотрела на Уорена, под её хмурыми глазам затаились синяки усталости.
— Чего тебе? — зашипела девушка.
Уорен на секунду опешил. Он узнал эту девушку. Она была дочерью одного из местных шахтеров, мистера Деккера, и, вероятно, подругой Элизы. Но имени её Уорен не знал.
— Я хотел поговорить с Элизой.
Девушка закатила карие глаза.
— Элиза отдыхает и, поверь мне, ей не нужно твоё сочувствие, — грубо отрезала она и махнула рукой. — Можешь спокойно идти по своим делам с чувством выполненного долга.
— Ты не понимаешь. Хеймитч попросил меня кое-что передать ей.
На лице дочери Деккера появилась тень понимания. Она на секунду задумалась, а затем полностью распахнула дверь. Но встав посередине, она не позволила Уорену и шагу в дом сделать. Девушка стояла, сложив руки на груди и злобно сжав губы в тонкую полоску.
— Элизе сегодня выпало достаточно мучений, чтобы добавлять новые. Она только что успокоилась! Хеймитч мог и сам ей всё сказать, но вместо этого он решил причинить ей больше боли, подсылая ещё и своих дружков! Ты знаешь, это жестоко! Элиза не выдержит, если все будут ходить и напоминать ей о Хеймитче, — она больно ткнула пальцем в грудь Уорена. — Придёшь в другой день и расскажешь, что ещё Хеймитч утаил. На сегодня нам достаточно вестей.
Девушка попыталась развернуться и закрыть дверь, но Уорен стремительно схватил её за плечо.
— Я думаю, Элиза захочет меня выслушать, — уверенно произнёс он. Девушка попыталась злобно возразить. — Я прекрасно тебя понимаю. Но обещаю, я не сделаю Элизе больно, я хочу успокоить её.
Её подруга неуверенно посмотрела на Уорена. Затем, явно перебарывая себя, она отошла в сторону, пропуская парня.
— Если ей станет хуже, ты труп! — заявила она, когда Уорен оказался на пороге.
— Как скажешь, дочка Деккера, — усмехнулся он.
Но веселье было развеялось. Впереди Уорена ждал трудный разговор с Элизой. И парень обеспокоенно переглянулся с её подругой. Взгляд у девушки был усталый и измученный, полный сомнений. Ну что ж, Уорен обещал, что всё будет хорошо. Проклятье! Сегодня он дал слишком много обещаний, которые так непросто сдержать.
Элиза лежала на стареньком диване в гостиной в форме эмбриона. Она не плакала, просто смотрела в одну точку пустым взглядом. Но когда она услышала шаги Уорена и своей подруги, она словно ожила. Приподнялась и даже нашла силы для улыбки.
— Привет, — тихонько произнесла она.
У Уорена защемило сердце.
— Здравствуй, — он присел рядом с ней. — Как ты?
Дочка Деккера послала ему убийственный взгляд, но Элиза только пожала плечами и едва слышно ответила, что привыкает. Уорен осторожно коснулся её плеча.
— Я говорил с Хеймитчем, он попросил меня присмотреть за тобой, — Элиза встрепенулась, услышав имя любимого. — Он победит, Элиза, обязательно. Это же Хеймитч! Ему просто нужно, чтобы ты в него верила. Знаешь, он просто не может проиграть. Любой бы выиграл, если бы дома его ждала такая девушка. И у вас всё будет хорошо.
Смущенно опустив глазки, Элиза грустно улыбнулась. Уорен почувствовал себя паршиво. Он говорил то, в чём сам сомневался. Нет, не в победе в Хеймитча, а в том, что всё будет хорошо. Как к чёрту всё может быть хорошо, если речь идёт о Голодных играх?
Хеймитч был так глуп, раз считал, что победа принесёт ей счастье. Счастьем для этой девушки была обычная возможность проводить время со своим парнем. И никакого вмешательства Капитолия. Но Уорен всё же понимал желания друга. Элиза была таким нежным и красивым созданием, её хотелось защищать, достать для неё луну с неба. Возможно, эта девушка действительно не выдержала бы жизни в голодном Шлаке.
Но Элиза верила словам Уорена.
— Он передал кое-что для тебя, — Уорену потянул руку к карману и достал оттуда маленькое, деревянное колечко. Хеймитч сам его вырезал. — Он хочет связать с тобой свою жизнь, после того как вернётся.
Ладошкой Элиза прикрыла свой рот, на её глаза набежали горькие слёзы. Она протянула дрожащую руку и неловко забрала у Уорена колечко. Девушка долго рассматривала его, крутила между пальцев, справляясь с болезненными всхлипами, а затем медленно одела на безымянный палец.
— Почему он сам не отдал его мне? — спросила она с сожалением.
— Он боялся, что ты воспримешь это, как прощание, — в глазах Элизы отразился страх, — но это не прощание. Хеймитч сказал, что это ваше будущее.
Элиза прикрыла глаза, покачивая головой.
— Спасибо, — наконец выдохнула она. — Спасибо тебе большое, Уорен.
Он улыбнулся. Встав, он последний раз улыбнулся Элизе, сказал, что будет заботиться о ней, и направился к выходу. Её подруга пошла за ним. Выйдя из гостиной, Уорен повернулся к ней с насмешливым взглядом. Немного расслабиться ему не помешало бы.
— Ну как, труп я или нет?
Та недовольно сжала губы. Настоящая мегера, вот её точно защищать не хотелось.
— Живи пока, — великодушно разрешила она и подтолкнула его. — Только с глаз моих убирайся.
Уорен рассмеялся, перешагивая через порог дома.
— Ну, спасибо, дочка Деккера. Ты вроде бы хорошая подруга, я могу не беспокоиться за Элизу пока ты с ней.
Девушка облокотилась о косяк двери и наградила Уорена самодовольным взглядом. Отвечать она не стала, лишь немного улыбнулась уголками губ.
Сделав шаг на первую ступеньку, Уорен на секунду замер.
— Меня, кстати, Уорен зовут.
Девушка на секунду задержала на нём свой взгляд, словно оценивая. Уорен уже подумал, что она не ответит, но в последний момент дочька Деккера всё же решила представиться.
— Я Хейзел.
Уорен подмигнул ей.
Очень приятно.
***
Трой недовольно сидел на кухне и ждал, когда несносная девочка, свалившаяся ему на голову, наконец, придёт в себя, и он сможет спокойно отдохнуть после трудного дня. Его мать в данный момент ухаживала за ней, а Кэл ходила туда-сюда, отстёгивая глупые и совершенно не смешные шуточки.
Парень с самого начала, как только подхватил упавшую дочку аптекарей, понял всю паршивость ситуации. Но ведь и бросить её было нельзя. Мало ли, что с ней случилось. А рядом лес, дикое зверье и забор, который совершенно не охраняет. Не говоря уже о миротворцах, которые периодически по вечерам прочесывают периметр. Найдут тебя хоть в метре от сетки — всё, жди беды. И девчонка без сознания им явно бы не понравилась. Особенно если она начнёт истерить. Истерику миротворцы переносят ещё меньше, чем грубость. Пришлось нести тяжелую девчонку к себе. Благо дом находился рядом с Луговиной.
Матери даже объяснять ничего не пришлось, только увидев, с какой добычей пришёл её сын, она сразу сориентировалась, и велела Трою нести девушку на старенькую софу, ещё и требуя бережного отношения. Трой тогда едва не выругался, громко и крайне неприлично. А Кэл стояла позади него и хохотала в голос.
"Бедная девочка", — шептала мать, склонившись над дочерью аптекарей. Кэл же язвительно добавляла: "Бедный Трой".
Тьфу.
Трой покачал головой и отхлебнул чая, пытаясь понять, за что ему выпали такие мучения. Теперь её ещё и домой провожать придётся.
На кухню зашла Кэл с хитрющей улыбочкой.
— Иди, твоя принцесска пришла в себя, — заявила она и расхохоталась, когда из Троя вырывался мучительный стон.
— Шла бы ты гулять с Уореном, пока я добрый, — посоветовал он сестре. Угроза не возымела должного эффекта, и Кэл вновь прыснула.
Недовольно нахмурившись, Трой махнул на сестру рукой. Что с неё взять-то? И устало потащился в гостиную, ожидая там самого худшего. Он успел перекинуться с городской девчонкой парой слов, а она уже невероятно раздражала его своим мировоззрением. Он толком не знал её, а она уже успела причинить ему кучу неудобств!
Из гостиной слышался голос матери. Очевидно, она разговаривала с этим ходячим несчастьем.
— Эль...
Значит, Эль.
— Не говори глупостей, ты не причинила нам никаких неудобств...
Вопрос, конечно, очень спорный. И Трой был явно не согласен с мнением матери. Неудобства были, и их было много.
Жизнь кажется такой простой, пока всякие блондинки в буквальном смысле не падают тебе на руки.
Трой остановился в дверях, наблюдая за матерью и "гостьей". Бледная Эль сидела на софе и потирала рукой свою шею.
— К тому же, мой сын не так-то часто приводит в дом девушек. А уж чтобы он принес их на руках...
Недовольно сжав кулаки, Трой едва подавил желание взвыть. Нет, с матерью потом придётся очень серьёзно поговорить!
Взглянув на Эль, он заметил, что на бледных щёчках девушки появились красные пятна. Невинное заявление матери заставило её покраснеть. Трой обрадовался, что Кэл этого не видела и не слышала, а то он не избежал бы новой порции шуточек.
— Спасибо вам, миссис Эвердин, но я знаю, что со мной всё в порядке. Это просто нервы, дома я заварю успокаивающие травы, и всё будет хорошо. И не нужно меня провожать.
Да уж, конечно, не нужно.
Трой вышел на середину комнаты, обозначая своё присутствие. Мать ободряюще улыбнулась, а Эль кинула на него подозрительный взгляд. Тот самый, которым она каждый раз встречала его в аптеке. Трой нахмурился. Что ещё этой девчонке не нравится? Сейчас его очередь относиться к ней подозрительно.
Эль неуверенно встала и посмотрела в глаза Троя. Тот, демонстрируя своё недовольство, отвёл взгляд.
— Спасибо тебе, — нехотя поблагодарила она.
Он в ответ только плечами пожал, мол, ничего особенного.
Мать пихнула Троя в бок и открыто улыбнулась.
— Ты ведь проводишь Эль? Уже поздно. Особенно для прогулок по Шлаку, — она внимательно посмотрела на Троя, и тот понял, что лучше не отказываться. Хотя он и не собирался. Не хватало ещё отпустить девчонку одну, чтобы она ещё больше проблем нашла на свою несчастную голову.
Эль протестующе замотала головой, как будто прогулка с Троем была для неё худшим из всех вариантов. Что ж, он тоже не испытывал особого счастья.
— Нет, я не хочу ещё больше причинять вам неудобств, — она принялась махать руками из стороны в сторону.
Не сдержавшись, Трой усмехнулся.
— Поверь, ты причинишь гораздо больше неудобств, если снова свалишься в обморок где-нибудь на дороге, — прямо заявил он, накидывая себе на плечи любимую кожаную куртку.
Эль смущенно опустила глазка. Она открыла рот, чтобы ещё что-то сказать, может быть, возразить, но через секунду захлопнула его. Тяжело вздохнув, Трой подумал, что прогулка их ожидает крайне долгая и неприятная. А Уорен и Кэл сейчас развлекались...
Трой махнул рукой, призывая Эль следовать за ним, и направился к выходу из дома. Девушка задержалась внутри ещё на пару минут, очевидно, прощаясь с матерью Троя, а затем вышла к нему на улицу. Парень тяжёлым взглядом оглядел её уставшую, помятую, в грязном платье и с травой, запутавшейся в волосах, и в очередной раз подумал, как же ему "повезло". Он отвернулся и молча направился по дороге. Стоило поскорее отвести Эль домой, пока она опять во что-нибудь не впуталась или не начала истерить. Трой шёл широким шагом, не оборачиваясь, а Эль плелась за ним, словно провинившаяся ученица.
В полной тишине они прошли половину пути. Троя начали терзать сомнения, что он слишком жесток с Эль. Она была такой притихшей и расстроенной. Трой то и дело оборачивался. Он не знал, стоит ли ей что-то сказать или может быть успокоить. Из него был плохой утешитель, да и эта жалость Эль к себе раздражала его. Поведение этой девчонки было из тех, которые он терпеть не может. Глупая, маленькая, забитая, думающая только о себе. И такая несчастная-несчастная.
На выходе из Шлака, Трой услышал приглушенный всхлип. Он недовольно обернулся. Эль снова плакала.
Заметив его недовольны взгляд и суженные глаза, девушка неловко попыталась спрятать лицо за волосами. Этого у неё не получилось. Тогда она гордо подняла голову, ещё раз всхлипнула и попыталась успокоиться.
— Прости, — произнесла она. — Я знаю, что надоела тебе.
Трой неопределенно пожал плечами. Он не собирался говорить ей, что всё в порядке, потому что так не было.
— Может твоё чудесное возвращение повысит мой рейтинг в глазах аптекарей, — с улыбочкой заявил он.
Настала очередь Эль нахмуриться и недовольно сжать губы. Она сложила руки на груди и в очередной (может быть, уже сотый?) раз шмыгнула носом.
— Значит, ты охотник, — задумчиво произнесла она, рассматривая его.
Трой самодовольно ухмыльнулся. Да, он охотник и гордился этим. И пусть наивная девочка из Шлака считала это ужасным нарушением правил, Трой не мог спокойно воспринимать разговоры о лесе и охоте. С тех самых пор, как он впервые перелез через забор вместе с Уореном и его отцом, лес стал его самой большой страстью.
— И что ещё ты умеешь? — Эль оказалась вдруг неподдельно заинтересованной.
Он окинул её скептическим взглядом, пытаясь понять, издевается она или серьёзно спрашивает. Ехидный тон Эль никак не сочетался с её красными, заплаканными глазами.
— Я серьёзно, мне интересно! Всё-таки ты из Шлака, а это другая для меня жизнь, — её взгляд явно говорил о том, насколько хорошо она помнит слова Троя.
"Шлак и Луговина не созданы для столь нежного создания".
Парень бросил на неё убийственный взгляд.
— Ещё я плаваю в местном озере и пою с сойками-пересмещницами, — грубо произнёс он.
Вообще-то он не хотел говорить про пение и соек, он про это даже с Уореном не говорил, но эта девчонка выводила его из себя, и он не выдержал. Пусть знает, может быть перестанет смотреть на него, как на ужасного преступника.
Однако Эль не оценила этого откровения. Она недовольно хмыкнула и прибавила шагу.
— Издеваешься? Считаешь, себя лучших других, что ли?
У Троя даже бровь задергалась.
— Я говорил серьёзно.
Эль так противно рассмеялась, что он почти был готов нарушить главное мужское правило — никогда не бить девушку.
— Ну да, я так и поверила. Охота и пение. Отличное сочетание!
Ну знаете ли! Трой щелкнул костяшками пальцев, успокаиваясь. Благо, аптека была уже рядом.
— Ты всегда такая ограниченная? — грубо съязвил он.
— Ты всегда такой хам? — парировала она.
Они пару секунд злобно смотрели друг на друга, а потом синхронно отвернулись. Остаток дороги шли молча.
Трой бесился. Он понимал, что ему не должно волновать мнение какой-то городской девчонки, и тем не менее почему-то злился. Сегодня она раскритиковала его, свалилась ему на руки, заняла весь его вечер, да ещё и подвергала сомнению его таланты. Как же хорошо, что они больше никогда не заговорят!
Наконец, они дошли до аптеки. Но не успел Трой с облегчением попрощаться, как кто-то окликнул Эль. К ним подскочил один из городских парней, и счастливо обнял девушку. Трой возвёл глаза к небу. Где же ты, герой-любовничек, был раньше, пару часов назад?
Эль и, очевидно, её парень стояли обнявшись, не обращая никакого внимания на Троя. Тот последний идиотом не был, и оценил, какая это прекрасная возможность улизнуть. Он уверенно развернулся и пошёл прочь оставляя ненормальную принцесску и её дружка одних. Вот тот пускай теперь и мучается с ней.
Обернувшись, Трой последний раз взглянул на Эль. Что-то всё же тяготило его. Заварить кашу легко, но вот за какие последствия потом придётся расплачиваться? Этого он не знал, и это его раздражало.
Конец второй главы 
