Глава 20. Hospital BedКогда Рональд Уизли пришел в себя, он был собственной левой ногой. На практике это состояние выражалось в отсутствии памяти, зрения и слуха, а из достойных упоминания мыслей выделялось только острое желание куда-то безостановочно бежать.
Чувствовать себя отдельно взятой конечностью было не так уж и плохо, но Рона такое положение дел не устраивало, и со временем ему удалось постепенно расширить границы собственного «я». Результаты его огорчили. Все его тело, безвольный ватный кулек, ныло изнутри и чесалось снаружи, и Рону на некоторое время показалось, что он – гигантская плюшевая игрушка, внезапно открывшая для себя нервную систему. Лишь через несколько минут, далеко не с первой попытки, ему удалось медленно приоткрыть глаза и при этом, что немаловажно, понять, зачем он это, собственно, делает.
Рон безошибочно определил, что в настоящий момент он лежит на кровати в одной из палат хогвартского Больничного крыла: за шесть с лишним лет он столь часто бывал в этом помещении в качестве пациента или посетителя, что никогда не спутал бы его с каким-то другим. Сквозь широкие окна в палату лился яркий солнечный свет – явление в последнее время довольно редкое.
Возле условного входа стояло небольших размеров кресло, каким-то образом втиснутое между койкой и занавеской, а в нем, подобрав под себя ноги, сидела Гермиона Грейнджер – бледная, словно больничная простыня, юная ведьма держала в руках увесистый томик с длинным названием, в котором ослабшие глаза Рона различали слова «теоретический» и «мультипространство», после чего, сраженные столь внушительной нагрузкой, самопроизвольно закрылись. Пока гриффиндорец собирался с силами для второй попытки, его все еще затуманенный мозг пытался понять, читала ли Гермиона эту книгу, чтобы не уснуть во время дежурства возле его постели, или, напротив, рассматривала бдение возле умирающего как способ не заскучать при покорении этого фолианта.
– А мадам Розмерте точно разрешено подмешивать в сливочное пиво то, что она туда подмешивает? – Приподняв отчаянно сопротивляющиеся веки во второй раз, Рон решил ознаменовать свое возвращение остроумной репликой, но, поскольку его язык явно отвык от исполнения своих обязанностей, прозвучало это скорее как «М-м-м-ф?».
– Рон! Ох, Рон! – вскричала Гермиона, заметив его отчаянную попытку заговорить. Вскочив с кресла, она села на краешек кровати, обхватила ледяной рукой ту его ладонь, что лежала поверх одеяла с ее стороны постели и принялась, к вящему удивлению самого Рона, покрывать его лицо поцелуями. Это, помимо всего прочего, помогло молодому волшебнику убедиться в том, что некоторые отдаленные части его тела продолжали функционировать как положено.
– Эй, Хр-р-мна, Гермиона, – запротестовал он, когда губы девушки задержались на его собственных губах. – Думаю, сейчас не надо, у меня страшно воняет изо рта…
– Ох, какой же ты все-таки дурак, Рональд Уизли, – всхлипнув, произнесла Гермиона, уткнувшись в его шею. Рон попытался было приобнять ее, но руки казались вылитыми из свинца.
– И далеко зайдут наши отношения со всеми этими постоянными оскорблениями? – беззлобно проворчал он, с наслаждением вдыхая свой любимый запах ее апельсинового шампуня.
Когда Гермиона взглянула на него в следующий раз, в ее глазах стояли слезы. Рон мрачно подумал, что девчонки все-таки – совершенно невыносимые нытики, которые готовы реветь вне зависимости от того, есть для этого повод или нет. На его желании нежно стереть пальцем уже скользящую по щеке Гермионы слезинку это, впрочем, никак не сказалось.
– Это не оскорбление, а обычная констатация факта. – Она натужно улыбнулась. – Ты бесчувственный и бессовестный кретин, и вообще, я тебя люблю только за веснушки.
– Я всегда это подозревал, – объявил Рон, ухмыляясь в ответ.
Минутку,
что она сейчас сказала?
Он подумал, что, не будь его лицо в настоящий момент безжизненной маской, оно бы обязательно вытянулось. Нет, отравиться стоило хотя бы ради этого…
Отравление. Рон нехотя вернулся к размышлению над более насущными проблемами, рассудив, что Гермиона наверняка пошутила, а если и не пошутила – в конце концов, она была совсем не похожа на девушку, разбрасывающуюся подобными признаниями смеха ради – то вернуться к этому они всегда успеют.
– Что со мной случилось? – поинтересовался он, невольно прикрывая слезящиеся от напряжения глаза. – Неужто опять выпил чей-то чужой яд? Похоже, мой организм так в этом поднаторел, что вся отрава в нем уже просто растворяется…
Девушка ласково погладила его руку.
– Нет, твой, несомненно, выдающийся метаболизм здесь не при чем. Мадам Помфри и профессор Слизнорт установили, что в бутылке был смертельный яд, очень сложный по своей структуре: его создают из экстракта чертова перца и корня болотного страхолюдника, двух крайне редких и трудных в обработке растений. При попадании ничтожно малого объема этого вещества в дыхательные пути наступает мгновенное удушье, остановить которое нет никакой возможности.
– Тогда почему я еще живой? – полюбопытствовал Рон, которого от этих подробностей слегка передернуло.
– Как я уже говорила, ингредиенты у этого яда очень капризные, – объяснила Гермиона. – Проанализировав остатки сливочного пива, профессор Слизнорт предположил, что, к счастью, отравитель просчитался с болотным страхолюдником, сорвав его днем или несколькими днями раньше, чем следовало бы. Таким образом, механизм зелья был запущен, но довершить дело до победного конца этому яду не удалось. К счастью, – повторила она, и ее нижняя губа предательски дрогнула.
– Да уж, повезло так повезло, – согласился Рон. – Кому эта бутылочка предназначалась на самом деле, Слизнорт, случайно, не уточнил?
– А чьей смерти так жаждет одна небезызвестная организация за пределами школы? – пожала плечами Гермиона. – Весь Хогвартс уверен, что отравить пытались Гарри. Я, правда, в этом очень сомневаюсь, а о нем самом и говорить нечего: четвертый день ходит по школе и во всеуслышанье критикует эту версию. Нам-то хорошо известно, что у Волдеморта сдвиг по фазе на почве желания самостоятельно расправиться с мальчиком, который осмелился выжить, и он не стал бы опускаться до столь вульгарных методов.
– Ну, может, ему просто надоело ждать у моря погоды. У него же там теперь Снейп… Постой, что значит: «четвертый день»? – встрепенулся молодой волшебник. – Я что, столько времени без сознания пролежал?
– Да, сегодня вторник, – виновато призналась Гермиона. – Но смотри на вещи с оптимизмом: ты же совсем недавно мечтал прогулять пару уроков…
– Угу, но я рассчитывал потратить свободное время с пользой, а не пролежать бревном целую неделю – какой уж тут оптимизм…
– Это все последствия отравления. Говорю же, яд очень сильнодействующий, и даже несмотря на то, что страхолюднику не удалось тебя задушить, интоксикация привела к серьезному ослаблению организма. Мадам Помфри утверждала, что держит ситуацию под контролем, но я все равно здорово нервничала.
– М-да, уж если этот яд так сработал вхолостую, могу себе представить, что было бы, подействуй он как следует, – присвистнул Рон. – Впрочем, мы вряд ли поймем, какого счастливчика намеревались отравить, если не удастся узнать, как бутылка попала в замок. Не могли же Пожиратели, в конце концов, просто подсунуть ее мадам Розмерте, понадеявшись, что она попадет, к кому следует. – Он нахмурился.
– Мы с Гарри попытались провести что-то вроде независимого расследования, да и Грозный Глаз, как ты сам понимаешь, без дела не сидел – он, по-моему, это покушение в стенах укрепленного и переукрепленного замка вообще воспринял как личное оскорбление. Ни ему, ни нам, впрочем, выяснить ничего не удалось. Пиво из Хогсмида в замок доставили два мракоборца, которым профессор Грюм доверяет как самому себе.
– Что означает, что он допросил их с пристрастием всего два раза?
– Ага. В любом случае, очень сомневаюсь, что бутылка была начинена ядом до того, как ее отправили в Хогвартс: сливочное пиво заказывали пол-Гриффиндора, предугадать, у кого окажется отрава, попав в гостиную нашего факультета, было невозможно. С другой стороны, тогда только и остается, что предположить: отравитель находится в школе – мысль неприятная, сам понимаешь.
– Бьюсь об заклад, у Гарри уже есть кандидат на эту роль, – проницательно заметил Рон. – Слышала когда-нибудь о таком понятии, как «рецидив преступления»?
Девушка вздохнула.
– Карта Мародеров – первая вещь, которую он принялся искать после твоего отравления, не считая безоара, разумеется, который в этом случае, к слову, оказался бессилен. Так вот, Малфой безвылазно торчит в подземелье, и за ним приглядывают все так же тщательно, что и раньше, но Гарри, по-моему, слушать ничего не желает. Теперь он с Картой чуть ли не ночует, рассчитывая, видимо, однажды поймать с поличным своего главного подозреваемого.
– Веселенькое начало учебного года, – простонал Рон, безуспешно попытаясь приподняться. Гермиона заботливо поправила одеяло и не терпящим возвражений тоном посоветовала ему лежать смирно.
– Ты четыре дня ничего не ел, а жидкость в тебе приходилось восполнять искусственным путем, чтобы обезвоживание не закончило то, что начала отрава, – объяснила девушка. – Единственная причина, по которой я до сих пор не сообщила мадам Помфри, что ты очнулся - в ту же секунду, как она об этом узнает, меня отсюда выставят. А вот тебе, боюсь, придется здесь на время задержаться.
– Вот и хорошо, значит, у меня не будет возможности подпортить Флитвику среднюю оценку в зачете по беспалочковой магии… – просиял он, и Гермиона с сердитым видом взъерошила его волосы – не решаясь, видимо, на более серьезные меры физического воздействия по причине плачевного состояния друга.
– А вообще что интересного в мое отсутствие случилось? – поинтересовался Рон. – Есть какой-нибудь прогресс в поисках?
Несколько секунд Гермиона молчала с тревожным выражением на лице, а потом покачала головой:
– Нет, тут все тихо. Пару дней назад Грюм признал, что найти Аберфорта ему не под силу – опять стал допытываться, зачем тот нам был нужен и что он может знать такого, чего не знает любой приличный волшебник, но, как ты сам понимаешь, внятного ответа дать мы не смогли. Еще я обратилась к профессору Вектор насчет тех странных записей, которые мы нашли на кладбище в Годриковой впадине. Сразу она объяснить написанное не смогла, но сказала, что попробует разобраться в свободное время. А вчера выяснилось, что нашу бумажку она потеряла. Дико извинялась, говорила, что понятия не имеет, как такое могло произойти, и обещала перерыть свой кабинет вверх дном, но я ответила, что не стоит особенно волноваться по этому поводу. В конце концов, даже если бы мы выяснили, что это за вычисления, на их автора нам все равно никак не выйти, да и не его поиски – наша первоочередная задача.
– Все равно обидно, – рассудил Рон. – Это все?
– Эм… есть еще кое-что, о чем тебе следует знать.
– И о чем же это? – нахмурился он.
– Есть две причины, по которым ты в настоящий момент пребываешь в Хогвартсе, – осторожно начала Гермиона, – потому что, сколь бы квалифицированным специалистом ни была мадам Помфри, последствия таких серьезных отравлений должны лечиться в «Святом Мунго». И первая, а также главная из этих причин - отказавшие порталы.
– В каком еще смысле?
– В самом прямом. – Девушка развела руками. – Точно так же, как трансгрессия парой месяцев ранее, порталы внезапно и безо всякой видимой причины перестали действовать на всей территории Великобритании. В остальном цивилизованном волшебном мире порталы работают как положено, одни мы – впереди планеты всей.
– Да что это за транспортный саботаж такой? – нахмурился Рон. – А дальше что – каминный порох? Метлы?
– Вот уж не знаю. Одно могу сказать точно: из-за этого переполоха волшебная Англия сходит с ума и безо всякого Волдеморта – без
открытых враждебных действий его шайки, я имею в виду, потому что подозрение в дезактивации порталов пало, естественно, на них. Искренне надеюсь, что это все же не его рук дело, – Гермиона вздрогнула, – потому что в этом случае дела наши очень плохи.
Рон отметил, что она отрицала вину Темного Лорда уже не так убежденно, как в случае с трансгрессией, но этот факт его почему-то совсем не воодушевил.
– Именно поэтому мне и нельзя в клинику? – уточнил он. – Чтобы не мешать целителям лечить массовую истерию?
– Не говори глупостей, – закатила глаза девушка. – Просто порталы считаются… считались единственным надежным способом транспортировки тяжелобольных – не в камин же тебя в таком состоянии засовывать или на метлу сажать. Хорошо еще, что все обошлось.
– А вторая причина?
– Да. Вторая причина. – Гермиона тяжело вздохнула и на несколько секунд сильно сжала запястье Рона. – Ты только не волнуйся.
Как всегда в подобных случаях, эффект получился строго противоположным: Рон сильно побледнел и невольно вообразил самые страшные вещи, которые только могли произойти с ним, его близкими и волшебным миром в целом.
– Что случилось? – встревоженно спросил он.
– На «Нору» напали, – едва слышно произнесла Гермиона.
– Что?! – Рон, начисто забыв о том, что он вышел из комы всего десять минут назад, попытался резко подняться на месте. Его мышцы, впрочем, провалами в памяти не страдали, и потому молодой волшебник изменить свою позу так и не сумел.
– Я же говорю тебе: не волнуйся, пожалуйста, – скороговоркой выпалила девушка, успокаивающе поглаживая его руку. – Все твои живы и невредимы, ни на ком ни царапинки. По счастливой случайности нападение произошло в тот самый день, когда тебя отравили – мистер и миссис Уизли увидели, что твоя стрелка на часах указывает на «смертельную опасность», оповестили всех остальных и мгновенно прибыли в Хогвартс. «Нору» же атаковали несколькими часами позже. Боюсь, для жилья она больше не подходит, не говоря уже о том, чтобы служить штаб-квартирой Ордена, – добавила она таким тоном, словно это была исключительно ее вина. – Боюсь, сейчас твой дом вообще ни для чего не подходит…
– Ох, Мерлин, – только и смог вымолвить Рон, а затем вновь прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.
На «Нору» напали, «Нора» уничтожена. Это не укладывалось в голове, казалось нереальным. Читая в газетах про семьи, которые по какой-то причине не угодили Волдеморту и были атакованы Пожирателями, Рон не раз с содроганием представлял на их месте свою собственную родню, но, как он внезапно подумал сейчас, никогда не верил, что это может случиться на самом деле.
Он лежал и молча вспоминал свой старый кособокий дом – уютную и такую родную ошибку архитектуры. Пытался поочередно вообразить «Нору», какой она отложилась в его голове со времен последнего визита, и «Нору», лежащую в руинах, а потом найти между ними существенные отличия. Вдруг Рон поймал себя на странной мысли: раз он так сильно убивается по дому, который терпеть не мог – как бы он себя чувствовал, пострадай при атаке кто-нибудь из его семьи?
Молодой волшебник невольно вздрогнул, и Гермиона, все еще державшая его за руку и, по-видимому, понимавшая, что он сейчас чувствует, наклонилась к нему и тихо сказала:
– Думаю, сейчас самое время позвать мадам Помфри и попросить ее приготовить настойку на драконьей ромашке: тебе нужно хорошенько выспаться и прийти в себя, чтобы потом начать собираться с силами. Все будет хорошо, Рон. Я люблю тебя.
Поцеловав его на прощание в потрескавшиеся губы, девушка выскользнула из палаты, а Рон лежал, уставившись в потолок, и мысленно повторял две ее последние фразы как некое могущественное заклинание.
На полное восстановление у Рона ушла неделя, причем половину этого времени он потратил на сон, а другую – на прием пищи. Его ежедневно навещал кто-нибудь из родственников или однокурсников, непременно протащив что-нибудь вкусное втайне от мадам Помфри, так что поводов для нарушения диеты, составленной строгой медсестрой, у Рона было предостаточно.
Оставшись без крова, его родители приняли решение временно переселиться в Хогсмид: отца, сотрудник Министерства, совсем недавно переехал оттуда в маггловскую квартиру на окраине Лондона, желая обезопасить себя и свою семью, и предложил чете Уизли пожить в его пустующем доме. Фред и Джордж, которые и поведали Рону эту новость, жизнерадостно предположили, что теперь мать вместо того, чтобы посылать громовещатели, сможет лично приходить в Большой зал и откручивать младшему сыну уши, и вряд ли сети Войнамойнена окажутся для нее достаточно серьезным препятствием. Сами близнецы, к слову, окончательно переселились в свой магазин, несмотря на все протесты родителей.
Чаще других Рона, понятное дело, навещали Гарри и Гермиона, причем девушка взяла за правило вместо гостинцев приносить ему домашние задания – что, однако, не делало ее визиты менее желанными. Гарри же постоянно вовлекал Рона в обстоятельные беседы, так что у того создалось впечатление, что Мальчик-Который-Выжил не способен обсуждать определенные темы ни с кем, кроме как с лучшим другом. Из этих разговоров, помимо всего прочего, Рону стало известно, что Гарри начал более философски воспринимать неудачи в поисках крестражей: Гермиона провела несколько воспитательных бесед, втолковав ему, что, поскольку с Волдемортом удавалось успешно бороться и раньше, когда никто ни про какие крестражи и слыхом не слыхивал, юный герой пророчеств может перестать вести себя так, словно уничтожение души Темного Лорда входит в число выпускных экзаменов.
Это, впрочем, ничуть не повлияло на планы ребят относительно Хэллоуина, но Рон не сомневался, что до увеселительной поездки в Уэльс успеет набраться сил и окончательно избавиться от долгосрочных последствий интоксикации - повышенной утомляемости и ломоты во всем теле. Волновало его другое: меньше, чем через неделю, сборной Гриффиндора по квиддичу предстояло помериться силами с Когтевраном, а он до сих пор с трудом волочил ноги, не говоря уже о том, чтобы взобраться на метлу. Уступать свое место запасному вратарю Рон не хотел по одной простой причине: он подозревал, что, если Том Дилэйни вдруг проявит себя в матче с лучшей стороны, Джинни вполне может предпочесть его собственному брату и в остальных играх сезона.
Как выяснилось, Рон поступил на редкость благоразумно, не рассказывая о своих планах друзьям до того самого дня, когда его наконец выписали из больничного крыла, потому что Гермиона, узнав об этом, не поверила своим ушам:
– Даже думать забудь! – воскликнула она. – Сомневаюсь, что команде нужен вратарь, который посреди матча может уснуть на метле или вообще с нее свалиться. Рон! Мадам Помфри запретила тебе
месяц заниматься физическими упражнениями!
– Мне показалось, это прозвучало как ненавязчивое предложение, а вовсе не запрет, – отозвался Рон. – И вообще, мадам Помфри училась на Когтевране…
– Рональд, ты невыносим! Гарри, ну хоть ты-то ему объясни. – Гермиона в отчаянии повернулась к другу, в очередной раз избранному на роль третейского судьи.
Тот нерешительно пожал плечами:
– Знаешь, дружище, если ты выйдешь на поле в таком состоянии, мне придется ловить не снитч, а тебя – на полпути к земле.
– Кто говорит про «такое состояние»? – проворчал Рон, который в настоящий момент лежал на диване, устав после долгой и утомительной прогулки до кухни и обратно. – В таком состоянии Джинни меня на пушечный выстрел к команде не подпустит. Я постепенно наберу форму и буду как новенький, вот увидите.
– Постепенно – это, извиняюсь, за сколько дней? – не отступала Гермиона. – Замечательно будет звучать твой некролог: «Он избежал гибели от удушающего растения, шахматной фигуры человеческих размеров, гигантского живого мозга, двух ядов один страшнее другого, а также прямого попадания молнии, чтобы героически разбиться насмерть во время квиддичной тренировки…»
– Слушай, Гермиона, это спорт! Соревновательный инстинкт – он у нас в крови, – не выдержал Рон. – К тому же, я не хочу просто так отдавать свое место в команде, особенно если вспомнить, что я впервые завоевал его без помощи со стороны!
– Так, ты опять про этот случай на шестом курсе? – свирепо осведомилась девушка, а затем возмущенно тряхнула кудрявой головой, подхватила робко мяукнувшего Живоглота и направилась к лестнице в спальню девочек, напоследок заявив: – Шестой курс! Вот кто бы говорил! Идиотизм у вас в крови, а не соревновательный инстинкт!
Рон и Гарри проводили ее взглядами, а затем последний укоризненно посмотрел на друга и вопросил:
– У тебя что, соревновательный инстинкт все остальные инстинкты вытеснил? Такие, например, как самосохранения и сексуальный? Рон, без команды ты месяц вполне проживешь. Без Гермионы – вряд ли.
– Поворчит и успокоится, – буркнул в ответ Рон, пытаясь, в первую очередь, убедить в этом себя.
Как выяснилось через некоторое время, его пророчество сбылось только наполовину –первую половину, если говорить точнее. Косясь на Рона, уходящего на очередную тренировку, Гермиона хмурилась, но не произносила ни слова, а возвращаясь в гостиную, он почти всегда заставал ее сидящей с книгой возле одного из окон гриффиндорской башни – единственного выходящего на квиддичное поле. Когда Рон однажды со смущенным видом заверил ее, что очень ценит подобную заботу, девушка лишь отмахнулась, заявив, что не имеет ни малейшего желания изучать броуновское движение на примере сборной родного факультета, а у окна сидит лишь ради дополнительного солнечного света. Младший Уизли благоразумно воздержался от замечания, что небо в тот день с самого утра было затянуто тучами того же цвета, что и настроение Грозного Глаза.
Однако, лишившись всех привилегий, кроме редкого сухого поцелуя в щеку перед сном, Рон, вопреки логике, еще сильнее сосредоточился на предстоящем матче. Он поставил перед собой цель выйти на поле, провести хорошую игру и тем самым доказать подруге, как глубоко она заблуждалась. Потенциальные опасности, такие, например, как сломанная при падении с метлы шея, волновали его исключительно как поводы для триумфа Гермионы.
Наконец наступил день последней предматчевой тренировки, и Рон, напропускав от тройки охотников неприличное количество мячей, с замиранием сердца подошел к Джинни, чтобы узнать свою судьбу на ближайшие сутки. Услышав ответ сестры, он признался в искренней любви до гроба ей, Гарри, загонщикам Пиксу и Куту, а также мадам Трюк, которую угораздило оказаться поблизости.
– Угадай, кто завтра выходит на поле? – громогласно вопросил Рон у Гермионы с широкой улыбкой на лице, вваливаясь в гостиную и плюхаясь в свое любимое кресло прямо в грязной одежде.
– Самоубийца, – лаконично ответила девушка, сгребла кота в охапку и удалилась наверх, даже не забрав с собой неоконченное домашнее задание.
Рон некоторое время погипнотизировал взглядом дверь, ведущую в спальню девочек, а затем перевел хмурый взгляд на друга.
– Вот чего она кипятится? – насупился он. – Собрался бы падать с метлы – упал бы давным-давно, тренировок у нас в последнее время было предостаточно.
– Подозреваю, что из-за наплевательского отношения к ее чувствам, – пожал плечами Гарри.
– К каким еще чувствам? Обычная вредность, – отрезал Рон. – Грози мне какая-нибудь реальная опасность, разве стал бы я за все это браться? Чувства… У меня тоже чувства есть, между прочим. Поддержала бы лучше вместо того, чтобы нотации читать…
– Рон, ты не прав, – с тяжелым вздохом заявил Гарри. – Просто ты не понимаешь, что Гермиона гораздо больше тебя самого боится за твою жизнь. Неудивительно, что она так относится к твоей попытке поставить ее под угрозу, даже такую призрачную, посреди войны. Кроме того, она вся на нервах из-за того, что ее родители никак не могут вернуться с Балкан.
– Да какая еще угроза, я тебя умоляю… Постой, я ничего не слышал про ее родителей, – протянул Рон. – В каком смысле - не могут вернуться? Почему не могут? Что они вообще там делали?
– Уж не к Краму в гости ездили. Остаток отпуска они там проводили, который летом из-за Гермионы пришлось заканчивать досрочно. Хотели острых впечатлений от горных курортов, а получили острые впечатления от военного положения, которое там спешно ввели по какой-то причине… не вникаю я, в общем, в маггловскую политику – и не собираюсь, – поморщился Гарри.
– Дела… – пробормотал Рон, параллельно пытаясь понять, почему же некоторым не сидится в Англии. – А мне-то она по какой причине ничего не сказала?
– Видимо, рассудила, что из-за плотного графика тренировок у тебя не хватит времени на сострадание. А лучше, знаешь, сам с ней завтра этот вопрос обсуди, я вообще не уверен, что должен был тебе все это рассказывать.
Ободряюще похлопав друга по плечу, Гарри отправился в душ, а затем куда-то сбежал с Джинни – видимо, чтобы не совсем традиционным способом провести с капитаном команды еще одну предматчевую тренировку. Рон же с его уходом погрузился в мрачные раздумья.
Ночью он проснулся посреди очередного зловещего кошмара, подробности которого размылись в невнятную кашу, сгустившуюся вокруг ясного как погожий день образа мертвой Гермионы, причем на этот раз вместе с девушкой на тот свет отправились и ее родители. Разбудили Рона, впрочем, не вышеописанные ужасы: на соседней кровати сидел, свесив ноги, Гарри и изучал разложенную на коленях Карту Мародеров под ярким светом заклинания «
Lumos».
– Ох, Гарри, – сонно проворчал Рон, мельком взглянув на часы, после чего раздраженно задернул занавеску. – Три часа ночи! Малфой спит, Волдеморт спит, когтевранская сборная спит… одни мы не спим. Понимаешь, к чему я это говорю?
– Прости, – рассеянно бросил Гарри, продолжая водить палочкой над картой. – Я, между прочим, каждый день специально просыпаюсь, чтобы проверить, не бродит ли кто по школе под покровом тьмы. Просто раньше ты, видимо, настолько уставал, что отрубался и не обращал внимания на все внешние раздражители…
– Зато теперь обращаю. Ну кого ты там высматриваешь? Малфоя?
– И его в том числе. Но этот гад из своих подземелий ни ногой…
– Чем ты, похоже, весьма удручен? – проницательно пробурчал Рон. – Гарри, я серьезно, завязывай с этим и ложись спать. А если ты так печешься о нашей безопасности, то взял бы и отдал карту Грюму.
Гарри промычал что-то нечленораздельное, объясняя, по-видимому, что на такие жертвы он идти пока не готов.
– Рон! – внезапно воскликнул он приглушенным шепотом, чтобы не перебудить всю спальню.
Что-то в его голосе подсказало младшему Уизли, что уснуть ему сегодня не удастся. Протерев глаза кулаками, он раздвинул занавесь и высунулся наружу.
– Что там?
– Профессор Флойд, – взволнованно произнес Гарри и для пущей наглядности ткнул светящимся концом палочки в искомое место на карте. Встав с кровати, чтобы лучше видеть, Рон едва не рухнул на пол: боли в мышцах, сколько бы он ни храбрился, еще давали о себе знать. Кое-как доковыляв до койки Гарри, он присел и уставился на черную точку, подписанную «Гвинфор Флойд». Сейчас профессор блуждал в пределах холла на четвертом этаже – довольно-таки далеко от когтевранского крыла, где располагалась его спальня.
– О, Мерлин, – простонал Рон. – Пусть хоть всю школу разукрасит, мне уже все равно.
– Знаешь, я не думаю, что дело тут только в рунах, – покачал головой Гарри.
– Да, дело в его голове, которая с возрастом взяла и отказала!
– Ты не понимаешь! Может, он только прикидывается таким безобидным маразматиком? Кто знает, что у него на уме на самом деле? Нужно пойти и проследить, чем он занят в столь поздний час. И на этот раз – незаметно, – решил Гарри и, не откладывая дела в долгий ящик, принялся натягивать мантию-невидимку.
– Ты с ума сошел… – зевнул Рон. – Поверить не могу, что ты и впрямь собрался за считанные часы до матча лишать себя законного сна, выслеживая по школе безумного профессора древних рун – это не просто глупо, Гарри, это клинический идиотизм; таким, как ты, прямая дорога в лечебницу Святого Мунго годика на два, это…
– Ты со мной?
– Само собой, – вздохнул он.
Друзья незаметно пробрались по спящему замку в интересующее их крыло, так и не встретив никого по пути, чему Рон был ужасно рад. Он был уверен в Дезиллюминационных чарах даже меньше, чем в том, что разрешение директора Слизнорта на свободу действий распространяется на такие мероприятия, как слежка за профессорами Хогвартса посреди ночи.
Перед последним коридором, отделявшим их от нужного холла, Гарри в очередной раз взглянул на карту, и результаты этой проверки почему-то вынудили его помянуть нижнее белье великого Мерлина. Рон, нахмурившись, посмотрел на план замка через его плечо. Точки Гвинфора Флойда в пределах досягаемости не было.
– Куда он делся? – раздраженно прошептал он. – Он же торчал тут как вкопанный еще пять секунд назад!
– Ты у меня спрашиваешь? – не остался в долгу Гарри, а затем на всякий случай поводил палочкой по соседним коридорам, проверив заодно третий и пятый этажи. Профессор Флойд, казалось, попросту испарился.
– Может, он помер? – глубокомысленно предположил Рон. – Мертвецы на карте не отображаются, так что все сходится…
– Типун тебе на язык, – поморщился Гарри, но в конце концов согласился, что проверить предположительно пустующий холл все равно не помешает. Неслышно проскользнув по изогнутому дугой коридору, ребята осторожно высунулись из-за угла. Хладного трупа профессора древних рун на полу не обнаружилось, никаких следов его пребывания здесь всего несколько минут назад – тоже. Даже стены были подозрительно чистыми.
– Ну и куда он пропал? – нервно вопросил Гарри, внимательно изучив холл: статуя замершего в прыжке гиппогрифа, лестница вниз, лестница наверх, натюрморт на противоположной стене – все это вряд ли имело какое-то отношение к исчезновению профессора Флойда. Рон даже заглянул в провал посреди стены, где периодически пришвартовывались кочевые лестницы Хогвартса – ничего.
– А при каких обстоятельствах человек может исчезнуть с Карты? – полюбопытствовал Рон.
– Ну, я могу точно сказать, при каких не может. В мантии-невидимке я тут отображаюсь, ты под действием Дезиллюминационных чар – как видишь, тоже; анимагия и Оборотное зелье Карту обмануть также не могут.
– А вдруг он из замка смылся?
– Каким, интересно, образом? – задал встречный вопрос Гарри. – Ты видишь тут камин или место, пригодное для взлета на метле?
– Начертил какие-нибудь руны, а они возьми и сработай… – неуверенно высказался Рон.
– Ну да, держи карман шире. Руны, по-моему, работают только в его подсознании. – Гарри еще раз обвел помещение взглядом и задумчиво потрогал подбородок.
– Куда бы он ни делся, мы ничего с этим поделать не можем, – решительно заявил его друг. – А потому предлагаю пойти и хорошенько выспаться. Глядишь, наутро выяснится, что нам все это померещилось.
– Какая-то странная коллективная галлюцинация, – фыркнул Гарри. – Хорошо, пойдем – наверно, ты прав… А в том случае, если его хватятся утром, расскажем, что видели его последними, и поясним, при каких обстоятельствах он исчез.
Впрочем, когда они добрались до спальни мальчиков, выяснилось, что совершать подобные признания у них нет необходимости. В последний раз перед сном взглянув на Карту Мародеров, Гарри многозначительно кашлянул и подозвал к себе друга, который уже собрался было залезть под одеяло.
– Мерлин всемогущий, ну что там опять? – зевнул Рон, подходя к его кровати.
– Он вернулся, – Гарри раздраженно потыкал палочкой в черную точку, символизировавшую Гвинфора Флойда, который в настоящий момент направлялся в сторону когтевранского крыла, пересекая коридор за коридором.
– О, – только и смог произнести Рон. – На том же месте вернулся?
– Откуда мне знать? Я его засек уже на одной из лестниц. – Судя по тону, подобное поведение почтенного профессора древних рун порядком вывело Гарри из себя.
– Надеюсь, в погоню за ним мы сейчас не пустимся?
– Еще чего – как пить дать, притворится, что понятия не имеет, кто мы и что нам от него нужно.
– А давай его сразу Грюму сдадим? – мстительно предложил Рон. – Мол, тут один подозрительный старикан шатается по школе по ночам и исчезает, когда ему вздумается… А Грозный Глаз уж пусть сам решает, что с ним делать – методов дознания у него выше крыши.
– Если мы сдадим Флойда Грюму, то придется вместе с ним сдавать и Карту, иначе как мы объясним пресловутое «исчезновение»? – резонно заметил Гарри. – Поэтому предлагаю сначала поговорить с Люпином и узнать, в каких случаях Карта может давать сбои.
– Тоже верно, – согласился с ним Рон, и, в очередной раз пожелав друг другу спокойной ночи, оба отправились, наконец, ко сну. Уже проваливаясь в мир своих тревожных грез, Рон подумал, что Гвинфор Флойд своими действиями, возможно, невольно поспособствует победе родного факультета, выведя из строя двух ведущих игроков соперника.
Ну хорошо,
одного ведущего игрока.
На следующее утро ребята рассказали о своих ночных происшествиях Гермионе, но из-за всеобщего оживления по поводу предстоящего матча и того, что Джинни постоянно отзывала Рона и Гарри, чтобы сообщить им об очередных изменениях в игровой тактике (это был ее первый матч в роли капитана, и она ужасно нервничала), поговорить с подругой им толком не удалось, хотя в общих чертах картину ей обрисовали. Более чем прохладный тон Гермионы напомнил Рону об их размолвке и ее причинах, которые отошли на второй план в связи с подозрительными выходками профессора Флойда, так что младший Уизли ковырялся в омлете, погрузившись в те же невеселые думы, что и днем ранее.
Постепенно Большой зал пустел: игроки обеих участвующих команд направились в раздевалку, а болельщики со всех четырех факультетов – на трибуны. Гермиона несколько минут смотрела на Рона, который настолько увлекся своим какао, что не замечал никого вокруг, а потом нерешительно спросила:
– Тебе разве не надо идти готовиться к матчу… и всякое такое?
Рон поднял на нее голову, осмотрелся и, нахмурившись, вновь перевел взгляд на подругу.
– Знаешь, я тут подумал – ты была права, – наконец произнес он. – Когда дело доходит до квиддича, мы порой становимся настоящими кретинами. Просто это единственное поприще, где я добился серьезных успехов, и не хотелось всего этого лишаться.
– Не надо мне про «единственное поприще», – покачала головой Гермиона, но Рон не позволил ей продолжить:
– И прости, что был таким эгоистом. Я не знал, что ты настолько серьезно к этому относишься: думал, что мешаешь мне просто из принципа.
– О Мерлин, Рон…
– И еще твои родители – я правда про это ничего не знал. Очень жаль, что так вышло. Надеюсь, они скоро сумеют вернуться в Англию.
Гермиона слегка порозовела и опустила взгляд.
– Тут уж я у тебя должна прощения просить: нужно было тебе сразу рассказать…
– Хочешь, эм-м, об этом поговорить? – несмело предложил Рон, а затем неуклюже протянул руку через весь стол, едва не опрокинув свою чашку, и крепко сжал Гермионину ладонь.
– По-моему, ты вот этими самыми руками должен что-то другое сейчас ловить, разве нет? – приподняла бровь девушка.
– Может, и нет… если ты и вправду против, – выдавил Рон, нацепив самое непринужденное выражение лица на свете. – В конце концов, ты ведь все по делу говоришь. Я только что после серьезной болезни, кто знает, что со мной сделают все эти ревущие трибуны и высокие скорости? Еще не поздно вызвать Тома, он был в неплохой форме.
– Рональд. – Внезапно тон Гермионы стал серьезней некуда. – Сейчас ты поднимешь свою филейную часть с этого стула, выйдешь на поле и покажешь когтевранским охотникам, кто у нас в школе единственный коронованный голкипер. Тебе все понятно?
– Да, мэм, – ухмыльнулся Рон, вскочил на ноги и, наклонившись вперед, крепко поцеловал девушку в губы, не обращая внимания на младшекурсников-пуффендуйцев, которые принялись тыкать в них пальцами с соседнего стола.
– Эй, – окликнула его Гермиона, уже когда он собирался уходить. – Ты ведь не думал, что я это скажу, не так ли?
– Ну, рискнуть стоило, – покривил душой Рон, который на самом деле был убежден, что играет наверняка.
В свое время Рон мельком читал в «Квиддиче сквозь века», что лучшими вратарями становятся волшебники уравновешенные и спокойные, но никогда не подозревал, насколько это утверждение соответствует истине. Примирение с Гермионой затмило обычный предматчевый мандраж, и впервые, пожалуй, в своей спортивной карьере Рональд Уизли вышел на игру, абсолютно не нервничая. Он дирижировал когтевранскими болельщиками, которые затянули было слизеринскую версию небезызвестного гимна «Уизли – наш король», ни разу не почувствовал острого желания сбежать в Гватемалу, когда на него неслась на полной скорости тройка охотников соперника, и вообще, как ему показалось, напоминал решето куда меньше, чем обычно. Гарри поймал снитч при счете сто пятьдесят – сто десять в пользу Гриффиндора, и всем сомневающимся в очередной раз доказали, что единственная спортивная дисциплина, где Когтевран может добиться успеха – это скоростное метание пера по пергаменту.
– Для человека, всего две недели назад напоминавшего куль с мукой, ты сыграл блестяще, – восторженно поделилась с Роном Гермиона, встретив его на полпути из раздевалки в гриффиндорскую башню.
– Лестно, – хмыкнул тот, прижимая ее к себе, а затем виновато добавил: – К слову, про куль с мукой…
– Ага?
– Если то, чем мы сейчас занимаемся, напоминает тебе страстные объятия, могу тебя огорчить, – пропыхтел Рон ей в ухо. – На самом деле я так зверски измотан, что, если тебя отпущу, то рухну на пол и вряд ли когда-нибудь снова сумею встать.
– Бедняжка, – ухмыльнулась Гермиона. – Мне вот только интересно: чтобы не упасть, тебе обязательно держаться за меня… там, где ты за меня держишься?
Весело фыркнув, Рон поспешно переместил свою руку чуть выше, на талию девушки.
– Ну, на самом деле, я была вовсе не против ее присутствия там, – шепнула Гермиона, подмигнув ему. Рон подумал, что никогда за все шесть с лишним лет не видел в этих карих глазах столько озорства. А еще у девушки весьма заметно порозовели щеки: это, по его мнению, явно указывало на то, что беседа движется в правильном направлении.
– Вообще-то, я тоже, – охотно признался Рон.
– Но, думаю, чтобы не рисковать твоим многострадальным здоровьем, нам лучше поскорее отправиться в гостиную.
– Или еще куда-нибудь.
– Или еще куда-нибудь, – согласилась Гермиона.
В гриффиндорскую гостиную они в итоге так и не попали.
// прошу прощения за непредвиденную паузу в публикации. и, эхэй, молчаливые читатели, черкнули бы чего-нибудь конструктивного в отзывах: вам пустяк, а аффтару правда приятно. всем же, кто и так преданно отзывается на главу за главой, мое нижайшее =)
