Глава 26Медленной походкой я бреду к лифту. У нас в дистрикте нет такого чуда техники как лифт. Даже домов таких нет, в которых нужен был бы лифт. И о чем я думаю? Конечно, сейчас самое время предаваться размышлениям о недостатках нашего дистрикта. Лифт приветливо распахивает двери с нежным звоном, напоминающим колокольчики. Захожу в него, выбираю кнопку «0». Порция сказала, что Китнисс должна быть где-то там, возле колесниц, ждать меня. Двери разъезжаются, и меня оглушает в первые минуты. Помещение нижнего этажа забито народом. Здесь стоят колесницы с лошадьми, двенадцать колесниц, по одной для каждого Дистрикта. Вокруг колесниц большими и не очень группами стоят трибуты. Все они знакомы между собой. В каждой группке царит возбуждение, радость встречи и что-то еще.… Какой-то небольшой дух противоречия. Я аккуратно пробираюсь сквозь весь этот бедлам, выискивая Китнисс. Нет, конечно же, я вежливый, улыбаюсь, киваю кому-то в приветствии. Глупо утверждать, что я никого не знаю здесь. Все лица знакомые, спасибо записям с предыдущими Играми. Наконец-то, почти в самом углу, вижу Китнисс. Она стоит с каким-то парнем, обмотанным рыболовной сетью чудесного золотистого цвета. Сзади он выглядит абсолютно голым, к сожалению, даже по затылку я узнаю обладателя этого, безусловно, красивого мужского тела. Финник Одэйр из четвертого Дистрикта, молодой и красивый, по которому исходят слюной те из Капитолийцев, у кого не хватило им денег попользоваться. И сейчас он клеит мою Китнисс. Я начинаю пробираться быстрее. Еще чего не хватало, только я смирился с мыслью о том, что Китнисс будет с Гейлом, тут нарисовался еще один желающий. Убью его в первую очередь, и мне плевать насколько он профи! К тому моменту, когда я добираюсь до них, он уже уходит. Черт, не успел, а так хотелось надрать его полуобнаженную задницу. – Что ему понадобилось? – злость делает мой вопрос более агрессивным, чем хотелось бы. Глубокий вдох, выдох. Все, вроде взял себя в руки.
Китнисс тянется ко мне с поцелуем, и говорит таким тоном, что меня озноб продирает по спине. Детка, нельзя играть со мной в такие игры, особенно на публике. Может я и потенциальный покойник, но то, что я мужчина еще не отменял никто.
- Он предложил мне сахара и хотел выведать все мой тайны.
Вот козел! Сахару он предлагал. Нет, решено, он первый в очереди на убийство. Но мило смеюсь в ответ.
- Да ладно тебе.
- Нет, правда. Потом расскажу все подробнее, а то сейчас у меня по коже мурашки бегают.
У меня тоже, милая, но вряд ли по той же причине. Она чертовски красивая сегодня. Мы раскрашенные под стать друг другу, выглядим как несчастные влюбленные, одевшиеся траурно, чтобы оплакать несбывшуюся любовь. Да что со мной сегодня? Нужно встряхнуться и взять себя в руки.
Оглядываюсь с беззаботным видом:
- Как, по-твоему, если бы только один из нас победил, сегодня он был бы здесь, участником этого жуткого маскарада?
- Разумеется. Особенно ты.
Хорошенькое же у нее мнение обо мне. В очередной раз с грустью убеждаюсь, что она совсем меня не знает.
- Почему – особенно? – тяну губы в фальшивой улыбке.
- Потому что у тебя слабость к красивым вещам, а у меня ее нет. Капитолий сумел бы тебя заморочить, а там и купить навсегда.
Приехали. Да, я прям второй Финник в ее глазах.
- Чувство прекрасного – это еще не слабость, - пытаюсь быть убедительным.– Разве что в случае моего к тебе отношения…
И в этот лирический момент, когда я вижу, что в ее глазах, что-то вспыхивает в ответ на мои слова, по закону мирового свинства, раскрываются ворота. Первая колесница выезжает. Момент испорчен, она переключается на предстоящий круг Почета. Тяжело вздохнув, веду ее к нашей повозке. Протягиваю ей руку, я же джентльмен:
- Готова?
В ответ она тянет меня за собой. Встаю рядом, она поднимает руки к моей короне. Мммм…так приятно, чувствовать прикосновение ее ручек к своим волосам.
- Постой-ка. – Хоть всю жизнь, Китнисс. – Видел свой костюм включенным? Мы снова всех поразим.
- Это точно. Но Порция говорит, нам нужно быть выше этого. Не махать руками, ничего такого не делать. Между прочим, где наши стилисты?
- Не знаю. Может лучше, проедем вперед и включимся?
Мы одновременно нажимаем кнопки на наших костюмах, и пока огонь набирает силу, выезжаем на улицу. Толпа зрителей ахает при виде нас. Да, мы такие, пылающие мщением и несчастные. Я нигде не вижу наших стилистов, нашу команду, даже Хеймитча. Странно, что они не пришли нас поддержать. Чем они все так заняты?
- За руки нужно держаться?
- Думаю, это решили оставить на наше усмотрение. – А сам загадываю, что если она сейчас протянет мне руку, то значит, я ей не безразличен.
Вместо ответа она внимательно смотрит мне в глаза. И мне становится не важно, что на нас нацелены все камеры. Что мы вот-вот окажемся на виду у всех. Я вглядываюсь, в ее любимые серые глаза, темные тени сделали их цвет еще более выразительным. Стараюсь вложить в свой взгляд все то, что чувствую к ней. Что без нее мне не жить, не существовать. Что моя любовь сильнее всего огня в этом мире, и я горю в нем. Наши руки одновременно тянутся друг к другу. Пальцы крепко переплетаются. Мне кажется, что я чувствую биение ее сердца в своих руках. И уже не важно, кто из нас первые протянул руку.
Колесница выезжает на финишную прямую. Мы отворачиваемся друг от друга. Я представляю, какими сейчас нас видит эта толпа? Кажется, что визг тысячи голосов, слился в какое-то эхо, доносящееся до меня сквозь одеяло. Я смотрю вдаль, но вся моя жизнь, вся моя душа заключена в крепком переплетении наших рук. Это все, о чем я сейчас в состоянии думать. Весь мир может подождать. Мы не обращаем внимания на зрителей. Не улыбаемся, не пытаемся понравиться, не завоевываем симпатии. Нам даже спонсоры не нужны в эти минуты. Мы – боль, ярость, протест. Никто не замечает колесницы других трибутов, сами трибуты смотрят на нас. А нам плевать. Лишь только ладони крепче сжимаются. Наконец-то эта пытка заканчивается. Наш успех несомненен. Наши костюмы потрясли всех, так же и как год назад, мы произвели фурор. Помогаю Китнисс спуститься с повозки. Все, зрители остались там – за закрытыми дверьми. Порция и Цинны встречают нас, обнимают, поздравляют. Напряжение потихоньку начинает покидать мышцы. Можно выдохнуть, расслабиться.
Хеймитч ведет к нам трибутов Одиннадцатого дистрикта. Я помню их по записям, и потому что они друзья Хеймитча. Рубака и Сидер. Они из Одиннадцатого дистрикта, родины Руты и Цепа, родины того мужчины, что расстреляли на наших глазах во время Тура Победителей. Оба уже не молоды. У Сидер несколько детей. Бедные, останутся сиротами.…Не хочу об этом думать. Она обнимает Китнисс, так как будто они знакомы уже сто лет. Они о чем-то тихо переговариваются. Рубака же ведет себя более нагло, он смачно целует Китнисс. Я поддаюсь вперед, чтобы оттащить Китнисс, но она сама отшатывается ошарашенная. Хеймитч хохочем, Рубака ему вторит. Я не знаю, как реагировать. Китнисс пунцовая от смущения.
Обстановку разряжают служители, приказывающие пройти всем к лифтам и вернутся в свои комнаты. Я беру Китнисс за руку, пока кто-нибудь еще не захотел полезть к ней с поцелуями.
Нас обгоняет Джоанна Мейсон, она раздевается на ходу, бросая части своей одежды прямо на пол. Еще по записям я обратил на нее внимание, чем-то она напоминала мне Китнисс, хотя была более дерзкой. И надо признать, очень симпатичной. Она обращается к нам так, как будто отлично знает нас, и все так же продолжает раздеваться. Китнисс уже не знает, куда отвести взгляд.
- Ужасный костюм, да? Мой стилист – самый круглый дурень в Капитолии. Наши трибуты уже лет тридцать носят наряды лесных деревьев. Вот бы поработать с Цинной. У вас просто потрясающий вид.
Нашла с кем говорить о шмотках, я в этом не разбираюсь. А Китнисс, хорошо соображает только в луках. Ее лицо горит, когда она выдавливает из себя:
- Да, он помогал мне разработать свою линию одежды. Ты бы видела, что Цинна делает с бархатом.
Нет, это серьезно? Китнисс знает, что такое бархат?
- Видела. Во время вашего тура. Это чудо без лямок в Дистрикте номер два, темно-синее с бриллиантами? Такая прелесть, что я готова была протянуть руку через экран и сорвать его прямо с твоей спины.
Я вспоминаю то платье, о котором говорит Джоанна. Оно на самом деле такого насыщенного синего цвета, так красиво подчеркивало фигуру Китнисс, что запомнилось поневоле. Тем более, что в ту же ночь, я нарисовал портрет Китнисс в этом платье. Пока я вспоминаю, Джоанна избавляется от остатков своего костюма и уже стоит полностью голая, не считая обуви.
- Фу, так-то лучше.
Приходит лифт, и она заходит в одну кабину с нами. Что ж, поездка обещает быть веселой. Я и две девушки, одна из которых любимая, а другая обнаженная. Причем, как выяснилось, Джоанна неплохо разбирается в живописи. Ни разу еще не вел разговоров в лифте, с обнаженной девушкой, о том, какие лучше цвета смешивать для получения того или иного оттенка. К тому же Джоанна стоит достаточно близко, чтобы на ее груди полыхали блики от моего до сих пор не погасшего костюма. Краем глаза я наблюдаю за Китнисс. У нее такой вид, как будто она готова убить нас обоих. Господи, неужели ты услышал мои молитвы, и Китнисс меня ревнует? Улыбка, первая настоящая улыбка, за этот вечер. Кажется, что я улыбаюсь до ушей. И яростный взгляд Китнисс говорит о том, что она заметила эту улыбку. Наконец-то все выходят, и мы остаемся вдвоем. Китнисс, как маленькая, обиженная девочка, вырывает свою руку. Мое терпение кончается, и я начинаю смеяться от счастья, она на самом деле ревновала МЕНЯ! Я не безразличен ей, совсем-совсем не безразличен! Мы выходим из лифта.
- В чем дело? – Китнисс сейчас взорвется. Пытаюсь подавить смех. Правду сказать нельзя. Не всю, по крайней мере.
- В тебе, Китнисс. Разве не видишь? – дурацкое хихиканье, все еще продолжает меня душить.
- Чего не вижу?
- Почему они себя так ведут. Финник с его сахарком, Рубака с поцелуями, а теперь эта девушка начала раздеваться. Они же играют с тобой, потому что ты.…Понимаешь?
- Нет, не понимаю.
Как бы ей объяснить, чтобы не выдать себя с потрохами? Пытаюсь принять серьезный и ответственный вид.
- Например, не могла смотреть на мое обнаженное тело, даже когда я был при смерти. Ты такая…чистая.
- Неправда! Да я целый год, когда видела камеры, чуть не срывала с тебя одежду!
Жаль, что лишь перед камерами…Я еле успеваю, придержать язык.
- Да, но.… Понимаешь, для Капитолия ты слишком чистая. По мне, так все идеально. – Я лишь чуть-чуть кривлю душой, если бы она эта делала постоянно, а не только перед камерами вот тогда бы это было идеально. – Они тебя просто дразнят.
- Нет, насмехаются! И ты с ними заодно!
- Ни в коем случае. – Меня разбирает смех, она хоть сама понимает, что устраивает мне самую настоящую сцену ревности? Наша холодная и сдержанная в чувствах Китнисс устраивает мне сцену!
Судя по ее лицу, она собирается разорвать меня на мелкие кусочки. К счастью, меня спасают Эффи с Хеймитчем, только что вышедшие из лифта. Хеймитч останавливается и внимательно вглядывается во что-то за нашими спинами. Что бы это ни было, я знаю, что это сулит нам новые проблемы. И ужасно не хочу поворачиваться. Эффи видит тоже, что и Хеймитч. Лишь мы с Китнисс все еще боимся обернуться. Возглас Эффи пугает меня.
- Кажется, в этот раз вам подобрали сочетающийся комплект!
Китнисс резко поворачивается. Мне остается лишь последовать за ней. Возле входа в столовую стоит пара безгласых. Они на самом деле сочетаются. Двое рыжих. Как будто выкрашенных в цвет золотой броши Китнисс. Девушка та же, что была в прошлом году, и которую еще тогда узнала Китнисс. А вот парень. Что-то в его лице кажется мне знакомым. Я пристально вглядываюсь и вспоминаю, где видел его последний раз. Он лежал без сознания на площади, где казнили Гейла. А это значит, что он был… миротворцем? Тем самым, знакомым Китнисс миротворцем по имени Дарий? И теперь он будет прислуживать нам, то есть мне, потому что девушка прислуживает Китнисс, а он – мой слуга? Китнисс мне этого не простит.
Это все о чем я успеваю подумать, прежде чем Китнисс пытается рвануться к нему. Хеймитч ловит ее за руку. На несколько долгих минут, она замирает, вглядываясь в этого парня, а потом вырывается и убегает дальше по коридору. В свою комнату.
После ее ухода, царит тишина. До меня доходит, что произошло. У нас в слугах пара безгласых. И обоих знает Китнисс. Отличное наказание за непокорство. Президент Сноу ничего не забывает. И не прощает. Даже в мелочах он показывает всю силу своей власти. Всю ее безжалостность.
