Глава 20Гарри ждал свой день рождения с какой-то смутной надеждой. Он и сам не мог объяснить странное чувство, с которым он думал о предстоящей вечеринке, как её назвала Гермиона, но в двух словах мог бы описать его как радостное волнение. Что-то похожее он испытывал накануне квиддичного матча, когда, с одной стороны, был уверен в победе, но с другой – всегда оставался шанс потерпеть поражение, не дающий расслабиться. Если бы кто-нибудь спросил его тогда, с чем именно связаны его надежды, что заставляет его сердце замирать от радостного предвкушения, то вряд ли получил бы разумный ответ. Гарри слегка напоминал себе профессора Трелони с её вечными предчувствиями, но отделаться от странного ощущения не мог. В глубине души он отдавал себе отчёт, что это как-то связано с Джинни, но не хотел слишком много думать, опасаясь потерять это чудесное чувство, приходящее на смену самому глубокому отчаянию и всякий раз выводящее его из беспросветной тьмы к ослепительному свету.
Проснувшись утром, Гарри не сразу открыл глаза. Почему-то он был уверен, что Рон уже не спит, и дело было даже не в тишине, наполнявшей спальню. Просто у Гарри было стойкое ощущение, что на него кто-то смотрит, он прямо чувствовал, как чей-то взгляд прожигает дырку у него в затылке. Он скорее догадался, чем услышал, что кто-то, неслышно ступая, подошёл к его кровати, почувствовал, как этот кто-то осторожно наклонился и… нежно, почти невесомо прикоснулся к его волосам. Гарри замер. Первым его желанием было немедленно повернуться, чтобы проверить, а вдруг это была… Но нет, это невозможно, он бы почувствовал, если бы это была она. Хотя, сердце стучало так громко, что тот, кто стоял рядом, кем бы он ни был, наверняка слышал его удары. Чьи-то пальцы прикоснулись к его щеке, и Гарри вздрогнул так сильно, что едва не подпрыгнул на кровати. В ту же секунду раздался хлопок, и, резко обернувшись, Гарри увидел только абсолютно пустую комнату.
Ругая себя последними словами за трусость и нерешительность, Гарри торопливо одевался в надежде как можно быстрее спуститься вниз и выяснить, кто из девушек находился в доме. У него не было никаких сомнений, что рука, прикоснувшаяся к его щеке, была женской. Он и сам не знал, почему так бурно отреагировал на столь невинный жест. Просто, когда тёплые пальцы дотронулись до его кожи, его пронзило странное, незнакомое чувство, будто на долю секунды он научился читать чужие мысли. Точнее, даже не мысли, а эмоции… Столько боли, столько тоски и отчаяния было в этих нежных пальцах, что Гарри оказался не в состоянии выносить их прикосновение. И только один человек, как он считал, как он надеялся, мог испытывать по отношению к нему такие чувства.
Он буквально скатился вниз по лестнице и влетел в гостиную, наверное, с несколько безумным видом, если учесть немного испуганный взгляд, который на него бросила сидевшая в кресле Гермиона с тяжёлой книгой на коленях.
- Гарри? – она с тревогой посмотрела на него, закрывая книгу. – Ты в порядке?
- Да, - Гарри лихорадочно оглядывался по сторонам, оказавшись перед сложнейшей дилеммой: продолжать вести себя как полный идиот и врываться во все комнаты Норы, прикрываясь, например, приснившимся кошмаром, или не усугублять ситуацию и спокойно усесться в кресло. Он выбрал второй вариант, и с тихим стоном рухнул на диван напротив Гермионы.
- Ты не знаешь… - Гарри на секунду заколебался, - не знаешь, где Джинни?
Судя по сочувственному выражению, появившемуся на лице Гермионы, она как раз и списала его поведение на очередной кошмар, после которого они частенько спешили удостовериться, что друг с другом всё в порядке. В последнее время правда они снились всё реже и реже.
- Кажется, она на кухне, они с Флер помогают миссис Уизли с завтраком, - Гермиона слегка покраснела, и Гарри не нужно было спрашивать, чтобы догадаться о причине. Просто Гермиона больше всего на свете не любила, когда у неё что-то не получалось, а приготовление пищи в число её талантов явно не входило. Гарри заметил, что миссис Уизли каждый раз находила убедительный предлог отстранить Гермиону от помощи на кухне, изобретая тысячу причин, лишь бы не обидеть девушку. Одним из её последних шедевров фантазии стало предположение, что Гермиона слишком умна, чтобы стать обычной домохозяйкой, и что совсем не обязательно уметь хорошо готовить, чтобы отлично вести домашнее хозяйство. Рон при этих словах заметно встревожился, вызвав у Гарри неконтролируемый взрыв хохота, который он смог подавить только с огромным трудом.
- А кто ещё дома? – Гарри очень надеялся, что задал этот вопрос бесстрастным тоном. По крайней мере, он прилагал для этого массу усилий.
- Да все, - Гермиона пожала плечами. – Сегодня же суббота.
Гарри кивнул и откинулся на спинку дивана. Всё-таки это была Джинни, больше некому. Он почувствовал, как бешено заколотилось сердце, а по коже побежали целые табуны мурашек. Острая, пьянящая радость заполнила всё его существо, и Гарри с трудом удержался от безрассудного желания схватить Гермиону в охапку и закружиться вместе с ней по комнате.
- Ой, Гарри, с днём рождения! – воскликнула Гермиона, широко улыбаясь ему. – Ты так неожиданно появился, я даже забыла тебя поздравить.
Гарри крепко обнял её. Странное дело, они никогда не говорили друг другу ни слова о своих чувствах, хотя и очень много значили друг для друга. У Гарри, не знавшего своей семьи, потому что назвать семьёй Дурслей у него язык не поворачивался, не было никого ближе Рона и Гермионы. Нет, конечно, семью Уизли и особенно Джинни он считал родными, но всё же именно Рон и Гермиона заполнили существовавшую у него внутри пустоту. У Гарри никогда не было друзей, у него вообще никого не было до встречи с ними, и он никогда не забудет то чудесное чувство, которое он испытал впервые в своей жизни, осознав, что кому-то небезразлично, что с ним случится. Он был кому-то нужен, кто-то любил его, беспокоился о нём. Гарри всегда с ужасом вспоминал момент, когда он понял, что значит волноваться за кого-то, бояться кого-то потерять. Это случилось, когда он увидел лежавшую в больничном крыле Гермиону после встречи с василиском. Тогда он понял, что дружба приносит с собой не только радости, но и страхи, она много даёт ему, но и многого требует от него в ответ. Но он ни за что бы не отказался от этого счастья – иметь друзей, за которых готов умереть и которые готовы умереть за него.
Крепче прижав к себе Гермиону, Гарри думал, что сильнее он не мог бы любить даже собственную сестру. Да Гермиона и была его сестрой! Какое значение имеет общая кровь, когда люди совершенно не обращают на неё внимания? Когда тётя может убить племянницу? Когда мать может вычеркнуть из жизни сына? Всё это проносилось у Гарри в голове, пока он благодарил судьбу, что Гермиона здесь, с ним, что она пережила все опасности, что с ней ничего не случилось, что он может вот так обнять её.
- Какое счастье, что ты жив, - прошептала Гермиона, и Гарри, чуть отстранившись, успел заметить, как она быстро вытерла глаза. Они никогда раньше не говорили этого друг другу…
- Я люблю тебя, - просто сказал Гарри, зная, что она поймёт его правильно. На самом деле, он вообще никогда раньше не произносил этих слов. И, Мерлин, это оказалось приятно! Как здорово, что можно просто сказать человеку о своих чувствах, не стесняясь, не боясь, что тебя оттолкнут.
- Я тоже люблю тебя, Гарри, - Гермиона растроганно улыбнулась ему. – Ты даже не представляешь, как сильно.
А ведь у неё тоже не так уж много близких людей, подумал вдруг Гарри. Родители и… всё. Кроме родителей есть только они с Роном, та же семья Уизли, Невилл, Полумна. Почему он не задумывался об этом раньше? Гарри вспомнил, какой была Гермиона на первом курсе и улыбнулся. Неудивительно, что у неё не было друзей. А если бы не история с троллем, то она могла так и остаться одна на всё время учёбы в Хогвартсе. Гарри не мог себе представить Гермиону, подружившуюся с Лавандой и Парвати, для этого она была слишком умной, у неё были совсем другие интересы. Нет, Гермиона бы осталась одна, это как пить дать.
- Надеюсь, Рон нас не слышит, - пошутил Гарри, с деланым испугом оглядываясь на дверь. Гермиона засмеялась.
- Перестань, Гарри, не подумает же он… - начала она, но вдруг замолчала. Гарри понял, что в комнату вошёл Рон ещё до того, как повернулся и поймал немного напряжённый взгляд друга. Если судить по его виду, то Рон как раз подумал. И ещё как подумал. Гарри вдруг почувствовал, как его начинает разбирать смех. Ну почему в жизни всегда так получается? Рон конечно же не мог зайти ни раньше, ни позже, и теперь они с Гермионой оказались в несколько двусмысленном положении, стоя в обнимку посреди комнаты.
- Доброе утро, - неестественно радостно поздоровался Рон. – А что это вы тут делаете?
Гарри оценил, насколько взросло он отреагировал на представившуюся его взору картину. Видимо, Рон хорошо запомнил слова, сказанные Гарри после того, как он уничтожил медальон, и твёрдо в них поверил, однако сейчас, застав их обнимающимися в пустой комнате, старые страхи снова зашевелились где-то глубоко внутри.
- Я поздравила Гарри с днём рождения, - бодро, но немного смущённо ответила Гермиона. – И мы… обнялись.
- А, - только и сказал Рон, слегка нахмурившись. Он перевёл взгляд на Гарри: - С днём рождения!
- Спасибо, - Гарри протянул другу руку, которую Рон крепко пожал, продолжая сверлить его взглядом. – Если хочешь, я и тебя могу обнять.
Гермиона тихонько прыснула, Рон кривовато улыбнулся. Гарри не знал, смеяться ему или плакать: ну разве можно быть таким ревнивым человеком? Что, собственно, произошло такого, от чего Рона могло так перекосить? Ну, обнял Гарри его девушку, ну, сказал, что любит её, но ведь девушка Рона по совместительству является ещё и подругой Гарри, не нужно забывать.
- Ладно, - Рон мотнул головой. – Я просто зашёл узнать, не скучаешь ли ты тут, Гермиона.
В его голосе так явственно прозвучал упрёк, что Гермиона расстроенно покачала головой. Гарри, чувствовавший себя виновником всего произошедшего и распираемый желанием видеть всех вокруг такими же счастливыми, каким был сам, спокойно взглянул Рону в глаза.
- Давай поговорим об этом один раз, хорошо? И больше не будем возвращаться к этому вопросу, - Гарри был абсолютно уверен, что Рону нужен этот разговор. Интересно, может кто-то ночью влил ему в рот немного Феликса Фелициса? Откуда он знает, что поступает правильно? Да какая разница? Главное – повиноваться велению так вовремя проснувшейся интуиции.
Рон немного удивлённо кивнул, бросив быстрый взгляд на Гермиону. Конечно, лучше было бы обсудить всё без неё, но раз уж такое дело… Ничего, пусть послушает.
- Я тебе уже говорил однажды, какие отношения связывают меня с Гермионой, помнишь? – глаза Гермионы при этих словах вспыхнули любопытством, но она нашла в себе силы промолчать. – Так вот, с того момента ничего не изменилось.
Рон снова кивнул. Гарри видел, что другу некомфортно, но чувствовал, что должен сказать всё до конца, иначе этот застарелый страх всегда будет отравлять жизнь Рону.
- Гермиона – моя сестра, - Гарри ласково взглянул на неё. – И, сам понимаешь, я её очень люблю. Поэтому я буду иногда обнимать её, я всегда буду за неё волноваться, переживать. И всё это совсем не значит, что тебе стоит что-то подозревать.
Уголки губ Рона медленно поползли вверх. Гарри мог поклясться, что видел, как в самой глубине его голубых глаз мелькнула мрачная тень, пометалась немного и растворилась. В этот раз – насовсем.
- И тебя я, между прочим, тоже слишком люблю и слишком уважаю, чтобы уводить твою девушку у тебя же из под носа, - Гарри произнёс эти слова шутливым тоном, хлопая Рона по спине, и только когда они уже прозвучали, понял, что впервые кто-то назвал Гермиону девушкой Рона. На долю секунды мелькнул страх: а не поторопил ли он события? Вдруг они ещё не успели обсудить статус своих отношений? Но Гермиона только улыбалась, обнимая Рона и чмокая его в щёку, а сам Рон выглядел одновременно смущённым и очень-очень счастливым.
Гарри был настолько переполнен радостью, что боялся просто лопнуть, разорваться от неё. Честно говоря, он и не подозревал, что способен быть таким счастливым после всего случившегося. Хватило всего лишь подозрения, что Джинни могла прийти в его комнату, чтобы посмотреть на него спящего, а какая с ним произошла перемена! Гарри крепко зажмурился, взъерошивая и без того торчавшие в разные стороны волосы. Он с великим трудом сдерживал слёзы радости. Мерлин, как глупо!
Рон вернулся в сад, где они с братьями и мистером Уизли, вооружившись палочками, устанавливали тот самый шатёр, который Гарри уже видел на свадьбе Билла и Флер. Совсем скоро Гарри понял, что Уизли готовили настоящий банкет, если судить по масштабам приготовления к «вечеринке». Гермиона предусмотрительно умолчала о её размерах, иначе он воспротивился бы ещё вчера. Хотя… Гарри посмотрел на непривычно оживлённого Джорджа, на расслабившегося и даже немного помолодевшего Перси, которого Гарри в последний раз видел в подобном настроении, когда Гриффиндор выиграл Кубок по квиддичу на третьем курсе. Чарли что-то оживлённо обсуждал с Биллом, и оба громко хохотали. Мистер Уизли добродушно усмехался, стоя чуть в стороне и с удовольствием глядя на сыновей. Им было это нужно, понял Гарри. Конечно, всё было бы по-другому, будь жив Фред… Но с самого дня его смерти никто из Уизли не улыбался так часто, а в Норе не звучал такой громкий смех. Они просто отвлеклись, взяли паузу. Иногда даже самая страшная боль берёт выходной, и это даёт её жертвам возможность выжить.
Гарри успел мельком увидеть Флер, которая быстро поздравила его и с громким визгом: «Билл, не смотри на меня, я жутко растрёпанная!» юркнула обратно в кухню. Миссис Уизли прибежала, как только услышала, что Гарри уже встал, и долго душила его в объятьях, смеясь сквозь слёзы.
- Все подарки получишь вечером, дорогой, - миссис Уизли с опаской взглянула на стоявшую неподалёку Гермиону. – Я и так проболталась о сюрпризе, больше не буду нарушать правила.
В общем, это было очень счастливое утро, выгодно отличающееся от череды однообразно мрачных и тоскливых дней. Правда, часа через два Гарри начало беспокоить столь длительное отсутствие Джинни. Он собрался уже пойти на кухню и попросить миссис Уизли прекратить готовить. В конце концов, он мог бы заказать еду из ресторана, почему кто-то должен был работать с самого утра, чтобы у него получился хороший день рождения? Он уже поднялся с кресла, где они уютно устроились с Роном, Гермионой и даже изредка вставлявшим пару фраз в общую беседу Джорджем, когда в окно влетела незнакомая сова.
- Принимай поздравления! – весело крикнул Чарли, просовывая голову в окно, и Гарри, улыбаясь, стал отвязывать от лапки совы довольно объёмистый конверт.
- От кого это? – лениво поинтересовался Рон, стараясь незаметно от Гермионы ногой затолкать её огромную книгу под кресло. Гарри задался вопросом, во что Гермиона превратит Рона, когда узнает о таком варварском обращении с книгой.
Он опустил глаза на конверт и на секунду замер. Гарри совершенно не думал о Дурслях всё это время. То есть, пару раз он вяло интересовался, вернулись ли они домой или не наведывались ли Пожиратели на Тисовую улицу, но не утруждал себя расспросами и уж тем более не думал проверить это самостоятельно. Он искренне считал, что с Дурслями у него покончено. Он больше не обязан был возвращаться в их дом, их не связывают никакие родственные чувства, и, несмотря даже на неуклюжую попытку Дадли примириться с ним при прощании, Гарри по-прежнему считал, что они только рады были от него избавиться. В его планы не входило навязывать им своё присутствие.
Но вот теперь он держал в руках конверт, на котором в графе «Адресант» было чёрным по белому написано: «Мистер и миссис Вернон Дурсль, Дадли Дурсль». Гарри поднял растерянный взгляд на друзей.
- Это от Дурслей, - он помахал конвертом. – Тяжёлый. Тяжелее всех подарков, которые они мне дарили за всю мою жизнь.
- Ты же собираешься его открывать? – поинтересовалась Гермиона.
Гарри кивнул. Его разбирало любопытство: что такого Дурсли напихали в конверт, что его так раздуло? На ощупь это было похоже на плотную, спрессованную бумагу. Может, они прислали ему блокнот? Гарри осторожно разорвал конверт, и из него выпал исписанный аккуратным почерком листок бумаги, плавно спланировав ему под ноги. Но Гарри не обратил на него никакого внимания, с лёгким трепетом глядя на толстенькую стопку старых, немного выцветших фотографий у себя в руках.
- Что там у тебя? – Рон вытянул шею, пытаясь разглядеть присланный Дурслями подарок. – Что это?
Гарри наконец наклонился подобрать письмо и посмотрел на друзей.
- Я хочу прочитать это один, хорошо? – спросил он, надеясь, что они не обидятся. – Они прислали какие-то фотографии.
- Конечно, Гарри, это вполне естественное желание, - быстро ответила Гермиона, с силой пиная по ноге уже открывшего рот Рона.
- Да, поднимайся в нашу комнату, - добавил Рон, обиженно потирая ногу и косясь на Гермиону.
Гарри подавил улыбку и быстро вышел из гостиной. Он почти бегом взбежал по лестнице, ощущая тяжесть фотографий в правой руке. Он и сам не знал, почему пришёл в такое волнение, но что-то ему подсказывало, что на этот раз Дурсли прислали ему что-то действительно важное, действительно стоящее.
Отложив фотографии, обёрнутые в толстую почтовую бумагу, подальше, чтобы не поддаться искушению и не посмотреть их немедленно, Гарри плюхнулся на свою кровать и развернул само письмо. Он узнал почерк тёти Петуньи ещё по надписям на конверте, а теперь убедился, что и всё письмо, впрочем, довольно короткое, было написано её рукой.
«Дорогой Гарри!
Поздравляем тебя с днём рождения! В этот радостный день мы хотим пожелать тебе здоровья, счастья и всего наилучшего. Передаём тебе привет и надеемся на встречу.
Твои тётя, дядя и кузен.
P.S. Гарри, я посылаю тебе фотографии, мне кажется, тебе будет приятно получить их. Я очень рада, что с тобой всё хорошо. Ты не мог бы заглянуть к нам на чай, когда тебе будет удобно?»
Постскриптум был написан немного корявым почерком, и Гарри предположил, что тётя Петунья писала его впопыхах, наверняка, пока не видел дядя Вернон. Он отложил письмо, впервые испытывая к Дурслям что-то похожее на родственные чувства и потянулся за фотографиями.
Их оказалось меньше, чем ему показалось сначала. Просто напечатаны они были на очень плотной бумаге, многие из них были ещё чёрно-белые, но на первой же из них в улыбающемся беззубым ртом младенце Гарри безошибочно узнал свою мать. И она была на каждой фотографии, везде Гарри цеплялся взглядом за знакомые глаза, улыбку или выражение лица. Он рассматривал маленькую Лили, доверчиво цеплявшуюся за руку отца и закинувшую голову, чтобы взглянуть на мать, державшую на руках другого ребёнка, тётю Петунью. Гарри никогда не видел своих бабушку и дедушку, если не считать нескольких ночей на первом курсе, которые он провёл возле зеркала Еиналеж. Он мог проследить все этапы взросления Лили: постепенно хорошенький младенец превращался в очаровательную малышку, с длинными, кажущимися на чёрно-белом снимке тёмными волосами. И почти везде на фото рядом с ней была сестра.
Последние, более поздние фотографии оказались цветными. На одной из них уже взрослая Лили, наверное, это был курс шестой или даже седьмой, стояла на берегу моря и задумчиво смотрела вдаль. Гарри поразился тому взрослому выражению, которое застыло на лице матери: как будто в тот момент она смотрела в будущее, столько затаённой тоски было в её глазах. На другой, Гарри даже вздрогнул от неожиданности, Лили, счастливая, улыбающаяся, сидела на скамейке в окружении четверых парней. Джеймс был сильно похож на барана, такое недоуменное выражение застыло на его лице. Гарри подумал, что отец вряд ли мог поверить в своё счастье, сидя на скамейке рядом со своей обожаемой Лили. Сириус, лениво улыбающийся с фотографии, был точно таким, каким его запомнил Гарри по воспоминаниям Снейпа. Он несколько секунд смотрел в добрые, слегка прищуренные глаза Люпина, а потом быстро отложил фотографию в сторону, не желая портить себе настроение созерцанием счастливого Хвоста. На последней фотографии несколько повзрослевший Джеймс сидел на диване, с гордым и невероятно счастливым видом обнимая за плечи Лили, державшую на руках младенца. Гарри судорожно вздохнул. Он и не думал, что тётя Петунья столько лет хранила такие фотографии. Это был настоящий подарок ко дню рождению, и Гарри, думая о Дурслях, особенно о тёте Петунье, уже не был настолько категоричен. Почему бы и не заглянуть как-нибудь к ним на чай?
Гарри встряхнулся. Пора было возвращаться к друзьям, он и так уже просидел в комнате слишком долго. Аккуратно положив фотографии и письмо под подушку, намереваясь ещё раз пересмотреть их перед сном, Гарри пошёл вниз. Ещё час назад он посмеялся бы над человеком, который бы сказал ему, что он будет радоваться письму от Дурслей.
Гарри был на первом этаже и уже собирался свернуть в небольшой коридорчик перед гостиной, как вдруг услышал тихий голос, позвавший его по имени. Он резко обернулся и увидел, что дверь в комнату Джинни была чуть приоткрыта.
- Ты не мог бы зайти на минуточку? – попросила Джинни, нерешительно глядя на него.
Гарри испытал сильнейшее чувство дежавю. Это уже было однажды, он даже точно знал, когда именно. Год назад, комната Джинни, поцелуй. Неужели… Но нет, она просто ещё не успела поздравить его, дело, конечно, в этом.
Джинни пропустила его в комнату и закрыла за ним дверь, повернувшись к нему лицом. Гарри оглянулся по сторонам: комната как будто совсем не изменилась, чего нельзя было сказать о них самих…
- С днём рождения, - тихо сказала Джинни, прижимаясь спиной к двери. Она смотрела куда угодно, но только не ему в глаза, и Гарри внезапно почувствовал себя ужасно неловко. Он молился, чтобы никому не взбрело в голову заглянуть сюда, пока они стоят друг напротив друга как два истукана. Гарри пытался найти в лице Джинни хотя бы малейший намёк на её утреннее присутствие в его комнате, но не обнаружил ровным счётом ничего подозрительного. Хотя, чего он, собственно, ожидал? Что у неё на лбу появится надпись: «Да, Гарри, это я погладила тебя по щеке сегодня утром»?
- Эээ… спасибо, - спохватился Гарри, когда молчание затянулось. – Очень приятно.
Джинни негромко хмыкнула и на секунду посмотрела на него, но тут же снова отвела взгляд. Гарри заметил, что она судорожно сжимает что-то в кулаке.
- Я не знала, что тебе подарить… - начала Джинни.
- Да ты и не должна была… - перебил её Гарри, и оба замолчали, потрясённо посмотрев друг на друга. Всё это уже было однажды, они уже говорили эти слова!
- Надо признать, мы не слишком оригинальны, - пошутила Джинни, робко улыбаясь. Гарри растянул губы в ответной улыбке, занятый мыслями о том, как чудесно звучит слово «мы», произнесённое её голосом. – В общем, у меня кое-что есть для тебя. Я не уверена, что тебе это понравится… не уверена, что тебе вообще это нужно, но…
Джинни замолчала, опустив голову, и Гарри испытал сильнейшее желание схватить её за плечи, заставить поднять голову и целовать до тех пор, пока она не поймёт наконец, что ему нужна она сама, а не какие-то подарки. Ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы остаться на месте.
- С днём рождения, - с видом человека, решившегося на отчаянный поступок, Джинни протянула Гарри что-то маленькое и прозрачное, и он, стараясь не задеть её пальцев, сжал в ладони маленькую колбочку, заполненную до краёв светлой дымчатой субстанцией.
- Это… - Гарри недоверчиво посмотрел на неё.
- Мои воспоминания, да, - быстро проговорила Джинни, обходя его и направляясь к окну с таким видом, как будто в данный для неё не было ничего важнее, чем выглянуть в сад.
- Это нечестно! – слова вырвались прежде, чем Гарри успел их остановить.
- Нечестно? – удивлённо переспросила Джинни, в смятении проводя рукой по лбу. – Почему?
- У меня нет Омута памяти, - Гарри старался успокоиться и не выдать охвативших его чувств. Её воспоминания! – Я ведь не смогу их посмотреть.
Ему показалось, или Джинни прошептала что-то очень похожее на «Ну и хвала Мерлину»?
- Ты представляешь, насколько мне любопытно? – от отчаяния Гарри попытался воззвать к её совести, но Джинни только тихонько рассмеялась в ответ.
- Я думала, что любопытство – это скорее женский порок, - лукаво отозвалась она, постепенно становясь самой собой. – Я уверена, что ты найдёшь выход.
Гарри его уже нашёл. Завтра же с утра он отправится в Хогвартс и будет умолять профессора МакГонагалл позволить ему воспользоваться Омутом памяти в её кабинете.
- Только пообещай мне, - Джинни внимательно смотрела на него, словно прочитав его мысли, - что ты не станешь смотреть их до того, как мы вернёмся в школу, хорошо?
Гарри уже собрался спорить, когда наткнулся на её умоляющий взгляд.
- Да, конечно, обещаю, - язык жил какой-то своей, отдельной от мозга жизнью, потому что Гарри не хотел этого говорить, не хотел обещать. Но отступать было поздно. Целый месяц! Гарри мысленно застонал.
- Спасибо, - улыбнулась Джинни и, приблизившись, легко поцеловала его в щёку. Гарри словно огнём обожгло, и он с трудом заставил свою руку, которая тоже вдруг вышла из под контроля, висеть как висела, а не тянуться к руке Джинни. Это была тяжёлая борьба. На один ужасный момент Гарри показалось, что рука одержит победу, но в итоге он смог с гордостью констатировать своё подавляющее превосходство над противником.
Он не помнил, как вышел из комнаты Джинни и оказался в гостиной, всё ещё размышляя о только что выигранной битве с собственной рукой.
- Гарри, ты в порядке? – раздался взволнованный голос Гермионы, и он заставил себя сконцентрировать внимание на её вопросе.
- А, да, - Гарри опустился в кресло и осторожно прикоснулся к щеке в том месте, где её коснулись губы Джинни. – Дурсли, точнее тётя Петунья, прислала мне мамины детские фотографии.
На лицах Рона и Гермионы появилось понимающее выражение, и Гарри, воспользовавшись представившимся предлогом, быстро привёл в порядок свои мысли.
Остаток дня до вечера прошёл несколько сумбурно. В окна постоянно влетали совы, приносившие письма порой даже от незнакомых людей, желавших поздравить героя с праздником. Ближе к вечеру появился нагруженный тяжёлыми подносами Кикимер, потративший, наверное, целую неделю, чтобы приготовить всю эту еду. Миссис Уизли пришла в восторг, так как она, по какой-то неведомой Гарри причине, опасалась, что приготовленных ей блюд может не хватить на всех гостей. На его же взгляд, приготовленной ей едой можно было без проблем накормить целую армию.
Наконец, около семи вечера Гарри, переодевшийся по настоянию Гермионы в парадную мантию, в сопровождении ворчащего Рона, вполголоса бормочущего всё, что он думает о парадных мантиях в принципе и о бзике Гермионы в частности, спустился вниз, где его уже ждали прибывшие чуть пораньше Невилл и Полумна. По всей видимости, оба уже были в курсе установленных Гермионой правил и, поздравляя Гарри, даже не заикнулись о подарках. Постепенно гостиная наполнялась вновь прибывшими и скоро места стало существенно не хватать. Тогда все дружно переместились в шатёр, где уже были накрыты длинные столы, уставленные всевозможными блюдами. Принимая поздравления от Оливера Вуда, Гарри краем глаза заметил, как Рон попытался незаметно стащить пирожок со стола, но был пойман Гермионой на месте преступления и теперь стоял с виноватым видом, а Гермиона что-то долго и возмущённо шептала ему на ухо.
К удивлению Гарри, Андромеда быстро влилась в весёлую компанию и благосклонно взирала на всех и каждого, кто проявлял хотя бы малейший интерес к Тедди. Видимо, Гермиона не решилась диктовать Андромеде, как следует поступить с подарком, потому что та сразу же вручила Гарри небольшой, аккуратно завёрнутый свёрток. В нём, как ни странно, тоже оказались фотографии, только движущиеся. И с каждой на Гарри смотрел улыбающийся Сириус.
- Я очень его любила, - сказала Андромеда, грустно наблюдая за летающим на метле черноволосым мальчиком, весело машущим рукой кому-то, оставшемуся за кадром. Гарри не нашёл, что ей ответить.
В итоге получилось, что многие решили в этом году сделать ему нематериальные подарки. К двум пачкам фотографий вскоре добавился выпуск завтрашнего «Ежедневного пророка», полностью посвящённый Сириусу и его роли в Первой и Второй магических войнах. Гарри не мог описать словами, как много это значило для него, но Кингсли наверняка всё понял по его лицу. Невилл, Дин и Симус объединили усилия и подарили небольшой альбом, куда вклеили фотографии их однокурсников, а ниже каждый написал свои первые воспоминания о Гарри, важные для них моменты, связанные с ним, и свои пожелания на будущее. Работа была проделана огромная, и Гарри прекрасно понимал, что она заняла не один день. Пролистав пару страниц, он убедился, что этот альбом окажет ему неоценимую помощь в следующий раз, когда его начнут захлёстывать угрызения совести за совершённые ошибки.
Рон с Гермионой купили просто неимоверное количество книг, посвящённых воспитанию детей, к которым он несколько раз приценивался, но так ничего и не выбрал. Тедди был его излюбленной темой, он мог часами рассказывать о своих планах, связанных с его участием в качестве крёстного в воспитании мальчика, каждому, кто соглашался его слушать. Правда, такую ошибку все совершали всего один раз, и вскоре Гарри остался без собеседников. Гермиона давно советовала ему выбрать несколько стоящих книг, но Гарри никак не мог решить, по какому принципу производить разделение книг на стоящие и нестоящие. И вот теперь у него были, наверное, все книги для родителей, когда-либо напечатанные в волшебном мире. Более того, Гермиона явно наведалась в маггловский книжный, потому что некоторые названия, вроде «Как воспитать в ребёнке отвращение к компьютеру» или «Мой ребёнок – будущий врач», ясно свидетельствовали о своём совсем не магическом происхождении. Это был замечательный подарок. К тому же, и Гарри даже знал, кому принадлежала эта идея, друзья подарили ему толстую тетрадь, на обложке которой красовалась надпись «Тысяча поводов назвать тебя замечательным другом». Гарри пролистал тетрадь и убедился, что бисерный, каллиграфический почерк Гермионы часто сменяют небрежные каракули Рона. Друзья нашли тысячу сто четырнадцать поводов.
Если в этот момент что-то и могло добить Гарри, то можно было не сомневаться, что это будет подарок Полумны. Несмотря на опасения Гарри в том, что она вполне способна подарить ему годовой запас того «чудесного» чая, если это пойло можно было назвать чаем, которым их угощал Ксенофилиус, рассказывая о Дарах смерти, Полумна тоже протянула ему тетрадь. Точнее, это был самый обыкновенный альбом для рисования, но, открыв его, Гарри с трудом подавил потрясённый возглас. С первой страницы на него с лёгкой улыбкой сквозь свои очки-половинки внимательно смотрел Дамблдор. Люпин, Сириус, Тонкс, Фред, родители, Добби, Демельза, Колин, даже Букля – все они были здесь, улыбаясь ему со страниц альбома. Как и портреты в комнате Полумны, картинки не двигались, но казались живыми, и Гарри не мог сказать, что именно вызывало это ощущение. Он проглотил огромный комок в горле и со слезами на глазах обнял Полумну.
Всё это время Джинни стояла неподалёку, не сводя с него сияющего взгляда. Гарри смотрел на неё, и ему казалось, что она переживает то же, что и он, так менялось выражение её лица с каждым новым подарком. В конце концов, когда праздник закончился и гости разошлись по домам, Гарри смог наконец рассмотреть и прочитать всё, что ему подарили.
Все в Норе давно уже спали, когда он наконец прочитал сто четырнадцатый повод считать его замечательным другом, написанный рукой Рона. «Ты умеешь прощать друзьям их чудовищные ошибки. Спасибо». Гарри закрыл тетрадь и погасил свет. Никогда раньше он не чувствовал себя настолько нужным, настолько необходимым такому количеству людей. Никогда не испытывал чувства такой жгучей, бурлящей радости. Никогда не засыпал с ещё не высохшими на ресницах слезами счастья. Это был лучший день рождения в его жизни.
