Глава 2Слова Аделаиды и Тесу, что ночью будет шторм, оказались пророческими: с наступлением темноты поднялся шквальный ветер, море хлестало по берегу острова такими волнами, что они взметались над сушей на многие футы, и большинство молодых мужчин из деревни полвечера провели в бухте, затаскивая лодки и катера повыше на берег. Маркус и Аделаида присоединились к ним; Аделаида участвовала мало, чаще металась от одной группы к другой, но, как ни странно, никто не считал, что она мешалась под ногами, и к её словам прислушивались. После тяжёлой физической работы все пошли в паб. Маркус впервые оказался там вечером и был поражён, насколько преображалось это место с наступлением темноты. Все столы были заняты, отовсюду доносились разговоры и стук посуды, стереосистема в углу играла какой-то ненавязчивый мотивчик.
Эрихон и Тесу были за стойкой; Брук вместе с ещё одной женщиной, чьё имя, как Маркус узнал, было Джейн, исполняли роли официанток. Аделаида, заскочив на пару минут в заднее помещение паба, чтобы причесаться и переодеться из прорезиненной спецовки в обычные джинсы и свитер, вскоре присоединилась к ним. Маркус уселся в углу стойки, заказал себе бутылку пива, за которую Эрихон, по традиции, взял столько денег, сколько Маркус готов был дать, и принялся наблюдать за светской жизнью деревни. Перекинулся парой слов с владельцем паба; скорчил рожу его помощнику, который относился к нему всё с той же неприязнью, что и днём, но сейчас в глазах у Тесу плясали смешинки — видимо, он всё же сменил своё отношение к журналисту на более нейтральное. Несколько раз подходили Брук и Аделаида, один раз подошла Джейн. Джейн, как и Брук, была красавицей, но не такой безусловной, как сестра Аделаиды — она скорее была похожа на кинодив европейского кинематографа пятидесятых годов. Она оказалась милой женщиной, и говорила с французским акцентом. Когда Маркус поинтересовался, откуда она, Джейн сразу признала, что она приехала на остров из Лиона, и, вообще-то, настоящее её имя было Жанна, но здесь, где большинство были англичане, английский вариант её имени «Джейн» пристал к ней буквально с её первого дня на острове, и она уже смирилась с этим.
Публика в пабе собралась самая разнообразная: от пожилых пенсионеров до молодых ребят, лет на пять младше Аделаиды. Именно возле них она, в основном, и задерживалась, позволяя обнимать себя и целовать в щёки. В такие моменты Маркус, в поисках подтверждения своей теории, смотрел на Эрихона, но тот, если и замечал знаки внимания, оказываемые молодому врачу, никак не проявлял своего недовольства.
Допив своё пиво, Маркус несколько раз по просьбе Брук помогал с подносами, унося грязную посуду за стойку. Потом, когда Тесу со смехом погнал его обратно в зал, подсел за столик к компании сорокалетних мужчин, обсуждавших футбол и грядущую консервацию лодок на зиму. Те сначала отнеслись к журналисту настороженно, но после того, как увидели, что Брук относится к нему с симпатией, сменили своё отношение и вовлекли его в обсуждение вечного противостояния «Ливерпуля» и «Манчестер Юнайтед». За футболом Маркус почти не следил в силу частых продолжительных командировок, да и за «Ливерпуль» переживал скорее по детской привычке, поэтому больше слушал, чем говорил сам. Из мужчин до переезда на остров трое занимались бизнесом, один до сих пор имел предприятие в Бирмингеме, функционирующее даже в его отсутствие, а весь доход, за вычетом налогов и зарплат сотрудникам, он тратил на жизнь на острове. Четвёртый же собеседник, молодой мужчина по имени Грэхэм, о себе предпочитал не распространяться, ограничившись лишь словами, что раньше он тоже много путешествовал, пока не осел на Норнберге по приглашению Эрихона. К тому моменту Маркус уже понял, что многих из поселенцев, если не всех, Эрихон знал лично ещё до переезда на остров, и они последовали за ним по его приглашению. Но на вопрос, как же они познакомились, Грэхем тоже ушёл от ответа.
В камине был зажжён огонь и Аделаида, в редкие минуты отдыха между обслуживанием столиков, любила забраться с ногами в одно из кресел и, сжав в руках кружку кофе с ликёром, перекинуться парой слов с сидящей напротив неё старушкой, у которой на коленях стояла корзинка с вязанием. Старушка — хотя, приглядевшись, Маркус понял, что она не такая уж старая женщина, ей не могло быть больше шестидесяти пяти лет — оказалась той самой миссис Чесс, к которой Аделаида заходила утром и диагностировала ей проблемы с давлением. Миссис Чесс была одета во всё чёрное, из-за чего казалась совсем маленькой в мягком кресле, и на лице у неё было то тоскливое выражение, которое бывает у людей, потерявших в своей жизни кого-то очень близкого и дорогого.
Изредка с улицы раздавались раскаты грома, такие оглушительные, каких Маркус не слышал никогда раньше. Эти раскаты почему-то очень волновали Аделаиду, Эрихона и Тесу — после каждого они тревожно переглядывались, и Эрихон устало качал головой. Казалось, эти трое чего-то ждали, и гроза была предвестником какого-то события.
Некоторые мужчины просили Брук сыграть на флейте, но она с улыбкой отказывалась, говоря, что оставила инструмент дома и совершенно не хочет идти за ним в такую непогоду. В конце концов, Маркус выклянчил с неё обещание, что она обязательно сыграет как-нибудь в другой раз, когда гроза не будет мешать наслаждаться музыкой.
Ближе к полуночи все начали потихоньку расходиться, надевая дождевики и ругаясь на дождь. Джейн ушла провожать миссис Чесс, которая покинула паб только после того, как Аделаида согласилась примерить связанные старушкой длинные пушистые митенки. Потом, когда миссис Чесс ушла, девушка призналась, что она обожает этот предмет одежды, и старушка безбожно этим пользуется, таким образом благодаря Аделаиду за медицинскую помощь.
Сами Аделаида и Брук оставались в пабе допоздна, когда уже ушёл последний посетитель. Помогали убрать со столов, мыть посуду, составлять список израсходованных продуктов. Тесу в это время рассерженно пересчитывал деньги, а Эрихон, распахнув входную дверь, курил на пороге, совершенно не обращая внимания погоду. Мокрый ветер трепал его распущенные волосы, и со стороны казалось, что Эрихон стоит перед порталом в другой, безжалостный мир, готовясь шагнуть в него в любой момент. Наконец Тесу не выдержал и что-то ему крикнул, Маркус не разобрал, что именно; казалось, это и вовсе был другой язык. Эрихон вздрогнул, словно очнулся ото сна, и, выбросив окурок в мусорное ведро у входа, вернулся в паб. Перед его рубашки был весь мокрый от дождя, и с лица капала вода, из-за чего он казался совсем стариком.
Вернулась Джейн, и Аделаида с Брук, оставив её помогать владельцам паба — а Маркус почему-то решил, что пабом управляет не только Эрихон, но и Тесу — принялись собираться домой. Маркус стал одеваться с ними, но краем глаза наблюдал за Аделаидой, желая стать свидетелем, как она будет прощаться с блондином. Но тут его ждало разочарование — они просто кивнули друг другу, и потом Аделаида, накинув на голову капюшон дождевика, вышла на улицу.
Дорога до дома, обычно занимавшая минут десять, в такую непогоду показалась длиннее обычного. Но, наверное, Маркусу так показалось из-за Аделаиды — она совершенно не спешила, идя медленно, подняв голову, смотря прямо на чёрное небо. Маркус несколько раз пытался её поторопить, но потом Брук сказала, что в этом нет никакого смысла — её сестра обожала такую погоду и, будь сейчас не так темно, она бы ушла гулять по острову или на маяк.
- Не обращай внимания, – сообщила Брук, когда Маркус перестал оборачиваться на молодую девушку. – Потом ты поймёшь, что она... ну, немного не такая, как все остальные. Со своими странностями.
Больше Маркус ничего не спрашивал.
В доме было темно и как-то грустно после оживлённого паба. Маркус сразу направился к себе собираться спать, так и не дождавшись Аделаиды, хотя позже, уже лёжа под одеялом, он слышал, как сёстры о чём-то переговаривались на лестнице.
Ночью он проснулся от очередного раската грома.
Теперь сверкало и гремело практически без перерыва, и это мешало провалиться обратно в сон. Журналист не один десяток минут пролежал в кровати, глядя в тёмный потолок, уже смирившись, что не заснёт, пока гроза хоть немного не стихнет. Но потом раздался другой звук — где-то в доме негромко скрипнула дверь. Маркус бы не услышал, если бы не маялся от скуки. Он уже думал достать ноутбук и поработать над статьёй, когда понял, что не один мается от бессонницы.
Откинув одеяло, он встал с кровати и вышел в коридор. Свет во всём доме был потушен, даже на первом этаже не было отблесков. Потребовалось несколько минут, прежде чем глаза привыкли к темноте, и он начал разбирать окружавшие предметы. И тогда-то взгляд и зацепился за дверь в комнату Аделаиды, которая была приоткрыта.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящую в соседней комнате Брук, Маркус осторожно подошёл к комнате младшей сестры и тихо постучал по косяку. Никто не ответил, и он этому не удивился. Бросив взгляд на лестницу, он открыл дверь шире и вошёл внутрь.
Комната Аделаиды располагалась на месте хозяйской спальни, прямо над гостиной. Огромное окно было расшторено, и всполохи молнии освещали большое помещение с массивной кроватью под книжными полками, таким же массивным шкафом у стены и комодом в углу. Кровать была пуста, и даже одеяло было застелено, хотя и смято — становилось понятно, что Аделаида, если и ложилась, не утруждала себя тем, чтобы расстелить постель. В комнате пахло табачным дымом — очевидно, она курила перед тем, как уйти. Сразу вспомнились взгляды, которыми девушка обменивалась с Эрихоном и Тесу. Они ждали, что ночью что-то произойдёт, поэтому Аделаида и не ложилась.
Чего они ждали?
Порыв ветра со скрипом распахнул форточку, взметнув лёгкие занавески, бросив в комнату пригоршню брызг. Чертыхнувшись и подумав, что Аделаида не будет ругаться, если он предотвратит затопление её комнаты, Маркус подошёл к окну и отдёрнул занавеску, потянувшись к раме.
И замер.
Аделаида стояла перед домом, прямо посреди бушующей стихии. Во время сверкания молний было видно, что голова её непокрыта, и ветер и дождь били её прямо по волосам, но она стояла гордо, подняв лицо навстречу стихии, словно ждала чего-то. Знакомого тёмного дождевика на ней тоже не было; вместо этого её спину и плечи покрывало что-то, напоминавшее широкий светлый плащ, такой длинный, что он волочился по грязной земле на добрые футы, когда девушка делала шаг вперёд.
Маркус как завороженный следил за ней, даже не отдавая себе отчёт, что он произнёс вслух её имя. Но она, непонятно как, всё же услышала. Её голова резко повернулась назад, и она уставилась прямо на окна своей комнаты, словно почувствовала, что он за ней наблюдают. А потом резко развернулась и быстро пошла прочь по улице.
Маркус бегом спустился на первый этаж и распахнул входную дверь, даже не подумав о том, что так и был босиком и в одних пижамных штанах. Но Аделаиды уже не было перед домом. Он посмотрел туда, куда она ушла, и при очередной молнии разобрал белое пятно её странного плаща.
- Аделаида! – закричал он, пытаясь перекричать стихию.
Но она, если и услышала его, не повернулась и даже не остановилась, продолжая своё упрямое движение вперёд. Маркус бросился на улицу, но остановился, когда понял, что босые ноги вязнут в ледяной грязи. Он посмотрел вниз. Несмотря на грязь, шагов Аделаиды не было видно — их стирала широкая неглубокая борозда. Можно было подумать, что такой след оставляет её плащ, но он был слишком лёгким, а что могло так вспахать землю, Маркус не знал.
Ничего не понимая, он вернулся в дом, сразу направившись в душ. Бросил испачканную одежду в ящик для стирки и пошёл к себе, сомневаясь, что сможет заснуть — слишком уж странным было поведение его хозяйки. Куда она могла направиться в такую погоду в таком непонятном одеянии? Чего ждали Аделаида, Эрихон и Тесу? Почему они весь день говорили про шторм, будто он был предвестником чего-то?
Маркус несколько раз думал разбудить Брук и сказать ей про Аделаиду, но потом отказался от этой идеи. Если Брук была в курсе всех странностей своей сестры, то для неё, наверное, такое поведение Аделаиды не было сюрпризом. А если не знала, то беспокоить её раньше времени тоже не стоило. Но, хотя Маркус и не мог придумать причину, заставившую девочку покинуть дом в такой шторм, он не стал ничего делать.
Он сам не заметил, как заснул. Часы, которые он перед сном снял с руки и положил на комод под окном, тихо пропищали три часа ночи.
~~~~
На следующее утро он, несмотря на тревожную ночь, проснулся засветло. Шторм прекратился, и небо за окном было ровного серого оттенка — облака висели так низко, что, наверное, накрывали фонарь маяка. Маркус не меньше получаса пролежал в кровати, прислушиваясь к тишине дома, потом всё же встал. Часы показывали половину восьмого утра, и он думал, что все наверняка ещё спят.
Он ошибался. В кухне на единственном стуле сидела Брук, поджав под себя ноги. Очевидно, она тоже только что встала, потому что на ней до сих пор была пижама, на которую она накинула огромную вязаную шаль — наверняка подарок доброй миссис Чесс. За ночь первый этаж дома полностью выстыл, и шаль мало помогала, поэтому Брук грела руки о кружку, аккуратно дуя на горячий чай.
- Ты рано, – вместо приветствия сказала она.
- Выдалась беспокойная ночь, – кивнул Маркус, разбавляя себе заварку кипятком из чайника. Горячий чай — это было как раз то, что нужно таким холодным утром после ночных приключений.
- Я ещё не готовила завтрак, – сказала Брук. – Есть холодное мясо и сыр, если ты голоден.
- Я подожду, – отмахнулся Маркус. – Куда ночью ходила Аделаида?
Брук замерла, так и держа губы на краю кружки. Потом медленно опустила её, не сделав глотка.
- Прости? – переспросила она.
Маркус внимательно наблюдал за ней. Брук не казалась удивлённой, или напуганной — но она совершенно не умела врать, и Маркус сразу понял, что она в курсе похождений сестры, но не скажет об этом ни слова.
- Я проснулся около трёх, – тем не менее, попытался он. – Не мог заснуть и вышел в коридор. В её комнате было открыто окно, я хотел закрыть и увидел, как она стоит перед домом. Я звал её, но она куда-то ушла, ничего не говоря.
- Тебе приснилось, – отрезала Брук, ставя ещё полную кружку в раковину и уходя из кухни.
Маркусу показалось, что она рассержена, но он был уверен, что причиной её злости стал не уход Аделаиды, а то, что он стал его свидетелем. Куда она могла ходить? На встречу с Эрихоном? Или Тесу? Или просто пошла гулять, мазохистски наслаждаясь штормом? Как бы то ни было, Маркус был уверен, что Аделаида точно не скажет ему ни слова.
Он поднялся к себе, переоделся в повседневную одежду и застирал испачканные ночью штаны. Брук он не видел, но, судя по запаху жареного бекона, она вернулась на кухню и принялась за завтрак. Спускаясь по лестнице, Маркус наткнулся на входившую в дом Аделаиду.
Она была одета в свои обычные серые джинсы, резиновые сапоги и пуховую куртку. Но лицо у неё было бледное, под глазами залегли тёмные круги, а длинные волосы слиплись тонкими прядями — явный признак того, что ночью она вымокла под дождём. Аделаида смотрела на Маркуса с каким-то испугом, словно боялась, что он будет спрашивать о том, что видел ночью, и Маркус не стал её разочаровывать:
- Куда ты ходила ночью?
Она медленно развернулась и принялась снимать куртку. Потом также медленно стянула сапоги. У Маркуса возникло ощущение, что она придумывает ложь, чтобы не отвечать на вопрос.
- Зачем ты встал так рано? – наконец спросила она.
- Не спалось, – отозвался Маркус. – Ты не ответила на мой вопрос.
- Это тебя не касается, – огрызнулась она. – У меня будут утром дела, так что делай пока что хочешь, потом пройдёмся по острову.
- Что бы за дела у тебя ни были, я пойду с тобой, – упрямо ответил Маркус. - Я должен описать жизнь на острове, а она, похоже, у вас здесь очень интересная.
Аделаида распрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Несмотря на то, что Маркус был значительно выше неё, ему показалось, что сейчас именно она смотрит на него сверху.
- Не знаю, как ты опишешь то, что увидишь, – сухо сказала она. – И мы просто запретим тебе об этом писать. Но если ты так настаиваешь — хорошо, пойдёшь со мной.
Завтрак прошёл в молчании. Аделаида упрямо не смотрела на журналиста; Брук тоже делала вид, что не замечает его вопросительных взглядов, и сосредоточилась на еде. После завтрака Аделаида сразу направилась одеваться; Брук вымыла посуду и тоже принялась собираться, сказав, что пойдёт в пекарню. Маркус ожидал, что Аделаида направится к своим пациентам, но она не стала брать сумку, в которой у неё было всё оборудование, и сразу направилась прочь из деревни.
- Куда мы идём? – спросил Маркус.
Аделаида шла быстро, словно хотела от него сбежать, и Маркусу приходилось торопиться, чтобы попасть в её шаг.
- На утёс, – только и сказала девушка.
Маркус понял, что больше она ничего не скажет, и бросил расспросы. Видимо, тайн на острове было куда больше, чем можно было подумать с первого взгляда. Открытость, с которой островитяне рассказывали о своей деревне, с которой некоторые говорили о своей прошлой жизни, соседствовала здесь с ревностной охраной каких-то секретов, главным из которых была причина, почему же они все здесь собрались. Маркус не знал, докопается ли он когда-нибудь до разгадки — по крайней мере, он был уверен, что Аделаида, Эрихон, Тесу, да и Брук с Джейн никогда не скажут ему всей правды. И поэтому сейчас он решил сменить тему.
- Здесь всегда такая погода?
Аделаида удивлённо посмотрела на него, потом огляделась вокруг, любуясь холодным пейзажем северных островов.
- Какая — такая? – не поняла она.
- Пасмурно. Сумрачно. Уныло. По-моему, такая погода способствует депрессии.
- Мне казалось, твоя специализация этнография, а не психология? – уточнила Аделаида. – Во всякой погоде есть своя красота. Солнечных дней, как вчера, здесь почти не бывает, вчера тебе повезло. Триста дней в году пасмурно и дожди, зимой ещё хуже. Но... мне нравится. Никто не жалуется, а если кто-то недоволен, он волен уйти в любой момент.
- И часто отсюда уходят?
- Нет. Нечасто.
- Почему, Аделаида? – наконец спросил Маркус. – Почему люди бросают свои жизни в больших городах, успешный бизнес, карьеру, и уезжают сюда, где приходится сражаться за свою жизнь в битве с такой погодой?
- У всех свои причины, – сухо ответила девушка.
- У всех свои секреты? – переиначил Маркус. – Какой твой секрет, Аделаида?
Она посмотрела на него, но ничего не ответила.
Дорога до утёса заняла около получаса — он располагался на другой стороне острова, и отсюда не было видно ни деревни, ни причала, ни маяка. Но вид всё равно был красивым — прямо из воды перед утёсом поднимались исполинские каменные столбы, словно застывшие стражи, охранявшие покой острова. На краю утёса стояла одинокая лавка, несомненно, для того, чтобы наслаждаться пейзажем. Хотя вряд ли человек, сидевший сейчас на одной из скамей, любовался морскими просторами.
Это был молодой мужчина, лет на пять младше Маркуса. Он был одет совсем просто и даже легко по меркам погоды — от мокрого солёного ветра его защищала одна только джинсовая куртка, но он не ёжился от холода, лишь упрямо встряхивая головой, когда ветер бросал ему на лицо пряди тёмной чёлки. У его ног под лавкой стояла большая спортивная сумка, очевидно, с его вещами. И, несмотря на то, что трава и грязь глушили шаги, он повернулся, когда Аделаида и Маркус подходили к утёсу.
Несколько минут он смотрел на них, не говоря ни слова, переводя взгляд с девушки на журналиста. Потом, видимо, поняв, что именно Аделаида та, кто ему нужен, кивнул ей.
- Я Джей, – сказал он.
- Аделаида, – представилась девушка. – Это Маркус.
Джей внимательно посмотрел на журналиста, словно искал что-то в его внешности, потом долгое время смотрел куда-то за его плечо, и наконец, видимо, не найдя искомого, вновь повернулся к Аделаиде. Руки он не протянул.
- Он ведь не...? – вопрос повис в воздухе.
- Нет, – ответила Аделаида. – Он не знает.
Маркус нахмурился. Диалог уже казался каким-то до обидного знакомым, он уже слышал его, и ему опять стало неприятно, что Аделаида указывает на что-то, чего он не знает, и, очевидно, никогда так и не узнает.
- Эрихон ждёт тебя, – сказала Аделаида, разворачиваясь.
Джей встал со скамьи, поднял с земли сумку и перекинул её через плечо.
- Да. Сеймур сказал, что он ждёт.
Сеймур, – отметил имя в памяти Маркус. Ещё одна загадка?
- Ты... в порядке? – с неожиданной заботой поинтересовалась Аделаида, кладя руку на плечо Джею.
- Вполне. Все кости целы, если ты об этом.
- Хорошо, – кивнула Аделаида. – Я здесь врач, так что если что — ты бы попал ко мне.
Джей улыбнулся. Улыбка у него, как и у Эрихона, была лукавой и какой-то детской.
Они направились обратно к деревне, но Маркус оглянулся на утёс. На него не вели никакие дороги из деревни, за исключением едва заметной тропинки, по которой они и поднялись; к утёсу невозможно было подойти морем. Так откуда же Джей взялся здесь, появившись словно из ниоткуда сразу с вещами?
- Как вы здесь оказались? – спросил Маркус.
- Моя дорога вела сюда, – туманно ответил Джей. – Думаю, такой ответ вас устроит?
Конечно, такой ответ Маркуса не устраивал, но он не стал настаивать, не желая настраивать Джея против себя сразу же при знакомстве. В уме он уже пытался придумать, как можно описать появление Джея на острове в статье, но в голову упрямо ничего не шло, и он понял, почему Аделаида сказала, что он не будет об этом писать. Странно — сегодня был его третий день на острове, но он почти не собрал никакого материала, наоборот — он только наткнулся на столько загадок, что даже первобытные племена Кении и Индонезии казались по сравнению с этой деревней простым и понятным социумом.
В деревне Аделаида сразу повела Джея в паб, попросив Маркуса не сопровождать их. Хоть у журналиста и было много вопросов, он не стал настаивать, понимая, что ни на один из них не добьётся ответов. Вместо этого он направился играть в футбол с ребятами, младшему из которых было лет семнадцать. Игра шла в одни ворота, без команд, каждый сам за себя. Тогда-то Маркус обратил внимание ещё на одну особенность деревни — на Норнберге не было детей и не было стариков. Хотя здесь и были женатые пары и целые семьи, самому младшему из островитян было семнадцать, а старшей являлась шестидесятитрёхлетняя миссис Чесс. Это тоже не могло не показаться странным — если сюда переезжали целыми семьями, то где же дети и родители поселенцев? Оставляли на «большой земле»? Маловероятно. Приезжали сюда как раз потому, что не было ни детей, ни родителей? Тем более странно — зачем лишать себя возможности завести семью?
Футбол затянулся до обеда. Аделаида так и не вернулась, и Маркус решил, что она либо пошла к пациентам с медицинским обходом, либо помогает Эрихону в пабе. Но в пабе обнаружилась одна Брук. Не дав ему и рта раскрыть, они предлдожила Маркусу пообедать здесь же, сказав, что Эрихон и Аделаида ушли с Джеем, а Тесу отправился по делам. Что это за дела, она тоже сказать затруднилась и только пожала плечами.
- Можно подняться на холм, – предложила Брук. – Аделаида, думаю, будет занята до вечера, так всегда бывает, когда прибывает кто-то новый. Я, конечно, знаю остров не так хорошо, как она, но рассказать о древних сооружениях смогу.
Маркус согласился, потому что делать всё равно было больше нечего, а компания Брук сейчас была приятнее скрытной Аделаиды или хмурого Тесу. Они вместе помыли посуду и, выйдя из паба через заднюю дверь, направились на холм. По пути Маркус вспомнил, что он не взял фотоаппарат, но возвращаться было уже поздно, и он решил, что сходит пофотографирует один как-нибудь в другой день, особенно если погода улыбнётся ему ещё раз.
Они начали подниматься на вершину холма, где тёмной грядой высились чёрные силуэты древних построек. Неподалёку загрохотала какая-то техника, и Маркус, за несколько дней на острове отвыкший от столь резкого шума, вздрогнул.
- Вон, – Брук кивнула куда-то в сторону. – Наше единственное средство передвижения.
Маркус обернулся. По сырой траве неспешно полз старый, допотопный трактор, регулярно выпуская вверх тёмные клубы выхлопных газов. Трактор тянул за собой несколько тележек, нагруженных не то сеном, не то компостом — с такого расстояния трудно было различить.
- Тесу на него постоянно ругается, говорит, проще разобрать и продать на Мейнланде на запчасти, чем ремонтировать каждый год, – заметила Брук.
Маркус усмехнулся, вспомнив, как Аделаида говорила, что Тесу постоянно чем-то недоволен. Очевидно, трактор тоже попал под раздачу.
- Мы им редко пользуемся, – сказала Брук. – Даже весной, когда возделываем землю, стараемся обходиться лошадьми и допотопными плугами.
Маркусу было непонятно это стремление жить за счёт натурального хозяйства, как несколько веков назад, но он уже понял, что люди на острове собрались такие, что им не нужны были блага цивилизации.
Они поднялись на вершину холма. К удивлению Маркуса, самую высокую точку занимала не стена, а несколько глубоко вкопанных в землю огромных валунов, образовавших единый круг, в центре которого стоял большой, в половину человеческого роста камень. Брук, подпрыгнув, уселась на него.
- Мы называем это место Стоунхенджем, – сказала она. – Эти валуны появились здесь уже после ухода римских войск, и никто не знает, для чего их сюда вкопали. Джейн предположила, что это старинное святилище то ли кельтов, то ли друидов, это лучше она сама тебе расскажет, она историк. Или Аделаида — она, кажется, знает историю каждой травинки на острове.
- Она интересная девушка, – признал Маркус. – Честно говоря, я не до конца понял, как с ней себя вести.
- Да, она не такая, как ты или я, – кивнула Брук. – Но стоит принимать её такой, какая она есть, она уже не сможет измениться.
- А была другой? – усмехнулся Маркус, окидывая взглядом раскинувшийся перед ним пейзаж.
Внизу, у подножия холма расположилась деревня, дымя в воздух каминными трубами домов. В стороне под чутким наблюдением пастушьих собак жевали последнюю траву овцы. Трактор продолжал своё движение по сырой земле.
- Ты не представляешь! – в ответ усмехнулась Брук. – Когда мы с ней... в городе она была совершенно иной. Я не знаю другого человека, который презирал бы мир так, как она. Она не ставила людей ни в грош, ей было всё равно, если кто-то счастлив, а кто-то умер. Однажды... однажды она сказала мне, что самоубийство человека ничего не изменит в этом мире, что всё равно наступит завтра, и она будет вести себя так же, как и вчера, даже если этот кто-то сбросится с крыши на её глазах. Я очень долго не могла понять, почему она такая.
- Потом поняла? – спросил Маркус, усаживаясь на валун напротив.
Может быть, этот разговор с Брук прольёт хоть какой-то свет на историю её сестры. От самой Аделаиды Маркус уже давно перестал ждать откровений.
- Потом поняла. Не сразу, правда. Это было незадолго до того, как она познакомила меня с Эрихоном и мы переехали на остров. Знаешь... – Брук устало постаралась зачесать волосы назад, но мешал постоянный ветер. – У неё были все основания презирать этот мир.
- За что она его так ненавидела?
- Она его не ненавидела, – покачала головой девушка. – Она его именно презирала.
- Не вижу особой разницы.
- Разница есть. Когда ты ненавидишь что-то, ты мечтаешь это уничтожить. Когда ты презираешь, ты просто стараешься это не замечать. Но, согласись, сложно не замечать окружающий мир.
В её словах был резон. Брук подняла голову, и сейчас, на фоне пасмурного неба, с развивающимися на ветру волосами, бледная, хрупкая, в неприметной серой одежде, она показалась Маркусу самым красивым существом, которое он видел в своей жизни. Она была похожа на ту самую друидку, о которых говорила несколько минут назад, и Маркус просто сидел и любовался на неё.
- Расскажешь? – поинтересовался Маркус, сообразив, что он просто неприлично пялится на девушку и совершенно забыл про разговор.
- Нет. Знаешь, это не моя тайна.
- Если ты её сестра, как ты могла не знать?
Брук неожиданно смешалась, и Маркус понял, что он напал на верный путь. Девушка уставилась на носки своих сапог, потом упрямо тряхнула головой.
- А, ладно, всё равно я бы тебе сказала, – приняла решение она. – Аделаида — не моя сестра. Мы познакомились, когда она стала жить в Йорке, у нас были квартиры в одном доме. Она жила там с бабушкой, а я со своим женихом. Мы долгое время не общались, я даже о ней не знала. Но потом... однажды она спасла мне жизнь. Она была тогда циничной и озлобленной, и именно это-то меня и задело. Я не могла понять, как можно быть такой. Но потом мы начали общаться, я узнала, какая она... и мы подружились. Если, конечно, можно было сказать, что Аделаида умеет дружить. – Брук невесело усмехнулась. – Потом она познакомила меня с Эрихоном, и он предложил мне переехать сюда с ними. Я сначала отказывалась, но Аделаида меня уговорила. Странно, да? Мне казалось, что она меня терпеть не может, а она, оказывается, настолько меня любила, что потащила за собой.
- А твой жених? – нахмурился Маркус. – Он так просто отпустил тебя сюда?
- А не было тогда у меня жениха уже, – со вздохом произнесла Брук.
Маркус вдруг вспомнил, как Брук рассказывала о самоубийце. Аделаида, с её-то скрытностью, не стала бы говорить это постороннему человеку, которого презирала. Значит, Брук всё это знала... откуда? С позиции самоубийцы? Она и была тем самоубийцей, которого Аделаида спасла своим цинизмом?
- Ты хотела покончить с собой? – спросил он.
Вместо ответа Брук посмотрела на небо.
- Скоро начнёт смеркаться, – ответила она. – Лучше вернуться домой, ночью здесь не очень приятно ходить, особенно осенью.
Они направились обратно в деревню, пиная чалую траву под ногами. Маркус старался не смотреть на Брук, но её слова о самоубийце никак не шли из его головы.
- А ты? – неожиданно спросила она. – Какая твоя история? Ты столько спрашиваешь про остров, про то, кем мы были раньше, но сам о себе не рассказываешь.
- Да нечего рассказывать, – смущённо улыбнулся он. – Родился в Лондоне, там же и учился, изучал социологию и антропологию. После стажировки предложили работу в журнале, и со временем доработался до одного из ведущих журналистов. Иногда мотаюсь в дальние командировки...
- Семья, девушка? – с улыбкой спросила Брук.
- Два брата, сестра и аквариум с рыбками, – усмехнулся он в ответ. – Не всякая девушка вынесет отношения с человеком, который девять месяцев в году проводит где-то у чёрта на куличках, описывая быт румынских крестьян или первобытных африканских племён.
- По-моему, это интересно, – пожала плечами Брук.
- Она так не считала, – поморщился Маркус. – Она хотела семью и детей, а я... ну, я уехал в Австралию на полтора месяца. Когда вернулся, её вещей в квартире уже не было.
Он сам усмехнулся, насколько беспечно это прозвучало. На самом деле, такой итог отношений был ожидаем, и переживать он прекратил очень быстро, хотя вспоминать и было неприятно. Но с Брук было очень легко, и он, не задумываясь, рассказал бы ей историю своей жизни. Если бы, конечно, было что рассказывать. То, что он узнавал в своих экспедициях, было, как правило, куда интереснее быта простого журналиста из Лондона.
Вдалеке раздался неожиданный хлопок выстрела.
- Рихард, – пояснила Брук, тоже вздрогнув.
- На острове есть оружие? – удивился Маркус.
Как-то не вязалось это со спокойным укладом жизни.
- Только у Рихарда. Как правило, ружьё хранится в пабе, у Эрихона. Иногда он берёт его стрелять кроликов или куропаток.
- Охотится?
- Да. Постоянно на рыбе не проживёшь, овец закалываем не очень часто, так что куропатки и кролики — приятное разнообразие в меню.
- За счёт чего живёт остров? – спросил Маркус. – Я понимаю, у многих здесь есть деньги, которые они вкладывают в деревню, но они же не бесконечны?
- В основном — рыбная ловля, – ответила Брук. – А ещё овечья шерсть и летом выращиваем лён. Отвозим всё это на Мейнланд и продаём там. Норнберг — вполне себе самодостаточное предприятие. Ещё в прошлом году начали продавать виски.
- Виски? – не поверил журналист.
- Ну да. Первые бочки закатали, когда только сюда переселились, прошлой осенью открыли их и сдали на Мейнленд. Дорогой продукт оказался, Эрихон вообще предложил перепрофилироваться на производство алкоголя. До сих пор не знаю, шутил ли он или говорил всерьёз.
- А Эрихон — кто он? – поинтересовался Маркус, зачёсывая назад жёсткие волосы. Провёл рукой по подбородку — чёрт, он совсем забывает тут побриться, на лице уже отросла порядочная щетина, и он решил, что завтра утром первым делом приведёт себя в порядок.
- Понятия не имею, – пожала плечами Брук. – Он никогда о себе не рассказывает. Аделаида знает. Может быть, ещё Тесу. Но они никогда не говорят.
- Судя по всему, здесь у всех полно тайн, – улыбнулся Маркус.
- Ты даже не представляешь! – рассмеялась Брук.
Они вошли в деревню. Уже начало темнеть, и во многих домах горели окна. Маркус ожидал, что Брук направится в паб — как он понял, по вечерам вся жизнь протекала именно там. Но она пошла домой.
Дома уже была Аделаида и, как ни странно, Джей. Они сидели в гостиной с бутылкой вина и молчали, но по взгляду, который бросил на Маркуса Джей, было понятно, что разговор стих с их появлением.
- Я приготовила ужин, – сказала Аделаида. – Ходили наверх?
- Как ты догадалась? – усмехнулся Маркус.
- Больше здесь ходить особо некуда, – пожала плечами девушка, опять отворачиваясь. – Понравилось?
- Интересно, – признал Маркус. – А как прошёл твой день?
- Вполне себе, – уклончиво ответила Аделаида.
- Чем вы занимались?
- Джея надо было поселить.
- А, то есть для меня места не нашлось, а его сразу поселили? – сделав вид, что оскорблён, осведомился Маркус.
На самом деле, он уже был рад, что живёт у... сестёр, всё же он предпочитал называть их так. Общаться с Брук ему искренне нравилось, а Аделаида, несмотря на свой далеко не общительный характер, могла рассказать и показать много интересного.
- Ты сюда всего на несколько недель, – не разделив его юмора, отозвалась Аделаида. – А Джей приехал сюда жить.
Маркус махнул рукой, давая понять, что разговаривать с такой серьёзной Аделаидой сейчас у него нет никакого желания, и ушёл на кухню, где Брук разогревала в духовке ужин. Пока они ели, Джей ушёл, и Аделаида присоединилась к ним на кухне, принеся из гостиной полбутылки вина. Разговор не клеился; видимо, Аделаида до сих пор была на него обижена, что он увязался с ней утром встречать нового поселенца, а Брук молчала, не зная, как сказать названной сестре, что выдала Маркусу их тайну. Так что журналист решил взять дело в свои руки и принялся рассказывать о своих экспедициях, куда его забрасывали редакционные задания. Уловка сработала: если Аделаида и молчала, всё ещё хмурясь своему бокалу, то Брук слушала с интересом, то и дело задавала вопросы и смеялась, когда он рассказывал о своих страхах быть съеденным в Африке.
В одиннадцать часов неожиданно нагрянул Эрихон. Маркус ожидал, что он будет сидеть с ними, как в его первый день на острове, но он только поманил за собой Аделаиду, и они ушли. Потом, зайдя в гостиную, Маркус увидел, что они сидят на крыльце дома и о чём-то переговариваются, смоля одну сигарету за другой. Не было слышно, о чём они разговаривают, но когда Маркус вышел к ним на крыльцо, оба замолчали и повернулись к нему с немым вопросом, что он хотел спросить.
Но Маркус молчал, и тогда Эрихон, затушив сигарету о подошву грубого ботинка, заговорил первым:
- Ну как? – поинтересовался он. – Обустраиваетесь? Набираете материал для статьи?
- Потихоньку, – отозвался Маркус.
С наступлением темноты ветер усилился, в воздухе опять витало предчувствие ночного дождя, и журналист пожалел, что он не взял куртку. Странно, но ни Эрихон, ни Аделаида, одетая в лёгкую рубашку, казалось, не замечали холода.
- Пока всё это напоминает отдых, – признался Маркус. – Конечно, я благодарен, что мне создали все условия, но, может быть, я могу чем-то помочь? Раз уж есть лишняя пара рук, почему бы ей не воспользоваться? Я должен описать быт Норнберга, а не его красоты.
Эрихон усмехнулся, спрятав улыбку в кулаке; Аделаида недовольно передёрнула плечами.
- Надо прочистить водосток на крыше, – сказала она. – Он засорился за лето. Если хочешь, возьми завтра лестницу и выгреби оттуда всё то дерьмо, что туда нападало.
Чистка крыши была немного не тем, чего Маркус ожидал, но, наверное, именно из этого и состоял быт островитян — из таких вот мелочей, незаметных в большом городе, но значимых здесь.
- Не вопрос, – отозвался он. – Где лестница?
- У соседей, – сказала Аделаида. – Старшего зовут Пол, младшего — Чарльз. Возьми завтра утром.
Маркус кивнул. Опять повисло молчание, и он уже собирался уходить, как Эрихон неожиданно остановил его:
- На кухне в холодильнике вроде было пиво, – заметил он. – Принесите сюда, и поболтаем.
Предложение поболтать было столь неожиданным, что Маркус даже не сразу поверил, что правильно расслышал. Но по мрачному виду Аделаиды понял, что Эрихон предлагал именно это. Вернувшись в дом, он взял с кухни три бутылки пива и предложил Брук присоединиться к ним. Но она отказалась, и Маркус, надев куртку, вернулся на крыльцо в одиночестве.
Разумеется, его надежды не оправдались. Аделаида преимущественно молчала, говорил Эрихон, но даже он рассказывал не столько о себе, сколько о самом острове, о местной природе, его истории. О том, где он был до того, как перебрался сюда. География его путешествий была не беднее поездок Маркуса, и они очень быстро нашли общие темы, обсуждая Индию, Австралию или Чили. В своих путешествиях Эрихон побывал даже в военном Кабуле — куда Маркуса редакция отказалась посылать по соображениям безопасности и из-за дороговизны экспедиции, хотя описать жизнь во время войны он мечтал уже достаточно долгое время. А Эрихон рассказывал, как он ходил по маковым полям, которые потом оказывались в Европе в виде наркотиков; как видел террористов и пленных, как общался с военными НАТО и местным населением. Он говорил это с какой-то тоской, словно ему не хватало тех дней, и Маркус подумал, что когда-то давно этот странный человек с волосами до пояса был, наверное, профессиональным военным.
Наконец Аделаида положила конец их посиделкам, с трудом подавляя зевоту сказав, что хочет спать. Стоило ей уйти, как ушёл и Эрихон, пожав на прощание Маркусу руку. А журналист ещё долго сидел на крыльце, чувствуя в воздухе запах сигарет, выкуренных Эрихоном и Аделаидой, и думал, что ни одна его командировка не знакомила его со столь странными людьми, как те, что проживали на Норнберге.
