Одна судьба на двоих

Глава 24


Глава 24


Берегите друзей!
Верных, преданных и настоящих.
Тех, что в горе готовы всегда свою руку подать.

Презирайте людей,
Вам о слухах и сплетнях твердящих.
Ведь, поверив наветам, вы можете дружбу предать.

Берегите друзей!
Их – отзывчивых – в жизни так мало,
И готовых по первому зову отправиться в путь.

И гоните взашей тех,
Кто жаждет меж вами скандалов.
Друга просто обидеть, намного сложнее – вернуть.

Наталия Михуткина



POV Сириус Блэк

Вещи, одна за другой, укладывались в чемодан с подчеркнутой аккуратностью. Еще вчера он решил, что все соберет сегодня, ведь только девчонкам свойственно продумывать, в какую именно часть чемодана положить ту или иную девчачью вещицу, чтобы потом не забыть, куда положила. И, черт, ведь все равно забудет. У парней, как правило, в чемодане вообще нет таких вещей, которые можно потерять. Все было продумано и заранее разложено по карманам.
К слову о девчонках. Лили Эванс сидела на чемодане, который поставила рядом с кроватью Сохатого, и с любопытством наблюдая за сборами парней. По комнате летали рубашки, держа путь к тому или иному чемодану. Хотя, что там, к чемодану Сохатого, конечно, ибо Рем предпочитал складывать свои вещи вручную. Вот же чудак этот Лунатик, зачем только магии семь лет обучался? Порой Сириус всерьез задумывался о его психологической вменяемости. Или же Рем порой бывал слишком уж сложным, чтобы так просто разгадать его секрет.
– Эй, Бродяга! – заорал Поттер с другого конца комнаты. Обернувшись, Блэк наткнулся на его озадаченный взгляд. Сохатый задумчиво почесал затылок и только потом соизволил, наконец, объяснить, что ему было нужно. Идиот, подумал Бродяга вскользь. – Куда я дел мантию?
Блэк нахмурился и бросил на друга недоверчивый взгляд.
– Отдал Рему еще вчера, а он, как староста, отнес их МакГонагалл. Ты выпил что ли? – Бродяга закатил глаза и выжидающе посмотрел на Джеймса. Тот окинул друга странным взглядом, а Эванс тут же многозначительно вскинула брови.
– Идиот, не школьную мантию! Мантию-невидимку. – В голосе Поттера прозвучала откровенная насмешка.
Черт. Вот же жучара этот Сохатый, даром что олень. Сириус ведь еще вчера хотел незаметно подбросить мантию в тумбочку Поттера, и вроде как остаться не при делах, а теперь придется выкручиваться.
– У меня, – лаконично бросил Блэк, доставая мантию из своего ящика и левитируя ее Поттеру с самым невозмутимым видом. Тот взял мантию, сложил в чемодан и удивленно уставился на Бродягу. Сириусу было крайне интересно послушать, в чем этот парень подозревал его на этот раз, но, похоже, Поттер собирался лишь молча стоять и смотреть на него этим своим пристальным взглядом.
– Опять прятался от Филча по всему замку? – усмехнулся проницательный Лунатик, проходя мимо. – Мог бы хоть напоследок оставить старика в покое.
– Этот «старик» еще наших детей по спальням разводить будет, – криво усмехнулся Джеймс, и Блэк незаметно перевел дух. Кажется, проехали. – Вот увидишь.
– У меня не будет детей, – как всегда помрачнел Люпин, резко разворачиваясь. – А твои, я надеюсь, унаследуют характер Лили. – Рем кивнул на девушку, и та тут же залилась краской.
– А я – нет, – хмыкнул Поттер, поцеловав Эванс в макушку. Та наградила его возмущенным взглядом.
Ну, понеслось.
Сириус усмехнулся, представляя себе, как рассказывает малолетним дебоширам Поттера все то, что успели натворить Мародеры за семь лет обучения в Хогвартсе. О миссис Норрис и сорока восьми способах разнообразить цвет ее шерсти, о том, как удрать от Филча так, чтобы этот вечер запомнился не только вам. Или как помыть голову одному слизеринскому придурку, если его сальные патлы будут им слишком надоедать. Блэк уже видел горящие глаза этих детей, которые будут слушать его истории и параллельно изобретать свои собственные шалости. А когда, курсе на третьем, он покажет им Карту Мародеров… Резко остановившись, Сириус с недоверием уставился на открытый чемодан, все еще лежащий перед ним и ожидающий, когда Блэк соизволит его закрыть. Серьезно?! Только сейчас, когда Бродяга уже мысленно дошел до третьего курса, он неожиданно понял, о чем именно думал.
Да это нахрен невозможно!
О детях. И не просто о каких-то там детях или даже, как оказалось, вовсе не о детях лохматого очкарика, а о своих детях. Пытаясь осознать это в полной мере, Блэк нахмурился, резко развернулся и ни на кого не глядя вышел из комнаты. Пробежал вниз по лестнице. Прошел к ближайшему окну гостиной и распахнул его настежь. Это. Просто. Невозможно. Блэк.
– Сириус?..
Ну конечно. Уходя, он как-то не подумал, что этого никто не ожидал. Нет. Все не так уж и плохо. Если говорить совсем честно, то зазнайка Эванс ему теперь даже нравилась. В разумных пределах, само собой. Он любил ее как сестру, она часто помогала ему и все такое, но временами появлялась совершенно не вовремя. Чертовски. Совершенно. Не вовремя.
– Что-то случилось? – спросило рыжая, осторожно подходя ближе. Опасалась, конечно. Ведь знала, что Сириус Блэк ни с кем не делится своими тайнами. И все равно пришла.
– Ты это серьезно? – криво усмехнулся Бродяга, обернувшись к девушке. Рассчитывая на холодный ветер, который приведет его в чувство, Блэк как-то не думал о том, что за окном уже давно лето.
Да он и сам не знал, что было такого в его словах, но Эванс почему-то побледнела и смущенно отвернулась, негромко прошептав извинения. Крайне удивленный – или раздраженный – такой реакцией, Сириус уже хотел было поинтересоваться, за что она просит прощенья на этот раз, но тут же резко остановил себя, нахмурившись. Марлин.

***
Когда ему было десять лет, и он вновь отбывал наказание в подвалах поместья Блэков за какую-то проделку – кажется, за то, что все еще не хотел учиться на Слизерине – к нему в «камеру» постучался Регулус. в то время они прекрасно ладили, Сириус в каком-то смысле имел на него большое влияние, кажется, брат его даже побаивался. Но в подземелья младший Блэк обычно не совался – страшно спускаться в темноте по крутым лестницам. Так вот, Рег отпер дверь заклинанием - Сириус даже представить не мог, где братец его вычитал. Но дело было сделано, и Бродяга был безумно благодарен Регу за составленную компанию. Брату тогда едва исполнилось восемь.
Они разговаривали до поздней ночи, сейчас Сириус уже не помнил, о чем именно. В подземельях было довольно мерзко, сыро, от одной стены к другой то и дело бегали здоровенные крысы. И одна только фраза из того давнего разговора врезалась в его сознание. Фраза, которая стала девизом Сириуса Блэка на последующие пять лет. Он сказал брату, что никогда ни в кого не влюбится. Ни-ког-да. Потому что любовь бессмысленна. Любви просто нет. Перед его глазами все эти десять лет были отец и мать, которые, как и принято в чистокровный древних семействах, поженились не из-за любви друг к другу, а лишь из-за стремление продолжить великий и благородный род Блэков.
Где-то в глубине сознания Сириусу всегда было интересно, считается ли это нормой, если в десять лет ты мечтаешь лишь о том, чтобы твою долбанутую семейку собрали вместе и сожгли на гребаном костре, как когда-то сжигали колдунов и клятвопреступников?.. Казалось, уже тогда он ненавидел мать, ненавидел ее ледяные синие глаза, в которых ни разу не мелькнуло ничего теплого. Или думал, что ненавидел – сейчас-то уже неважно. Рег часто повторял, что Вальбурга, на самом деле, любила старшего сына гораздо больше, чем его, Рега, но Бродяга лишь презрительно отвечал, что в их семье любви не существует. Черт, они просто не умели любить.
Приехав в Хогвартс и впервые встретив Джеймса в коридоре, Блэк никогда бы не подумал, что они будем дружить всю дальнейшую жизнь. Это был наглый, избалованный мальчишка, самоуверенный и готовый прямо сейчас пойти и выкинуть что-нибудь невероятное. Но, подумав немного, Сириус усмехнулся – постойте-ка, как раз такой друг ему бы и пригодился. Мальчишки неожиданно сдружились с этой самой встречи, предварительно успев подраться на глазах у всего Хогвартса, но затем так же внезапно помирились и посмотрели друг на друга совершенно другим взглядом. Это даже не драка, а вроде как проверка на прочность – и, разумеется, они оба ее выдержали.
Сириус Блэк и по сей день продолжал считать свою дружбу с Сохатым, Лунатиком и Хвостом – самым лучшим, что было и есть в его жизни. Даже тогда, когда к их мародерской команде неожиданно присоединилась девчонка, он не сразу воспринял ее, как часть этой маленькой семьи. Марлин МакКиннон. Конечно.
Это было, наверное, в конце второго курса, и последующие два с половиной года он по полному праву считал ее своей сестрой и соратницей, думая, что так и останется навсегда. Блэки не так-то часто признают свои ошибки, но Бродяга... Бродяга прекрасно понимал, как ошибался.
В середине пятого курса он так привык к этим взглядам, к шепоту за спиной, к тому, с каким желанием косились на него девчонки, что, кажется, и не замечал очевидного прямо под своим носом. Это было глупо. Это было даже странно. Она ругала его за высокомерие, она злилась, если он огрызался и уходил. Она могла влепить ему пощечину, если его поведение начинало ее раздражать. Марлин руководствовалась эмоциями, но... как его друг. Как его лучшая подруга, которой многое позволено. Никто не имел права упрекать Сириуса Блэка. Кроме Сохатого, конечно.
А потом все перевернулось.
Она все так же смотрела на него, и ее взгляд выражал тысячу эмоций сразу.
Она смотрела на него таким взглядом, на которые Блэк уже привык не обращать внимания. На всех ведь не разорвешься, верно?..
И... конечно, Марлс не была первой, кто косился на Сириуса Блэка с подобным выражением. Разумеется, нет. Бродяга держался своей позиции, что любви среди Блэков не существовало – этому учил его отец. Он лишь усмехался, глядя, как отчаянно Сохатый добивался расположения своей ненаглядной Эванс. Чего он ждет, интересно? Что рыжая зазнайка, спустя столько потраченного впустую времени, внезапно согласится пойти с ним в Хогсмид? А если и согласится, то что тогда? Неужели Поттер действительно хотел сказать, что по-прежнему будет любить ее, они будут жить долго и счастливо, заведут детишек и кота, а по вечерам, сидя у камина, будут смеяться над школьными годами? Просто смешно.
Нет, такого просто не бывает!
Сириуса Блэка всегда удивлял тот факт, что Марлс знала о его, так сказать, контрастном прошлом, но почему-то никогда не осуждала его за это. Она была рядом много лет, она высказывала ему тысячу мыслей на этот счет, но... только до ноября шестого курса. Потому что, когда Бродяга приехал в Хогвартс в шестой раз, вошел в Большой зал, предвкушая самый вкуснейший пир за весь год, он почувствовал, как... как будто его вдруг хлопнули мешком по голове. Миг, быстротечный и неуловимый. Всего один миг, а Сириус вдруг осознал всю полноту тех чувств, о которых порой в красках рассказывал ему Поттер. В один чертов миг. Со всех столов в его сторону слышались девчоночьи вздохи, глупые улыбки, но самым главным и единственным, что он мог тогда видеть, была... она. Почему? Откуда?! Да черт знает. Она, как и всегда, как раньше, подлетела к нему и крепко обняла, тут же запуская бесконечный поток вопросов вроде "как прошли каникулы". А Блэк молчал, впервые в жизни потеряв дар речи. Серьезно, впервые в жизни – обычно он не страдал от недостатка красноречия, даже строгой МакГонагалл всегда находил, что ответить.
Все эти три года, начиная где-то с середины второго, а может, третьего курса, Сириус Блэк искренне не понимал, что такого сентиментальный придурок Сохатый нашел в своей Эванс, что заставляло его каждый день на протяжении четвертого, пятого, а потом и шестого курсов изобретать все новые и новые способы «как завоевать Эванс». Хотя у него, скорее, получалось «как достать Эванс», но, впрочем, сути дела это не меняло и энтузиазма не убавило. Честное слово, это напоминало спортивный интерес – именно этим Бродяга и объяснял непонятную ему собачью преданность Поттера какой-то зазнавшейся девчонке. Сириуса искренне раздражало, если не сказать бесило, как его лучший друг бегает за рыжей всезнайкой, Блэк не раз и не два убеждал Джеймса отстать, наконец, от своей святой Эванс и оглянуться вокруг – ведь на него, разинув рты, смотрели столько классных девчонок. Но Поттер был просто по-оленьи упрям.
Увидев ее тогда, Сириус вдруг понял, что его собственные доводы больше не работали. Все, о чем он думал и размышлял все эти годы, вмиг потеряло всякий смысл. Когда во что-то сильно веришь, кажется, что так оно и есть, но в этом мы не всегда правы. Сириусу Блэку понадобилось около месяца, чтобы понять, что с ним все-таки происходило. Сохатый ржал в голос, говоря, что Бродяга, похоже, наконец-то, влюбился.
Вот еще.
Влюбился.
Скажет тоже.
Блэки ни в кого не влюбляются, потому что не могут любить. Не-мо-гут. Это генетическое. Браки у Блэков - долг, и не более того. Но где-то внутри Сириус понимал, что не обязан быть таким же, как его родители. С детства он был уверен в том, чего до конца не понимал, но вдруг…
И тогда он начал разбираться, по-настоящему разбираться, искать тот гребаный момент, где он все-таки ошибся. Он расспрашивал Сохатого, даже с Ремом говорил, который, отвечая, почему-то по-дурацки улыбался. Наверное, опять размышлял о своей рейвенкловке Грин, черт бы его побрал.
Блэк много думал, но не мог понять – столько лет нормально дружить и... То есть, парней он всегда считал братьями, а ее – сестрой. и вот они, Мародеры, пытались доказать, что Блэк влюбился? В Марлин МакКиннон? Какого хрена? Наверное, он чертовски испугался, хотя никогда бы даже не подумал сказать об этом вслух. Но лишь до тех пор, пока не понял, что просто не мог жить без такого знакомого веселого взгляда ее светло-серых, почти прозрачных глаз.
Они начали встречаться в ноябре шестого курса, когда Блэк совершенно случайно узнал, что Марлс была влюблена в него еще с четвертого. Они проводили вместе все свободное время, но... Бродяга просто отказывался верить, что это действительно любовь. Даже тот факт, что ни с одной девчонкой он не испытывал ничего подобного, не мог убедить его в полной мере. Впрочем, в этом как раз и не было ничего удивительного, и стоило Сохатому что-нибудь ляпнуть про свою гребаную «любовь», как с губ уже машинально срывалась давняя фраза:
– Да ни в кого я не собираюсь влюбляться, понял, кретин?! – И каждый раз Бродяга напрасно надеялся, что это прозвучит убедительно, потому что Сохатый с усмешкой отзывался:
– Куда уж понятнее. Но ты не скажешь об этом Марлин. Знаешь, почему?
– Отвали.
– Уже слишком поздно, Бродяга.
Однако, ему все-таки пришлось признать, что Поттер прав, хотя, наверное, спустя еще немного времени. Черт бы побрал этого всезнайку, но он всегда прав. Дурак. Если бы он не был таким упрямцем, они не потеряли бы столько времени. Почему-то, начиная все это, Блэк был уверен – их… отношения не протянутся больше двух-трех месяцев. Просто девчонка, даже если это Марлин МакКиннон, друг детства и все такое. Но они длились и длились, и постепенно, хотя это было чертовски сложно, Сириус перестал ждать, когда она ему надоест. Это происходило всегда, рано или поздно, но... однажды он вдруг осознал, что этого уже не произойдет. Просто потому, что она – единственная. Возможно, в тот день и без того двинутый мир потерял еще одного независимого человека.
В тот день Сириус долго смотрел в ее глаза, прежде чем решился признаться и ей и себе. Ему нужно было знать, чувствует ли она то же самое, потому что он... никогда так не боялся кого-то потерять. Значит, это правда? Он любил ее?
Блэк. Вот так просто.
И все дурацкие теории просто рухнули у него на глазах, оставив после себя клубы пыли.
– Я люблю тебя. – Слова сорвались с языка сами, когда, как могло показаться, Сириус Блэк даже не был готов их произнести. На ее губах медленно проявлялась улыбка, та, которую он всегда будет ждать, ради которой он, черт побери, сделает все, что угодно.
Марлин притянула его к себе, не говоря ни слова, но Бродяга и так все знал. Так началась эта история, но то, что ему пришлось сделать потом, выбило из колеи их обоих. Он, черт возьми, совсем не хотел этого, вся ситуация просто выводила Бродягу из себя. Не хотел, чтобы она страдала, но также не мог допустить, чтобы с ней что-то случилось из-за него, из-за его чокнутой сестры и на всю голову больного, но, безусловно, древнего и благородного рода. Он уже потерял брата, он потерял всю семью, и вместе с Джимом он потерял его родителей, которых долгое время считал почти родными. Дорея Поттер уже не приходила в сознание, и целители честно говорили, что ей осталось не больше пары недель. Его семья, Блэки, имели непосредственное отношение к смерти Карлуса Поттера, и за это Сириус ненавидел их еще больше. Более того, его семья причастна к неудавшемуся нападению на семью Марлин и тысячам других, более успешных. После смерти отца Джеймс не сказал Сириусу ни слова о том, что в отряде Пожирателей были его родственники – а они там были, можно не сомневаться. Марлин МакКиннон не бросила на него ни одного косого взгляда даже после того, как его, черт возьми, собственный брат оставил ей на память шрам на правой руке в стычке у Запретного леса. Сириус не мог потерять еще и ее, просто не мог, но подлые слова кузины не оставили ему иного выбора. Бродяга должен был делать вид, что она стала ему безразлична, он был как никогда равнодушен к своим собственным желаниям, но Эванс, разозлившись, внезапно напомнила ему о таком замечательном трюке, как легилименции. Время шло, а он не находил способа лучше, чем просто избегать Марлин, что не составляло труда, потому что она сама его избегала. Так прошел месяц, а затем Блэк с новой силой ощутил, что больше так не протянет. Тогда-то он и начал брать у Джима мантию-невидимку, почти каждый вечер спускался вниз и ждал ее, чтобы проводить до гостиной. Иногда она не приходила, и он решил бы, что Марлин уже в комнате, если бы рыжая Эванс не твердила, что, похоже, у Марлс появилось тайное место, где она может прятаться от посторонних глаз.
Сириус искал это место, он действительно искал его, но нашел уже намного позже. Он был уверен, что Марлин ненавидела его, несмотря на то, что Лили пыталась убедить его в обратном. Через почти три месяца Блэк понял, что Марлин никогда не прекращала бороться. И тогда он сдался, понимая, что это действительно не выход. А потом в голове родился план. А ведь правда. Если он не мог сделать вид, что она ему безразлична, значит, ее нужно спрятать. Сириус прекрасно понимал, что Марлин будет против и, скорее всего, чертовски разозлится. В этом он даже не сомневался, поэтому... Бродяга решил сделать это без ее ведома. Вот только один он бы никогда не справился.

***

Глядя на Эванс, Сириус каждый раз чувствовал легкий укол вины оттого, что ему приходилось обманывать их всех, заставлять мучиться в неизвестности. Впрочем… вряд ли он сам знал многим больше, чем они. Сириус не солгал Лили Эванс – Марлин действительно была жива и прекрасно себя чувствовала – но это все, что он мог сказать. Бродяга не знал, где она. А если бы и знал, все равно не мог бы ее увидеть, рискуя выдать тайное место. Блэк знал лишь то, что Марлин МакКиннон надежно спрятана и чертовски на него злится. Да что там, она, наверняка, просто в бешенстве.
– Пойдем, сестренка, – хрипло позвал Бродяга, потушив сигарету. Почти вся жизнь пронеслась в его сознании за эти пять долгих минут. Он слышал ее тихие шаги, поднимаясь по лестнице в комнату. Эванс не сказала ему ни слова, но Сириус спиной чувствовал ее укоризненный взгляд, от которого на душе становилось совсем паршиво.



POV Лили Эванс

Я шла за Сириусом, мрачно глядя себе под ноги и уже совершенно точно зная, что он чего-то не договаривает, и была совершенно серьезно настроена выяснить, что именно. Мы уже почти дошли до нужной двери, когда я замерла, мысленно хлопнув себя по лбу. Надо же, совсем забыла!
– Ты иди, а я загляну к вам попозже, – произнесла я, пятясь назад. Сириус окинул меня удивленным настороженным взглядом, но вопросов задавать не стал, а лишь кивнул и зашел в комнату.
Почти не чувствуя под собой ног, я понеслась в свою комнату и, распахнув дверь с такой силой, что она ударилась о стену, влетела в спальню. Алиса соскочила с кровати, испуганно глядя на меня. В комнате она находилась одна.
– Алиса, я же совсем забыла про подарок! – воскликнула я, ища взглядом нужную вещь. Подруга шумно выдохнула и сердито уставилась на меня.
– Эванс, ты совсем с ума сошла?! – крикнула Алиса, сверкнув глазами. – Я подумала, что-то случилось, ну как так вообще можно!
Не слушая ее, я трепетно взяла в руки аквариум, стоящий на тумбочке. Воды там было немного, но моей рыбке полный и не нужен. Тем более что это пока еще не рыбка.
– Пойдем, Лис, – позвала я, любуясь рыже-красным лепесточком, качающимся на воде. – Надеюсь, профессор Слизнорт у себя.
Мы спустились по лестнице, все еще слыша девчачьи голоса, доносящиеся из соседних комнат. Непривычно было видеть обычно шумную и набитую до предела гостиную такой пустой и тихой, даже огонь не горел в камине. Алиса тяжело вздохнула, а я медленно прошлась взглядом по дивану, по столу и стульям, по журналам на тумбочках у стены, по часам, на которые я так часто смотрела, дожидаясь свидания с Джеймсом… Гриффиндорские флажки и знамена, глядя на которые, невольно хотелось плакать.
– Я не хочу уезжать, – всхлипнув, высказала нашу общую мысль Алиса. – Я хочу снова на пятый курс, где я начала встречаться с Фрэнком… – Алиса обернулась, в ее глазах блестели слезы. – Клянусь, я бы даже прочитала все непрочитанные параграфы по ЗОТИ… и даже, возможно, стала бы играть в квиддич… Лили! Хотела бы ты изменить что-то, если бы снова оказалась на пятом курсе?
На первый взгляд вопрос безобидный, но почему-то, стоило Алисе договорить, как сердце пустилось вскачь, а руки вспотели. Я смотрела на нее, чувствуя, как пересыхает во рту, а Алиса не отрывала от меня такого же внимательного взгляда.
– Я бы подружилась с Марлин, – дрожащим голосом ответила я. – Гораздо раньше. И… согласилась бы пойти в Хогсмид… с Джеймсом. Сразу же. Нет, может быть, не сразу, но… в общем, не через четыре года, а… через два?..
Алиса всхлипнула снова и, крепко обняв меня, разрыдалась. Несколько минут мы так и стояли, обнявшись, а затем я мягко подтолкнула ее к выходу из гостиной. Стоило нам переступить порог, как глаза тут же нашли то место, где еще вчера алела устрашающая надпись. Сейчас на стене от нее не осталось и следа, но перед моим внутренним взором все еще сверкало темное предупреждение.
Что бы ни говорил Сириус, я не верила, что это просто слова, написанные кем-то только для того, чтобы нас запугать. Просто немыслимо, что у кого-то после такого еще осталось желание идти на бал, странно уже то, что его вообще не отменили. Я ускорила шаг, желая поскорее убраться от этого места, чтобы избавить себя от непрошенных, темных мыслей. Алиса ни на шаг от меня не отставала, видимо, ее тоже, словно безликие тени, преследовали собственные страхи. Вчера, едва вернувшись в комнату, я написала домой длинное письмо и вместе с Джеймсом – он не хотел отпускать меня одну – отнесла его в Совятню. Сегодня утром на завтраке я получила ответ и облегченно перевела дух – все хорошо. В письме я сказала маме, чтобы в этом году они меня не встречали – я доберусь сама, к тому же, это – одна секунда.
Спустившись к классу зельеварения, я постучала в дверь, но никто мне не ответил.
– Подожди меня здесь, ладно? – попросила я Алису, и та кивнула. Чуть приоткрыв дверь, я неуверенно произнесла: – Профессор Слизнорт? – И, когда мне снова никто не ответил, вошла в класс, прикрыв за собой дверь.
Пройдя между двумя рядами, я в растерянности замерла у преподавательского стола, не зная, как поступить. Аккуратно поставив аквариум на стол, я огляделась по сторонам, ища хоть какие-то признаки, что профессор Слизнорт здесь. Склянки и пробирки были расставлены по местам, книги убраны в шкафы – никаких следов хоть какой-то деятельности. Развернувшись, я уже хотела было уйти, но тут замерла, наткнувшись взглядом на стеллаж с подносами и различными ингредиентами.

– Что будем варить? – поинтересовалась я, осторожно открывая стеклянные дверцы шкафа и осматривая его содержимое. – Есть все для приготовления оборотного зелья, можно изготовить напиток живой смерти, еще…
– Как насчет Аммортенции, Лил? – смеется Северус, указывая мне на ближайшую склянку. – Хотя, ты права, это слишком просто… Сыворотка правды – самое то. – Снейп смотрит на меня, ожидая моего ответа. Губы сами собой растягиваются в улыбке.

– Отлично, Сев, – говорю я, доставая поднос.

Он всегда мечтал о своей собственной лаборатории, где будет варить самые разнообразные зелья, которые представит для поступления в Высшую академию зельеваров. Он бы поступил, точно бы поступил, учитывая его талант. Он мог не только приготовить любое зелье, но и придумать его самому в зависимости от желаемых свойств. Сколько всего связано с этим классом… Мы работали здесь на протяжении почти пяти лет, вместе, рука к руке.
Я вздохнула, осматривая подносы с самыми разными веществами. Как бы я хотела достать сейчас сколько-нибудь, привычным жестом забрать волосы в пучок, закатать рукава и сварить какое-нибудь зелье. Меня всегда успокаивало это занятие, ведь, наблюдая за приготовлением, можно подумать о чем угодно, покопаться в себе, оценить свои действия…
– Может быть, действительно стоит приготовить сыворотку правды? – услышала я знакомый голос и резко обернулась на звук. Северус стоял у входа в хранилище Слизнорта, привалившись плечом к стене. – Иногда мне кажется, что только так я узнаю, о чем ты действительно думаешь. – Снейп сделал несколько шагов по направлению ко мне, но не стал подходить слишком близко. Что ж, это было весьма разумно с его стороны.
– Вспоминаю нашу совместную работу до того, как ты все испортил, – вкрадчиво ответила я, склонив голову набок. Снейп поморщился.
– Если бы не Поттер… – начал он, когда я уже развернулась, чтобы уйти.
– Да хватит уже, Джеймс тут не причем, – сверкнув глазами, перебила я. – Не он стал Пожирателем смерти!
– Я сделал это, чтобы защитить тебя, Лили! – крикнул Сев мне вслед. – Конечно, ты мне не веришь. Но это был единственный способ знать, что ты не станешь следующей!
– А когда стану? – взорвалась я, сжав руку в кулак так, что ногти вонзились в кожу. – Когда они захотят убить и меня, что ты будешь делать, Северус?! Похоже, только ты здесь не понимаешь, что это не игрушки. Если ты вдруг захочешь уйти – тебя убьют. Другого выхода нет. – Я обернулась на него через плечо, но Северус не тронулся с места.
– Есть один способ, – усмехнулся Снейп, окинув меня внимательным взглядом. – Не спросишь какой?
Я гордо вскинула голову и высокомерно произнесла, четко выделяя каждое слово:
– Мне все равно. – Резко развернувшись, я быстро пошла к выходу из класса, когда до меня долетели его слова:
– Даже если он поможет тебе найти подружку?
Я резко обернулась, сверля старого друга самым пронзительным взглядом. Нет, это невозможно. Он ничего не знает о Марлин, а если жестокие шутки мне порядком надоели.
– Марлин уехала к родителям, – отрезала я, разворачиваясь и решительно выходя из класса.
– Общение с Поттером не идет тебе на пользу.
Я даже не стала оборачиваться, чтобы окинуть его презрительным взглядом, а просто вышла из кабинета, хлопнув дверью. Алиса посмотрела на меня с удивлением, но, наверное, слышала голос Снейпа, поэтому не стала задавать мне никаких вопросов.
– Пойдем во двор, Лил… – лишь произнесла она. – Студенты уже начали собираться там.
Я кивнула, последовав за Алисой. Идти было недалеко, и уже через несколько минут мы вышли из замка и сели прямо на траву. Некоторые студенты гуляли неподалеку, кто-то также решил посидеть, вспоминая самые радостные события.
– Акцио, чемодан! – шепнула Алиса, взмахнув палочкой. Я проследила взглядом за летящим к нам чемоданом и снова бездумно уставилась на колышущиеся травинки.
– Лили, иди сюда, – услышала я справа знакомый голос. Джеймс, стоя метрах в двух от меня, усмехнувшись, поманил меня к себе.
Поднявшись, я неспешно пошла к нему, по пути растягивая губы в бледной улыбке. Он обнял меня и неожиданно закружил, крепко обнимая меня за талию. Это было так неожиданно, что я едва удержалась, чтобы не закричать.
– Не грусти, Эванс, – усмехнулся Поттер, подмигнув мне правым глазом, как он делал это раньше, проходя мимо. – Вот смотри. На этом месте я звал тебя в Хогсмид одиннадцать раз. Или сто одиннадцать... – Джеймс указал себе под ноги, и я, невольно хмыкнув, быстро обняла его.
Мы неторопливо пошли к Озеру, временами оглядываясь на друзей. Сириус стоял неподалеку от остальных и задумчиво смотрел на Запретный Лес. Совсем недавно, в конце мая, было последнее в Хогвартсе полнолуние. Джеймс, кивнув в его сторону, сменил направление. Легкий ветерок всколыхнул траву, зашумели вдали кроны деревьев. Мы одновременно подошли к Сириусу и встали по разные стороны от него, завороженно глядя на поднимающееся к верхушкам деревьев солнце.
– Всех студентов прошу подойти ко мне! – послышался усиленный заклинанием голос Дамблдора.
Сириус, усмехнувшись, посмотрел сначала на Джеймса, потом – на меня. Уже поворачиваясь спиной к Лесу, я вновь прошлась взглядом по качающимся верхушкам деревьев. Затем в последний раз оглядела замок, нашла башню Астрономии, гриффиндорскую башню и невольно улыбнулась, хоть улыбка вышла немного печальной.
– Что мне сказать?.. – спросила я, отводя взгляд от сверкающего на солнце шпиля башни Астрономии. Он находился так высоко, что его не было бы видно, если бы не отражающиеся от него лучи солнца. – «Прощай»?..
– Скажи «до свидания», – предложил Блэк, с усмешкой обнимая меня за плечи и похлопав Джеймса по спине. Тот усмехнулся и шутливо взлохматил Бродяге волосы. Мальчишки, со смешком подумала я, когда мы вместе подходили к Дамблдору, где уже собрались почти все студенты, привычно разбившись по факультетам. Казалось бы, мы уже не ученики, но, как и в прежние времена, вместе идем в Хогсмид, только теперь обратно уже не вернемся…
– До свидания, – прошептала я, в последний раз оглядываясь на остающийся вдали замок. Хогвартс-экспресс издал призывный гудок, сопровождаемый густым паром.
– Может быть, мы сюда еще вернемся, – успокоил меня Джеймс, растягивая губы в кривой ухмылке. – Может быть, будем уроки вести? Чур, я ЗОТИ!
Я засмеялась, заходя в поезд. Отыскав свободное купе, мы сразу же расселись по местам – с одной стороны я и Джеймс, с другой – Сириус, Рем и Алиса. Поезд тронулся, постепенно разгоняясь все быстрее и быстрее, и вот уже вместо привычных домов деревушки перед глазами замелькали широкие поля и бескрайнее голубое небо над ними. Грустно ли мне было уезжать? Разумеется. Особенно грустно, зная, что ждет нас там. Пока не закончится война, спокойной жизни у нас не предвидится. Понимали ли мы, что это значит? Вряд ли.
Вскоре я, кажется, уснула, чувствуя лишь тепло от рук Джеймса, прижимающих меня к себе. По-моему, я даже видела сон. Я видела Марлин, которая куда-то бежала, иногда оборачиваясь и весело сверкая глазами. Она звала меня куда-то, но куда именно, я так и не поняла, потому что внезапно почувствовала, как кто-то трясет меня за плечо. Распахнув глаза, я увидела перед собой Джеймса и только потом ощутила, что поезд уже не едет.
– Просыпайся, – произнес он, чуть улыбнувшись. – Мы уже приехали.
Я посмотрела в окно и с удивлением увидела станцию на вокзале Кингс-Кросс, знакомую платформу 9 3/4. Джеймс взял меня за руку, и мы вместе пошли к выходу, везя за собой чемоданы. Можно было и с помощью магии, конечно, но я почему-то решила сделать это вручную. Выходя из вагона, я подумала, что платформа кажется мне непривычно тихой из-за отсутствия учеников младших курсов. Я была немного сонной, и, наверное, поэтому не сразу поняла, что происходит, услышав за спиной чей-то крик:
– Эванс, отойди оттуда!
Я резко обернулась как раз в тот момент, когда кто-то с силой оттолкнул меня в сторону, а через долю секунды прямо через то место, где я стояла, пролетела зеленая вспышка. Не в силах даже пошевелиться, я тупо смотрела на сноп искр, отскочивших от асфальта.
– Остолбеней!
Я обернулась и увидела Сириуса – это он оттолкнул меня в сторону. Блэк выглядел разозленным, просто в бешенстве, и, проследив за его взглядом, я увидела ту, кого ожидала увидеть здесь меньше всего. Беллатриса Лестрейндж, кузина Сириуса, одна из самых жестоких и беспощадных Пожирательниц смерти. Более того, я уже видела ее раньше и так же точно не могла сделать ни единого шага ни в ее сторону, ни от нее. Стоя на перроне, она оглядывалась по сторонам, словно кого-то искала, ее черные глаза сверкали ненавистью.
– Ее здесь нет, Белла! – в ярости крикнул Сириус, выходя вперед и держа палочку наготове. Я прижала похолодевшую ладонь к лицу. Только бы с ним ничего не случилось… – Экспеллиармус!
Да какой, к черту, Экспеллиармус? Они могут убить нас всех.
Второй Пожиратель лениво отмахнулся от посланного Сириусом заклинания, точно от мухи, а в следующий миг молодой Блэк отлетела на три метра, хотя вслух не было произнесено ни слова. Родители, встречающие студентов, хватали их за руки и трансгрессировали, остальные, включая слизеринцев, трансгрессировали самостоятельно. Они даже не блокировали трансгрессию, вяло подумала я, не отрывая испуганных глаз от женщины с вьющимися черными волосами. Потому что пришли с конкретной целью.
– Я все равно ее найду, – завизжала Беллатриса, вскинув голову и глядя прямо на Сириуса. – Ты можешь в этом не сомневаться, братец!
– Ты что, сама уже не справляешься, сучка? – заорал Блэк, сплевывая кровь. Мысленно я молила Джеймса, чтобы он сделал хоть что-нибудь, чтобы увести Бродягу отсюда. Это может плохо кончиться, очень-очень плохо…
Сириус, вскочив на ноги, хотел было броситься на сестру, но тут ему наперерез неожиданно выскочил Джеймс, направив палочку на второго Пожирателя. Мне бы вздохнуть с облегчением, но все внутри будто заледенело.
– Остолбеней! – Я дернулась в сторону, но Рем тут же схватил меня за руку, удерживая на месте. Пожиратель покачнулся, явно не ожидая нападения, Белла вскинула палочку, скривив губы в жуткой ухмылке, и направила ее прямо на грудь Джеймса. Я бы закричала, если бы не Сириус, быстро схвативший Джеймса за руку. Тот сразу же потянулся ко мне, и в тот же момент, когда от палочки Беллатрисы оторвалась смертоносная зеленая вспышка, никого из нас на вокзале уже не было.
Тяжело дыша, я упала на колени прямо в прихожей нового дома Сириуса, подаренного ему его дядей Альфардом, да и остальные чувствовали себя примерно так же. Рем привалился к стене, пытаясь перевести дыхание, Джеймс опустился рядом со мной, а Сириус в ярости пнул ногой первый попавшийся предмет.
– Что она сделала моей чертовой семейке, если теперь ее поисками занимается Долохов?! – рявкнул Блэк, ни к кому не обращаясь. – Ненавижу! Твари!
Я перевела усталый взгляд на Сириуса. Блэк выглядел разъяренным до предела, в его глазах горел огонь ненависти к Пожирателям, которые только что поставили под угрозу жизни наших однокурсников. А если бы там оказались маленькие дети, пришедшие вместе с родителями встречать братьев и сестер?..
– Но если Пожиратели ищут Марлин, значит, они ее не похищали... – неожиданно произнес Джеймс, с внезапным интересом взглянув на Сириуса. – Внимание, вопрос, Бродяга. Наша девочка сама придумала что-то гениальное, или ей кто-то помог?..
Я замерла, пораженная этой мыслью, и на миг в доме воцарилась почти мертвая тишина. Мы переглянулись с Ремусом и Джимом, и Сириус глубоко вдохнул. Я тут же перевела на него внимательный цепкий взгляд и широко распахнула глаза, внезапно начиная понимать, что происходит. Губы тронула нервная усмешка, но я собиралась услышать объяснения лично от него. Сириус махнул рукой в сторону какой-то комнаты, приглашая нас пройти туда.
– Кажется, мне нужно вам кое-что рассказать, верно? – медленно произнес он, снимая ботинки. – И, скорее всего, вам это совсем не понравится.