Глава 2Жизнерадостное чириканье воробьев настойчиво царапало слух рыжей девушки, которая, зарывшись в складки одеяла как можно глубже, старательно пыталась это самое чириканье игнорировать, дабы вымолить себе у Морфея еще несколько сладких минут сна. Однако мелкие пташки не сдавались — одна из них внезапно перепорхнула с вишневой ветки на карниз окна и начала просто омерзительно царапать когтями по металлу. Девушка сжала зубы и, лохматая настолько, что за волосами не было видно ее лица, выползла из своего теплого, но, увы, звукопроницаемого убежища.
С момента прибытия Лорелей прошло две недели, и, надо было признать, что эйфория, не покидавшая ее первые дни, сейчас улетучилась окончательно, не выдержав сурового быта. Расписание в Старшей школе Огня было на редкость жестким, а воспитание — спартанским. Начать с того, что подъем был в шесть утра, в то время как отбой в полночь. Узнав об этом, девушка была жутко возмущена, но как позже выяснилось, стражам Огня было достаточно спать четыре часа в сутки, чтобы выспаться. Стражам Воды — шесть, а Земли целых восемь. В самом подвешенном состоянии оказались стражи Воздуха. Они должна были спать ровно столько, сколько бы им понадобилось для восстановления энергии, и срок сильно колебался. Иные лентяи высыпались за полтора-два часа, а те, кто трудился не жалея сил иногда засыпали почти на сутки. Да, их можно было разбудить, но обыкновенно такое никогда не практиковалось, поскольку не выспавшийся страж потенциально опасен для всех, кто находится рядом с ним. Он хуже контролирует силу стихии, существующую внутри него и мечтающую только о том, чтобы вырваться на свободу и размяться, разгулявшись в полную силу.
— Та стихия, что живет в тебе — дикий зверь, — как-то раз устало объяснял Кэлистар. — И этого зверя необходимо сдерживать, уметь управлять им, давать ему пищу. Когда такого не случается, то в подавляющем большинстве случаев такой зверь просто убивает своего хозяина…
Завтрак был уже через полчаса, и ученики, прекрасно зная о том, что их ждет, старались впихнуть в себя как можно больше еды, даже если им совсем не хотелось есть, или же пища приходилась не по вкусу. К семи утра столовая пустела. У молодых стражей выдавался целый час свободного времени. Обычно они вместе со своими одногруппниками кучковались у кого-нибудь в комнате и болтали о чем-нибудь, но бывало и так, что ночной гуляка, не проспав ночью положенных часов, досыпал их в это свободное время.
Ровно в восемь начиналась теория и практика боя. Любые знания и умения, едва полученные в теории, тут же начинали практиковаться. Обращение с оружием, подчинение себе огненной стихии, физическая нагрузка на все тело… До часу дня учеников гоняли, заставляли тренироваться, формируя силу и выносливость. На теории боя проще всего приходилось Лавосу и Хафиру, а сложнее всего Мартине — кукольно-красивой избалованной девочке, со словно ненастоящей улыбкой и нежным голоском. Такие занятия нравились Лорелей, но были моменты, когда она начинала ненавидеть весь мир, и это были моменты, связанные с ее крыльями. Слишком большие, в бою они были очень уязвимы, будучи материализованными; можно было распахиваться и в самый последний момент, но с такими размерами взлет прямо с земли оказывался тяжелым, и на то, чтобы отработать его до такой степени, чтобы он стал быстрым и более легким, Лорелей бы понадобился не один год усиленных занятий. Слишком нетерпеливая для подобных упорных тренировок, она психовала всякий раз, когда инструктор заикался о работе с крыльями…
В час дня начинался обед. Голодные и измотанные, ученики под завязку набивали желудки горячей едой, а потом, удерживая в глотке отчаянные стоны, шли прямиком на историю и философию. Тут уж у Лавоса и Хафира голова шла кругом, зато Айдан, Кэлистар и Лорелей с удовольствием впитывали в себя новую информацию. Занятия носили лекционный вид: преподаватель что-то вдохновенно вещал, тесно переплетая историю с философией всего мироздания и добавляя географию, а ученики сами решали, записывать им что-то или нет. Лорелей, например, ограничивалась сухими фактами и датами, Кэлистар, с его цепкой на цифры памятью это всегда упускал, зато записывал сложные для его немного приземленного восприятия мысли. Круче всех поступила Айдан, которая… записывала все. Вообще все, каждое слово. Иногда Лорелей всерьез задумывалась, сколько же тетрадей накопилось у девушки за столько-то лет обучения…
Этот предмет был интересен для Лорелей еще и потому, что он открывал для нее этот мир наиболее полно. Если раньше она даже не знала, где располагаются загадочные Пустыни, откуда она родом, то теперь с закрытыми глазами могла нарисовать подробную карту воздушных течений над Срединным озером, параллельно рассказывая о легендах, связанным с Островом, находящимся в центре озера.
Но тут всегда стоило признать, что озеро по своим размерам напоминало нечто среднее между морем и океаном. Озером его называли лишь за пресность вод.
После истории и философии, которые кончались в пять часов вечера, следовали счастливые для всех часы высшего пилотажа, которые посещались по желанию. Учет посещаемости не просто не велся — был строжайше запрещен. Удивительно, но именно туда стекалось наибольшее количество учеников. Два счастливейших часа молодые стражи плескались в воздухе, пока тренер — молодой, очень улыбчивый и обаятельный парень, давал им задания. Те порой были безумно сложными, и иногда даже Хафир с Флэймом, одни из лучших летунов, плохо себе представляли, как такое вообще можно выполнить. Зато сам тренер, имени которого Лорелей так и не узнала, потому что его все называли по кличке — Марс — выполнял все фигуры с такой простотой и изяществом, что вскоре девушка перестала удивляться такому огромному количеству поклонниц у Марса. Самым интересным было то, что никаких наград или поощрения на высшем пилотаже не было. Ученики из кожи вон лезли, стараясь в точности воспроизвести и овладеть хитрым движением только ради того, чтобы увидеть одобрительную улыбку Марса. Увидев ее на первом занятии, Лорелей едва не рухнула, дымясь от счастья, и поняла, что крепко на такую похвалу подсела. Даже такая высокомерная скотина как Лавос выбивался из сил, стараясь порадовать Марса и, когда у него это получалось, то парень просто искрился радостью и самодовольством, напоминая чем-то малыша. Если благодаря чему-то высший пилотаж и был тем предметом, экзамен по которому перед Распределением и сдавался на высшие баллы, то это только из-за (и ради) улыбки Марса.
После высшего пилотажа был ужин. Молодые стражи снова впихивали в себя как можно больше еды, прекрасно осознавая, что поедят вновь они еще очень нескоро.
Сразу после ужина все отправлялись на факультатив. Каждый раз это было что-то новое: то политика и экономика, то прорицания, то астрономия и астрология… Разумеется, список предметов был далеко не бесконечен, и они то и дело чередовались, но, как правило, никто не знал, что будет на факультативе в этот раз. Ученики мучились там всего один час, а потом им предоставлялась полная свобода действий.
Каждое утро, выходя из спальни, Лорелей бросала взгляд на часы и со смешанным чувством обреченности, усталости и глухого раздражения понимала, что увидит их вновь только через двенадцать с половиной часов. Девушка уходила без пяти восемь утра, мягко закрывая дверь и глубоко вдыхая, готовясь вновь нырнуть в бешеный водоворот будней, и возвращалась ровно в восемь тридцать пять, но уже вечера. Официально отбой объявлялся в полночь. Однако на первом этаже, на стенде с расписанием строгим почерком было выведено: «02:00 СПАТЬ ВСЕМ И ОКОНЧАТЕЛЬНО!!!».
Было обидно признавать, но самой нестойкой оказывалась Лорелей, которая частенько ровно в полночь отключалась, а когда совсем не терпелось побыть с одногруппниками, а это значит, полночи болтаться где-то, где весело и хорошо, девушка отключалась сразу после факультатива. Самым же стойким оказался Кэлистар. Он мог подскочить в четыре часа утра, вспомнив, что не сделал задание по факультативу, если таковое имелось, и больше не ложиться спать. Отбой у него в этот же день наступал только в третьем часу ночи, и Лорелей, которой четырех часов для сна оказалось по какой-то причине мало, просто удивлялась, как тот после всего полутора весь день стоит на ногах.
Лорелей была еще более раздражительной, чем обычно. Но даже такая, она признавала, что в этом прекрасном, целиком сотканном из магии мире есть много такого, на что невозможно не обратить внимание.
Кэлистар сдержал свое обещание и показал ей удивительные огненные кинжалы. Лорелей, словно завороженная, долго смотрела на клинок. Металл был будто объят пламенем, но он не резал, а давал свободно проходить сквозь себя. Зато в посторонних вещах он прожигал дыры, поджигая их. Когда девушка, восторженно взвизгнув, вонзила кинжал в дубовую столешницу по самую рукоять, лезвие прошло препятствие легко, как будто это было не сложнее, чем отрезать кусок мягкого масла. Края образовавшегося отверстия вспыхнули, и стол бы рисковал сгореть, если бы Кэлистар, как обычно, тепло улыбнувшись, не провел над разгорающимся пламенем рукой, гася его. Лорелей, забавляясь, несколько раз воткнула кинжал себе в живот, очевидно наслаждаясь тем, что он не причинил ей ни малейшего вреда, и даже наоборот: чувствуя живой огонь внутри себя, она испытывала неимоверное удовольствие. Кэлистар, чуть усмехнувшись, рассказал ей о том, как в очень давние, почти древние времена, стражей Огня любили сжигать на кострах.
— Особенно это любили делать стражи Земли. Разумеется, играя на публику, наши воины громко кричали и извивались, но на самом деле не чувствовали ни толики боли. А то, что огонь не оставляет следов на наших телах, знали во все времена.
Лорелей едва не размурлыкалась, такое у нее стало хорошее настроение, и попыталась играючи ткнуть огненным кинжалом в Кэлистара. Тот внезапно резко побледнел и увернулся. Ударив ничего не понимающую девушку по рукам, он сказал, чтобы она так больше не шутила. И вообще больше ничем подобным в его сторону не тыкала. Лорелей вздохнула, а кинжал покорно отдала.
Однажды перед «окончательным отбоем» они всей компанией забрели в Библиотеку, пытаясь выяснить, кто же был прав насчет Первой Стихийной войны, а точнее, кто оказался прав по поводу тактики одного из сражений. Именно тогда Кэлистар, пошарившись в запыленной и, кажется, давно позабытой секции, принес Лорелей ее личный экземпляр «Энциклопедии предсказаний». Как потом выяснилось, это была на редкость бесполезная книга. Ее особенностью было то, что она могла давать мелкие дельные советы, но исключительно владельцу. В противном случае книга начинала истошно орать дурным голосом. К тому же своенравная книженция каждый раз после полуночи меняла свой облик, и ее приходилось отыскивать среди прочих книг немалое количество времени. Единственным плюсом «энциклопедии» оказалось то, что на последней странице было предсказание, связанное с чем-то важным в жизни владельца. Для Лорелей книга высветила вот что:
«Однажды нарушивший закон
Это увидит и прочтет.
Пусть знает жизнь, что все поставлено на кон:
Умерший раз имя предателя найдет.
Пусть будет путь твой и не быстр, и не прост,
Кто знает, выдержишь иль нет?
Не про предателя задай вопрос —
По пустякам, как хочется тебе».
Лорелей не придала особенного значения строкам. Всем без исключения книга пророчила жуткие испытания, тяжкие события и миллион различных страданий.
И вот сейчас, проснувшись этим субботним утром, Лорелей хмуро скосила взгляд лиловых глаз на «энциклопедию». Как выяснилось совсем недавно, буквально завтра у Айдан должно было случиться день рождения, да и не какой-нибудь там, а целых семнадцать тысяч лет. Несмотря на то, что девушка в такие годы была еще подростком, Лорелей не отпускала навязчивая мысль о том, что семнадцать тысяч — это нереально много. Вот просто семнадцать — нормально. Однако когда она поделилась своими мыслями с самой Айдан, так расхохоталась так громко, что, казалось, ее было слышно на территории всей Старшей школы.
— Семнадцать лет? Я тебя умоляю! — хохотала она. — Не хотела бы я быть таким крошечным младенцем!..
Такая реакция заставила Лорелей усомниться в собственном здравомыслии. После этого пришли размышления о том, что каждая мать, наверное, очень сильно привязывается к своим детям. И что семейные пары живут действительно веками. Думая об этом, она все больше и больше убеждалась в том, что этот мир — настоящий главным образом потому, что настоящими здесь были чувства. Можно изображать любовь месяц, год, два года… но не тысячу лет. И жизнь здесь ценилась намного выше.
Лорелей сползла с кровати на пол, и некоторое время валялась на прогретом солнцем паркете. Свернувшись калачиком и обняв собственные колени, прижатые к груди, она зажмурилась и подумала, что сама себе напоминает большую довольную кошку. От этой мысли хотелось громко размурлыкаться, но этого девушка, увы, не умела.
Через несколько минут она перестала кататься по полу и встала. Как выяснилось еще в первый день, в каждой комнате есть отдельная ванная комната. При мысли о том, что сейчас нужно будет умыться, Лорелей поморщилась. Как и большинство стражей Огня, она не любила воду, но позволить себе ходить грязной она не могла. В итоге каждый поход в душ равнялся для нее своеобразной казнью, когда она долго слонялась по комнате с полотенцем на плечах, хныкала и по тридцать раз подходила к двери в ванную, убеждая себя, что ничего страшного в этом нет.
— Да, не страшно, — пробормотала она, набирая в ладони воду и крепко зажмуриваясь. — Противно!..
Холодной водой окатило лицо, по телу тут же пробежалось полчище мурашек. Лорелей поежилась, снова набирая воду в «лодочку». Ей отчаянно хотелось выть, плеваться и, что еще лучше, забиться в угол. Каждое утро начиналось с этой пытки.
Когда Лорелей вышла из ванной, умытая и явно недовольная, в комнату кто-то постучал. Короткое «тук-тук-тук», вскоре заменилось отчаянным «бах-бах-бах», а потом и жалобным голосом Кэлистара:
— Лорелей, открой! Срочно! Сейчас же, сию минуту!..
— Я в неглеже, — огрызнулась девушка, кидаясь к шкафу.
Кэлистар продолжал барабанить все то время, пока она поспешно впрыгивала сначала в черные шорты, потом стаскивала с себя алую короткую ночнушку, небрежно комкая и кидая на первую попавшуюся полочку. Как назло, именно в тот момент, когда она взяла в руки черную майку, чем-то похожую на те, что так любила Айдан, Кэлистар не выдержал и вломился в комнату. Лорелей взвизгнула и прижала майку к обнаженной груди, тут же повернувшись к парню спиной. Она еще успела отметить, что тот был бледен как смерть. — Сегодня! — выдохнул он. Таким взволнованным его голос еще никогда не был.
Лорелей, все еще стоя к нему спиной, поспешно натянула на себя майку, и повернулась к нему. Ее щеки вспыхнули, когда она поняла, что нахал даже и не подумал отворачиваться.
— Что сегодня, придурок? — угрожающе спросила она.
— Кэлистар! Кэлистар! — донесся крик из коридора, и миг спустя в комнате оказалась еще и Айдан. Заспанная и растрепанная, в светло-желтой ночнушке, достающей ей почти до колен, с кучей кружев на груди, она смотрела на Кэлистара огромными глазами. Темно-золотые волосы рассыпались по плечам. — Сегодня! Сегодня, СЕЙЧАС!.. — выкрикнула она, а потом вдруг расплакалась, и кинулась прочь из комнаты.
Лорелей удивленно моргнула. Кэлистар растерянно посмотрел вслед беглянке, а когда перевел взгляд на Лорелей, из дверного проема послышался лишь слегка озабоченный голос Мартины:
— Что такое? Что за истерики? — спросила она, вальяжно вваливаясь в комнату.
— Распределение, — тихо ответил Кэлистар. — Королева уже в Зале.
Мартина быстро-быстро заморгала, сделала шаг назад, а потом ее колени подогнулись, и девушка, лишившись чувств, упала на пол…
Лорелей колотило мелкой дрожью. Ей казалось: мир сошел с ума. Все куда-то бежали, суетились, то и дело вокруг слышались чьи-то вскрики и нервный плач… Запертая дверь не помогала и тревожные звуки доносились до ушей молодых стражей, находящихся в кабинете.
Они все были там, вся их группа. Лорелей, которая так и не успела переодеться, и даже расчесавшаяся совершенно наспех, нервно крутила кольцо на пальце. Флэйм метался из одного угла в другой, что-то бормоча себе под нос. Лавос, упершийся в стену плечом, внешне почти спокойный, разве что бледнее, чем обычно, и кусающий губы. Мартина, стоящая коленями на подоконнике, широко распахнув окно, и глубоко дыша свежим воздухом. Хафир, сидящий за одной из парт, нервно отстукивающий пальцами по столешнице какой-то ему одному ведомый ритм. Кэлистар, который уже на пятый раз поправлял по линии все стулья, и на восьмой — протирал доску. Айдан, нервно раскачивающаяся взад-вперед, обняв свои колени, сидя на парте. И Тасита, стоящая рядом с Лорелей возле двери, и смотрящая в одну точку на полу широко раскрытыми глазами, полными страха.
— Прекрати долбить, — прикрикнул Флэйм на Хафира.
Широкоплечий парень метнул на Флэйма яростный короткий взгляд и убрал руки с парты, после скрестив их на груди. Он закинул ногу на ногу и теперь нервно дергал стопой.
— А ты кончай ходить из угла в угол, — отрешенно произнесла Тасита. Ее расфокусированный взгляд все так же был устремлен в одну точку.
Флэйм сел на парту рядом с Айдан. Хрупкая девушка продолжала так же раскачиваться, ни на что не обращая внимания.
— Мне страшно, — наконец тихо выдохнула она.
— А кому не страшно, — резко произнес Лавос, пытаясь скрыть нервозность и страх. — Поторопились что-то… рано нам еще Распределение проходить. Мы не пушечное мясо! Времена-то какие!
— Какие? — машинально спросила Лорелей.
Ей казалось, что хоть какой-нибудь разговор позволит разрядить напряженную обстановку в кабинете.
— За три дня до твоего возвращения наш прежний наставник погиб, — ответил Кэлистар за Лавоса, садясь на один из стульев. — Его тело нашли на берегу Срединного озера, в четырех километрах от границы с царством Земли. Как раз напротив того места, где отсутствует цепь вулканов… в том местечке аккурат проход есть...
— Нового нам так и не дали, — все тем же отрешенным, каким-то потусторонним голосом откликнулась Тасита. — И теперь понятно почему.
— Ни к чему новый был, раз Распределение меньше, чем через месяц…
Лорелей впервые слышала о наставниках. Она знала о тех стражах, которые вели у них различные предметы: например пилотаж у Марса, или факультатив по психогенетике у Саллар… Но о таком слышала впервые. Она не видела никаких сбоев в расписании, да и все предметы периодически повторялись, а значит, они были все.
Кэлистар кинул на Лорелей быстрый взгляд. Он, скорее всего, уже понял причину ее внезапного молчания.
— Действительно, смысл в ком-то новом?.. Плакаться в жилетку мы привыкли именно ему, да и не маленькие уже, сами об изменениях в расписании и прочих организационных моментах узнать сможем… а наказывать нас за несоблюдение режима уже бесполезно. Мы одна из старших групп.
— Ох, чую будет кровь, — Хафир сжал кулаки и рывком поднялся со своего места, подходя к Лавосу. — Детки Ильгана с нас шкуру спустят. Они же так гордились тем, что уже такие взрослые, что им всего-то триста лет до Распределения осталось… Мы же с его группой вечно враждовали, — его губы презрительно скривились. — Мелкие завистники!
— А, эти неудачники? — Лавос усмехнулся. — Которые все кичились не столько старшинством, сколько своей высочайшей во всей Школе успеваемостью… Жестоко же мы их обломали, когда все, по рекомендации королевы, лично от нее, сдав в ее личных покоях все экзамены… малолетки, которым и четырнадцати-то тысяч не исполнилось, — он сплюнул куда-то в сторону.
— Они нам и этого не простят, — тихо прошептала Айдан, и на ее глазах снова появились слезы. Она тихо всхлипнула. — В тот раз меня трое подкараулили… я думала, это все…
— Неподходящее время выбрали, — впервые в голосе Кэлистара Лорелей услышала что-то кроме привычного спокойствия и тепла. Такая злоба ее испугала. — Подумать только, если бы я вместе с Хафиром и Марсом с отработки не возвращался тогда…
Дверь резко распахнулась. На пороге возникла Саллар. На вид ей было тридцать пять тысяч лет, хотя на самом деле она всего лишь полвека назад отпраздновала сорок второе тысячелетие. У нее были короткие черные волосы, добрые темно-карие глаза и светло-персиковая гладкая кожа с кофейными веснушками на щеках и носу. Женщина была в строгом бордовом костюме в черную, очень узкую полоску, шедшую наискосок и черных туфлях на низком каблуке. На округлом лице появилась успокаивающая улыбка, когда Лорелей, стоявшая к двери ближе всех, шарахнулась в строну.
— Чего вы? — мягко спросила Саллар. — Все будет хорошо. Я в вас верю!
В ее глазах появилась гордость, когда она посмотрела на Лорелей. Психогенетика давалась девушке легко, как, впрочем, и остальные предметы. Любимицей Саллар ее сделал личный интерес к факультативу.
— Моим-то только через пять тысяч… — Саллар сделала шаг в сторону, освобождая проход.
Первой из кабинета вылетела Мартина, которая за все время пребывания там не сказала ни одного слова. Следом вышел Лавос, а за ним — Лорелей. Остальные потянулись к выходу не столь охотно. Кэлистар вышел самым последним, пропустив вперед внезапно успокоившуюся Айдан. Та шла, высоко подняв голову.
Лорелей отстала, оказавшись в самом хвосте их короткой процессии, и теперь шла рука об руку с Кэлистаром.
— Что за детки Ильгана? — тихо спросила она.
— Ты же слышала, самая старшая…
— Я не об этом, — перебила девушка. — Почему я слышу о них впервые?.. Я уже видела даже группу Саллар, которая прилетала к ней из Средней школы…
— Ах, ты об этом… — Кэлистар чуть нахмурился. — Они полтора месяца назад улетели на затяжную тренировку. Суровые полевые условия, минимум комфорта и информации… сдавали экзамен, в общем. Учебный год кончается через два месяца.
— Так что, учеба еще когда-то и кончается?..
Кэлистар посмотрел на девушку так, словно она ему заявила, что научилась дышать под водой.
— Да. Три месяца отдыха. Остальные девять мы учимся, выходные — суббота и воскресенье… так вот. Группа Ильгана вернулась сегодня ночью. Я как раз уснуть долго не мог, слышал их крики за окном… они уже в Зале, наверное… — парень сглотнул. — Хафир прав, крови прольется много. Эти ребята не из тех, кто привык прощать кому-то обиды и отдавать младшим первенство. Ильган их знатно натаскал, он знает свое дело.
Лорелей вспомнила коренастого, сурового Ильгана, который учил их теории и практике боя.
— Ему достались головорезы какие-то… — продолжал тихим, напряженным голосом Кэлистар. — Королева знает, что Ильган с ними справится. Они в нем души не чают, он же им отца заменил почти. У них в группе каждый второй получал наказание, один вроде как за убийство. Хотя, может, это и слухи, я не знаю. Знаю только, что они все из сложных семей, с родителями проблемы, бедные, много братьев и сестер… они чудом сюда пробились, неудивительно, что готовы нас на драконий фарш искромсать, лишь бы снова стать во всем лучшими.
Лорелей поспешно обдумывала всю услышанную информацию. Узнать правдивость слухов — невозможно, за такой крупный проступок всем постирали память, чтобы это не всплыло. Удивляться такому набору тоже не стоило: все группы старались построить так, чтобы внутри было наибольшее возможное количество одинаковых по уровню жизни и развития учеников.
— А что они хотели сделать с Айдан? — спросила Лорелей уже перед ходом в Зал.
— Неважно, — коротко ответил Кэлистар, но в его глазах снова промелькнула тень злости.
Двери распахнулись. Зал был полон учениками. Самым младшим было на вид как раз те самых четырнадцать тысяч лет, старшие тянули на двадцать. Лорелей крепко сжала ладонь Кэлистара и почувствовала, как тот коротко сжал в ответ ее ладошку. Девушка отдернула руку, и, взяв пример с Айдан, встала прямо, подняв голову и смело смотря вперед. Когда их группу увидели, гул в Зале стих. Толпа расступилась, и они увидели королеву, по обе стороны от которой стояло по четыре подставки. На каждой было по одной темной шкатулке с золотым замком. Больше ничего приметного в них не было.
Церемонный Зал представлял собой восхитительное зрелище. Пол был усыпан раскаленными углями, но стражи Огня стояли босиком, ничуть не опасаясь их жара. Стены увивало растение, больше похожее на ядовитый плющ, но имеющее огромные коралловые цветы с длинными желтыми тычинками. Потолок был настолько высок, что в Зале можно было бы устроить целую воздушную баталию, если бы не дым, витавший под этим потолком. Цветной, он складывался в картины, рисуя историю королевства Огня, и спускался по стенам вниз, увиваясь вокруг цветов.
Лорелей ступила босой ногой на угли и прикрыла глаза. Это было удивительно приятно — чувствовать так рядом свою стихию, которая проникала внутрь ее тела, придавала сил, подпитывала. Ей казалось, что она бы могла без устали пройти любое расстояние, если бы шла по дороге из раскаленных углей, иногда вспыхивающих коротким пламенем, которое тут же угасало.
Они прошли вперед, остановившись в метрах десяти от королевы, и теперь Лорелей могла рассмотреть ее. Примерно одного с девушкой роста, королева имела длинные, полностью закрывающие ее спину и часть ягодиц медно-рыжие волосы и очень светлую кожу. Бледно-розовые губы чуть дрогнули, когда она посмотрела на группу, а яркие зеленые глаза насмешливо и дерзко сощурились. Худые запястья и лодыжки венчали по несколько узких золотых колец-браслетов. Совсем простое платье, на ладонь выше колена, черное, оголяло ее покатые плечи и, наверное, спину. У ног змеей растянулся черный с золотой искрой палантин. Выглядела королева не больше, чем на двадцать пять тысяч лет. И она была совершенно не похожа на стражей Огня, которые не могли иметь настолько светлую, едва ли не белую кожу и зеленые глаза, но она была настолько красивой, что ей невозможно было не любоваться. Никакой короны. Никакой многочисленной свиты. Королева была проста, как ясный день.
— Рада видеть вас всех снова, — ее голос был теплым, даже ласковым. Чистый и звонкий, он разносился по всему Залу. — Признаюсь, каждая моя встреча с любым из вас была по-своему необыкновенной и запоминающейся. Вы все были тогда детьми, но какими!.. Я помню каждого.
Лорелей замерла, вслушиваясь в ее слова. Ее тело охватил незнакомый прежде трепет, а в душе поселился восторг. Девушка чувствовала себя настолько счастливой, стоя напротив королевы и слыша ее голос, что об этом хотелось кричать всему миру.
— Все вы — гордость моего дворца. Вы те, в чьих руках лежит будущее нашего королевства. Вы те, кто принесет на своих крыльях чистоту и независимость.
Королева посмотрела в глаза Лорелей. Девушка задрожала от чувств, переполнивших ее в этот миг.
— Я помню каждого из вас. Каждый миг, проведенный с вами. Закрыв глаза, я могу детально описать вас такими, какими вы впервые прибыли в мой дворец. Взяв в руки чернила и бумагу, я могу с точностью до последней помарки воспроизвести ваши экзаменационные работы. Вы написали их на высший возможный балл. Сделали это тогда, когда еще не достигли того возраста, который бы позволил вам поступить в Старшую школу Огня, — она обвела взглядом восьмерых молодых стражей. — Вы — особенные.
Слева послышался тихий вздох Хафира. Королева коротко взглянула на него и улыбнулась.
— Я помню каждого. Я помню дерзкую девчонку по имени Лорелей, которая прилетела из самих Пустынь, и которая добилась встречи со мной, нахамив охране ворот, а потом разбила нос моему первому министру… — королева снова посмотрела на Лорелей, которая покраснела от стыда, услышав ее слова. — Моя милая Лорелей, я знаю, что ты не помнишь этого момента. Но сейчас важнее то, что его помню я. И я вижу в твоих прекрасных глазах ту же отчаянную, безрассудную дерзость и пытливый ум. Ты была первым огоньком. Ты была первой, кто принял решение и, повинуясь своим смутным ощущениям, бросил очередной вызов судьбе. Я знаю, что ты сможешь найти выход из любой, даже самой безвыходной ситуации, и что никто из ныне живущих не сможет отнять твою жизнь, пока ты сама этого не захочешь. Поэтому, эту шкатулку я дарую тебе.
Звякнули многочисленные браслеты. Нежная рука королевы легко указала на одну из шкатулок, и та, поднявшись в воздух, плавно поплыла по направлению к Лорелей. Девушка взяла ее в руки, не решаясь открывать сейчас. В ногах появилась ватная слабость, пальцы дрожали.
— Я помню усталого, изможденного мальчика, чье имя Кэлистар, — Лорелей почувствовала, как парень вздрогнул справа от нее. — Я помню его рассказ о том, как он почти трое суток провел в небесах, упрямо борясь с жуткой грозой и шквальным ветром, которые были его спутниками, — королева смотрела в глаза Кэлистару. — Я все еще вижу в твоих глазах ту же молчаливую упорность, то же терпение, которые я впервые увидела в твоих глазах, когда ты, разбив окно, рухнул на пол столовой во время обеда. За твое безграничное терпение, понимание и такт, я хочу подарить тебе это.
Королева вновь повела рукой в сторону, и еще одна шкатулка, приподнявшись над своей подставкой, двинулась по направлению к Кэлистару. Лорелей ощутила, как тот случайно коснулся ее бедра, подняв ладони, чтобы принять дар королевы.
— Кэлистар, я знаю, что ты боялся, что этот день никогда для тебя не наступит, — взгляд королевы стал испытующим на несколько секунд. — И отдавая тебе это, я хочу сказать тебе, что ты истинный и достойный сын Огня. Оставайся таким же уравновешенным и понимающим и, когда придет время, ты сможешь укротить самое дикое пламя, подчинив его себе.
С полминуты в Зале царила звенящая тишина. Лорелей слышала лишь свой лихорадочный стук сердца. Она пыталась дышать как можно ровнее и глубже, но у нее ничего не получалось. Ей казалось, что сейчас весь свет мира, вся его радость и торжественность сейчас сосредоточены в этом Зале. Пусть всего две недели назад она не помнила даже своего имени, но уже сейчас она своими глазами видит королеву, слышит ее, принимает от нее тот дар, который и будет тем, что определит ее дальнейшую судьбу. Лорелей раньше и помыслить не могла, что Распределение происходит именно так.
«Так прекрасно и упоительно…»
— Я помню, как с неба на меня упал плачущий комок перьев. Я помню, как он встал с земли, оглядываясь вокруг, — продолжила королева. — Сейчас во взгляде Айдан я вижу ту же безграничную преданность, решимость идти до самого конца, каким бы он не оказался. Ее стойкость помогла ей пройти через то, через что она прошла, — королева на мгновение поджала губы, вперившись в хрупкую Айдан взглядом. — Я знаю, как сложно тебе было, Айдан. Как трудно и тяжело было служить опорой именно такому человеку, особенно когда ты любишь его больше жизни, если ты отважилась пойти по его стопам, даже не зная, куда приведет след. Я горжусь тем, что ты можешь так чувствовать тех, кто находится рядом с тобой и понимать их, и я верю, что однажды это поможет тебе. Этот подарок я приготовила для тебя.
Снова звон браслетов и тихое, едва слышное «спасибо». Королева взглядом нашла среди них следующего, и на ее губах появилась нежная улыбка.
— Я помню мальчика, которого не раз пытались сломить, обмануть, унизить… — в Зале продолжала стоять идеальная тишина, и лишь голос королевы нарушал ее. — Я жалею о том, что не могла лично видеть того, как он упорно противостоял этому. Он каждый раз оказывался прочнее. Его умение лгать позволяло вывести остальных на правду, при этом сохранив себя в тайне. Надменность и отчужденность этого мальчика позволяли ему всегда оставаться самим собой, показывая миру, что он снова проиграл, попытавшись причинить ему боль. И это Флэйм.
Лорелей услышала, как резко выдохнул Флэйм, и, хоть не видела его, но поняла, что тот резко вскинул взгляд, впервые посмотрев на королеву. Он был поражен.
— Дорогой Флэйм, я знаю, каких трудов тебе стоило отрекаться от всего хорошего, что в тебе есть, чтобы выжить, оставшись победителем, а не проигравшим, — улыбка королевы стала чуть шире. — В тот далекий день, когда я увидела впервые, ты обжулил трех стражников у ворот, умело солгав, и смог поставить шах и мат казначею, будучи честным. Твое умение отказываться от всего ради достижения своей бравой цели восхитило меня. Видя в твоем взгляде готовность отдать все, ради сохранения себя и того, что принадлежит тебе, я ничуть не сомневаюсь в своем выборе. Следующий подарок для тебя.
Все повторилось в четвертый раз. Это была лишь первая часть Распределения, лишь четверо получили то, к чему так долго шли.
— Я помню, как впервые увидела человека, который всегда без страха смотрел в будущее, и умел забывать о прошлом, — продолжила королева, снова находя кого-то взглядом и смотря прямо в глаза. — Этот человек всегда умел принимать удары судьбы со смирением, а все происходящее воспринимал как должное. И этого человека зовут Тасита. Тасита, в пасмурное утро нашей встречи я увидела, как на дне твоих глаз горит яростный свет звезд. Ты верила в справедливость моего решения, и надеюсь, что в этот раз ты не будешь разочарована действительностью. Я хочу, чтобы ты и дальше смотрела вперед без страха, воспринимала настоящее без упрека и забывала о прошлом без боли. Но помни, что оно определяет настоящее и формирует будущее… Этот дар отныне только твой, и я желаю тебе использовать время с умом.
Лорелей чувствовала тепло от углей. Наслаждение, которое ей дарили эти небольшие, горячие камушки, невозможно было описать словами. Оно успокаивало и умиротворяло. В какой-то момент время потеряло свой ход.
— Осталось всего трое стражей, все еще не получивших свой дар. Прежде чем продолжить, я хочу сказать, что вас троих объединяет гораздо больше, чем вы думаете. Вас, и еще одного из тех, кто уже получил свой подарок. Вы все необычайно сильны волей и умеете сохранять хладнокровие там, где царит хаос. Вы можете гореть в абсолютной тьме, и согревать в невероятном холоде…
Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Лорелей качнула плечом. Она стояла так близко к Хафиру, что смогла его коснуться, будто успокаивая. Секунду спустя его горячие пальцы коснулись ее бедра. Девушка не видела, но чувствовала его едва заметную улыбку.
— Я помню маленького мальчика, жизненным девизом которого были слова: «Огонь, кровь и воля». И я хочу сказать, что этому когда-то маленькому мальчику со смышлеными глазами и очень проницательным умом пригодится та кровь, которая течет в его жилах, тот огонь, что горит в его сердце, и та воля, благодаря которой он когда-то смог выжить, будучи на волосок от смерти, — королева немного помолчала. — Хафир, после того, как ты получишь свой дар, тебе понадобится все твое мужество и все твое обостренное чувство справедливости. Следуй по жизни дальше, не зная ни страха, ни упрека и тогда ты оправдаешь мои надежды. Ты с честью пройдешь все испытания, оставшись верным своему слову, и поэтому это для тебя.
Тихий перезвон браслетов звучал как чарующая музыка. Королева была такой же босой, как и все остальные, а палантин у ее светлых ног медленно истлевал, рассыпаясь пеплом.
— Лавос… ты тот человек, который стремится к победе даже тогда, когда все ведет к проигрышу, — медленно начала королева. Она прищурилась, смотря на парня. — Ты пользуешься каждой ошибкой своего противника, чтобы стать выше, чем ты есть сейчас. Я помню, как ты появился в моих покоях… на рассвете, в полумраке. Я читала в твоих глазах уверенность, желание идти до победного конца и смелость, граничащую с безрассудством. Сейчас я вижу, что ты ничуть не изменился, а потому я ни капли не сомневаюсь в своем выборе. Это твое.
Лорелей жаждала оказаться на месте каждого. Готова была поменяться телами и жизнями со всеми и сразу, лишь бы снова смотреть в зеленые глаза королевы.
— Я называла ваши имена ровно в том порядке, в котором вы пребывали в мой дворец. Мартина, ты была последней. И единственной, кто не силой, умом или хитростью попал на встречу со мной. Ты шла медленно, спокойно и к каждому человеку, который тебе препятствовал, ты находила свой, особенный подход. Ты — ключ от всех замков. Твое будущее лежит здесь… — последняя шкатулка покинула свое место, чтобы оказаться у девушки в руках. — Ты всегда откровенна и честна. Я помню, как ты умеешь обезоружить правдой.
Королева вскинула голову. Ее глаза ярко сверкнули, загоревшись, а голос стал громче и увереннее:
— Каждый из вас прошел свой путь! Я помню всех и каждого, и я уверена в том, что вас запомнит и история. Запомнит вас такими, какие вы есть сейчас! Мартина — непорочная и откровенная, Лавос — уверенный и волевой, Хафир – мужественный и непобедимый, Тасита — проницательная и чувствительная, Флэйм — несгибаемый и сильный, Айдан — верная и решительная, Кэлистар — спокойный и терпеливый. И Лорелей… дикая и непредсказуемая, — королева снова посмотрела в глаза Лорелей, и девушка вновь задрожала от восторга, когда королева продолжила говорить, не открывая от нее взгляда. — Вы те, кто научит мир независимости и храбрости! В ваших руках лежат ваши судьбы, а на ваших плечах лежит ответственность за жизни многих из нас! Ваши крылья должны быть сильны, а характеры неизменны! Вы — особенные, вы те, кого избрала стихия! Никто и никогда не сможет пройти ваш путь за вас. И я, Тора Лацерхан Фларико, королева Огня, с этой минуты и до последнего мига ваших жизней нарекаю вас полноправными послушниками, воителями и защитниками своей стихии! Отныне вы — Стражи Огня!
Яркий полуденный свет падал на покрытую мхом землю, просвечивая березовые листья. По синему небу плыло несколько пушистых белых облачков, да был слышен изредка протяжный крик феникса, поселившегося где-то неподалеку.
Восемь новоиспеченных стражей разделились на две компании поменьше — мальчики пошли в одну сторону, девочки — в другую.
Парни некоторое время задумчиво крутили в руках шкатулки. Золотой замок никуда не делся, а как-то открыть дар королевы было нужно. Ключа не было, на несколько простых формул ларец никак не реагировал, даже и не думая открываться.
— Чертова деревяшка! — с досадой произнес Флэйм, щелкая пальцами. Замок вспыхнул и начал стремительно плавиться, золотой лужицей стекая на землю. Шкатулка с сухим стуком приоткрылась. — Гениально, — раздраженно сказал Флэйм.
Он приподнял крышку, и некоторое время смотрел на содержимое шкатулки, словно все еще не веря своим глазам и не веря в то, что вообще произошло и происходит сейчас. Запустив внутрь пальцы, он потянул за кожаный шнурок то, что было внутри.
Из шкатулки показался медальон. Идеально круглый, размером не больше монеты, в центре было такое же круглое отверстие, внутри которого, не касаясь краев, но и не выпадая оттуда, находился бледный полупрозрачный камень. Когда Флэйм коснулся его, он остро вспыхнул алым светом.
— Медальон лжи? — с интересом спросил Кэлистар. — Ну-ка одень его, и скажи правду.
— Я вас всех ненавижу, — камень снова угрожающе засветился красным. — Вы все конченные психи! — еще одна вспышка. — А ты, Кэлистар, самый из всех психов псих, потому что ты сентиментальный придурок, неисправимый романтик и вообще, кажется, тихо в кого-то влюблен, и да, более спокойного идиота я в жизни не встречал!
Камень слабо озарился зеленым. Кэлистар деликатно прокашлялся.
— Думаю, ты веришь в то, что сейчас говоришь. Во всяком случае, мы наглядно убедились в том, что эта штука реагирует на твою ложь.
Флэйм презрительно скривил губы и надел на себя медальон.
— А что еще внутри было? — спросил Хафир.
— Вот что, — Флэйм снова опустил руку в шкатулку и несколько секунд спустя подбросил на руке небольшой серый камень. — Пограничник. Думаю, это по мне.
— Ладно, теперь моя очередь, — вмешался Лавос.
Он не стал щелкать пальцами, а просто легонько стукнул ногтем по замку. Тот вспыхнул и через несколько секунд на земле оказался еще одна лужица расплавленного золота. Лавос открыл шкатулку — внутри нее что-то светилось. Глаза Лавоса озарились удовлетворением и радостью. Он вытащил огненный кинжал и начал с интересом осматривать его лезвие.
Что-то просвистело в воздухе, и вот уже в животе Лавоса застряла рукоять второго кинжала. Он опустил голову вниз, усмехнулся и молча извлек из себя полыхающий клинок. В десяти шагах напротив Хафир с самодовольной улыбкой стоял, и в одной руке у него красовалась открытая шкатулка. Лавос ответил ухмылкой и метнул в парня с ирокезом его кинжал. Тот, явно не раздумывая, перехватил лезвие в воздухе рукой, а после вернул оружие в шкатулку.
Все это время Кэлистар стоял чуть поодаль.
— А у тебя что? — Флэйм сел на землю рядом с Кэлистаром.
Тот пожал плечами. Он молча провел раскрытой ладонью напротив замка. Он, загоревшись, как и предыдущие, расплавился и стек на ногу Кэлистара. Оттуда золото лениво капало на землю, постепенно там застывая. Несмотря на то, что кожа молодого стража соприкасалась с раскаленным металлом, он не чувствовал никакой боли. Крышка бесшумно отворилась. Внутри лежала золотая чернильница.
Внезапно воздух прорезал чей-то дикий, отчаянный вопль. Кто-то кричал, задыхался, набирал воздуха в легкие и снова продолжал кричать. Парни одновременно вскинули головы, прислушиваясь, после быстро срываясь с мест и направляясь на полянку за холмом — туда, где были девушки. И только Кэлистару понадобилось меньше секунды, чтобы узнать, чей же это голос.
— Посол! — отчаянно кричала Лорелей. — Какое несчастье! ПОСОЛ!.. Я не хочу умирать!!!
Крик резко оборвался, и послышались другие голоса, однако разобрать их разговор было невозможно — слишком большим для этого было расстояние. Хафир тревожно вскинул голову, прислушиваясь, а потом, когда полуденный воздух прорезал отчаянный визг Айдан, первым метнулся к девушкам. За ним последовали остальные.
С пригорка парням открылась картина, не столько их удивившая, сколько вызвавшая резкий всплеск злости. Двое гораздо более старших стражей прижимали к широкому стволу березы Айдан, которая отчаянно вопила и брыкалась, пытаясь вырваться, но силы были явно не равны. Еще трое окружали хрупкую Мартину, которая внезапно подобралась, то и дело резко оборачиваясь то к одному, то к другому. Ее маленькая ладонь сжимала бесполезный среди стражей Огня кинжал. Других было около десятка, может, чуть больше, и среди них была только одна девушка: среднего роста, натренированная, с короткими, неровно стриженными темными волосами, в черной одежде. Ее губы кривились в злобной усмешке.
Кэлистар пошарил глазами в поисках Лорелей, но нашел ее не сразу, хотя она была на видном месте. Возле ног девушки лежало белоснежное перо, словно подсвеченное изнутри.
— Это еще что? — ее голос был полон сильнейшего раздражения. На земле Лорелей стояла неловко, как будто ей стоило это больших трудов.
— ПРОЧЬ!
Кэлистар сорвался со своего места, кидаясь к Айдан.
Это послужило негласным сигналом к началу боя.
Лорелей потерялась сразу. Несколько секунд она стояла посреди сражения, словно громом пораженная, но потом один из незнакомых парней, поджарый и высокий, сбил ее с ног и они покатились по земле. Первое, что она почувствовала, попав в настоящую драку — легкое удивление, злость и растерянность. Однако от всего этого осталась только злость, когда по красивому лицу насмешливо мазнуло пощечиной, а потом ее прижали к земле. Незнакомый парень сидел сверху, кривя в усмешке губы. Он вцепился Лорелей в волосы и та, очнувшись от своих эмоций, вскрикнула и вдруг бешено забилась под ним, стараясь сбросить с себя. Поняв, что это бесполезно, она выгнула спину невозможной дугой и изо всех сил оттолкнулась ногами от земли. Неловко перекувыркнувшись через голову вместе с напавшим на нее парнем, она успела еще подумать, что ее задумка удалась и теперь она сверху, что дает ей преимущество. Однако щеку внезапно вновь обожгло пощечиной, а уши заполыхали от унижения.
Резко дернувшись назад, она вырвалась из цепкой хватки парня, в чьих руках осталось несколько ее рыжих волос, которые тут же потемнели, словно обуглившись. Лорелей не стала обращать на это внимания. Она поспешно отступала назад, пока не налетела на еще одного незнакомца, который был настроен крайне агрессивно.
Кэлистару повезло в самом начале. Разъяренный, он с двух прямых ударов вырубил одного нападавшего и оттащил от Айдан второго. Девушка лихорадочно выдохнула, окинула непривычно озлобленного и сосредоточенного сокурсника взглядом и кинулась к Мартине, которая, словно загнанная в круг кошка, металась от одного противника к другому. Они сжимали вокруг нее кольцо, и Айдан с боевым визгом налетела на одного, самого щуплого, со шрамом на лице, сбивая его с ног и разбивая этот круг. Мартина тут же метнулась в образовавшуюся брешь, но второй противник поймал ее за запястье, дергая на себя. Розоволосая резко развернулась и слету неожиданно сильно ударила парня кулаком в лицо. Раздался противный хруст, он с глухим рычанием боли выпустил запястье Мартины и закрыл лицо руками: из сломанного носа хлынула кровь.
На третьего нападавшего из этого круга спиной налетела Лорелей. Испуганно вздрогнула, обернулась и сразу же почти инстинктивно присела, пропуская мощный прямой удар над головой. Быстро зашла за спину парня и, повинуясь какому-то смутному порыву, обхватила рукой его шею, прижимая к себе и сдавливая горло сгибом локтя. Хищник тут же превратился в жертву: он захрипел, вцепившись в руку Лорелей и стараясь хоть немного ослабить ее хватку, забился, судорожно борясь за глоток воздуха…
Флэйм был хладнокровен, действовал быстро, скупо, без лишних движений, как и Хафир, сражавшийся рядом. Если первый парень был неуловимым в силу своего небольшого роста и щуплости, которая давала преимущество в скорости и ловкости, то Хафир следовал правилу: «Лучшая защита — нападение». Там, где Флэйм уклонялся от удара и наносил свои, изматывая противника, Хафир подставлялся, нарочно меняя угол, под которым должна была последовать атака. Защищая едва поднявшуюся с земли Айдан, ногти и пальцы которой были в крови, а из уголка губ сочилась кровь, он плечом налетел на тяжелый кулак того, с кем она отчаянно билась. Нападавший вскрикнул и схватился за запястье, прижимая его здоровой рукой к животу: вся мощь отдачи пришлась не туда, куда он рассчитывал, и что-то внутри не выдержало.
Тасита сражалась как львица, пользуясь другим правилом: «Чем меньше ты в драке боишься за свою шкуру, тем больше за себя опасается оппонент». Краем глаза заметив, как на Хафира, прикрывшего собой Айдан, сбоку несется еще один парень из группы Ильгана, она метнула в его сторону тяжелый стеклянный шар, который зачем-то все время держала в руке. Символ пророка с глухим стуком ударился о голову атакующего, и он, как подкошенный, рухнул на землю.
Единственная девушка в группе Ильгана оглушительно завизжала, со спины кидаясь на Лавоса. С тяжелым выдохом он скинул ее с себя, заставив перелететь через голову. Обуянный яростью от такой подлости, он уже было хотел добить ее, как вдруг его с криком сбил с ног поджарый парень, который первым напал на Лорелей.
— Анкахтарр! Помоги Гархалу!
На крик поджарого обернулась и девушка, и еще один парень, тот самый, что бился с Айдан. Они вместе кинулись к Лорелей, в руках которой продолжал биться тот, кого звали Гархалом. Анкахтарр бросилась на помощь, и, судя по ее виду, она явно намеревалась подпортить личико Лорелей, в то время как парень со шрамом атаковал сбоку.
В следующий миг случились одновременно несколько вещей.
Лорелей тихо вскрикнула, когда ее тело внезапно обдало сухим жаром, и за ее спиной появились огромные крылья, концами достававшие до краев небольшой поляны, разделяя ее надвое. Она тут же подняла их вверх, раздвигая низкие березовые ветви, белая кора которых внезапно начала темнеть от соприкосновения с ее перьями, а потом вспыхнула. Лорелей разжала руки, и Гархал упал на землю. Его тут же что-то невидимое отшвырнуло в сторону от Лорелей.
Едва распахнувшиеся крепкие крылья ударили по лицу и телу поджарого и тот, не выдержав силы удара, отлетел назад, ударившись спиной и головой о березу, к которой еще несколько минут назад двое прижимали Айдан.
И третье — схватка внезапно прекратилась.
Некрасивое лицо Анкахтарр исказилось от ужаса, и она побежала назад, но словно обо что-то споткнулась и упала. Невидимая сила подтащила ее к Лорелей. Вспыхнули ветви березы над их головами, и загорелась трава вокруг: девушки оказались в огненном кругу.
Лорелей чувствовала что-то странное. В ней словно проснулось безумство, ликующее, сильное, ее затопило в жгучей, кипящей радости… запрокинув голову, она громко расхохоталась… девушка чувствовала, как по ее жилам вместо крови течет жидкое пламя, горячее, обжигающее, дарующее ей невероятную силу и наслаждение, она чувствовала восторг той стихии, которая так долго жила в ней и теперь, наконец, получила свободу… Лорелей продолжала смеяться, словно безумная, а Анкахтарр, со страхом смотря на нее, понимая, что происходит, пятилась назад, но не могла ни на шаг приблизиться к границе огня, отделявшей их от других.
По крыльям девушки пробежался огонь, он охватывал каждое перо… вспыхнули волосы, загорелась кожа… Лорелей чувствовала жар, ощущала, как она вся становится единым сгустком пламени, она продолжала смеяться, ощущая в себе власть над всеми, кто ее окружал. Она превосходила их по силам, сейчас она была бесконечно сильна, она вся горела, но это не причиняло ей боли, а только наслаждение, от которого кружилась голова, а смех становился еще громче, еще безумнее… она была огнем…
Другие, оставшиеся за кругом, тоже поняли, что происходит, но не трогались с места. Кэлистар побледнел, его ноги подкосились и он упал на колени. Одной рукой он упирался в землю, а другой держался за живот. С губ сорвался тихий болезненный стон, а потом его вырвало кровью. Айдан бросилась к парню, вяла его за руку, пытаясь поднять и вести как можно дальше от огненного безумия…
Анкахтарр встала на колени, склонив голову перед Лорелей. Из груди некрасивой девушки вырвался сгусток пламени, ударяя в грудь Лорелей, — та на миг перестала смеяться, а потом ее ликование становилось еще более бурным.
Кэлистар, едва вставший на ноги, снова согнулся от боли, и от него тоже отделилась часть пламени, ударила в Анкахтарр, а потом понеслась к Лорелей и слилась с ней. Айдан с жалким видом продолжала тащить его за собой к зданиям школы, но выгнулась дугой, только еще сильнее вцепившись в руку парня, когда и из нее был вырван огонь, вновь унесшийся к Лорелей, сначала пройдя через Анкахтарр…
С равным интервалом из груди каждого, кто стоял в округе, вырывалось пламя, неслось к Анкахтарр и, проходя сквозь нее, стремилось к Лорелей, и ударяло ей в грудь, становясь отныне частью ее. Девушка продолжала смеяться, словно сойдя с ума от тех ощущений, которые ее затопили… остальные стражи смотрели на нее, широко раскрыв глаза, и в их глазах отражался страстный танец разгоравшегося пожара и сотканная из огня фигурка девушки, находившейся в центре круга… И лишь Айдан, чье круглое лицо было мокрым от слез, всхлипывала и тащила за собой Кэлистара, тихо стонавшего от боли, когда его в очередной раз начинало рвать кровью, темной и густой…
Вскоре Лорелей начала затихать. Она не понимала, что происходит, да и не могла понимать: ее разумом в это время завладел Огонь. Стихия вырвалась наружу, утвердила свое право на девушку, поглотила ее на время. Березы потухли. Трава перестала гореть. Пламя, из которого состояла Лорелей, такая величественная и красивая в этот миг, пропало последним. Девушка мягко повалилась в теплую колкую траву, ее рыжие волосы разметались. Внутри нее жарко пульсировала вся сила ее стихии, и это было самое прекрасное чувство, которое она когда-либо испытывала…
