Пути Света, дороги ТьмыУ каждого под сердцем есть один счастливый час.
У каждого в душе надежно заперт свой скелет.
Каждому можно двигаться в Свет,
Но не тому, кто пропах безнадежностью.
Лора Бочарова, «урок ЗОТС Ремуса Люпина».
Я - женщина клана Сокола. Нет, не так. Я - воин клана Сокола. У меня на родине не принято делать разницы между мужчиной и женщиной, пока они держат перо или меч. Возможно, однажды, я вернусь домой, и мой клан прикажет мне выполнить мой долг перед семейством. Тогда на некоторое время все вспомнят, что я женщина. В физиологическом плане. Мой муж будет холоден, умен и красив, как и положено мужчине нашего клана. Врядли мы пробудем вместе слишком долго. Лет сто-двести, пока наши дети не вырастут и не окрепнут настолько, чтобы пройти инициацию и отправиться на самостоятельное изучение Кристалла. После этого мы с чувством выполненного долга разъедемся по своим делам, чтобы больше уже не портить жизнь друг другу. Долг выполнен. Все свободны, всем спасибо...
Это лучше, чем вечные интриги и фальшивая приязнь Змей, или бессмысленное бурление крови у Фениксов, или вечное подспудное тление Пантер, прорывающееся фонтанами раскаленной лавы.
Таковы условия игры. Такова цена за возможность скользить по самой кромке реальности, за возможность быть внутри и вовне одновременно, за возможность видеть совершенство переплетения Линий. За возможность спокойно идти к поставленной цели, за понимание красоты холодной логики, за отсутствие той мутной пелены эмоций, которая слишком часто туманит взгляд людям. Всегда приходится чем-то жертвовать, чтобы получить нечто большее, не так ли?
На самом деле это не так уж много.
У женщин моего клана строгие черты лица и мертвые глаза. Мы все - холод и свет, идеальные ледяные статуи, ожившие по чьему-то странному капризу. Нас с детства учат убивать в себе все, что может хоть чуть-чуть повредить эту совершенную оболочку. Наши цвета - серо-стальной и белый. В наших жилах течет вода, чистая, прозрачная, стерильная. Она не может вскипать от негодования, как вскипает кровь, или разъедать хозяина изнутри, как это делает желчь. Наверно, эта жидкость могла бы струиться по венам зомби, только у них совсем нет крови. Уж я-то точно знаю.
И, если все те, кто погибали на дуэлях за право согревать мою постель, чувствовали то же, что и я сейчас…
К страшному своему стыду, я понимаю, что ему достаточно лишь позвать. Поманить, окликнуть, попросить. Увы, он слишком горд, чтобы звать или просить. И, если честно, я не нужна ему.
Хотя не могу понять почему. Почему? Чем таким обладала Лили Поттер, из того, чего нет у меня?
Из дневника Даринарес.
Найета шла по длинному коридору, попутно рассматривая голые окна, забранные решетками и одинаковые белые двери, почти не выделяющиеся на фоне выкрашенных оптимистично-светлой краской стен. Чуткий слух бессмертной улавливал за дверьми шорохи и даже неразборчивый шепот, как будто обитатели комнат, в порыве любопытства, примкнули к замочным скважинам, надеясь хоть краем глаза увидеть гостя.
Звук ее собственных шагов был практически не слышен, хотя цементный пол не должен был ни в коей мере поглощать шум. Женщина украдкой шевельнула рукой, скидывая в ладонь четки. Привычное тепло полированного камня под пальцами несколько успокоило.
В комнате стоял специфически-приторный запах лекарств, делая и без того затхлый воздух совершенно не пригодным для дыхания. Комната стояла совершенно пустой. Соколица удивленно оглядывала пустые стены и более чем скромную мебелировку, с неожиданным даже для себя удивлением заметив худую, хрупкую женщину на железной больничной кровати. Она сидела, вжавшись в угол и кутаясь в халат. На бледном лице выделялись лишь громадные зеленые глаза в обрамлении белесых, выгоревших ресниц. Слишком коротко обстриженные темные волосы открывали болезненно тонкую шею.
Она была чем-то похожа на Исс в юности, до того, как Змея потеряла свои крылья. Хотя мало кто решился бы сравнить своевольную, гордую титаниду и это бледное подобие человека.
- Тридцать лет прошло. - голос женщины был безжизненно спокоен, а лицо ни на секунду не поменяло устало-безразличного выражения - я рада видеть тебя, Соколица.
- Дара. – Найета, не дожидаясь приглашения, тяжело опустилась на стул с высокой спинкой. Для сна все было слишком, почти пугающе реально. Но неужели эта усталая, сломленная женщина и есть Иссетирес?
- Это было давно и не правда. А теперь у меня раздвоение личности и я опасна для окружающих. – кривая, саркастичная усмешка на мгновение сделала лицо женщины удивительно похожим на лицо Змеи. Только глаза оставались пустыми.
- Кто из нас полностью нормален? А где Лиарол?
Она не чувствовала ни малейшего признака того, что Феникс был где-то неподалеку, и только сейчас по настоящему удивилась этому. Как и тому, что Лиарол, безбашенный, язвительный, горячий, верный, мог оставить Змею умирать в людской больнице. И где, во имя Вышних, все эти годы была она сама?
- Мертв. – голос Иссет был совершенно спокоен, как будто она говорила о погоде за окном или сообщала банальный, давно набивший оскомину факт - Защищал до последней капли крови чужого ему ребенка. Тайнирен сделал свой ход, правда, марать руки об умирающего ребенка не стал. Это стоило мне ментальных щитов, но идея с Изабеллой была правильной.
- Она погубила тебя. – Соколица не смогла сдержать боль и дрожь в голосе.
Женщина, некогда называвшая себя Иссет встала, неторопливо подошла к окну, коснулась стекла.
- Эта идея ... изменила меня.
Она вдруг резко развернулась, становясь похожей на прежнюю, бессмертную титаниду, умевшую прогибать под себя изменчивый мир, выживать не благодаря, а вопреки, и смеяться даже когда сердце стальными обручами скрывало отчаяние. Мгновение и морок растаял, оставляя только усталую, опустошенную женщину с тусклыми глазами, но за спиной у нее упруго раскрывались тяжелые птичьи крылья.
- Ты...
- Нет.
Перед Найетой снова стояла усталая, немолодая женщина с пустыми глазами. За спиной которой куце торчали окровавленные обрубки…
- Я, кстати, не ожидала увидеть тебя. – улыбка Иссет вдруг оказалась трогательно неуверенной – неужели ты не окончательно умерла тогда?
Дарина вынырнула из холодной, липкой пелены сна, тяжело дыша и комкая край одеяла. Обычно Соколица не видела снов. По ночам, когда ее разум погружался в полудрему-полумедитацию, к ней приходили воспоминания, хрупкие и яркие, похожие на тропических бабочек. Но это были лишь воспоминания, не сны.
Сейчас же она совершенно четко помнила огненный вихрь ярости и отчаяния, раздавивший ее щиты, собственную боль… И совершенно звериный крик Лиарола, который, который…
Этого не было. Не было. Этого не могло быть. Даринарес сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, оставляя на нежной коже кровавые полукружья.
В ушах пульсировал далекий вой, глухой и монотонный, переходящий в рвущий сердце стон. Титанида решительно поднялась с кровати и, осторожно ступая босыми ногами по холодному полу, подошла к окну. Несколько мгновений возни с защелкой, и рама поднялась, впуская морозный ночной воздух. Соколица поежилась, напряженно вслушиваясь в ночные звуки. Квартал мирно спал, не тревожимый потусторонними воплями.
Бессмертная несколько удивленно искривила губы, и осторожно прикоснулась к Линиям, переплетение которых образовывало защитный купол. Следов какого-либо магического вторжения извне не было. Но вой внезапно стал громче и отчетливей, переходя в пронзительный похоронный плач.
Титанида потянулась к источнику звука, надеясь одним ударом уничтожить нежданного доброжелателя, но внезапно обнаружила, что нить ведет в пустоту.
Ты лежишь рядом со мной, доверчиво раскинув сильные руки, рыжие пряди на белоснежных подушках перепутаны с седыми. Лунный свет ласкает изгиб скул, серебрит прядь на виске. Мой...
Кто? Кто ты для меня, и кто я для тебя?
Что заставило тебя тогда вмешаться в схватку? Что заставило послать в Бездну свой Клан?
Не любовь, нет. Одиночки, как ты или я, мы не умеем любить. Может, твое знаменитое упрямство? Или не менее знаменитая гордость Феникса? Или же нас властно столкнуло отчаяние? То, которое всегда одно на двоих. Или безысходность вечного одиночества?
Мой побратим, даже сейчас ты улыбаешься самодовольно и чуть иронично, как кот, съевший хозяйскую сметану. И твоя рука на моей талии расположилась так уверенно, по-хозяйски. Интересно, что ты видишь во сне? Кому ты улыбаешься? Сколько женщин любовалось твоей сонной улыбкой? А сколько их еще будет?
Впрочем, какая мне разница... Ты всегда возвращаешься. Разве этого не достаточно?
Я обречена, и в такие моменты эта мысль, с которой я уже давным-давно свыклась, причиняет почти нестерпимую боль. Я должна буду уйти. Уйти сама, как уползает в угол смертельно раненое животное.
Зачем ты спас меня тогда? Зачем подарил эти томительно сладкие годы безмятежности?
Утром я снова надену маску аристократки. Утром я позабуду спросить, куда ты уходишь, и когда вернешься. Ты не должен догадаться. Никогда. Ни при каких условиях.
Я люблю тебя, мой побратим, мое больное осеннее счастье…
