Глава 2Часть первая.
Развод
РОН.
Я уже говорил вам, что Гермиона ничего не знает о моих небольших амурных похождениях. Сказав это, я стал немного сомневаться в своих словах и, поразмыслив как следует, я понял, что не могу быть в этом уверенным. Сцен ревности она мне, правда, никогда не устраивала, но я помню некоторые ее замечания, которые теперь предстают передо мной в совершенно другом свете.
Когда я однажды во время ссоры сказал, что замужество или женитьба, как и вообще любое обязательство предполагают определенное ограничение свободы (тогда я просто не хотел пускать ее на какую-то корпоративную вечеринку невыразимцев – уже смешно звучит), она ответила: «Ты будешь мне рассказывать, что можно в браке, а что нельзя?!». И ушла, хлопнув дверью. Не знаю, к чему тогда я затеял очередные препирательства, ведь Гермиона всегда поступала так, как сочтет нужным.
Если честно, такие ее действия всегда немного ударяли по моему мужскому самолюбию.
Она очень редко в чем-то со мной советовалась.
И не только со мной, хотя я не могу сказать, что это было непредсказуемо.
После рождения Хьюго моя мама начала радостно раздавать бесчисленное количество советов по поводу его воспитания, но наткнулась на вежливый, но твердый отказ Гермионы следовать чьим бы то ни было указкам. Да, даже человека, воспитавшего семерых детей.
Мама тогда жутко обиделась.
Должен вам сообщить, кстати, что я мало чему так в жизни радовался, как рождению Хьюго. Можете спросить кого угодно. Я кормил его, купал (целых три раза – а это почти рекорд для молодого отца!), я пел ему. Я выучил дюжину очищающих заклинаний, без которых мои мантии были бы обслюнявлены и заляпаны кашей. В моем личном рейтинге наиболее употребляемых заклинаний пеленающее делило первое место с Акцио и Репаро. Колдография беззубого улыбающегося Хьюго стояла на моем рабочем столе в Министерстве.
И, тем не менее, Гермиона упрекала меня, что я совсем не занимаюсь ребенком. Правда она выражала свои претензии не открыто, а в зашифрованном виде. Например, когда мы находились в состоянии ссоры, у меня не было более верного способа вернуть себе ее расположение, чем дополнительное внимание к Хьюго. Часто я не мог позволить себе это из-за отсутствия времени.
Но существовала еще одна трудность:
я не умел с ним обращаться.
Не забывайте, речь идет о двухлетнем ребенке, а я единственный в нашей семье, у кого не было младшего брата.
Что я должен был с ним делать?
Как я должен был заниматься им?
Я таскал его по комнате, подбрасывал его вверх, колдовал мыльные пузыри, я цокал языком, крякал и улюлюкал, пока он, наконец, не растягивал губы в ленивой улыбке.
Я накупил ему гору всяких игрушек (половину из которых Гермиона гневно отвергла), я гримасничал и прыгал по комнате, будто меня преследовала стая бладжеров.
Поймите меня правильно, я не жалуюсь, но часы, проведенные с Хьюго, едва ли окажутся самыми интересными и захватывающими в моей жизни.
Если я сидел в комнате и читал спортивную газету с результатами важных матчей, а Хьюго начинал в это время раздраженно хмыкать в своем манеже, Гермиона появлялась на пороге и гневно вопрошала, почему я не реагирую. Если же я отвечал, что это только кажется, что мне нет до него никакого дела, а на самом деле я просто приучаю его самостоятельно развлекать себя, она брала несчастное, обиженное дитя на руки, целовала его и утешала, и вуаля – первые признаки раздора налицо.
Гермиона иногда способна была выразить на лице
столько презрения, словно до этого все семь лет проучилась на Слизерине.
Сейчас я понимаю, что мне будет страшно не хватать Хьюго. Если у вас сложилось впечатление, что наша жизнь с Гермионой состояла исключительно из раздоров, то это оттого, что я, конечно же, выбираю преимущественно отрицательные моменты. Радужные воспоминания (которых на самом деле немало) сейчас едва ли могут чем-то помочь.
Вам что-нибудь говорит это имя – Северус Снейп?
Вряд ли для вас это просто пустой звук.
Так вот, однажды я прихожу домой и в
своей собственной гостиной вижу – кого бы вы думали – Северуса Снейпа. Вид старого слизеринского ублюдка, спокойно восседающего на диване, который Билл с Флер подарили
нам с Гермионой на свадьбу, поверг меня в состояние шока. Снейп пил кофе из
моей любимой чашки, рядом с равнодушным видом сидела Гермиона, а Хьюго теребил в руках какую-то игрушку и явно не знал что делать – радоваться обновке, или рыдать, поймав на себе взгляд странного и пугающего гостя.
Притворяться радостным неожиданной встрече явно не было резона. Равнодушно пройти в свою комнату тоже не получилось, ибо мое лицо, а оно в то время меня явно не слушалось, выражало отвращение.
Из своей любимой глиняной чашки (Гермиона привезла ее из командировки в Сербию) я теперь, кстати, не пью.
-Мистер Уизли. – Сальноволосый, похоже, тоже не был в восторге от нашей встречи, хотя мне до сих пор не понятно, какого дракла она делал в моем доме.
-Проф… Мистер Снейп. – Я кивнул, бросил взгляд на Гермиону, в котором попытался выразить смесь недоумения с яростью, взял из холодильника бутылку сливочного пива, забрал своего сына, которому, я надеюсь, приходилось лицезреть слизеринского ублюдка в первый и последний раз, и поднялся к себе.
Потом я узнал, что Гермионе по работе (о которой я, кстати, почти ничего не знаю, а ведь Гермиона мне не кто-нибудь, а жена) нужна была срочная консультация опытного зельедела, и ей не к кому было обратиться, кроме как к этому мерзкому упырю.
А о том, что наш дом навсегда осквернен его присутствием, она как-то даже не подумала.
Не сочтите меня за человека, который сам не знает, чего он хочет, но я все же решил отказаться от своего намерения отсудить Хьюго у Гермионы. Такая попытка противоречила бы той серьезности, с которой подобает относиться к бракоразводному процессу. Ведь я бы это делал с одной единственной целью: усложнить жизнь Гермионе. В запале страстей я принимаю решения, у которых есть одно общее свойство: они явно никуда не годятся.
Не знаю, что еще вам рассказать. Мне кажется, что вы знаете о моем браке уже много, но в то же время ничтожно мало.
Конец отношений – негативная копия их начала. Испытываешь то же чувство нереальности, так же не можешь есть и спать. Тобой овладевает точно такое же оцепенение, схожее с шоком.
Самое ужасное в конце – это то, что он так ясно напоминает тебе о начале.
