Глава 2- Она – моя лучшая подруга! – надрывается Поттер. – Почему мне нельзя к ней?!
- К ней сейчас никому нельзя, - размеренно произносит Браун, - мне очень жаль. Мисс Грейнджер в кататонической коме.
Я бездумно наблюдаю за тем, как Поттер мечется из стороны в сторону, то и дело запуская руки в темные волосы, с каждым разом все больше их взъерошивая. А у меня нет сил даже на то, чтобы подняться с этого чертового стула.
Вчера с ней что-то случилось. После того, как прибежали колдосестры и наложили на нее какие-то чары, она успокоилась. Ее глаза закатились, тело расслабилось, и она упала в подушки. Меня спешно вытолкали из палаты, и закрыли дверь. А потом туда же прибежал Браун и с ним еще несколько целителей.
И долгие, мучительные, выворачивающие сорок семь минут из палаты никто не выходил.
А потом Браун, засыпая меня своими длинными целительскими терминами, объяснял, что же, все-таки, случилось. А я так ничего и не понял. Ничего, кроме того, что из этой комы она может уже не выйти.
- Малфой! – резкий окрик заставляет вздрогнуть. Я поднимаю глаза на взбешенного Поттера.
- Что? – тихо отзываюсь я.
- Какого хрена ты сидишь тут, как статуя?! Почему ты ничего не делаешь?!
Я пожимаю плечами. А что я могу сделать? К ней никого не пускают. Да и пробиваться нет смысла. По крайней мере, мне. Ведь по непонятной причине на меня она реагирует острее, чем на остальных.
- Ты был вчера с ней, когда это случилось? – уже спокойней интересуется Поттер, усаживаясь рядом со мной. Я с трудом удерживаюсь от порыва отодвинуться, и киваю.
- Что ты ей сказал?
- Я ничего ей не говорил. Она спала, - тихо отвечаю я. – Веришь или нет, Поттер, но я меньше всего на свете хотел бы, что это случилось.
Поттер напрягается, и я внезапно думаю, что если он сейчас не сдержится и ударит меня, то я даже не стану сопротивляться. Если кто-то и может избить меня до полусмерти, так это он. У него есть на это право.
- Прости, - внезапно произносит он, и в каком-то отчаянье запускает пальцы в волосы, сжимая их в кулаки, - прости, Малфой. Я знаю, что тебе не просто.
От удивления я даже немного оживляюсь. Что он сказал?
- Просто… я не знаю, я не знаю, кого винить в том, что происходит. Я так устал. Я так боюсь. Я боюсь ее потерять, знаешь? – Поттер опускает голову и из-за этого его голос звучит приглушенно. – Я не знаю, как это, жить в мире, где нет ее. Понимаешь?
И я понимаю. Я внезапно понимаю. Он ведь любит ее – по-дружески, или нет. Но любит, возможно, также сильно, как и я. Также до скрученных узлом нервов, также надсадно.
И ведь никто, кроме Брауна, меня и ее самой не знает всей правды. Поттер и рыжая компания уверены, что дело в психическом заболевании.
Если бы они знали – то точно убили бы.
***
Это были последние недели перед тем, как ее положили в больницу. Почти все экзамены были позади, и лето медленно, но верно вступало в свои права. Мы сидели в скверике, под тенью изумрудных деревьев и молчали. Я тогда держал ее за руку – у нее на редкость красивые ладони. Маленькие, аккуратные, с длинными «музыкальными» пальцами. Они были очень холодными, и я пытался их согреть. Нам не нужно было разговаривать.
Тогда к нам и подошли Поттер и Уизли. Эти два недоумка разрушили хрупкий момент тишины – самой чудесной тишины, которая только может быть.
Но отчего-то Гермионе стоило лишь извиняющее улыбнуться и сжать своими пальчиками мою ладонь – и в глазах Поттера мелькнуло понимание. Он сказал лишь что-то вроде:
- Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, Гермиона.
А потом:
- Если ты, хорек, причинишь ей боль, я размажу тебя по стенке без какой-либо магии.
И утянул готового вступить в драку Уизли. Я помню этот момент – момент искренней благодарности шрамолобому.
***
- Ты здесь всю ночь, - как можно мягче говорю я, - иди домой, выспись хорошенько.
- Ты здесь тоже не первые сутки, - отзывается Поттер, не убирая рук от головы, - и тебе бы не помешало выспаться.
- Момент исторический, не находишь? – я с трудом растягиваю мышцы лица в улыбке. – Мы с тобой заботимся друг о друге.
Поттер не реагирует, продолжая сидеть, сгорбившись.
- Малфой, ты любишь ее? – внезапно интересуется он. – Скажи, любишь? Так, что мысль о потере отдается какой-то колющей болью где-то там, где солнечное сплетение?
- А что изменит мой ответ? – я поднимаюсь со стула и потягиваюсь, разминая затекшие мышцы, - что изменит моя любовь? Лучше ей все равно не станет. Я пойду за кофе. Тебе принести?
Он выпрямляется, и несколько секунд смотрит на меня, словно хочет что-то сказать. Но потом передумывает, и кивает.
- Мне просто черный. С сахаром.
***
- Слушай, Малфой, - Поттер потирает покрасневшие глаза, и делает глоток кофе. С тех пор, как Гермиона впала в эту жуткую – кататоническую – кому, прошло двое суток. Ее состояние «стабильное». То есть, ничего не меняется – ей не становится ни лучше, ни хуже. И за последнее я очень благодарен этой самой страшной коме.
- Что? – устало отзываюсь я.
- Ты ведь любишь ее, да? Ты сможешь без нее жить?
- Я не знаю, Поттер. Еще рано хоронить ее. Все может… наладиться.
Поттер хмыкает, и допивает остывший кофе, слегка поморщившись.
- Мы оба знаем, что этого не случится.
Я молчу, кроша в тарелке безвкусный, полувысохший сдобный кекс.
- Я имею ввиду, что ты готов ради нее… на безумные поступки? На все, просто чтобы вернуть ее? Она ведь дышит. Она ведь жива. Просто…
- У нее почти не осталось души? – довершаю я, собирая пальцем крошки со стола.
Поттер кивает, и замолкает. В повисшей тишине слышен гул голосов, висящий плотным облаком в больничной столовой. Забавно, не правда ли? У каждого из них – своя жизнь. И по сути, мизерному количеству людей есть дело до этого – до того, что она погибает.
- Что ты знаешь о старинных магических обрядах? – после пары минут молчания произносит Поттер. – О тех, которые уже почти позабылись?
Я усмехаюсь формулировке вопроса. Как можно помнить о том, что позабылось?
- Я имею ввиду один конкретный. Ад забытых воспоминаний.
Я вздрагиваю. Не может быть!
- Мне многое известно об это, - отзываюсь я. – А самое главное, что данный обряд – это выдумки предков.
- Не выдумки, нет. То есть, я имею ввиду, а если попробовать? А если попытаться? Отыскать ее душу в аду забытых и ненужных?
- Воспоминаний, - добавляю я. – Воспоминаний, а не душ, Поттер.
- Душа состоит из воспоминаний, - качает головой этот гриффиндорец, - просто они… из-за ее болезни по крупицам теряются. Сгорают. И знаешь, как будто в мозаике теряются частички, и из-за этого нельзя сделать нормальную картину. Также и у нее. Ее душа просто… не заполнена. А если отправиться в Ад забытых воспоминаний и отыскать там – самые значимые, то… ее можно вернуть.
Я морщусь.
- Кто сказал тебе эту чушь?
- Древние легенды, рассказанные нашими предками и описанные в книгах. У Гермионы их полно.
Поттер с аппетитом откусывает от кекса, и продолжает говорить уже с набитым ртом.
- Я прочел несколько историй. И везде, везде одно и то же. Потеря воспоминаний, уничтожается душа. Человек уже не способен любить или ненавидеть, потому что у него нет души. Понимаешь?
Отчего-то я начинаю видеть в его словах логику. Или может мне просто хочется ее видеть?
- А воспоминания, ты знаешь, воспоминания? – словно увидев в моих глазах заинтересованность, Поттер резко воспрял духом. - Воспоминания, все до единого, они записываются судьбой в тетрадь жизни. И когда судьба решает, что эти воспоминания больше не нужны, она вырывает листы из тетради и сжигает. Пепел, понимаешь? Все превращается в пепел.
Его речь становится сбивчивой и сумбурной, он перебивает сам себя, размахивает руками и выглядит, как сошедший с ума.
- Но иногда, иногда ты знаешь, достаточно всего трех или четырех главных, самых важных воспоминаний, чтобы вернуть душу. Иногда огонь судьбы уничтожает записи на листах, но их можно прочесть, если они не рассыпались…
- Поттер, - перебиваю я, с силой потерев лицо ладонями, - успокойся. То, что ты говоришь, мне давно известно. Из детских страшилок, которые мне рассказывала няня перед сном. Это все – небылицы. То же самое, что и знаменитые сказки барда Биддля.
Он замолкает и сгорбливается на стуле. А потом тихо произносит:
- А почему бы не попытаться? Что мы теряем? Что останется у тебя, если она умрет?
- Поттер, заклинания для проведения обряда утеряны, - я морщусь, - то есть, этих заклинаний никогда и не было, - я трясу головой, словно пытаясь избавиться от глупых идей, - мы можем лишь надеяться на чудо.
Он улыбается какой-то сумасшедшей, жалобной улыбкой. И тихо произносит:
- А что, если я нашел то, что нам нужно?
