Глава 19. Точка возврата.POV Cato
Планолет уже опускает к нам лестницы, когда Катнисс бежит попрощаться. Мы с Питой стоим в одинаковых одеждах Тринадцатого, поэтому она сомневается, к кому подойти. Она подходит ко мне, смотрит в глаза. Смотрит не долго, пару секунд, но ей этого хватает, чтобы принять решение. Она щурится, оценивает, и разворачивается, направляясь к другому. Я улыбаюсь, молодец девочка! Сейчас мне стало многое понятно. Я смирился с очень большим количеством вещей и мыслей. Капитолий изменится, возможно, Панем превратится в республику. Говорят, все к этому и движется. Я смотрю на Катнисс, она обнимает Пита и целует, возможно, впервые за долгое время не боясь, что он что-то ей сделает… Питу тяжело, я знаю, но он, как и я, пытается принять действительность с правильной точки зрения. И именно наши точки зрения не значит, что верны.
Я подхожу к планолету, встаю на первую ступень и наступает момент, когда волна прошлого накатывает на меня. Я снова примагничен, снова на коротком поводке. Если во мне и есть слабости, то боязнь магнита - первая в списке. Вскоре я прихожу в себя на борту, а Пит поднимается за мной.
Во время полета мы молчим, два абсолютно одинаковых человека, чьи жизни перемешал Сноу. Я тот, кто убивал почти треть жизни, и научившийся делать что-то прекрасное, и он – творец, которого заставили ломать детища других. Я – перерожденный, которого ломали, который ломался. Пита – несломленный, но все же переродок.
В окне мелькает Шестой Дистрикт. Пролетая над Восьмым, я дремлю. Просыпаюсь как по приказу, будто чувствуя свое личное пространство, будто ощущая притяжение Олимпа. Места, над которыми мы пролетаем все еще в разрушенном и состоянии. Мне хочется вырваться из самолета, я даже могу дотянуться до парашюта, всего пара действий… И я дома.
Но вскоре за окном виднеется пустырь, отделяющий Капитолий и Дистрикты. Тут располагаются Арены, я могу поклясться, что видел Мою Арену. Я вижу деревья и озеро с тонкими линиями рек. Я слышу, как напряженно вздыхает Пит, он тоже узнал эти места. С них все началось.
Закат слепит глаза, я закрываю окно иллюминатора и опускаю спинку кресла. Я могу спать как угодно и сейчас тому подтверждение – хоть в небе, хоть на каменном полу.
Мне кажется, что самолет начинает трясти, слышатся голоса паники. Это сон, думаю я, или воздушная яма – не страшно. Но запах паленого уже не может сниться. Я открываю глаза, вижу вспышку…
… Тело опять разрывает от боли, я ничего не вижу и не слышу, все горит, я задыхаюсь в дыму и огне, кашель вырывается, не давая сделать вдох. Я зажимаю левый рукав у рта, осматриваюсь, пытаясь что-то разглядеть через дым, зудящий в глазах. Мы больше не падаем… Я знаю, что тело лежит под завалом хоть и не чувствую его, только рука и голова практически свободны. Будто через воду я слышу, что кто-то хрипит рядом. Что, вашу мать, произошло?! В нас ничего не попадало, моторы были исправны… Приспешники Сноу… Или Коин… Выберусь, места мокрого не оставлю!
- Эй, есть тут кто? – кричу я, но звук похож на хрип. Ответа нет, и я теряю надежду…
POV Katniss
Зачем я снова отпустила Пита? Почему тоже не полетела? Я все равно через несколько дней буду в Капитолии. Внутри все трясется, он обещал не бросать меня. За этими мыслями понимаю, что хочу Морфлинга. Не из-за тяги, просто чтобы не думать обо всем этом. Я знаю, что уже конец, но все же волнуюсь, есть какое-то чувство, что что-то случится.
Дверь комнаты открывается и заходит Джоанна. Ее волосы уже отрасли и теперь челка закрывает глаза. Ее вид более чем нормальный, зависимость прошла, но осталось некое странное поведение: движения слишком плавные, развязные, речь растянутая, почти без эмоций.
Она, молча, садится на пол около моей кровати, обхватывает руками мою ногу и кладет голову у колена. Я не успеваю что-либо ей ответить, просто подавляю удивление.
- Однажды в сезон дождей, в моем доме в Седьмом случилась маленькая трагедия. Огромное дерево «случайным» образом упало на крышу. Наверно гроза… Или, чей-то топор постарался… В общем, в крыше образовалась дыра, а дерево распласталось по всему этажу … До этого, Капитолий вызвал меня на какое-то событие в качестве приглашенного клоуна… Я послала их. Не хотелось видеть эти жирные морды, и уж точно мне не сдались их кровельщики, которые должны незамедлительно появиться по моему звонку. Я была зла, поэтому приходила в себя лежа на полу и пила дождевую воду, капающую с крыши, со вкусом пыльцы. Была ночь, до утра никто бы не стал лезть ко мне.
Но нет, в дверь начали стучать, напористо, громко, с вызовом. Я не хотела открывать и не сдвинулась с места даже когда услышала грохот и звон падающего замка. Замки у дверей в таких домах хлипкие, будто из картона.
Тяжелые шаги приближались комнате.
- Мейсон, - окликнул меня голос. Я лениво помахала в ответ. – Я думал, тебя прижало.
Это был племянник одного из победителей. Его часто вожжа кусала зайти к родственнику, а значит, и пройти мимо меня. Мы виделись часто, часто ругались, еще со школы, и часто он у меня ночевал…
… А сегодня он связался со мной. Представляешь, я тогда на него так орала, мне не нужна была помощь в починке. Я могла жить и на одном этаже. Я знала, что утром придут миротворцы, а он останется на ночь. Его могли убить, как и мою семью… И вот я узнаю, что из Деревни Победители все мертвы, и я единственная победительница своего Дистрикта. Как он выжил?
Я слушаю тихий голос Джоанны, которая рассказывает мне свою историю, и я знаю, что она о любви…
Она ждет от меня ответа какое-то время, продолжает что-то бормотать о том, что больше никогда не сможет выпить дождевой воды, еще что-то о том человеке…
Я встаю, руки Джоанны безвольно падают на ее колени, и выхожу из комнаты. Не хочу слышать ее рассказы, она всегда не выносила меня, забирала мой Морфлинг, надоедала, когда вздумается… Я устала от нее.
Мои шаги вялые, я и сама чувствую себя разбитой. Лекарства мне не дают, не хотят, чтобы я привыкала к ним… Иду туда, где меня найдут только знающие…
Я не успеваю добрести до кладовой и натыкаюсь на Гейла. Он в форме военного… Но это не форма Тринадцатого. Меня прошибает пот, когда я понимаю, что это униформа Второго.
- Гейл?
Он подходит ко мне… Я не понимаю, что он говорит, почему он меня обнимает, извиняется. Слова похожи на отголоски, звуки…
Я одна! Меня все оставили! Папа, друзья, Прим, мама, Пит, теперь Гейл. За что? Почему? Нет! Нет! Только не это!
- Ты уезжаешь? - шепчу я. В глазах темнеет, ноги подкашиваются.
POV Cato
Судьба любит меня, я знаю это, потому что прихожу в себя. Ожоги… Я знаю, что это все. Я просто поджаристый шашлык… Нитариум спас меня, снова.
Мы быстро добираемся до Капитолия. Опять те стены, что душили нас долгое время, опять врачи, что перекраивали тела и рассудки, опять лекарства, сон…
…
Я смотрю в потолок, на соседнем столе Пита. Меня не покидает надежда, что восстановлением дело не обойдется.
- Если ты проснешься снова мной, я лично перекрою тебя, - шепчет Мелларк.
- Если так и будет, я сделаю это сам. И заодно выбью из твоей головы себя.
- Договорились!
Наркоз действует, я засыпаю. В какие-то мгновения, мне кажется, что я ору, в другие – что сердце замирает, а потом его запускают вновь. Даже находясь в пустоте, я понимаю, что они изменяют очень многое.
Когда я открываю глаза, мне кажется, что мир перевернулся с ног на голову. Меня трясет и тошнит, а тело слишком легкое и неконтролируемое.
…
Проходят дни, прежде чем я могу спокойно встать, и пройтись, а после выйти на балкон. Я не узнаю ни руки, ни ноги – они такие же чужие, как и я сам. Я помню только три полосы на колене, одну широкую, и две поуже. Кажется, мне их вернули.
Санитары убирают ширму, которую не замечал днями и вижу зеркало, завернутое в бумагу, даже есть бант, за ними появляется Мелларк, держа в руках торт с красными розами и таким же кремом. Я снимаю обертку, слишком спокойно, даже для «наркомана с трубкой в руке».
Я вижу себя прошлого. Я ждал этого так долго, что не могу сразу в это поверить. Каждая родинка, каждая неровность принадлежит мне. Я настоящий! Неверие. Удивление. Трепет. Радость. Так много эмоций из-за, казалось бы, пустяка…
- С возвращением! – говорит Мелларк. Я поворачиваюсь к нему. Всего секунда и я чувствую мягкость и прохладу крема, за которым следует боль в носу.
Я ору, снимая с себя крем и куски торта. И без того красный крем меняет оттенок – из носа льется кровь.
- Ты сломал мне нос, кретин! – кричу я и, осознав это, начинаю смеяться. Свобода! Настоящая свобода! Нет больше никакого каркаса из смеси металлов, нет и оков, держащих меня где-либо.
Не было в моей жизни тех лет, не было кошмаров.
…
Перелома носа не было, но небольшая шина, или что-то такое, будет мне мешаться несколько дней.
- Как ни странно, я рад, что ты стал собой, - как бы невзначай говорит Пит.
Я снимаю немного крема с тарелки и подношу пальцы ко рту. Торт должен быть с морником, никак иначе. Иначе не объяснить красный цвет слоев торта.
- Надо же, жив… - говорю я.
- Они не позволили добавить морник, - Пит пожимает плечами. – Итак, мы в той самой комнате… Где думаешь искать книгу Сноу?
- Ты постарался, чтобы меня сюда перевели? – Пит кивает. – Думаю, начать нужно с самых очевидных мест.
Мы проверили под мебелью, коврами и на полках, и конечно ничего не обнаружили. О выдвижных шкафах в стенах и речи быть не могло – их, скорее всего, проверили еще до нас.
Мне стало не по себе, от мысли, что что-то упускаю… Умные люди сказали, что если хочешь что-то скрыть, нужно прятать на видном месте. Я смотрю на потолок, вдоль стен… В голове появляются идеи залезть на стол и проверить вытяжку, что я и делаю, она оказывается пуста. Я спрыгиваю со стола, чувствую боль в ступнях, такую не привычно-полноценную, не приглушенную в костях и взгляд останавливается на одном единственном предмете, что неизменно стоит посреди комнаты у стены, раздражающий мое внимание каждый проведенный здесь день.
- Клянусь, это самая глупая моя идея, – говорю я, пока Пит обыскивает уборную.
Он появляется в комнате в момент, когда я беру стул и с размаху бью по зеркалу.
- Ты не сможешь его… - Пит не успевает договорить - сотни осколков со звоном уже разлетаются по комнате.
- Они заменили зеркало! – я не верю этому, но как же иначе.
И за толстой, гладкой рамой, словно в потайном ящике я вижу именно то, что мы искали. Я мысленно поздравляю себя, и готовлюсь принимать дары, в виде секретной информации.
Пит осторожно вынимает огромную книгу, которая в разложенном виде вряд ли поместится на коленях.
- Это оно?
- Да! – выдыхает Пит и осторожно переносит книгу на столик рядом с двумя креслами.
- Что там? – меня начинает распирать любопытство, но я знаю все, что должен, кроме деталей.
- Вырезки, рукописный текст… - бурчит Мелларк.
Я подхожу ближе. Какой идиот будет писать белым пером по черной бумаге?!
Я смотрю на первую запись, и от нее становится дурно.
1 марта. 236 г. О.о. П.
Когда мне было двенадцать лет, отец принес книгу, которую его рабочие откопали на развалинах старого мира. Он сказал мне: Кориолан, эту книгу не купить за все деньги Панема. Береги ее, в ней - истина прошлого.
Тогда я не знал, что несет в себе большая, тяжелая кипа бумаг в кожаном переплете. Я держал в руках книги и с большим количеством драгоценных камней, чем на ней, с более дорогой бумагой.
Все же я прочел ее. Мне требовались годы, чтобы постичь смысл ее страниц.
Спустя десятилетия я сжег книгу, оставив кожаный переплет. Сейчас в ней новые листы, где я, белым по черному, пишу свою первую запись. Я начинаю свой собственный Новейший Завет. Завет Кориолана Сноу. Президента Панема.
- Этот человек ненормальный что ли? – я отталкиваю Мелларка и пролистываю несколько десятков страниц.
17 августа 249 г. О.о.П.
Люди по природе своей жалки. Им нужно лишь Panem et circenses, как говорили древние, корми и устраивай им праздники. Люди - марионетки, они сами позволяют собой управлять. Они сами позволяют стать для них кем-то большим, чем правителем. Кем-то, кто станет решать их судьбы. Они сами делают меня своим Богом, верят в мое превосходство, подчиняются моему слову. Люди доверяют мне свои жизни и я, вряд ли, когда-нибудь, смогу позволить отнять это прав, распоряжаться судьбами. Возможно, в старом мире была вера во Всевышнего, она давала им надежду на что-то. Делала их свободолюбивыми, возможно, верными себе и своему Создателю. Сейчас, они всего лишь стадо глупых овец, для которых нет ничего священного, лишь пустые слова: Всевышний, Ад, Рай, Душа, Дьявол…
Кому-то повезло родиться в Капитолии, кто-то пожинает плоды предков и умирает. Тут виноват далеко не я...
28 мая 256 г. О.о.П.
За все нужно платить, даже мне. Власть, которая стала моим всем, место во главе страны, в который раз должны было перейти в руки другому. По стечению обстоятельств многие кандидаты на сей пост умерли. Какая жалость. Сказать по правде не без моего вмешательства. Но как бы грязна не была моя репутация, она должна оставаться белоснежной. И плата за это моя же кровь. Пить из той же чаши, давиться теми же яствами, а потом лечить недуг за недугом. Противоядия действуют все хуже и хуже.
На этих, 32-х играх, мной было принято решение протестировать новейшие лекарства на людях. Теперь трибут сможет спасти и себя и других. Меня, в первую очередь. Медицина шагнула далеко вперед, не буду и я отставать от новшеств. Красное никогда не сможет омрачить белое...
- Нет, он точно был психом!
Я пролистываю страницу за страницей, 64-е, 72-е, 79-е года…
- Дай, я посмотрю - Пит вытягивает со стола книгу и плюхается в кресло.
Я уверен, его теперь тоже распирает.
- Семьдесят шестой год от образования Панема. Ученые создали сплав, который при плавлении выделяет газ, вызывающий паралич мышц человека,- читает Пит.- О, он даже о таком пишет?! Этот газ был на 75-х играх… Так… Тут написано, что в том же году использование органов трибутов для операций не были пригодны, и ученые начали искать способ создать искусственную кожу отдельно от донора.
Я не хочу вникать в эти подробности и замечаю, что почти засыпаю, развалившись в кресле.
- Восемьдесят третий, получены первые образцы, использованные на трибуте - победителе.
В горле образуется сухой ком. И я будто проснулся. 59-е Игры – игры Энобарии. Она не однократно повторяла в Тринадцатом, что они любят менять органы трибутам… Значит, ей не только исправили зубы…
- Переходи к последним годам… Меня мало волнует, что было тогда! – огрызаюсь я.
- Разумеется…
Под шелест страниц я начинаю вспоминать обо всех, тех, кому причинил вред. Есть ли в этой книге какие-то ответы? Да я же уже все узнал. Есть ли там что-то, что поможет мне забыть все это?
Проходит около часа, пока мы находим нужные станицы… Основными материалами на страницах книги были политические вопросы и информация о людях. Мы узнаем, что было, по меньшей мере, шестнадцать человек, которым был изменен скелет, все они погибли. Все операции, проведенные на мне, Сноу хотел провести и на себе. Множество людей прошли процедуры изменения внешности, но только на мне провели эту операцию полностью.
Мы так узнаем, как Питу дали мои воспоминания. Гипноз. Всего лишь лекарства и повтор моих записей. Оказалось, что когда-то я сам что-то рассказывал под тем же гипнозом. Информация для Сноу никогда не была лишней.
Все мои галлюцинации, сны, мысли были вызваны с помощью запахов, вкусов… Хвоя, запах тела Глиммер, звон металла, голос Сойки – все то, что может вызвать во мне эмоции, использовалось Капитолием…
…
- Что будем с этим делать? – спрашивает Пит, кивая в сторону книги. – Там столько информации…
- Я хочу ее сжечь! Там слишком много того, что не понять… И я не хочу, чтобы это повторилось. Пусть они заново выстраивают свою республику…
- Но это может помочь многим раненым после войны. Тебя восстановили уже после остановки сердца. Пятнадцать минут прошло, после того, как выстрелила пушка… Они сделали невозможное, понимаешь?! Доктора, что над тобой работали, скорее всего еще живы… Их можно найти. Если верно пользоваться этой информацией…
Я перебиваю разгорячившегося Мелларка:
- …Если кто-то узнает о ней, начнется новая война. Ты думаешь, она поможет парламенту? Нет! Они начнут убивать друг друга… Только чтобы занять место Сноу. И тот, кто взорвал наш самолет, слышал наш разговор. И он знал, что мы найдем книгу… И будь уверен… Он за ней придет…
Я не имею понятия, с чего это решил, слова просто стали потоком вырываться из меня. Но в одном я уверен – книга опасна!
- Ну и зачем, по-твоему, нужно было взрывать самолет, если мы единственные могли найти ее?
Я начинаю вспоминать всех тех, кто имел на нашу жизнь большое влияние: Эбернети, Хевенсби, Боггс, Коин, Сноу… Сноу жив?
- Мне кажется, Сноу жив…
- Нет, точно нет! – я мысленно все же соглашаюсь с Мелларком. – Он бы тогда дал о себе знать… Рано или поздно. Как угодно.
- Тогда кто хотел власти больше, чем он или Коин? Боггс?
- Он рисковал своей жизнью, чтобы вытащить нас с Арены. Но я не поверю, что это Плутарх. Он лично послал за врачами… И… - я вижу, как глаза Пита меняются в удивлении.- Он пристроил нас сюда. Неужели, он хотел таким образом прикрыть свою задницу, и операция была лишь предлогом, чтобы вытащить нас в Капитолий? Врачи так во время подоспели…
- Я знал, что ты поймешь меня. На Плутарха никто бы не стал думать… Но про книгу может знать только он, а взрыв – гарантия, что все переключат свое внимание на нас, пока тот стелет покрывало на трон. Даже если он и получит книгу, то выйдет сухим из воды. Он нашел врачей, он нас спас… Лавры будут сыпаться ему, пока все будут ломать головы, кто подпортил самолет.
- Я не уверен, он ли это. Но у меня есть идея, как оставить только то, что нужно… Не будем говорить, что мы нашли, пока не поговорим с одним человеком. Думаю, ему можно доверять...
…
Даже на Жатве я не видел столько людей, сколько сейчас стоит на площади Капитолия. Раненные и здоровые, богатые и бедные, из разных Дистриктов... Все они собрались на площади в этот день. Я слышал, что каждый день один поезд из каждого Дистрикта привозит людей в Капитолий, или в другие уголки мира – границы стерты…
Смотря на толпу, мне становится дурно, я хочу прикрыть глаза, видя, на что похож народ Панема. Я думал, что во мне не осталось жалости… Нет, это не она, скорее чувство омерзения, прежде всего к себе.
Теперь Панем знает, что я жив, но мне не ясно, что будет дальше. Мне кажется, что я нахожусь у водопада – шаг вперед и пропасть, неизвестность, камни… В голове так пусто, ощущается лишь усталость. Я так устал от всего, устал чувствовать на себе взгляды людей, мечтавших закопать меня живьем. Мне хочется перемен, хочется вернуться назад и изменить решения, принятые в день Жатвы…
- Пит, я не понимаю, зачем ты просил ее приехать, у нее дела в Восьмом? – слышу я ворчанье Катнисс за спиной, она не замечает меня за объемным занавесом кулис.
Я не видел Сойку с последнего дня в Тринадцатом. Она не знает, что мне вернули мое обличие… Мне странно так думать, но как бы то ни было, я благодарен девчонке за все… Ненависть помогла бороться за жизнь, притворство – раскрыло глаза. Нас с ранних лет учили, что мы должны беспощадно уничтожать соперников, я сам искоренял в себе слабости. Но это была не жизнь… Именно дети из Двенадцатого показали мне что такое быть по-настоящему живым…. Злость не ключ ко всему… Я не знал, что значит настоящая преданность пока не увидел то, как Сойка относится к своему любимому. Между ними нет притворства… Мне хочется того же.
- У нас дело к твоей матери, понимаешь?
Я выхожу из своего укрытия. Они оба в синем… Я, в своей старой одежде лабараторной хомячка, выгляжу на их фоне как бедняк, пришедший просить денег на хлеб.
- Ты оказался прав о Плутархе. Но его все же схватили… - говорит Пит.
Я киваю и перевожу взгляд на Катнисс. Темно-серые глаза то ли из-за софитов, то ли из-за злости стали совсем светлыми, стальными, я мог бы даже разглядеть в них себя. Ее лицо же замерло в нечитаемой эмоции. Я все еще искренне хочу, чтобы она меня простила. Я так хочу начать все сначала… Может, мы не станем друзьями после такого… Но я не хочу враждовать. Не сейчас… Не теперь…
- Значит, нашли что-то… Что ж, это радует. А как на счет твоей идеи?
- Она здесь. Перед советом заберет книгу… Все, что ей не понадобится – уничтожит, как ты и хотел.
К нам подходит Хеймитч.
- Все уже собрались. Вы готовы? – обращается он к Двенадцатым.
- Нет… Но кого это волнует, - шепчет Катнисс.
- Все будет хорошо, - Пит улыбается ей и берет за руку.
- Это последнее, Душенька. Дальше работа за нами. Но вот еще что, ты уверенна в своем решении об амнистии всех выживших трибутов?
В моем горле образуется ком. Я ожидал после совета суда, тюрьмы… Даже временами ожидал казнь…
«Ты помог вернуть Пита, и только поэтому жив».
Я слышал что-то о том, что Мейсон и Энобарию не будут судить, но о том, что было принято решение и обо мне, я не знал.
Катнисс что-то шепчет и поворачивается к толпе.
Пит украдкой кивает мне. Неужели и у меня все будет хорошо?
- Тебе повезло, парень, – тыкает в меня фляжкой Хеймитч. – Но ты все равно мне не нравишься.
Если не он разорвет меня, то это сделает толпа… У меня есть шанс все изменить. Удастся ли?
POV Katniss
Страх перед публикой никогда не был мне знаком. Я столько раз говорила перед камерой и на людях, что сейчас я не должна бояться. Пит держит мою руку, крепко, уверенно – как раньше. Он не станет прежним… Я знаю, что его чувства ко мне изменились, но почему-то мне кажется, они не стало хуже… Просто иначе. И мое отношение к нему изменилось… Не огонь… Которого мне иногда не хватало, которое сжигало меня всю… Но солнце, делающее мой мир светлее, пробуждая каждое утро от вязкого, черного кошмара. Даже когда все изменилось. Я буду много лет пить таблетки, просыпаться от того, что не хватает воздуха… Но Пит прав, все будет хорошо.
- Жители Панема, мы приветствуем вас! - я на секунду замолкаю, не зная, что сказать, хотя мы репетировали эту речь так долго… Я ищу глазами Цинну, но его нет рядом, только его одежда - единственное напоминание.
- Посмотри немного влево, - слышу я голос Пита у уха.
Я думала, что никогда больше его не увижу. Гейл. Он пришел поддержать меня. Как друг. Как раньше.
- Для меня большая честь стоять сейчас здесь, перед вами, зная, что власть Сноу пала. Нас ждут новые, тяжелые времена, но теперь мы едины. Капитолий и Дистрикты отныне равны. Я благодарна вам за то, что вы боролись за наше будущее, которое станет светлее… И только вместе, рука об руку, мы справимся, пройдем через сложное время…
Моя речь продолжается все дольше и дольше… Потом говорит Пит, конечно его текст совсем не с бумажки – свой, от души. И вот в момент, когда аплодисменты людей, в основном из Дистриктов, становятся слишком громкими, а мы должны уйти, на сцене появляется Като. Что он забыл тут? Почему его не задержала охрана?
Он подходит к микрофону, и вместо аплодисментов я начинаю слышать крики:
- Убийца!
- Шестерка!
- Убить его!
- Отомстить за детей!
- Он подручный Сноу!
- Панем, - начинает Като. – Вы знаете меня как трибута Второго Дистрикта 74-х Голодных Игр. Я был тем, кто воспитан, чтобы служить старому Капитолию, я был обучен как миротворец, который должен следить за порядками, как было велено. Я убивал ваших детей. Я умер однажды на Арене, но меня оживили, чтобы снова позабавить хозяев. И вот сейчас, я стою перед вами, чтобы попросить прощения…
Крики все не затихают, но он тоже продолжает:
- Я не имею права извиняться за каждого победителя, но я могу это сделать за себя. Я ошибался, когда хотел принести в свой дом победу, ошибался, когда с раннего детства мечтал поскорее взять в руки меч. Я ошибался и когда вызвался добровольцем. Я был пешкой в руках Неправого. Я убил тех, кого любил, не спас, тех, кто был мне дорог. Придавал. Я знаю, что не заслуживаю прощенья…
Я слышу, что публика готова его растерзать. Я сама готова, но когда-то потребовала свободу для трибутов, скольких бы они не убили…
- Хватит! – кричу я, включая микрофон и возвращаясь к краю сцены. Я не ожидала этого от себя. – Он такой же, как все мы. Он наделал ошибок… Но мы все виноваты… Мы все были пешками и убивали тех, кто дорог другим! Мы должны начать все сначала, ради наших родных. Сейчас, с этого момента! - я бросаю микрофон и по ушам бьет писк. Опять в мои мысли прорываются воспоминания.
Я ухожу со сцены, чтобы сделать последнее дело и никогда не вернуться в Капитолий. Я больше не хочу даже вспоминать о том, что было с нами...
…
Меня все еще немного трясет и в глазах щиплет от слез, когда я захожу в большое светлое помещение конференц-зала Сноу и вижу несколько человек, которые, скорее всего, являются главнокомандующими своих Дистриктов. Почти у входа сидит заплывший от жира и денег Первый, далее Третий, Четвертый, Пятая… Вместо Шестого сидит пожилая пара, видимо кто-то из семьи, а может и из правительства – не знаю. Мэр Седьмого похож на один сплошной рубец от ожога, я слышала, что скоро дойдет и до него очередь операции… Я рада видеть Пэйлор, она посылает мне слабую улыбку. Вместо мэров Девятого и Десятого мужчина и женщина, я не знаю кто они. Рядом с мужчиной – мэром Одиннадцатого, чудом выжившего после атак, стоит… Хеймитч на месте Андерси? Рядом с ним сидит Боггс, я вижу, что пока он передвигается в коляске, за спиной уже висит капельница – идет подготовка к операции…
Пит снова берет меня за руку, я поворачиваюсь и вижу не его, а Гейла.
- Я всегда буду готов прикрыть тебе спину, Кискисс.
У меня пробегает мороз по спине, когда я вспоминаю его слова, что он понял, нам не быть вместе и наши чувства лишь временный порыв. Дружба важнее. Я благодарна ему за это.
Пока мы усаживаемся на свои места, в комнате появляются победители Игр. Оказывается, выжило около пятнадцати человек.
В коридоре я слышу громкие голоса Като и Лайм:
- Что стало с моей семьей?
- Это секретная информация.
- Я еще раз спрашиваю, где они?
- Они покинули Дистрикт после взрыва Олимпа. Их больше никто не видел.
В зале появляется заметно похудевшая, но такая же гордая, Лайм и садится на свое место.
Хеймитч произносит вводную речь о том, какую работу предстоит провести в ближайшее время…
Я не слушаю его, вместо этого вспоминаю, что сейчас происходит в Двенадцатом. Новые дома медленно, но верно строятся на костях наших близких, скоро в лесу появится зелень... Когда-нибудь там закипит жизнь…
…
Дистрикты сохранили основные профили, но теперь у каждого появится возможность прокормить семью. Капитолий все еще несет звание столицы, но он так же приобрел свои задачи: Торговля, Медицина, Развлечения.
…
Проходит много лет, прежде, чем я начинаю ощущать, что все становится хорошо… Пит рядом, как и обещал… Мы учимся жить иначе, по-новому… Это тяжело, больно… Но мы честно стараемся.
