Глава 2Глава 2
Третий семестр пролетел незаметно, и четвертый — последний — принес с собой новые предметы, массу домашних заданий и подготовку к итоговым экзаменам. К концу года за книги засела даже Розалин; что касается Северуса, он вообще почти не покидал библиотеку, в результате чего темные круги под глазами стали вдвое больше, чем на первом курсе, а дозу утреннего бодроперцового зелья пришлось увеличить.
Северус закончил Академию Зельеваров с отличием, отшумел торжественный банкет, и выпускники стали прощаться друг с другом.
– Ты будешь писать мне? – спрашивала Розалин, застегивая свой необъятный чемодан.
Девушка возвращалась в Америку, планируя заняться аптекарским делом в родном Остине.
Северус фыркнул.
– Ни за что.
– Шутишь? Ты просто обязан написать мне на следующей же неделе! – Розалин взмахнула палочкой, уменьшив чемодан в размерах.
– Ну... – Северус изобразил глубокую задумчивость. – Может быть, через месяц.
Эллиот запустила в него оберткой из-под жвачки.
– Ты просто неисправим.
Северус не стал отрицать этого.
Попрощавшись, они разлетелись каждый в свою сторону: Розалин отправилась в Остин, что в штате Техас, а Северус, выйдя за ворота, переместился к собственному дому в мрачном Паучьем Тупике.
Лето выдалось дождливым.
Северус потихоньку подыскивал работу, изредка ходил в местную маггловскую библиотеку и помогал матери по дому — с тех пор, как Тобиас Снейп допился до смерти, Эйлин осталась совсем одна.
Про Розалин Северус благополучно забыл, и она сама написала ему письмо — ни единого слова упрека, только радостные излияния касательно обретенной работы в магической аптеке, пространные сравнения Англии с Америкой и невеселое сообщение о том, что муж бросил ее старшую сестру с маленьким ребенком. Северус ответил, поделившись собственными скромными новостями, и получил новое письмо уже через три дня после отправки — но не от Розалин, а от Джона Мальсибера. Старый приятель, написавший лишь единожды вскоре после окончания школы, предлагал встретиться и пропустить по стаканчику в «Дырявом Котле» на выходных.
Стоял теплый июльский вечер, когда Северус трансгрессировал к дверям трактира — бармен как раз вышвыривал из заведения пьяницу, который не заплатил за огневиски и к тому же осквернил новые шторы из синего бархата.
– Каждую неделю одно и то же, Карпентер... Пока не возместишь убытки, даже не думай здесь появляться!
Глядя, как пьяница ковыляет по тротуару, что-то ворча себе под нос, Северус осведомился у бармена:
– Кто этот человек?
– Этот? – мужчина с презрением плюнул на землю. – Алистер Карпентер. Вечно тут ошивается. Позорище для своей семьи!
Коротко кивнув, Северус проскользнул мимо него в трактир — и увидел старого приятеля. Джон Мальсибер, ставший еще здоровее, чем был два года назад, сидел за угловым столиком в компании Карла Эйвери; между ними стояла початая бутылка огневиски.
– Эй, Сев, сюда! – Мальсибер помахал ему обеими руками.
Северус взял себе дополнительный стул и, усевшись на него, поздоровался со старыми приятелями.
Мальсибер ничуть не изменился со школьных лет, если не считать того, что укрепился в телесной комплекции, — все тот же нахальный громкоголосый здоровяк, никогда не теряющийся в щекотливых ситуациях.
Переменился Эйвери — исчезла из его манер нервозная неуверенность, лицо стало выражать меньше эмоций, а под глазами обосновались синяки.
– Ну так чем вы сейчас занимаетесь? – спрашивал у них Северус, попивая сливочное пиво, которое принес бармен.
– Мы-то... – Глаза Мальсибера странно загорелись. – Я бы показал тебе прямо здесь, да боюсь, что нас неправильно поймут.
Северус поднял брови.
– Меня пугают твои намеки, Джон.
– Мы присягнули Темному Лорду, – глухо произнес Эйвери. – Он — сразу после школы, а я только этой зимой.
– Лорду? – переспросил Северус. – То есть вы у нас теперь вне закона?
– Зря смеешься, – мрачно осадил его Мальсибер. – Скоро вся магическая Британия будет подчиняться его законам.
– Да? – Северус недоверчиво хмыкнул. – Что ж, посмотрим.
– К слову, – Мальсибер поднес к губам стакан с янтарной жидкостью и сделал внушительный глоток, – Эванс-то твоя вышла за Поттера. Ребенок у них родился... вот буквально пару недель назад. Она не писала тебе?
Северус только досадливо поморщился.
– Эванс не моя. И мы не так часто переписывались после школы.
Почему-то известие о свадьбе бывшей подруги его не удивило.
– Ну-ну... Работу хоть нашел? – Мальсибер рыгнул в кулак.
Северус отрицательно покачал головой.
– Темному Лорду все еще нужен зельевар. Не желаешь занять вакансию, пока свободна?
– А как там — у Темного Лорда? Каков он из себя? – Северус в упор посмотрел на Эйвери — из двоих его приятелей Карл мог бы дать наиболее адекватный ответ.
Эйвери глубоко задумался.
– Это довольно-таки тяжело объяснить, – он медленно покачал головой. – Когда попадаешь туда, кажется, будто ты оказался в другом мире. Назад пути не будет. И ты уже не станешь таким, как раньше.
– Вечно ты городишь свою псевдофилософскую чепуху, – пробурчал Мальсибер. – Ты, Сев, не вздумай прислушиваться. Его даже Господин всерьез не воспринимает. А я вот что скажу: служба у Темного Лорда — лучшее, что случалось в моей жизни.
Но Северуса куда больше заинтересовало мнение Эйвери, чем пустопорожнее бахвальство Мальсибера.
Северус изначально не хотел становиться участником всего этого безумия, но, покинув академию, он столкнулся с тем, с чем сталкивались ежегодно многие ее выпускники: Соединенное королевство оказалось переполнено зельеварами, и найти работу было практически невозможно. Что оставалось таким, как он? Частная торговля зельями? Ее и без того слишком много, и едва ли Министерство с охотой даст разрешение на открытие еще одной точки, а без лицензии и в Азкабан немудрено загреметь. Уехать в Америку? Так ведь и мать здесь не бросишь...
Присоединение к Темному Лорду могло открыть новые перспективы, способствовать овладению всевозможными чарами, которые не изучали в школе и в академии... Но Северус сомневался и отчаянно жалел, что никогда не говорил на эту тему с профессором Карпентером. Но знает ли старик о Темном Лорде хоть что-то?.. Наверняка еще меньше самого Северуса: Уильям Карпентер живет в мире книг и лабораторных экспериментов, весьма маленький интерес для него представляет то, что происходит в мире.
– Так что скажешь, Карл? – Северус внимательно посмотрел на Эйвери. – Если я вступлю в ваши ряды... Стоит ли оно того?
Приятель опять же ответил не сразу.
– Зависит от того, что именно ты хочешь.
* * *
Северус почти сразу, как принял Черную Метку, понял, что совершил большую ошибку, за которую, вполне возможно, придется расплачиваться всю жизнь.
Великий темный волшебник, о котором с трепетом говорили слизеринцы, оказался обычным психованным маньяком с непомерными амбициями — эту мысль, разумеется, Северус отодвинул на самые дальние задворки сознания, чтобы Темный Лорд не почуял и намека на презрение к нему.
Этот отвратительный человек напоминал Северусу Гитлера из маггловских учебников по истории — такой же злобный, самонадеянный, уверенный в собственном превосходстве ублюдок. Чем, в сущности, они с Гитлером отличались? Первый решил истребить евреев, второй — грязнокровок, и оба мечтали захватить власть над миром.
Впрочем, у Гитлера это не получилось.
Однако были у службы Темному Лорду и приятные стороны: Северус встретил старых знакомых в лице Люциуса Малфоя, Беллатрисы Блэк и ее школьного бойфренда Родольфуса Лестрейнджа. С ними был и Рабастан, старший брат Родольфуса. Чуть позже Северуса в ряды Пожирателей Смерти вступил и Эван Розье, которому едва исполнилось восемнадцать.
Стало даже казаться, что жизнь потихоньку наладилась — Северус устроился на работу в лавку одного торговца сильнодействующими зельями в Лютном переулке; платили не так, чтобы очень много, но на жизнь хватало. Помимо всего прочего, с Люциусом, Беллой и братьями Лестрейндж было весьма неплохо проводить время.
Лорд давал задания самого разного характера — к удивлению и большому облегчению Северуса, он не приказывал убивать грязнокровок и приносить в заплечном мешке их отрезанные головы; Северус варил для хозяина зелья и занимался мелким шпионажем. Все было как будто в порядке.
Пока не убили Лили.
Северусу было плевать на пророчество, плевать на то, что Джеймс Поттер, по сути, мог умереть — с какой стати жалеть того, кто отравил ему всю школьную жизнь? Но когда оказалось, что в деле замешана Лили, Северус не смог с этим смириться.
Эванс была его единственным близким человеком долгие годы, человеком, который принимал и терпел Северуса таким, какой он есть; даже когда Лили вышла замуж за этого Поттера — она не перестала быть первой подругой, которая оставалась бы ею, как бы редко они ни виделись. Дружба с Лили не была похожа на отношения с Розалин — по этой последней Северус не тосковал, когда она отчалила в родную Америку.
Лили же... Редкие письма не давали Эванс исчезнуть из его памяти. Северус скучал по ней всегда — немного, но скучал. Одно время он был влюблен в нее, но даже когда чувство сошло на нет, Северус с теплом вспоминал старую дружбу, которая скрашивала его жизнь в школе и которая могла бы длиться до сих пор — сплетни, общие секреты, встречи по выходным... Кто, собственно, все испортил, крикнув: «Поганая грязнокровка!» в адрес лучшей подруги?..
Не проходило ни дня, чтобы Северус не жалел об этих словах; он был унижен, раздавлен, и оскорбление вырвалось само собой. Северус думал, что лучше бы Поттер наложил на него Силенцио тогда.
Северуса устроило бы даже, живи Лили с этим отвратительным Поттером до конца своих дней, и пусть была бы редкая переписка, и шутки в письмах, понятные только им двоим, и вечная благодарность — девушке, которая стояла за него до последнего.
Но девушка умерла.
Северус просил за нее неоднократно — Волан-де-Морта, потом самого Дамблдора, когда стало ясно, что Темный Лорд не намерен пощадить Лили. С директором Хогвартса у Северуса всегда были неплохие отношения: Дамблдор всячески поощрял одного из самых способных учеников.
Со всей этой ситуацией Северус так разнервничался, что совсем перестал появляться на еженедельных воскресных занятиях с Уильямом Карпентером, которые до тех пор не прерывались даже после окончания академии.
Так или иначе, Лили все равно убили — а днем позже скончалась и Эйлин Снейп.
* * *
Северус появился на пороге лаборатории профессора Карпентера через неделю после страшного происшествия — бледный, едва стоящий на ногах и — неслыханное дело! — пьяный.
Старичок стоял у раковины и намывал пробирки, что-то негромко мурлыкая себе под нос, когда Северус окликнул его. Подняв голову, профессор близоруко прищурился.
– Северус, ну надо же! Я уж думал, ты покинул меня, – в старческом голосе звучала неприкрытая радость и немного упрека.
– Я убил человека, – с порога произнес бывший студент.
– Что ты сказал, дорогой? – рассеянно переспросил профессор Карпентер.
Он вынимал звенящие друг о друга колбочки из раковины и не расслышал слов выпускника.
Северус подошел прямо к старику и выдохнул ему в лицо:
– Я убил человека.
Тут доцент кафедры ядов и противоядий в полной мере осознал смысл сказанного и, к тому же, почувствовал запах сильнейшего перегара, который так часто исходил от его сына. Блеклые глаза расширились.
– Что случилось?
– Я примкнул к лорду Волан-де-Морту, – четко произнес Северус.
– Волан... кому? – профессор выглядел напуганным и растерянным. – О чем ты толкуешь, мой мальчик?
– Собственно, это не важно... Важно то, что я убил девушку, которая была мне дорога — не своими руками, но только я виноват в ее смерти. Лили погибла, потому что я сказал ему информацию о ней... Ее муж тоже погиб. И Темный Лорд умер. А на другой день — моя мать. Я редко навещал ее — просто бросил на произвол судьбы... А мать ведь знала, с кем я связался. Переживала постоянно. С сердцем стало плохо. Мерлин. Да лучше бы — я...
Северус не заметил, как с кончика его длинного носа упала капля — и угодила на идеально отполированную поверхность стола.
Профессор Карпентер, кажется, уяснил, что Северус никого по-настоящему не убивал, и на лице его отразилось видимое облегчение. Старичок положил маленькую сухонькую ручку на плечо бывшего студента.
– Ты ни в чем не виноват. Ты очень расстроен, но люди иногда умирают, и с этим нельзя ничего поделать.
Яростно помотав головой, Северус закрыл лицо руками и впился в волосы скрюченными пальцами.
– Вы просто не знаете, что я натворил.
– Что бы это ни было, – раздался у самого уха сочувственный голос, – все на свете можно исправить.
– Как?! – внезапно выкрикнул Северус.
Он отнял руки от лица и, схватив со стола пластмассовую подставку, в которой покоились колбы всевозможных размеров, яростно швырнул ее на пол. Полетели стекла, лаборатория наполнилась звоном.
– Мертвые не оживают — в том-то и проблема! Ну насоздаю я инферналов — и какой от этого толк?!
Профессор, казалось, даже не обратил внимания на разбившиеся колбы. Он пристально смотрел на Северуса.
– Ты прав. Умерших вернуть нельзя — но можно помочь тем, кто еще жив.
На другой день Северус пришел к Дамблдору.
– Я хочу взять сына Лили и воспитывать как собственного.
Директор так изумился, что даже позабыл предложить ему засахаренную лимонную дольку.
– Это очень благородный порыв, Северус.
Ребенка Дамблдор, тем не менее, не дал, сказав, что маленький Гарри останется у родственников, — так ему будет уютней, к тому же, дом Дурслей находится под кровной защитой на случай, если ребенку будет угрожать опасность; однако Северус понял, что у директора свои планы на сына Лили Поттер.
* * *
Маргарет Карпентер вышагивала по перрону и катила перед собой тележку, в которой находились старый кожаный чемодан и клетка с крупной рыжей совой. Тетушка Пенелопа — пухлая низкорослая волшебница сорока девяти лет — едва поспевала за юной племянницей; дыхание ее сбилось, а ноги подгибались.
– Мэгги, постой! Не так быстро!
К тетушке Пенелопе обратились темно-синие глаза, наполненные презрением.
– Тебе вообще не надо было провожать меня. Я сама в состоянии добраться до этой говенной школы.
– Но ты едешь в Хогвартс впервые, ты не найдешь дорогу, – возразила целительница. – Должен же кто-то показать ее, если твои мама с папой... не очень хорошо себя чувствуют.
– Ага, – с готовностью ответила девочка. – Оба нажрались, как последние скоты, и теперь лежат блюют друг на друга. Хоть бы они уже насмерть упились!
– Мэгги! Не выражайся, пожалуйста.
– Пошла ты в сраку!
Маргарет ускорила шаг, громко шаркая подошвами растоптанных кед, и тетушка Пенелопа почти побежала, чтобы не отстать.
«Зря я надела туфли на каблуках, – думала немолодая волшебница, отчаянно запыхавшись. – Но кто ж знал...»
– Мэгги! – устало воскликнула целительница. – Ты же девочка!
– А мне насрать, что я девочка! – красноречиво отвечала племянница.
Мерлинова борода, с отчаянием подумала тетушка Пенелопа, искренне понадеявшись, что Маргарет показывает характер именно перед ней и не начнет так вести себя в школе.
Заметив барьер между платформами девять и десять, Мэгги растолкала магглов своей массивной тележкой и, не дожидаясь тетки, вошла прямиком в стену.
На рельсах уже стоял алый паровоз; туда-сюда сновали ученики с чемоданами, телегами и клетками со всякой живностью. Кое-кто держал на руках кошку или хорька, но преобладали, конечно, совы.
Мэгги искоса поглядывала по сторонам — окружающее девочку не трогало совершенно, будто она ехала в Хогвартс не в первый раз, а как минимум в пятый.
Шаркали по платформе ее давно просившие каши кеды, торчали во все стороны спутанные, немытые темно-русые волосы длиной до лопаток, на тощем теле болталась огромная кожаная куртка — ее подарила тетка, чтоб племянница не замерзла. Чемодан и сову тоже приобрела для Маргарет Пенелопа Карпентер и она же полностью собрала девчонку в Хогвартс, но Мэгги это почему-то совершенно не трогало: она испытывала презрение к толстой замухрышке и старой деве, которая вечно читала нравоучения. Печется о племяннице, как глупая курица — считает, видимо, что очень кому-то нужна.
«Ты же девочка! Девочкам ругаться некрасиво!» – восклицала тетка, когда Мэгги начинала материться, как сапожник.
А Мэгги думала, что тетка Пенелопа, наверное, даже слова «жопа» за всю жизнь не сказала ни разу, а замуж так и не вышла — все потому, что дура и жирная уродина. Тут хоть болтай на светский манер, как эта сморщенная мочалка английская королева, ничего уже не поможет.
Мэгги с презрением плюнула на асфальт, достала из кармана безразмерной куртки пачку сигарет, стащенных у матери, и в этот момент тетушка Пенелопа наконец нагнала ее.
– Че тащишься, как коровища? – рявкнула девчонка на родственницу.
– Акцио, сигареты! – поджав губы, произнесла целительница и спрятала отнятый трофей в свою сумочку. – Мэгги, сколько раз говорить, что курение вызывает рак легких?!
Маргарет густо покраснела, на глазах выступили слезы ярости.
– Ты че, охренела?! – заорала она так громко, что несколько человек обернулись. – Ты че сделала, дура?! Отдай сейчас же!
– Мэгги, – взмолилась тетушка Пенелопа.
– Дай сюда! – кричала девочка, как безумная.
Целительница подошла к племяннице вплотную, положила пухлые руки ей на плечи и заговорила с расстановкой в каждом слове:
– Маргарет, ты едешь в школу для умных и воспитанных детей. Там не принято курить и грубить старшим, иначе ты будешь отчислена в первый же год.
– Да мне насрать, пускай отчисляют! – рявкнула Мэгги, яростно мотнувшись в сторону, чтобы сбросить теткины руки. – Я вообще не хотела ехать в эту вашу поганую школу!
– Но ты должна получить среднее магическое образование, в нашей стране это обязательно, – сказала тетушка Пенелопа, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже. – К тому же, чем больше времени ты будешь проводить вне дома, тем лучше для тебя.
Мэгги громко фыркнула.
– Предки хоть курить не запрещают, а ты... ты... старая уродина!
Схватив из тележки чемодан и клетку с совой, девчонка резко развернулась и забралась в ближайший к ней вагон, по пути столкнув на рельсы какого-то мальчишку; к счастью, поезд еще не начал трогаться, и он успел выбраться на платформу.
Пенелопа Карпентер продолжала стоять на одном месте, пока хвост алого паровоза не исчез из виду, после чего, вздохнув, медленно побрела к барьеру между мирами.
Целительница старательно смаргивала выступавшие слезы. Ей было жаль несчастную девчонку — и притом Пенелопа понимала, что уже ничем не сможет помочь.
Мэгги сидела в пустом купе, сложив ноги на чемодан. Не обращая внимания на мелькающие за окном пейзажи, она ревела, размазывая слезы и сопли по чумазому лицу.
«Это несправедливо, несправедливо, несправедливо...» – так и стучала отчаянная мысль в голове.
Ну почему, почему она не может жить, как нормальные люди? У всех предки как предки и только у нее — дерьмо паршивое. Отец — сраный алкаш, мать такая же, оба одеваются как бомжи, дома вечно толкутся их вонючие собутыльники, везде следы от засохшей блевотины. Но предки хоть курить разрешали, а тетка Пенелопа... да чтоб ей сдохнуть! Подумаешь — в школу собрала. От этого она не перестанет быть старой неудачницей!
Вспомнив об отнятых сигаретах, Мэгги заревела еще сильнее, и девочка, заглянувшая было в купе, смущенно отпрянула и пошла искать другое место. Вслед незнакомой ученице летели проклятья.
