Памятная дата Пальцы осторожно касаются корешков книг, едва тревожа многодневную пыль. Я листаю потемневшие страницы и скольжу по строчкам рассеянным взором, то и дело поглядывая на фотографии на стене. Эти картинки в деревянных рамах завораживают. Солнечные улочки Тосканы, летние кафе Парижа, ночные огни Брюсселя… Есть такие изображения, глядя на которые хочется вернуться туда, где был счастлив, отзывающиеся чем-то до глухой тоски знакомым. Но никак не вспомнить почему, будто бы видишь прозрачные осколки снов из другой жизни.
Его шаги звучат глухо, и я не сразу их слышу.
— Я должен уехать сегодня, — Холмс возникает рядом со мной неожиданно, я вздрагиваю, книга падает из рук. — Ты не будешь скучать без меня?
— Не беспокойся, я найду, чем заняться. Позвоню Мине, она давно хочет увидеться, — от волнения мои ладони сжимаются в кулаки, потому что сейчас я грубо и беззастенчиво вру.
Майкрофт мимолётно целует меня на прощание. Перед тем как уйти, он на секунду застывает в дверях библиотеки, словно вспомнив о чём-то безумно важном. Но Холмс молчит, и я перестаю бояться того, что могла бы от него услышать…
Я встаю с кресла и подбираю упавшую книгу, взгляд невольно падает на верхнюю строчку открывшейся страницы:
«Жизнь человеческая — это ткань из хороших и дурных ниток».
Шекспир никогда не был настолько прав.
***
Мой автобус медленно подъезжает к остановке. Прислонившись лбом к стеклу, я разглядываю безоблачное небо. Именно в этот день, когда мне так хотелось бы дождя, солнце светит особенно ярко...
Я не принесла ему цветов, я никогда их не приношу. Отец не особенно любил их при жизни, так зачем они ему теперь? На могиле лежат три засохшие розы, оставленные здесь мамой в прошлый раз. Белые розы это её любимые цветы, не его, и здесь они совсем ни к чему.
Я обязательно выкину этот чёртов букет.
— Привет, пап, — первые и последние слова, которые я произношу, находясь тут.
Мне всегда казалось, что разговаривать с надгробием — это слишком мелодраматично. Наверное, было бы неплохо рассказать отцу обо всём, что случилось со мной за всё это время. И хотя бы так попытаться приблизиться к тому, кого уже давно нет рядом. Но я не могу. Ведь здесь нет моего папы, только холодный камень и груда костей под слоем земли. Кому как не мне это знать?
Но я продолжаю приходить сюда из года в год в один и тот же день, вспоминая всё хорошее и плохое, что было с нами.
Так логика пасует перед любовью.
***
Сначала я приняла эту машину за катафалк, стоящий прямо перед воротами кладбища. Но когда из авто выходит Майкрофт, всё становится на свои места.
— Ты меня обманула, — Холмс с трудом сдерживает ярость. — Почему, Молли?
— Не хотела загружать своими проблемами… — я не успеваю договорить.
— Здесь похоронен твой отец, — мужчина смотрит куда-то поверх моей головы, — но сегодня не день его рождения и не дата смерти… Так зачем ты здесь?
Внезапно нахлынувшая злость душит меня, стискивает горло болезненным спазмом.
— Это не твоё дело! Я хотела оставить себе хоть что-то, но ты не мог мне этого позволить, так?! Я должна принадлежать тебе полностью, со всеми потрохами, мечтами, мыслями, тайнами! Оставь меня в покое, хотя бы сегодня, оставь меня в покое…
Я отворачиваюсь, хватаюсь руками за голову, мне хочется ударить Майкрофта, сбить его с ног, всегда такого невозмутимого и застёгнутого на все пуговицы. Мне хочется встряхнуть его, да так, чтобы идеальная причёска растрепалась, и он стал, наконец, похож на нормального, живого человека…
Я тяжело дышу, обнаружив себя в одиночестве на автобусной остановке. Моё лицо мокрое от слёз.
***
Когда я перебралась в дом Холмса, моя квартира была выставлена на продажу. Молодая пара, занявшая это помещение после меня, решила начать свою новую жизнь с ремонта. Но избавившись почти от всей мебели и ободрав обои со стен, молодожёны съехали по неизвестным для меня причинам.
Я пришла сюда впервые после переезда, и смотреть на полупустые комнаты неожиданно больно. Подумать только, раньше вся моя жизнь умещалась в эту бетонную коробку… Я тяжело опускаюсь на старый, истёртый диван в гостиной.
Из сумочки приглушённо пиликает телефон, но у меня не осталось сил даже на разговоры — ссора с Майкрофтом изрядно меня вымотала. Я ложусь на бок, прижимая к животу диванную подушку.
***
Во сне я слышу шум волн и шёпот ветра, тихие вскрики чаек и лёгкую поступь чьих-то шагов. Во сне кто-то ласково гладит мои волосы, даря небывалое чувство защищённости и уюта. Во сне кто-то шепчет моё имя…
— Молли, ты уже не спишь, — его голос окончательно вырывает меня из дрёмы.
Майкрофт сидит напротив, а я боюсь, что древний стул с кривыми ножками вот-вот под ним развалится. Я привстаю, резким движением руки заправляя за ухо выбившуюся из причёски прядь. Моя злость давно схлынула, уступив место странной опустошённости. Да, Холмс бесцеремонно вторгся во что-то, бережно охраняемое мной от чужих глаз... Наверное, такое вмешательство одна из форм заботы, на какую только способен вечно всё контролирующий мистер «Британское Правительство». И в этот момент я совсем не была к ней готова.
Но ведь Майкрофт заслуживает знать?..
— Мне уже исполнилось десять, в тот день мамы не было в городе, уехала на какую-то конференцию... — мои слова звучат сбивчиво, но собеседник внимательно слушает, поощряя рассказывать дальше. — И вместо того, чтобы отправиться в школу, мы с отцом поехали в парк. Ели мороженое и сладкую вату, а потом катались на карусели, — я поднимаю взгляд в потолок, потому что посмотреть в глаза Майкрофта страшно, — знаешь, там играет музыка, а деревянные лошадки всё кружатся и кружатся… Неважно… Это был очень солнечный день, самый солнечный. И самый счастливый. Мы делали так каждый год, сбегали от будней, от суеты. Это был наш день… До тех пор, пока он не заболел…
Мужская ладонь ласково поглаживает мои пальцы.
— Мне жаль, — голос Холмса звучит непривычно мягко. — Прости, что так давил на тебя. Никто не имеет права на то, что я сделал сегодня, я зашёл слишком далеко.
— Спасибо…
— Секреты – это моя работа, и мой пунктик, они раздражают меня. Поэтому я всегда пытаюсь докопаться до правды.
— Понимаю. Иди ко мне...
Холмс пересаживается на диван и привычным жестом привлекает меня к себе. Мужчина обнимает мои плечи, его губы едва ощутимо касаются моих волос. Давняя боль отступает, освобождая, разжимая свои ледяные тиски.
Я улыбаюсь, впервые за весь этот долгий день.
Ведь счастье может прятаться не только в солнце, но и среди голых бетонных стен.
