Когда звезды таютНу вот, кажется, заснула… Что же тебя тревожит, родная? Думаешь, я не знаю, что ты полночи не можешь уснуть, прижимаясь ко мне в поисках защиты? Я не дам тебя в обиду. Ни тебя, ни нашего ребёнка. Как ты и мечтала, он будет самым любимым и оберегаемым, ведь нет дороже подарка, чем дитя от любимой женщины. Каких богов благодарить за то, что это возможно, я даже не знаю… А может быть, мне всё только мерещится? Иногда мне снится, что всё случившееся – лишь мой бред в Визжащей Хижине. Что вот сейчас я очнусь и узнаю, что тебя нет со мной, что я по-прежнему одинок и безнадежно коротаю череду безликих дней. Тогда уж лучше совсем не просыпаться. Или умереть там – на грязном полу. Эти кошмары заставляют меня метаться по постели и просыпаться в холодном поту. И я не хочу спать, чтобы не пугать тебя, любимая… Ты каждый раз невольно застываешь, когда я называю тебя так на людях или на пике оргазма. И даже не подозреваешь, насколько слова не расходятся с чувствами. Однажды в обрывках твоих мыслей я увидел, что лучше уж пусть так, чем имя Лили в постели… Какая же ты глупая, умная моя девочка!
Лили… Это имя заставляет тебя сжимать губы в тонкую линию и отводить глаза. Ты так расстраиваешься, что я готов заавадить любого идиота, произнесшего эти два слога. И даже твоего недоумка-дружка, недавно расхваливавшего свою младшенькую! Зато хотя бы не придётся объясняться, почему нашу дочь мы никогда не назовём так. Хоть в чём-то Поттер пригодился. Вот уж не поверил бы.
Правда, справедливости ради нужно заметить, что если бы не он со своим дурацким приглашением на крестины первенца, я бы так и ходил, не решаясь предложить тебе разделить со мной жизнь.
***
Как я влюбился в тебя? Когда? Сам не знаю. Может быть, когда ты так яростно доказывала Визенгамоту, что я всегда был человеком Дамблдора? Или когда на выпускном единственная из тогдашних семикурсников-гриффиндорцев поблагодарила за всё и попросила прощения? Не знаю точно. Но окончательно убедился, что пропал, я в день твоего возвращения в качестве преподавателя трансфигурации. В Большой Зал влетела улыбающаяся молодая женщина с сияющими глазами. Ты светилась такой радостью и жаждой жизни, что мне хотелось просто быть рядом и греться в лучах этого солнца. Наверное, я стал сентиментальным стариком, которому надоело притворяться бесчувственным. Но репутация превыше всего. Я не мог позволить кому-либо сказать, что Снейп расклеился и пускает слюни на молоденькую коллегу. К тому же, что я мог дать тебе? Свой мерзкий и раздражительный характер? Специфические понятия о добре и зле? Свою затравленность? Сарказм? Всё светлое выгорело либо было уничтожено за годы службы сразу двум хозяевам. Я циничен, скрытен, изворотлив. Я слишком отличаюсь от твоих обожаемых друзей – честных, искренних, верящих в мифическую справедливость этого мира.
Я ничем себя не выдал до этого сборища у Поттера. Меня потащила туда Минерва, обещав увеличить финансирование на мои исследования вдвое, если я сумею продержаться всю церемонию без единого язвительного комментария. Просто взяла на «слабо», старая кошка! А ещё говорят, что слизеринцы хитры и коварны! Финансирование она всё-таки увеличила, ведь я умею контролировать собственные эмоции, но тогда, видя тебя с ребёнком на руках, я едва не сорвался… Ты была такой чистой, любящей, счастливой, как будто я заглянул в зеркало ЕИНАЛЕЖ… Весь мир замер для меня – были только ты, я и малыш. Наваждение длилось до тех пор, пока я не осознал, что ты смотришь на меня, а я не могу оторвать глаз от тебя… Лучше бы я остался без дополнительных денег, но не попался так глупо.
А то, что я практически раскрыт, стало понятно через несколько дней, когда поздно вечером ты явилась в мои личные покои (и как только дорогу нашла!). Я пытался сохранять хладнокровие и смог практически ни разу не потерять самообладания, пока ты не выдала мне открытым текстом, что предлагаешь себя мне в жены и матери моих детей…
Чего я только не передумал за несколько секунд моего замешательства! Сначала подумал, что ты овладела легилименцией, но мои щиты были по-прежнему на месте, да и вторжение я бы почувствовал. Потом решил, что кто-то тебя заколдовал или задумал сыграть злую шутку с помощью оборотного зелья. Но сканирующие заклинания ничего не дали: к тебе не применялось никаких ментальных воздействий, а судя по идеальному порядку умозаключений в голове, это действительно была ты – ни в чьей голове я ещё не встречал столь идеально выстроенные логические цепочки мыслей.
И когда ты предложила выпить сыворотку правды и повторить своё предложение, я разозлился не на шутку! Как смела ты смеяться над убогим, которого жизнь и так лишила всякого шанса на счастье? Как могла предложить мне то, о чём я даже мечтать боялся? Пожалела? Бросила кость голодной собаке? Будешь бороться за право Снейпа на семью как за свободу домовиков? Выскочка! Занимайся благотворительностью со своим Уизли! Я указал тебе на дверь, сдержанно пересказав, к кому тебе пройти со своим предложением. И ты выбесила меня окончательно:
- Рон мне как брат, и я не могу поступить с ним так жестоко.
Значит, этому влюбленному идиоту нельзя давать надежду, что ты полюбишь его, что ты с ним не из каких-то рациональных побуждений, а из-за чувства, потому что он-де догадается и расстроится. А мне – чёртовому злобному профессору зелий – можно! Чтобы я смотрел на тебя и мечтал, что однажды ты полюбишь меня так же сильно, как я люблю тебя… Что ты принадлежишь мне не только телом, но и душой. Что ты – только моя!
- Слизеринского нетопыря не жалко, да, Грейнджер? – я и не заметил, что произнес последние слова вслух… Я осознал, что эта случайно высказанная фраза станет последним гвоздем в крышку моего гроба, ибо не понять, что я мысленно провел параллель между собой и влюблённым рыжим, было просто невозможно. И если не сейчас, то позже ты обязательно догадаешься, что я имел в виду. Чёрт-чёрт-чёрт!
Но ты выдала совершенно сбившую меня с толку тираду о том, что не претендуешь на мою «единственную любовь» к Лили и будешь рада растить ребёнка, о котором мечтаешь. Единственная любовь? Лили Эванс? Неужели можно быть настолько слепой? Или гриффиндорцы все такие? Пока носом не ткнешь или прямо не скажешь, ничего не замечают? У меня закружилась голова. Значит, я не раскрыт. Тогда зачем ты приходила ко мне? Таким специфическим способом поделилась своим одиночеством? Искала понимания? Пыталась излить душу?
Но спросить я не успел – ты гордо удалялась по коридору. Чёрт-чёрт-чёрт! Когда же ты успела так отчаяться, девочка, что пришла с таким безумным предложением к самому злобному и ехидному слизеринцу? Что ты там себе надумала? Не смогла никого полюбить? В твои-то годы рано впадать в уныние. И что мне делать теперь с твоей откровенностью? Какие решения примешь ты после нашего сегодняшнего разговора? В какой омут бросишься, бесстрашная моя гриффиндорка?
Я так и не смог заснуть и отправился бродить по ночному замку. К рассвету ноги сами привели меня на Астрономическую Башню – место самого тяжелого выбора в жизни. Невольно вспомнился Альбус, который всегда был уверен, что «сильней любви в природе нет начала», но сам так и остался одиноким. Что бы посоветовал мне мудрый старик? Открыть тебе свои чувства, тем самым высмеяв твою идею брака по расчету? Но ведь тогда ты никогда не свяжешь со мной свою жизнь: будешь жалеть так же, как Уизли. Или получить то, о чём страстно мечтаю, подыграв тебе? Сделать тебя своей, оберегать, растить детей, стать счастливым, умолчав о своей болезненной любви?! Простишь ли ты меня когда-либо, если узнаешь? А прощу ли я сам себя за такой обман? И что будет со мной, если ты потом решишь уйти к кому-то, кого действительно полюбишь?
С такими мыслями я смотрел вниз, когда заметил маленькую фигурку, неспешно движущуюся по одному из высоких берегов озера. Неясная тревога заполнила сердце: что, если ты решила сделать с собой что-нибудь? Конечно, на экзальтированных барышень-суицидниц ты не похожа, но в жизни каждого из нас есть моменты, когда нам в голову приходят мысли о самоубийстве. Спускаться было слишком долго, и я, почти не думая и вспомнив о своих полётных навыках, устремился к тебе.
Бесшумно приземлившись, я не нашёл ничего лучше, чем подойти к тебе сзади и спросить:
- Думаете, как бы утопиться после содеянного?
Весь идиотизм своего поступка я понял, когда ты вздрогнула и при попытке резко обернуться подвернула ногу. Лишь моя отменная реакция уберегла тебя от падения не просто на землю, но с валуна в озеро. «Отличное начало, Северус!» Ты была похожа на взъерошенного воробья, загнанного в угол без шансов на спасение голодным и шустрым котом. Растерянность читалась в глазах и сквозила в словах приветствия и благодарности за спасение. Но, совладав с собой, ты не преминула заметить, что вовсе не видишь ни в одном из своих поступков повода для преждевременной гибели. Это несколько ободряло, но я всё ещё не знал, как хочу поступить, и спросил тебя, не жалеешь ли о вчерашнем.
- Если только о том, что не смогла убедить вас…
Я забыл, как дышать, после этих слов, а ты попросила освободить твою руку от моего крепкого захвата. Наверное, я сделал тебе больно, но был настолько ошарашен, что даже не заметил этого. Что ж, значит, ты не отрекаешься от своего предложения… Но ведь есть некоторые факторы, которые ты могла не учесть.
- А вы никогда не задумывались, Грейнджер, что браки по расчету осуждаются магическим сообществом не меньше, чем дети без отцов? – говорю я с самым равнодушным видом, внутренне замерев в ожидании ответа.
Ты щебечешь о том, что всегда можно обставить всё благопристойно для окружающих, и продолжаешь приводить мне доводы в пользу твоей задумки, когда вдруг совершенно очаровательно краснеешь, начинаешь, слегка заикаясь, извиняться и пытаешься убежать. «СТОЯТЬ!»
- Что вы там бормочете, Грейнджер?
Усиленно пряча глаза, ты пытаешься выдавить из себя что-то о том, что не оценила свою физическую непривлекательность для меня. Нет, я должен видеть твоё лицо, когда ты будешь отвечать мне на пару следующих вопросов, поэтому осторожно разворачиваю тебя к себе. Кто там для кого непривлекателен? Я для тебя или ты для меня? Ты для меня?! Ты слепая? Ну что ж, за глупость придется немного помучить тебя:
- То есть я для вас… м-м, как это вы выразились, Грейнджер? Являюсь сексуально привлекательным?
Твои глаза расширяются уже не просто в пол-лица, они какого-то нереального размера. И в них я вижу, как поднимается наружу твой гнев!
- Да вы издеваетесь надо мной, Снейп!
Конечно, издеваюсь! Но как же ты прекрасна в этот момент! Как соблазнительна в своём неведении всей власти надо мной!
- Хотите публично меня унизить? Чего изволите? – продолжаешь бушевать.
А я просто целую тебя – осторожно, как бы спрашивая разрешения. Ты отвечаешь, не понимая, что с этого момента я никуда тебя не отпущу. НИКОГДА! Тебе, правда, приходится объяснить на словах, что я согласен на твой брак «по расчёту», но это уже не важно. Потому что я не могу оторваться от твоих сладких губ. Только не теперь.
***
Когда звезды тают,
Когда ты так тихо спишь,
Мне так не хватает
Глупых слов - тех, что о любви.
R Kenga
Ты спишь рядом, любимая моя… Бедная моя, ты даже не знаешь, что ты всё, что у меня есть значимого. Что пресловутый патронус у меня получается лишь тогда, когда я думаю о тебе. Странно, что он до сих пор не изменился, но ведь это лишь образ. В сердце моём давно нет лани – лишь ты.
Я и не смел надеяться, что когда-нибудь ты ответишь мне взаимностью, но, видит Мерлин, тот миг, когда до меня долетело твоё приглушенное: «Люблю тебя, Северус», стал счастливейшим в моей никчемной жизни. Почему же тебе всё кажется, что я не твой? Неужели слова, услышанные в давнем воспоминании, перевешивают поступки, совершаемые здесь и сейчас? Даже Минерва на последнем праздновании победы над Темным Лордом расчувствовалась и сказала мне, как она рада за нас. На мою вздёрнутую бровь и фырканье она ответила, что когда-нибудь покажет мне в думосбросе, как теплеет мой взгляд, стоит тебе появиться в поле моего зрения.
И почему я не гриффиндорец? Уже бы сто раз признался тебе и не маялся от того, что ты себе напридумывала невесть чего.
Почти рассвело, а я всё не могу оторвать глаз от тебя… Тело затекло, и я осторожно пытаюсь изменить положение, чтобы не нарушить твой покой. Но ты всё равно просыпаешься и испуганно приподнимаешься на постели. Смотришь на меня сонными глазами, пытаясь понять, который час, и с тревогой замечаешь, что на моем лице нет никаких признаков сна:
- Опять кошмары, Северус? Тебя что-то беспокоит?
- Только одно... – ты замираешь, а я, вдохнув поглубже, решаюсь: – Я давно хотел сказать… Я люблю тебя, Гермиона. Больше всех на свете…
Вопросов много, ответов мало.
Давай оставим все так, как есть.
И мне не больно, и мне не страшно,
Когда ты рядом есть. 
