Глава 22.
(POV Панси Паркинсон)
Ноябрь, 1996 год
Какая же наивная ты, Гермиона Грейнджер! Сидишь, смотришь на меня своими огромными глазами и с улыбкой повторяешь: «Я так счастлива за вас, Пэнс». Черта с два ты счастлива, Грейнджер! По глазам вижу, как у побитой собаки, что твое «счастье» готово вот-вот ринуться через край. А я что? А я с садистской точностью, со всеми подробностями рассказываю, как провела прошедшую ночь. С Драко.
Думаешь, я ничего не замечаю? Десять очков Гриффиндору за непроходимую глупость! У тебя все написано на лице, хоть ты и стараешься не показывать и сотой доли своих эмоций. Как же тебя угораздило влюбиться в МОЕГО Драко?! Вся такая правильная и рассудительная, все знающая и не прекращающая думать даже во сне, подруга Золотого Мальчика и самая умная студентка Хогвартс за последние лет сто. Как тебя угораздило, Грейнджер?
Злость накрывает с головой, хочется сделать ей как можно больнее, задеть, довести до слез, растоптать и камня на камне не оставить от ее чувств. А она держится. И улыбается. Чертово гриффиндорское упрямство.
Да, дементор побери, мы – подруги с первого курса. И да, я очень ее люблю. Но мысль, что она смотрит на МОЕГО Драко не дает мне спокойно спать по ночам. Как она вообще могла в него влюбиться? Мерлин, если б Поттер только знал, что твориться в голове у его чокнутой подружки, он бы поседел за несколько секунд. Кто бы подумал, что Золотая девочка влюбиться в Пожирателя смерти? Малфой ведь принял метку прошлым летом...
Я заметила еще в начале сентября, что с Гермионой происходит что-то неладное. Она вдруг стала какая-то рассеянная и от ее одержимости учебой остались лишь жалкие воспоминания. И эта ее идиотская улыбка и бесконечно мечтательный взгляд, как у Полоумной Лавгуд… А потом вдруг все встало на свои места – я перехватила ее взгляд, направленный на слизеринский стол, и каково же было мое удивление, когда я осознала, что этот взгляд предназначен не мне, а Малфою.
Шли дни, а Гермиона все больше напоминала одержимого фанатика, а я все ждала, когда же меня посвятят в ее страшную тайну. И была вознаграждена за терпение отчаянной исповедью, но и тут Грейнджер поступила по-своему – услышать имя ее возлюбленного мне так и не удалось. И в отместку за ее упрямство я рассказала о своих чувствах к Малфою. О, Мерлин, видели бы вы ее лицо! Столько смятения и растерянности, сменяемых вселенским горем я не видела еще ни разу. Мне даже стало ее жаль… Впрочем, в любви, как на войне – все средства хороши.
Люблю ли я Малфоя на самом деле? Конечно. Просто я всегда знала, что рано или поздно наши родители нас поженят. Знала, что Малфой будет моим, поэтому и не беспокоилась, когда он заводил мимолетные интрижки. Но чертова Грейнджер вдруг сломала какой-то барьер терпения, и я пошла в наступление. Так сказать, охота на Малфоя. На удивление он очень быстро сдался, и уже через неделю я появилась в Большом зале за руку со своим возлюбленным. А еще через неделю – рассказала Гермионе все подробности нашей «первой» ночи, наслаждаясь болью в ее глазах. Да, вот такая вот я дрянь. Даже не буду оправдываться, что делаю это для ее же блага – мол, положение в магическом обществе и статус крови все равно не позволят им быть вместе. Бред. Я делаю это для себя и только для себя, не даром же учусь в Слизерин. И как истинная слизеринка исповедую простую философию: «Мне чужого не надо. Но свое я возьму, чьим бы оно не было».
Запомни раз и навсегда, Грейнджер, Малфой – мой. И для него ты лишь мерзкая грязнокровая подружка Святого Поттера.
***
(POV Гермиона Грейнджер)
Февраль, 1997 год
Три месяца! Три гребаных месяца я пыталась забыть этого гнусного хорька! Ради Панси, ради Гарри, ради Рона… ради себя! Три месяца провела в мыслях о человеке, с которым нас ничего не связывало, кроме трех лет детской ненависти и двух месяцев безответной любви, придуманной моей воспаленной фантазией. А все знаете почему? Потому что ровно через неделю после памятного разговора в Выручай-комнате, Панси появилась в Большом зале за руку с Малфоем и послала мне лучезарную улыбку. Так они стали вместе…
Я, наверное, мазохистка, но стойко выслушивала все рассказы Паркинсон о том, какой Драко прекрасный, нежный и как она счастлива рядом с ним. Какая у него потрясающая улыбка и необыкновенные серебристые глаза, какие сильные руки и как хорошо, когда они любят друг друга всю ночь. Я слушала каждое слово Панси, улыбалась, говорила, что очень рада за нее, а сама возвращалась в гриффиндорскую башню, запиралась в ванной и рыдала под аккомпанемент льющейся из крана воды.
Зато по истечению трех месяцев Малфой резко исчез из моей головы. Просто в одно особенно прекрасное и солнечное январское утро я открыла глаза и поняла, что мысли о Драко не вызывают абсолютно никаких эмоций, кроме равнодушия. Хотя еще накануне я честно поплакала в ванной комнате, правда, без особого энтузиазма. Все закончилось, как по мановению волшебной палочки, а я снова начала верить в чудеса. Смешно, правда? Волшебница, которая верит в чудеса…
***
(POV Панси Паркинсон)
Март, 1997 год
А Грейнджер-то сдалась. Никаких томных взглядов, никаких тяжких вздохов, больше нет слез и скорби в глазах и вернулась одержимость учебой. Отличная работа, Панси, десять баллов Слизерину.
Мы снова самые лучшие и преданные подруги. Веселимся и дурачимся в Выручай-комнате, Гермиона рассказывает забавные случаи про Поттера, мастерски парадирует Уизли и его печальные взгляды на ее скромную персону, а я рассказываю о Драко. И теперь Гермиона правда за меня радуется, искренне поддерживает и ругает Малфоя на чем свет стоит, когда я на него жалуюсь. Ведь мы и правда самые близкие подруги.
А я что? А я счастлива как никогда. Малфой, конечно, та еще задница. Мы бесконечно ругаемся и орем друг на друга, он все такой же высокомерный, своенравный и эгоистичный подонок. Он всегда сам по себе и ничего не измениться, он демонстративно общается с представительницами нашего факультета, пропадает без предупреждения и всячески показывает свою независимость от меня и того, что называется отношениями. Он не перестает мне напоминать о сказочном везении, что сам Драко Малфой снизошел до моей заурядной персоны и постоянно пытается доказать, что я лишь временное увлечение. Но я счастлива и безумно его люблю. А он благодарен мне за то, что я рядом и за мое безграничное (как он почему-то считает) терпение, и сполна вознаграждает меня за это кратковременными и редкими, но такими незабываемыми приливами нежности и любви, стоит нам остаться наедине. В его глазах столько эмоций и страсти, что я забываю обо всем. А его тихое «Панси» - лучшее признание в любви. Ведь он всего лишь шестнадцатилетний мальчишка, этот лорд Малфой.
***
(POV Драко Малфой)
Июнь, 1997 год
И за что только свалилась на мою больную голову эта Паркинсон? Да, конечно, я знал, что она – моя будущая жена. Но к чему торопить события? Можно подумать, у меня без нее проблем мало. Таскается за мной повсюду, прохода не дает и временами пытается показать, что ее все устраивает. Как же! Только и мечтает о том, чтобы сделать из меня свою собственность. Единственная радость – Паркинсон обладает достаточным количеством терпения, чтобы оттачивать на ней едкие фразочки, предназначенные Святому Поттеру, Уизелу или их заумной подружке. О, как же Панси бесится! Нет, она очень долго сдерживает крик и пытается обуздать эмоции, но в конечном итоге все-таки срывается на ультразвук. Не люблю с ней ругаться – ее писк когда-нибудь покалечит мои барабанные перепонки.
Учебный год наконец-то подошел к концу, но я не рад возвращению в поместье – там прочно обосновалась одна змееподобная тварь, возомнившая себя величайшим волшебником. Малфой-мэнор перестал быть моим домом в тот миг, когда Темный Лорд переступил порог мэнора и решил избрать его своей временной резиденцией. Прошлым летом я принял метку и получил в подарок мантию и маску Пожирателя смерти. Чистокровная элита магического общества… Знал бы хоть кто-то, хоть одна живая душа, как я ненавижу все это! Все вылазки Пожирателей в магические кварталы Лондона, истребление магглорожденных волшебников, полукровок и сквибов, крики сумасшедшей Беллы, горящие глаза Сивого и зеленые вспышки Авады. Ночами мне сняться перекошенные Круцио лица, неестественные изломанные позы мертвых тел и пустые глаза. Каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту и тянусь за зельем Сна-без-сноведений. Каждую ночь…
Мать ходит, словно неживая, шарахается от каждой тени и случайного порыва ветра, распахнувшего окна в ее спальне. На некогда прекрасном лице залегли глубокие морщины, голубые пронзительные глаза потухли, а под ними образовалась болезненная синева. Про отца вообще не хочу говорить – была б моя воля, он бы давно уже гнил в Азкабане.
Скорее бы закончилась эта чертова война… И, знаете, мне абсолютно наплевать на ее исход. Просто пусть все скорее закончится!
