чтобы Ничего не произошло. Все, как и было, так и осталось.
Целую неделю Лили украдкой наблюдала за Джеймсом. Право, она могла бы и вовсе этого не делать, потому что никаких изменений в нем замечено не было: Джеймс по-прежнему был разговорчив с Мародерами и крайне мрачен без них. Казалось, внутри него живет какая-то борьба, которая время от времени отражалась в его лице. Иногда, когда Поттер ловил на себе ее взгляды, то начинал смотреть в ответ, глубоко и как-то по-особенному серьезно, а потом, будто подтвердив какую-то мысль, резко разворачивался и уходил.
А с Лили творилось что-то действительно странное. Ей казалось, что мир будто сошел с ума, потому что иначе она не могла объяснить, почему так жаждет, чтобы он все-таки каким-то чудесным образом понял все ее сомнения и чувства и сделала хотя бы что-то. Записка была лишь глупым предлогом вылить свои чувства, но, когда она поняла, что результата нет (которого и не должно было быть априори), то к своему ужасу осознала, что ей обидно. Да, Эванс была точно той еще идиоткой и хотела продолжить начатую игру.
Наверное, это и есть любовь. Только она может так действовать на человека. Ради любимых, мы меняемся, пытаемся стать лучше, чем мы есть. А тут уже неважно, безответная или взаимная, намного важней, что она делает с человеком. Но, тогда, почему так несправедливо обидно? Почему, сердце разрывается на тысячу маленьких кусочков? А дышать? Почему не получается?
«Я задыхаюсь в мире, который сама для себя создала. Но как оттуда уйти?», — уныло подметила Лили, задумчиво проводив взглядом спину Поттера. Дальше сидеть в Большом зале не хотелось, нужно было что-то делать, но только что?
И, тяжело вздохнув, она подумала:
«Вопросов настолько много, что голова от них кружится. Ты разрываешься на части, пытаясь понять хоть что-то, гоняешься за всем, а в итоге не понимаешь ничего. Может, стоит остановиться? Разобраться в азах? Опять вопросы, и ты знаешь, что дальше, там впереди, их будет еще больше. И это сводит с ума" .
***
Лили вышла из замка и плотнее укуталась в мантию. Только-только начался ноябрь, но уже было точно ясно, что на протяжении всей осени пощады ждать не придется. Эванс оглянулась вокруг и замерла, подумав, какую красивую картину открывает природа. Снег хлопьями ложился на землю, кругом уже стали появляться первые сугробы снега, которые, подмерзая, почти тотчас начинали таять, а первый мороз постепенно начинал покрывать инеем траву.Вокруг странная картинка волшебства, которую дополняли ученики, что спешили в Хогвартс, чтобы укрыться в монументальных стенах от холодна, который, казалось, пробирался в каждую клеточку, принося с собой ни с чем не сравнимые чувства. Сердце в такие моменты леденело то ли от восторга, то от ли от стужи, но Лили все равно продолжает идти. К своей цели. Потому что она не боится холода, Эванс им живет, он у нее внутри.
— Какие люди! — Эванс вздрогнула, перестав созерцать природы. Уныло поглядев на возникшего из ниоткуда Блэка, она тяжело вздохнула. Ссориться не хотелось. Не хотелось ни с кем даже говорить.
— Иди, куда шел, Блэк, — тихо, но уверенно прошептала она, сверкнув глазами.
— И куда же мы идем в такую погоду? — не унимался он, улыбаясь. Сириус был весь соткан из веселья и сияния, которое, порою, напоминало свет звезд. — Поди, на свидание к тайному возлюбленному, — ехидно добавил. Блэк редко, когда позволял себе пройти мимо, не отпустив тупую шутку.
Что-то внутри оборвалось из-за обиды.
— Не твое дело…
Сириус молча посмотрел на нее, своим взглядом останавливая ее от дальнейшей тирады. Было что-то в этих синих глазах статного и сильного, от чего робели даже некоторые учителя. Он без доли веселья ухмыльнулся и заговорил:
— А ведь у тебя был Сохатый.
Упоминание забавного прозвища Джеймса выбило из ее легких весь воздух, а стоять на улице стало невыносимо. Хотелось скрыться от этих глаз, смотрящих на нее так понимающе, будто бы Сириус мог знать, что она действительно думает. А ей хотелось, чтобы он захлопнулся и перестал говорить чушь, когда что-то внутри неприятно зудело.
— Пожалуйста, — Лили сжала руки в кулак, поежившись. Почему его слова производят на нее такой эффект?
— Что с тобой, Эванс? — Сириус нахмурился, подойдя к ней на шаг, но Лили уже сама не понимала, что и зачем она делает. Ей отчего-то стало противно от самой себя: может, потому, что это она всегда отвергает все самое нужное? Всегда упрямится, когда дело касается ее чувств?
— Пожалуйста, — вновь проговорила она, чувствуя подступавшую к горлу истерику. Почему-то нестерпимо хотелось плакать от понимания, что это Лили сама все разрушила, что вся это идея с запиской просто попытка хоть как-то вернуть расположение Джеймса.
Развернувшись, Лили медленно пошла к лесу, перейдя на бег. Она бежала, только никак не могла взять в толк, от чего? Наверное, от настоящего, от этого убивающего настоящего. Лили хотела спрятаться, уйти в свой мирок, закрыться навсегда.
Деревья больно ударялись о лицо, ветки царапали его, а она, не обращая внимания на мороз, который, похоже, заморозил все ее тело, бежала. Ей не хотелось возвращаться обратно, не хотелось вновь падать в яму настоящего, не хотелось смотреть, как все идут в некуда, без смысла и без замысла. Она поражалась, как можно так жить?
Эванс действительно запуталась. Ее чувства были слишком сильной обузой для нее.
Лили остановилась, чтобы перевести дыхание. Согнувшись пополам и облокотившись о ствол дерева, она закрыла глаза. За это мгновение она вспоминала все: записку, слова Сириуса, Джеймса, урок ЗОТИ.
Нужно что-то делать, но только что?
***
Когда вечером она пришла в свою комнату, то тотчас подбежала к своей кровати, где под ее подолом находилась коробка с пергаментами. Достав один, она, прикусив губу, решилась на еще один странный поступок, надеясь, что вот теперь ей точно станет легче.
«Иногда мне точно хочется убить себя. Например, сейчас. Глупо писать к тебе. верно? Ни тебе, ни даже мне это не нужно, но руки отчего-то сами выводят буквы. Прости, что не удержалась. Прости, что опять написала. Сердце просто не умеет молчать».
Лили перечитала записку. Руки мелко подрагивали, а в голове медленно вырисовывался план, как можно было бы подкинуть эту записку.
Эванс просто не хотела бросать начатое: даже если начало было проложено к концу. 
