Глава 24Алиенора шла по луврским коридорам, едва сдерживая слезы. Бал! Бал в Париже! Какая девушка не мечтает об этом? А если бы она надела длинное платье, украшенное фестонами по подолу, с рукавами, сужающимися к запястью, отчего образуются волшебно красивые складочки... О! Она бы заставила Франсуа совершенно потерять голову и на самом деле влюбиться в нее, а не в некую мечту об Алиеноре, которую он видел лишь однажды и смеет утверждать, что та уже разбила ему сердце!
Так она шла, погруженная в мысли, и все больше запутывалась в себе. Как ей теперь открыться Франсуа?! А вдруг он начнет ее презирать, как врунишку? И нравятся ли кавалерам перемазанные порохом "красотки", носящие пропотевшую кольчугу, вместо украшений? Мадмуазели, с искаженными от ярости лицами наносящие врагу смертоносные удары?
Тут ее внимание привлекла одна девушка, вышедшая из своей комнатки, должно быть, тоже прогуляться. На ней был бархатный упелянд со шлейфом, отороченным горностаем. Высокий умело расстегнутый воротник демонстрировал нижнее платье, шнуровка подчеркивала высокую роскошную грудь, обтянутую белой тканью, а широкий пояс с пряжками, усыпанными каменьями, обхватывал тонкую талию.
Девушка почувствовала взгляд Алиеноры, исполненный зависти, и повернула голову. Некоторое время они смотрели друг на друга, пораженные, а потом одновременно вскричали:
- Элли!
- Изабо!
Они побежали друг к другу и обнялись, искренне радуясь встрече, но потом на смену эмоциям пришел здравый смысл, а с ним и подозрительность.
- Что ты здесь делаешь?! - почти возмущенно спросила Алиенора.
- Я фрейлина королевы, вот уже месяц. С тех пор как... Но это все ерунда. Ты что здесь делаешь и в таком виде? Будешь участвовать в маскараде? Но от тебя пахнет... пылью, кровью и потом. Матерь Божья, где ты шаталась все это время?! Твой отец едва не облысел, так он рвал на себе волосы. Люсьена он обещал вздернуть на дыбу и хорошенько выпороть, поэтому хорошо, что твой дядюшка сбежал.
Последнее она произнесла с грустью, причем больше ее, похоже, волновала не дыба, а то, что "дядюшка сбежал".
- Ну же, объясняй! - потребовала Изабелла.
- Что тут объяснять? Ты же не думала, в самом деле, что я пойду за Августина? У меня было два выхода - скинуться с обрыва в бурный поток или уйти в рыцари!
Она заявила это таким тоном, будто бы традиционно во Франции девушки становятся рыцарями, если их не устраивает жених.
- У меня от тебя голова сейчас лопнет! Ты толком объясни, как так вышло, что ты выглядишь, словно едва явилась с поля сражения? Кто тебя допустил? Как ты смогла заморочить голову взрослым мужчинам, бывалым воинам? Ты на парня похожа, как я на... на... на льва из замка Сен-Поль.
Алиенора нахмурилась. Но, подумав немного, решила рассказать, все как есть. Во-первых, какой бы несносной интриганкой ни была Изабо, она умела держать язык за зубами, а во-вторых, ей требовался совет. Может, если на ситуацию взглянуть другими глазами еще можно будет что-то исправить? И она начала рассказывать.
- ...Мы приглашены на бал. Дядя спрашивал, какой я хочу наряд. Он смеется надо мной, как обычно, - так закончила она свою повесть.
- Не думаю, что он смеется. Он предлагает тебе изящный выход из глупой ситуации, в которую ты сама же и вляпалась. И все бы разом разъяснилось, а Франсуа пал бы к твоим ногам.
- Ах, да не говори ерунды! Чего ему падать к моим ногам? Алиенора, в которую он влюблен, недоступная гордая дама в красивых платьях. Этим и понравилась. А тут выяснится, что я морочила ему голову. Да он возненавидит меня!
- Я так не думаю, - задумчиво протянула Изабелла. - Тебе бы следовало положиться на дядю. И к тому же... Я уверена, что Франсуа давно знает, кто ты есть, только ждет, когда ты соизволишь признаться.
- Ничего подобного! Он уверен, что я Генрих!
- Не кричи ты так. Знаешь, сколько здесь ушей? За каждой стеной по дюжине. Итак, ты будешь дальше играть свою роль? Но Люсси уже намеревается прекращать комедию, иначе он не стал бы говорить, что отправляет тебя к отцу.
- Он ничего не сделает против моей воли. Он обещал.
- Как хорошо, что Люсси с вами...
- А для тебя это, что меняет? Кстати, он без ума от одной ведьмы, которая совсем заморочила ему голову и неизвестно что еще с ним сотворила. Если раньше он часто смеялся, пусть и оставаясь грустным, то теперь он чаще грустит, хотя и смеется беспрестанно, но невпопад и как-то... едва не плача.
- Я бы эту Черную Деву!.. - мстительно начала Изабелла.
- Тише ты! Я сама убедилась - она может слышать на расстоянии и читает мысли.
Они еще поговорили. Алиенора добилась от подруги, что та ее не выдаст, но от ее внимания ускользнула лукавая улыбка, промелькнувшая на устах Изабеллы. С тем и расстались.
Вернувшись в комнату, Алиенора обнаружила мирно спящих, крепко прижавшихся друг к другу Франсуа и Люсьена. Они легли в мокрой одежде и, должно быть, грелись, а потом отключились от усталости. Алиенора тихонько рассмеялась. "Интересно, чем это они тут занимались?" - спросила она себя, но ей было приятно, что Франсуа больше не старается лечь подальше от Люсьена, словно тот прокаженный. Люсьен же последнее время тоже стал невозможен. Он ложился между ними двумя и каждую ночь вскакивал с тихим вскриком, а потом в темноте пытался разглядеть, с кем делит ложе. Убеждаясь, что это племянница и Франсуа, он снова ложился спать, но спал тревожно, стонал, а иногда нечленораздельно шептал: то ли отчаянные слова протеста, то ли грязные ругательства.
***
- Итак, вот ваши наряды. Как было заказано. Облачайтесь. Скоро начнется бал, - объявил Люсьен в полдень.
Алиенора оделась, спрятавшись на террасе под предлогом, что вчера не успела искупаться. Она быстро окунулась в бассейн, ощутив бодрость и ненадолго успокоив нервы. Ее никто не тревожил, и вот она вышла к шикарно разодетым молодым людям в коротком узорчатом упелянде, обтягивающих шоссах и берете с перьями цапли. Ее компаньоны также блистали шикарными одеяниями. Франсуа, естественно, выбрал самую короткую одежду, чтобы подчеркнуть стройные ноги, а Люсьен облачился в более длинный синий упелянд с расклешенными рукавами, который очень ему шел, и берет, сверкающий крупным жемчугом.
В зале, предназначенной для бала, уже установили подмостки. Жонглеры и менестрели суетились, готовясь к представлению: что-нибудь из Страстей Христовых - непременный атрибут празднеств тех времен. На этот раз, скорее всего, зрителей ожидал спектакль в честь успения Богородицы, и прекрасные тоненькие девушки в прозрачных одеждах грациозно изгибали тела, разминаясь перед полетом на закрепленных за балки веревках, когда им придется изображать ангелов.
В окнах в ожидании обеда вольно расположились принцы крови и спутники их детских игр, разделяющие в эти тревожные годы и тяготы войны, для них состоящей из смертей близких людей, предательств, а также грязных интриг. Война шла не только в странах, желавших поглотить одна другу, война шла внутри их семей. Филипп Орлеанский что-то увлеченно рассказывал братьям короля: Людовику, Жану и Филиппу. Его шутки комментировали Луи д’Эвре и граф Алансонский, а Эдуард и Роберт де Бар смеялись и наперебой острили, в то время как Годфруа де Брабант под руку с Карлом д’Артуа возвращались от ажурной заваленной подушечками скамеечки принцесс. Старшая из них, Мария, задумчиво прикрыв глаза, настраивала многострунную из слоновой кости арфу. Людовик Наваррский и Филипп Руврский, усевшись за роскошный, изукрашенный лазурной эмалью стол, шумно обсуждали свою игру в трик-трак, имея в качестве свидетелей и группы поддержки придворных. Наряд принцев и принцесс стоил в сумме войска, способного повторно завоевать Англию, как во времена нормандских рыцарей, поэтому, когда обер-церемониймейстер подвел троих наших друзей к высокородным особам, только Люсьен сумел сохранить уверенную поступь, а наклон его головы можно было бы измерять циркулем, чтобы потом зарисовать в учебнике о хороших манерах.
- Позвольте представить вашим высочествам младшего брата графа д'Уазан, его племянника, а также сына графа де Монтале. Эти господа были приняты вчера королем с важным поручением. С сегодняшнего дня они состоят на службе его величества.
Алиенору немного затошнило. Во-первых, от резкого запаха помад и недавно появившихся жидких духов, во-вторых, никогда еще она не видела одежды, на которой не было бы свободного от драгоценностей места. Это слепило глаза и не давало возможности сосредоточиться, ее также ужасно смущали громадных размеров позолоченные гульфики некоторых принцев, наводя на мысли, от которых ее смущение только усиливалось. Люсьен как-то рассказывал, что ему довелось быть пажом - обычное начало карьеры младших (и не только) отпрысков знатных родов, - кстати, именно так он и познакомился с Дю Гекленом, подавая тому вино и вскользь похвалив коня. Франсуа помогало природное чувство собственного достоинства и мягкое выражение лица. Герцог Бургундский благосклонно уделил внимание новичкам, и беседа вышла интересной, потому что всех интересовало, как развиваются события в близких к Парижу областях. Однако когда дворецкий объявил: «Коннетабль Бертран дю Геклен!» - кое-кто из аристократических особ сделал вид, что страдает расстройством слуха и зрения. Но братья короля поприветствовал Бертрана если не сердечно, то уважительно. Старый вояка делала вид, что не замечает презрительных мин некоторых принцев и рассказал герцогу Бургундскому о военных заслугах своих спутников. К ним подошел также Жан, герцог Беррийский. Каким-то образом преувеличенные подвиги де Монтале стали ему известны, и герцог предложил посвятить Франсуа в рыцари в честь праздника, совпадавшего с Успением Богородицы. Франсуа принял предложение, польщенный, но был немного рассеян, и герцог переключил внимание на Люсьена, с которым, как выяснилось, их объединяла страсть к азартным играм, в частности к игре в трик-трак. «Прошу, ваше высочество, простить меня, но я не буду играть с вами. Ни разу еще не было, чтобы я проиграл, и с некоторых пор я воспринимаю это, как проклятье». «Вот и славно!» - рассмеялся Жан. - «Навварский похваляется, что он непобедим. Обыграй его для меня». Люсьену осталось только последовать за герцогом Беррийским. Остальные высокие особы мало уделяли внимания вновь прибывшим, решив, что провинциалам надо дать возможность обвыкнуться в великосветском обществе.
Франсуа и Алиенора сели за отдельный, специально отведенный для них стол у стены, укрытый синей красивой скатертью, но пажи обслуживали их с благосклонными улыбками. Вообще всех троих, как и барона с его дочерью, приняли хорошо, считая их роды достаточно знатными. Были тут и поскромнее дворяне, которым подавали в последнюю очередь, но с одним из них, пожилым шевалье де Вуале, у барона нашлась темя для увлекательной беседы. За столом в нише, также за богато уставленным столом сидели влиятельные буржуа и именитые мастера значимых для промышленности цехов. Представители искусств, поэты Гаса де ла Бинь и Филипп де Витри, вели себя при дворе Карла V так, будто были ровней принцам крови, но это никого не удивляло. К артистам, начавшим прелюдию к своему представлению, относились благосклонно, как и к шуту - негретенку лет десяти, развлекавшему дам уморительными мордочками.
Церемониймейстер объявил о прибытии короля и ее величества королевы. Праздник начался.
Алиенора смотрела на происходящее во все глаза, досадуя, что не может красоваться, как Изабелла, в роскошном платье. Ее же подругу постоянно приглашали на танцы, среди которых она хорошо показала себя как в павии, так и в вольте. Этот страстный танец она исполнила вместе с Франсуа, оказавшимся прекрасным танцором, и принцы приветствовали их дуэт тостами и несколько фривольными шуточками. Так как в павии - медленном танце, в котором принято танцевать едва ли ни всем разом - Алиеноре пришлось участвовать тоже, она начала чувствовать себе чужой в блестящем обществе и страшно несчастной. Именно тогда, ударив в полуобороте по пухлой ладошке юной принцессы Маргариты, Алиенора поняла, что нечто пошло не так. Изабелле, по ее мнению, следовало до конца празднества сохнуть по Люсьену, которому полагалось не обращать на нее внимания. Но развеселившаяся подруга постоянно бегала к столику принцесс, о чем-то с ними болтала, поправляла их длинные вуали, делала реверансы, чтобы в итоге совершить ужасное предательство: к Алиеноре подошел негретенок и заявил, что мессира Генриха зовут к столу их высочеств. Цинично ликвидировав подругу детства, Изабелла заодно освободилась от фрейлинских обязанностей, продолжив дальше развлекаться в компании оставшегося было в одиночестве странно оживившегося Франсуа. Взгляд, которым де Монтале провожал Алиенору, был очень странным: то ли исполненным злорадства, то ли отчаяния, то ли полон слез… Удивленная Алиенора не поняла его выражения, но едва она ушла, молодые люди, как с цепи сорвались - так зажигательно принялись танцевать вместе, что пара была отмечена самим королем, как самая красивая и веселая. Что касается Люсьена, то он уселся играть с герцогом Наваррским в трик-трак, а потом разбил на голову третьего подряд королевского брата, поменял берет на богатый шаперон, стоимостью с поместье своего брата Рауля… В общем, вокруг него и принцев с герцогами и прочими венценосными месье царил такой шум и гам, что временами не слышно было музыки и реплик актеров. Принцы пытались держать лицо, но очарованные манерами и обворожительной внешностью Люсьена дамы, в своих тончайших вуалях, прикрывавших уложенные сердечками косы, только подливали масла в огонь, восхваляя «красавчика Люсси» и заставляя герцогов и графов от досады до крови грызть перчатки.
Что-то похожее на ядовитого царапающегося скорпиона закралось в душу лже Генриха. Он давно уже, если не вечность, сидел в окружении принцесс, на головах которых скучно поблескивали усыпанные самоцветами короны. Их такие роскошные наряды – тяжелые и, должно быть, малоприспособленные для бега и верховой езды, вряд ли когда окажутся в гардеробе бедной, загубленной злым роком Алиеноры, павшей жертвой предательства подруги, равнодушия дяди и подлой лжи возлюбленного… Ее не отпускали. К несчастью, Лже Генрих показался им хорошеньким, аки херувим, к тому же он славно играл на арфе, и у него был приятный голос. Не тот тенор, который бы подошел для баллады, что он им напевал, но тоже очень мелодичный, несколько девичий, что нормально для его-то нежного возраста. Алиенора продолжала историю о Гарольде. Так вот. Нашел таки Гарольд украденную у него девицу, но оказалось, что злодеи так испортили ее душу и изранили сердце, что стала она мрачной ведьмой. Гарольд пытался расколдовать ее, но возлюбленная велела бедному рыцарю то сбросаться с горы, то сражаться с драконом, чтобы она смогла расколдоваться, то, переодевшись в женское платье, танцевать на площади… От расстройства окончание давешней повести выходило в стихах и звучало убедительно. Младшие принцессы плакали, страдая за Гарольда, а злая на весь мир Алиенора подумывала не пригласить ли и ей, то есть ему, кого на танец, но все девицы, включая юных принцесс в их украшенных самоцветами коронах, вызывали в ней лишь отвращение...
Их высочества подавали и подавали ей вино, когда она делала перерывы, чтобы промочить горло, пока старшая Мария не отругала Изабеллу за то, что та не смешивает вино с водой. «Он же еще ребенок, станет ему плохо, и не дослушаем окончания истории». Слушая их с презрением и вполуха, Алиенора покосилась на подошедшего к ним дядюшку, но тот только подмигнул ей и объявил, что стал обладателем коня герцога Бургундского. Принцессы посмеялись вместе с ним и посоветовали в следующем заходе усмирить гордыню Карла д'Артуа.
Алиенору наконец отпустили – ее увел дядя, присевший за стол к барону и его собеседнику.
- Тебе, я вижу, пришелся по вкусу Франсуа? - прошипела Алиенора, когда запыхавшаяся Изабелла присела отдохнуть, продолжая негодяйски строить глазки де Монтале и усиленно делать вид, что не видит Люсьена.
- Да. Он так хорошо... ах… танцует… Как ты думаешь, он сделает мне предложение? Мне наскучила жизнь фрейлины. Хочу жить в нашем замке и управлять домом.
Люсьен рассмеялся. Изабелла строго взглянула на него, словно под домом она что-то другое имела в виду и вообще кое-кому еще предстоит ознакомиться с ее планами на будущее, как следует. Франсуа с тревогой наблюдал за Алиенорой.
- Управлять?! - Алиенора захлебнулась вином, которого выпила больше, чем когда-либо в жизни.
Тут артисты заиграли веселую музыку, используя флейты, маленькие виолы и еще какие-то штуковины, каких графской дочке не доводилось видеть, за окнами начало темнеть. Лже Генрих ринулся приглашать Изабеллу на танец.
- Ты совсем пьяная! Тебе следовало добавлять в вино воду, - шептала ей на ухо Изабелла, которая и вела их танец, ловко ловя подругу, когда та начинала падать.
- Предательница! - с болью выкрикнула Алиенора и бросилась прочь из бальшой залы.
Она побегала немного по луврским коридорам, ища комнату и слыша, как ее преследует Изабелла и кто-то еще. Несколько пар ног. А вдруг перепивших дворян вешают на той виселице, напоминающей зубы гигантского чудовища, высунувшего из-под земли пасть? А зимой придут волки и отгрызут ей ноги…
В ужасе она вбежала в комнату, которая, чудом оказалась их комнатой. За ней вошла Изабелла, чему-то смеющаяся, мерзавка.
- Что тебя веселит? Что ты танцевала весь вечер с моим Франсуа?
- С твоим? – еще пуще смеясь, отозвалась Изабелла. – Так скажи ему об этом, прекрати ты эту ерунду! Скажи все как есть! Пока ты еще можешь говорить!
Алиенора смутно видела, как за Изабеллой вошел Франсуа (или он вошел с ней вместе?) и вскричала:
- Ничего не скажу!
Тогда Франсуа нахмурился, демонстративно обнял Изабеллу за талию, и, не спуская с Алиеноры странно блестевших глаз, поцеловал предательницу в голову.
- Что ты хотел мне сказать, Генрих? – спросил он, отходя от Изабеллы и с надеждой во взгляде направляясь к Алиеноре. - Не пришло ли время прекратить причинять боль друг другу? Одно твое слово, и все станет на свои места! Хотя бы наш мир перестанет скакать на голове.
- Нет! - закричала Алиенора, вскочила и кинулась к двери, но ей преградил путь Люсьен, пытавшийся ее поймать, что оказалось непросто. В пьяную девушку вселилось с дюжину демонов. Она ловко проскользнула мимо и помчалась, куда глаза глядят. Кто-то крикнул ей в след, нежно, заботливо, отчаянно:
- Элли! Остановись, милый мой Генрих! Ты свернешь себе шею!
Это точно был голос Франсуа, и тогда-то Алиенора сообразила, что переборщила с вином. Она обернулась, смутно видя, как Франсуа бежит к ней, но сама она пятилась назад, не понимая, как воспринимать происходящее, испуганная и затравленная. Кто-то грубо схватил ее за руку.
Она подняла глаза и ненадолго протрезвела. На нее смотрел красивый молодой брюнет. Это был Августин.
Последнее, что слышала Алиенора, теряя сознание, был отчаянный крик Франсуа:
- Элли, мы не позволим ему причинить тебе вред!
- Элли! О нет! Отпусти ей руку, подонок! - вслед ему вскричал Люсьен.
- Идиотка! - в отчаянии вопила Изабелла. - Какого ты так напилась, чокнутая! Он утащит тебя к себе, а мы… мы же с Франсуа просто обо всем договорились...
Все это Алиенора слышала так смутно, что не могла с уверенностью утверждать, что слышала вообще. Дальше все происходило без ее участия. Увы, если бы тело могло так же легко покидать грешную землю, как ее покидает смятенная душа!
