Глава 2Рон
Девчонки ничего не понимают в жизни. Честное слово. Я тут на ушах стою, потому что нашел в шоколадной лягушке одну особенную карточку – Люпин недавно рассказывал, что ему она никогда не попадалась. Я знаю, как он будет рад. Гарри вот сразу понял, когда я про это сказал.
Я и отойду-то всего на минутку, а потом можно дальше играть в Драчливое домино – кстати, Гарри говорил, что в маггловском домино костяшки друг с другом не дерутся; по-моему, это скучно. Но Гермионе обязательно надо вмешаться. Она заявляет, что не надо беспокоить Люпина, потому что он читает «Историю Хогвартса» и хочет побыть один. Как выясняется, это означает, что бедняга Люпин вызвался найти для нее какой-то несчастный параграф, который может быть полезен для Г.А.В.Н.Э. Я смотрю на нее, как на ненормальную, потому что, положа руку на сердце, она уже знает всю эту чертову книжку наизусть – значит, Люпин зря тратит время. И, между прочим, только этой ерунды ему еще не хватало – он в последние дни и так выглядит неважно.
Мы едва-едва привели в порядок Гарри, который выносил себе мозг, что якобы одержим Сами-знаете-кем и виноват в том, что случилось с папой, а теперь вот Люпин хандрит. Мне кажется, это из-за денег. С ним вроде все было нормально, пока вчера кто-то не начал говорить о покупке подарков для близких. Меня самого достает бедность. Я знаю, как оно бывает в это время года, когда не можешь подарить друзьям то, что хочешь. Поганое ощущение.
Гарри этого не понимает, да я ему и не говорю. Он же не виноват – просто так получилось.
Люпин вроде не так много и говорит, но когда он совсем замолкает, это сразу заметно. Потому что у него каким-то образом получается делать так, чтобы всем было хорошо и весело. А вчера за ужином мама смотрела на него и хмурилась, Сириус пытался юморить, Тонкс успела сто раз поменять внешность, а он просто улыбался и молчал. Мне он всегда нравился, но только сейчас – после того, как ЗОТИ у нас вел сначала настоящий маньяк, а теперь Амбридж, которая, может, еще и похуже, – я его по-настоящему оценил.
И мне до сих пор неловко за то, что я ему наговорил в Визжащей хижине. На самом деле, я давно уже хотел извиниться.
Так что я не собираюсь сейчас слушать Гермиону. Она, конечно, страшно умная и все такое, но некоторые вещи до нее просто не доходят. Я взбегаю по лестнице и распахиваю дверь, поскальзываясь в волшебном снегу. Сириус, по-моему, малость перестарался – я вчера вечером еле зашел к себе в спальню, там целая лавина была. Я думаю о том, как счастлив будет Люпин, когда увидит, что я ему принес.
Правда, Гермиона ошиблась: он не один. «История Хогвартса» преспокойненько лежит на столе; все-таки Люпин – разумный человек. Уверен, он рад, что я зашел, – хотя лица его не видно, его закрывает Тонкс. Похоже, она сидела на краешке подлокотника – присела, чтобы с ним поговорить, что ли, – а когда я вдруг открыл дверь, потеряла равновесие от неожиданности.
Надо отдать должное старине Люпину. Он всегда невозмутим. Даже если девчонка с бордовыми волосами – пожалуйста, пусть мама не вяжет мне в этом году еще один бордовый свитер! – распласталась у него на коленях.
– Привет, Рон, – говорит он вежливо, помогая ей сесть нормально. – Давно не виделись.
Я стараюсь не рассмеяться, потому что на мгновение она оказывается на нем верхом, прямо как… Но она поднимается на ноги и смотрит на меня, как на врага. Здрасьте, приехали. Я-то откуда знал, что она здесь? Они с мамой в последнее время целыми днями торчат на кухне и что-то творят вместе.
Никогда, кстати, не думал, что Тонкс такая домовитая. Но зачем на меня так смотреть? И что на ней надето? Какое-то то ли платье, то ли футболка в розовую и лиловую полоску, а на ногах обтягивающие черные лосины, такие же, как вчера.
Я… в общем… короче, у нее обалденные ноги. Я еще вчера заметил. Но платье – оно ни в какие ворота не лезет. И волосы тоже.
– Ты что-то хотел? – Люпин смотрит на меня с улыбкой, и в глазах у него этакие искорки – выглядит явно повеселее, чем вчера вечером.
Ладно, сейчас я его обрадую по-настоящему.
– Смотрите! – я протягиваю ему карточку с Клиодной, той самой, которая ирландская друидка и анимаг.
Люпин делает шаг вперед, приглаживая волосы, которые торчат во все стороны.
– Это что, и правда..?
– Карточка от шоколадной лягушки? – презрительно спрашивает Тонкс, перебрасывая бордовые волосы за спину. – Ты принес ему карточку от шоколадной лягушки?
Я же говорю – девчонки не понимают. И объяснять им бесполезно.
Люпин мягко улыбается и берет карточку у меня из рук.
– Это не просто карточка, – говорит он именно тем тоном, которого я ожидал. – Ты не представляешь, сколько лет я ее искал. И сколько лягушек ради этого съел.
– Это вам, – улыбаюсь я во весь рот. – У меня дома еще одна есть.
Похоже, он по-настоящему впечатлен. И рад. Это трогательно, на самом деле. Тут он смотрит на меня внимательно:
– Ты ведь тоже все время искал какую-то карточку? Агриппу, верно?
– Да, но… – Я чувствую, что краснею. Неужели..?
– Кажется, у меня была лишняя.
– Удобно, да? Что у тебя целых две, – говорит Тонкс. Она явно еще злится из-за того, что я увидел ее в дурацком положении, и смотрит на Люпина многозначительным взглядом из тех, что так любят девчонки. О чем вся многозначительность, понять невозможно, потому что до объяснений они не снисходят. А если пытаешься догадаться, выясняется, что догадался неправильно, и как-то так всегда выходит, что виноват ты, а не они.
– Ты мог бы просто принять ее как подарок на Рождество, – добавляет она, продолжая сверлить Люпина взглядом. – Не обязательно что-то давать взамен. Подарки ведь делают бескорыстно, это вообще свойственно друзьям.
Теперь я сам на нее смотрю – надеюсь, достаточно многозначительно. Я годами охотился за этим чертовым Агриппой, кто ее просит вмешиваться? Кроме того, у нас с Гарри уже есть для старины Люпина подарок – перчатки, я их купил вчера, когда мы с ней ходили по магазинам. Она как раз сама покупала кому-то шикарные кожаные. И все это, на самом деле, опять-таки упирается в бедность.
Когда тебе что-то дарят, а ты не можешь ничем ответить, – это стыдно. Люпин сейчас может – и потому хочет это сделать. Если бы она хоть немного подумала, прежде чем открывать рот, она бы поняла.
Люпин слегка улыбается ей в ответ, но вид у него снова похоронный. Черт.
– Нет, – говорит он твердо, – я ценю бескорыстие, но доброту Рона ценю еще больше. И поскольку мы оба собираем карточки от шоколадных лягушек, возможность пополнить коллекции будет для нас
обоих прекрасным подарком на Рождество. – Он замолкает, а потом добавляет: – Так мы будем на равных, а это всегда важно.
Иногда он просто невероятно крут. Он стоит тут в страшном заношенном зеленом свитере – ну, это мама через пару дней исправит, слава Мерлину, – но в нем есть… не знаю, как сказать…
достоинство, что ли. Это как в школе – когда Малфой и компания пытались его обстебать, он ставил их на место в одну секунду. Скажет что-нибудь вежливо-превежливо, а ты себя чувствуешь, будто тебе сунули за шиворот снежок. Вот и сейчас – я вижу, как Тонкс залилась краской.
Мне вдруг становится ее жалко. Не знаю почему. Она тяжело садится на край дивана и выглядит, будто только что проиграла пять партий подряд в Драчливое домино, как Гермиона.
– Я принесу карточку. И чаю, – с улыбкой говорит мне Люпин.
– Мне, наверное, надо идти. Меня Гарри с Гермионой ждут.
– Всего пять минут. И я захвачу пирожок с мясом – там твоя мама напекла, – смеется он, видя, какое у меня лицо. – Я знаю, где она лежит, так что много времени это не займет. А ты можешь пока поболтать с Тонкс.
– Ладно, – я стараюсь не показать, что эта перспектива меня не особенно радует, но он уже отвернулся и смотрит на нее, и на лбу у него прорезается морщина.
– Нимф… – он прикусывает язык, слава Мерлину, потому что ее настроение явно не улучшится, если он назовет ее по имени, которое она ненавидит. Вообще это на него не похоже. С другой стороны, если уж на то пошло, он иногда зовет ее по имени, а она ничего, терпит.
Вот чем еще отличаются девчонки. Они непоследовательны.
Тонкс смотрит на Люпина из-под своих жутких волос, и лицо у нее злющее.
– Мы не закончили наш разговор, Ремус. Ты знаешь, о чем я – о подарках на Рождество и обо всем остальном.
Она смотрит на него во все глаза, но вряд у нее получается что-то прочитать на его лице. У меня – точно нет. Он только кивает и тихо говорит:
– Я стараюсь со всем этим разобраться, Тонкс, – и я снова чувствую, что зол на нее, потому что ей-то хорошо с ее аврорской зарплатой. Все знают, что авроры далеко не бедствуют. Так чего она к нему прицепилась – можно подумать, от разговоров у него что-то изменится?
– Тебе я тоже принесу пирожок, – он быстро обходит ее, на секунду касаясь кончиками пальцев ее плеча, а потом за ним закрывается дверь, и она остается смотреть на огонь за каминной решеткой, а я думаю, что надо было отказаться от чая.
Но мне нужен Агриппа.
Я отхожу к окну, чтобы чем-то себя занять. Весь день снег то шел, то переставал, а сейчас прямо валит. Сад в доме на Гриммо страхолюдный – вот его точно не надо дегномизировать, гномы скорее удавятся, чем будут там жить, – но даже этот уродский сад под снегом выглядит неплохо. Жаль, что нельзя пойти куда-нибудь кататься на санках; но для Гарри пришлось бы вызывать охрану, а Сириусу все равно нельзя выходить, так что с санками не выгорит.
Тонкс откашливается, и я вздрагиваю от неожиданности.
– Ты молодец, что подарил Ремусу карточку, – говорит она.
Я поворачиваюсь и вижу, что она смотрит на меня, скрестив ноги – ладно, скрестив обалденные ноги – и подперев рукой подбородок.
– Ты доволен вчерашними покупками? – спрашивает она. – Мы много всего купили.
Если честно, я вообще никогда не видел, чтобы кто-то покупал столько, сколько она вчера. Нам пришлось наложить столько уменьшающих заклинаний – это был просто дурдом. И, кстати, о дурдоме – такое ощущение, будто она понятия не имела, что покупать, и попыталась скупить все, что попалось под руку.
Хотя некоторые удачные идеи у нее были. Моделька «Молнии», которую она купила для Гарри, – крутая штука.
– Куда ты сложила все свои сладости?
Мне, на самом деле, очень интересно. Я взял только тараканьих гроздьев и перечных чертиков для Фреда и Джорджа, всевкусных бобов для Гарри и кокосовых льдинок для мамы – ее любимых. Тонкс купила кислотных леденцов, шоколадных шариков, мышек-льдышек, мятных жаб, лимонных леденцов, коричных палочек, нечто страшноватого вида под названием «рахат-лукум» – она сказала, что это маггловский деликатес, – и еще целый мешок шоколада, которого хватило бы на семью из двадцати человек. И это я даже не уверен, что все запомнил.
– По-моему, я была не в себе.
– Много друзей-сладкоежек?
Она грустно смотрит на меня своими большущими темными глазами.
– Знаешь, как бывает: пытаешься угадать, что человеку по-настоящему понравится, – и в итоге теряешь чувство меры? Вот у меня так вышло. Хочу сделать кое-кому подарок, но у меня ничего толком не получается, и я решила купить что-нибудь в качестве запасного варианта. Вчера я пришла домой, и мне показалось, что все это не то, и теперь я в панике.
Я все не могу до конца разобраться в Тонкс. Она то и дело выдает такое, что хоть стой, хоть падай – особенно когда говорит с Гарри; я иногда просто ушам своим не верю. А потом вдруг скажет что-нибудь, как сейчас, и ты видишь ее с совершенно другой стороны. И вдобавок ко всему она аврор – а это, на самом деле, очень круто.
Не знаю. Она какая-то… настоящая. Иногда она раздражает, а вчерашний день, если честно, был кошмаром – и это еще мягко сказано. Но ведь она действительно старалась помочь.
По-своему.
Проблемы начались с самого ее прихода: она явилась в клоунском черно-белом балахоне с большими черными помпонами сверху донизу вместо пуговиц, в этих своих лосинах (вот они мне по-настоящему нравятся), длинной летящей зеленой мантии и с медными волосами, завязанными в какой-то сложный хвост со свисающими отовсюду прядями.
А я еще не хотел привлекать к себе внимание. Вы только полюбуйтесь.
Хорошо бы кто-нибудь объяснил девчонкам, что они зря тратят время, пытаясь похитрее изменить свою внешность. Тонкс вполне нормально выглядит как есть, не пытаясь раскрасить волосы во все цвета радуги. Или Гермиона – как она расфуфырилась для Святочного бала, пытаясь произвести впечатление на этого дурака Крама. Если бы только она спросила меня, я бы ей сказал, что мужчинам нравятся девчонки, которые выглядят естественно, – мы хотим знать, кто с нами рядом. Вот и у Гермионы с Крамом в результате ничего не получилось, так ведь? По идее, она должна была сделать выводы, но подозреваю, что очевидное опять прошло мимо нее.
Кстати, об очевидном: интересно, почему у Гарри с Чжоу, похоже, дело на мази, а у меня ничего не происходит? Что я делаю не..?
Внезапно в камине громко трещит полено, вылетает сноп искр, и я вздрагиваю.
Тонкс смотрит на меня выжидательно, и я понимаю, что ничего ей не ответил, и краснею, потому что на самом деле думаю о том, наденет ли когда-нибудь Гермиона такие лосины.
Остынь, Уизли. Веди себя, как ни в чем не бывало.
– А как остальные покупки? Как одеколон?
Ее лицо светлеет.
– Да, он мне нравится. А как твои духи?
Я затеял весь этот поход по магазинам, чтобы зайти в «От мирра до мускуса» – парфюмерный магазин, который пугал меня до чертиков. Я рассказал ей байку, будто хочу купить маме что-нибудь вместо «О де Гардения» – или как они там называются – которыми она обычно пользуется; мне казалось, что это отличный план, ведь Тонкс – ведьма современная и хорошо соображает в этих делах. Кое-что она явно сообразила, потому что начала задавать мне дикие вопросы типа: «Ей нравится лаванда?» Я было решил, что речь идет о Лаванде Браун. И пока я пытался понять, что за хрень представляют собой туберозы и бутоны лайма, Тонкс уже по уши зарылась в мужские одеколоны.
То есть я поворачиваюсь, а она нюхает что-то «мускусное с дополнительной янтарной ноткой». Я вообще как-то иначе представлял себе наш поход в парфюмерный. В конце концов она купила там одеколон с заковыристым названием типа «Мирр пур омм» или вроде того. Тут я задумался: может, у Тонкс есть парень? Потому что она что-то бормотала про себя, пока выбирала, и покраснела, когда я подошел сзади. Мерлин, так и представляю себе, на кого она может запасть: наверняка какой-нибудь двадцатилетний бас-гитарист с дредами.
На самом деле, одеколон, наверное, для ее отца. Ну какой ненормальный стал бы с ней встречаться?
– Не волнуйся – я уверена, что ей понравится, – Тонкс широко улыбается и смотрит на меня с таким выражением, что я моментально возвращаюсь в реальность: мне становится не по себе, потому что, сдается мне, она не про маму. С другой стороны – вряд ли она кому-нибудь расскажет или будет смеяться.
– Как ты думаешь, они не слишком необычные?
Ей каким-то образом удалось убедить меня купить духи под названием «Blue Nagara», которые, как она заявила, обладают «искрящимся цитрусовым ароматом с обертонами корицы и мускатного ореха».
Я бы сказал, что они какие-то слишком фруктовые. Вроде грейпфрута. Мерлин, я надеюсь, Гермионе они понравятся. На самом деле, не знаю, зачем я их купил – учитывая, что Гермиона-то наверняка подарит мне что-нибудь вроде сборника цитат из «Истории Хогвартса». Но… я хочу подарить ей что-нибудь девчачье.
Пусть знает: ей не нужно наряжаться, чтобы ее заметили.
– Нет, они очень женственные, – Тонкс по-прежнему улыбается, будто у нее есть тайный повод для веселья, но меня это не напрягает. Она сейчас напоминает Люпина; у него тоже бывает такой взгляд, будто он про себя помирает со смеху, но при этом всегда чувствуешь, что он смеется с тобой, а не над тобой.
– Спасибо, – неожиданно говорю я. – Ты мне сильно помогла вчера.
– А ты мне. Спасибо, что попробовал на себе тот одеколон.
Вот уж о чем мне совсем не хочется вспоминать. Я побежал в душ сразу, как вернулся, но вы бы слышали, что бормотал Кричер, когда я столкнулся с ним на лестнице.
– Что бы ты хотел на Рождество?
Я бы хотел, чтобы папа вернулся домой – особенно ради мамы. Я бы даже потерпел возвращение Перси, если от этого мама перестанет с надеждой подбегать к окну каждый раз, как прилетает сова. Но такого, конечно, я сказать не могу.
– Не знаю… – говорю я, как идиот. Я знаю, чего точно не хочу – например, бордовый свитер. И еще я бы хотел, чтобы Люпин побыстрее вернулся с чаем. – Наверное… – я бросаю взгляд в окно, где снег повалил еще сильнее. – Я бы хотел выбраться отсюда на несколько часов. Пойти кататься на санках или что-нибудь типа того.
– На санках?
– Ага. Вот это было бы здорово. Настоящее Рождество. – Я пожимаю плечами. – Но облом. Сириусу выходить нельзя, да и Гарри не стоит.
Она тоже смотрит в окно, хмурится, потом поворачивается ко мне.
– Тут есть сад, – говорит она задумчиво. – На него действуют все защитные заклинания.
Я едва удерживаюсь, чтобы не вздохнуть. Вот вам еще один пример: девчонки умудряются в упор не видеть очевидного.
– Да, конечно, но он как-то
плосковат, нет? И снега в нем маловато, и сам он маловат, и у нас нет санок. А так – все отлично.
Последняя фраза выходит какой-то язвительной – но, блин, честное слово. Она ведь у нас вроде как умная.
Как ни странно, она на сарказм не обижается. Более того, смотрит на меня как-то прямо свысока и чуть ли не с жалостью, теребя концы волос.
– Рон, – мягко говорит она, – сколько в этом доме было волшебников и волшебниц, когда ты последний раз считал?
У меня падает челюсть.
– Вот именно, – она одобрительно кивает, снова напоминая мне старину Люпина, когда на его уроках кто-нибудь давал правильный ответ. – И это включая двух Мародеров, которые будут счастливы возможности покрасоваться перед восхищенными дамами. Уверена, все вместе мы сможем что-нибудь устроить. Отличная идея. Нам в этом году нужно немножко веселья, правда?
Она улыбается во весь рот и накручивает прядку волос на палец. Я уже говорил, что не могу разобраться в Тонкс, но иногда она просто супер – например, когда мы покупали духи или вот сейчас.
И все-таки девчонки очень непоследовательны. Это, по крайней мере, я про них точно знаю.
