Глава 28Вторые роды выкручивали ее тело, будто ломая, заставляя истошно кричать. И только Изабелла придавала сил, держа за конвульсивно дергавшуюся руку, вытирая пот со лба и вместе с ней заливаясь навзрыд слезами, даром, что сама рожала ежегодно и при том не издавала ни звука от боли.
- Это оттого, подруга, что у тебя узкий таз, а я приспособлена к родам. Я ему хочу целое войско нарожать и чтобы все в него.
- Ты безумная, Изабо. Знаешь сколько женщин погибает от многочисленных родов? Вот моя мать, например. И бабушка. Я поговорю с дядей.
- Не надо с ним говорить. Ему нравится делать мне детей. Дай ему повод ощущать себя мужчиной. И я крепкая, никто у нас от родов не помер, а у вас у всех хрупкая фигура. Лучше я поговорю с Пьером, пусть скажет, что нужно делать, чтобы ты реже рожала. Вряд ли ты сама что-то придумаешь.
- Да я ничего и не придумывала. Мучаю Франсуа, вот и все придумки.
- Гляди, начнет он на других девиц заглядываться. Как тебе это понравится?
- На других девиц? А ведь и впрямь... Вот и Пьер не отстает от дядюшки. Вон, гляди сколько девок понаделал, но я честно говоря… гммм… Пьера-то и боялась. Поначалу, пока не поняла, кому на самом деле принадлежит его сердце. Ты не ревнуешь?
- С чего это? Их отношения – в первую очередь отношения между господином и верным слугой. Ну а то, что он пожирает Люсси глазами, так зато верно ему служит и лишь за одно целование ступни.
Алиенора рассмеялась, будто бы подвергая сомнению последние слова Изабеллы. Хотя учитывая нрав дядюшки, его беззаветную преданность «чертенку Изабо» и детям, то, с каким обожанием смотрел он на жену, ее сомнения скорее всего были беспочвенны. Кроме того Пьер знал много снадобий и ради своей госпожи мог найти способ предотвратить нежеланную беременность, но так, чтобы не пришлось обделять лаской мужа. С другой стороны, поздновато она спохватилась. Грустно глядя, как Изабелла качает ее новорожденную дочь, думала Алиенора о том, что не скоро под этими сводами снова раздастся плачь новорожденного. Война ненадолго утихла, только спрятав когти, чтобы еще вернее набросится на истерзанную страну.
Ее мысли передались Изабелле, потому что мысли об общем горе имеют свойство переноситься по воздуху. Также как и некоторая радость. Возможно, это свойство любых искренних мыслей.
Изабелла с ребенком на руках подошла к окну. Конечно же, ни одного из мужчин не тронули крики роженицы. Со счастливыми лицами они разыгрывали нападения – двое против одного. Один постоянно менялся и игра так увлекла рыцарей, что только Франсуа единожды взглянул на окно. Однако увидев Изабо, он поднял руку в железной перчатке.
- Кто? Мальчик? Девочка? – крикнул он, счастливо заулыбавшись.
Люсьен и Пьен тоже заинтересованно воззрились на фигуру с младенцем - для них снизу вырисовывавшуюся темным силуэтом с белым коконом на груди. Изабелла вдруг разозлилась. Она хотела ответить что-то дерзкое. Например: "Спросите у Пьера, имеет ли это значение?" Но времена тогда были суровыми и ее шутку вряд ли бы оценили. Все, даже самое необычное, пряталось под маской благопристойности, которую никто не смел откровенно сбрасывать.
- Девица! - крикнула Изабелла в ответ.
- О!!! - вскричали все трое, озадачив наблюдавших сцену женщин, ибо этот восклик нельзя было идентифицировать как одобряющий или порицающий.
Тут трое мужчин радостно замахали руками, облобызались и хором запели хвалебную песнь в честь Алиеноры.
- А то с моими мальчишками у нас тут скоро собственная война начнется, - самодовольно заметил Люсьен.
Франсуа посмотрел на него, легкое облачко зависти на миг омрачило его чело, потом быстро глянул на непроницаемого Пьера, - самого высокого и мощного из троих, - поэтому часто именно ему приходилось изображать англичанина, но к чести молодого отца, серые глаза вновь поднялись к окну, выражая только нежность.
- Может, я была не права насчет него, - пробормотала Изабелла. – Нужно же ему было чем-то себя занять. Не кататься же ему там по земле пока орет его женушка.
- Как Элли? - крикнул он. – Я сейчас, мигом...
Но мигом не вышло. Он засуетился, пытаясь в мгновение ока нарвать шикарный букет из садика, уютно разросшегося у внутренней стены замка. Люсьен и Пьер принялись ему помогать. Вскоре все трое бежали с охапками благоухающих цветов.
Но о чем мы вообще ведем речь?» - спросит читатель и будет прав. «Какой замок?» «Какой Пьер — слуга?» «Так Изабелла и Люсьен поженились?» «И каким образом главные действующие лица очутились в одном замке?»
Ну, во-первых, замок — жилище просторное, в иных и целое войско разместить можно. Этот же замок, некогда принадлежавший барону, представлял из себя крепость за двумя кольцами стен. Стоял он на скалообразной возвышенности, что также обеспечивало его неприступность, а донжон имел жилые уютные помещения и даже нечто вроде бани на третьем этаже. Все участники этой истории, кроме Изабеллы, успели в нем когда-то побывать. Тогда замок принадлежал шайке Черной Девы.
Итак, все по порядку.
Алиенора и Франсуа после первой ночи любви, к счастью для Элли оказавшейся бесплодной, скакали вперед, неотвратимо приближаясь к владениям графа д'Уазан. Юную госпожу терзала мысль, что отец не примет ее с распростертыми объятиями. Вполне возможно, граф вообще проигнорирует послание короля, прогонит Франсуа прочь, если не хуже. Имея в распоряжении войско, состоящее из пятнадцати кровных родственников, не считая запуганных слуг, граф элементарно мог убить Франсуа, а дочь отправить в монастырь к тетке и никто бы ему не помешал, а жаловаться будет некому. Карл Мудрый вряд ли отправится проверять, как там дела у некой девицы, чьего имени он уже не вспомнит. Не станут королевские войска штурмом брать великолепно защищенный замок графа, выдержавший не одну атаку англичан. В общем, сердце графской дочки ныло от самых ужасных предчувствий, которыми она поделилась с Франсуа. Тот уже предлагал попробовать податься к братьям. Они все же послабее графа будут и решат, что безопаснее принять младшего брата с супругой, выделив им закуток подальше от глаз, чем порождать нелестные о себе слухи среди простого люда. И тут им навстречу примчалась удача.
Имела удача необычное воплощение — явилась она в облике гладко выбритого красавца Пьера Ла Тур.
Он встал у парочки на пути, практически заслонив собой солнце, ибо был высок и широк в плечах, и улыбнулся своими белехонькими зубами.
- Доброй дороги, господа! - поздоровался он. - Куда путь держим? Уж не к мессеру ли Раулю? Он, поговаривают, нынче не в духе. Озабочен только розысками двух своих младших родственников: непокорной дочери, удравшей, вырядившись в мужское платье, и нежно любимого братишки, по которому он так исскучался, что мечтает содрать с живого кожу. Если вы к графу д'Уазан, то зря. Ибо мессер Люсьен решил, что кожей он дорожит больше, чем чрезмерно горячей братской любовью. Недавно он женился, а вас приглашает жить у него в замке.
От этого монолога оба на некоторое время потеряли дар речи. Однако спустя немного времени на нежданного посланника посыпался град вопросов, на которые Ла Тур давал подробные ответы.
- Замок? Да вы же его прекрасно помните. Вы провели там не одну ночь. Вам там, должно быть понравилось. Только мессер Люсьен все что-то был недоволен. Ну разве ж на него угодишь? Ну да неважно... В общем, как казнили нашу госпожу, те, кто уже был покойником к покойникам и отправился, а покойниками были практически все. Она их живыми своей магией делала. Да... Ну, естественно, и Никола и милый мой Гастон также упали замертво. Смерть свою приняла госпожа достойно. Ее пытать перед сожжением хотели, но не вышло у них применить эти их любимые затейки с испанскими сапожками, дроблением костяшек пальцев, ну... и так далее. Ах, не бледнейте так, мадам Алиенора! Простите, Генрих? Как вас теперь велите называть? Все же мадам? Вот и славно. В общем, как разожгли под ней костер, засветилась она сама ярче огня, обратилась в голубку и улетела. Но тело ее, обугленное, смертная оболочка, все же осталось на месте. Палач ее, как это обычно бывает, не протыкал со спины колышком, ну там, где человеческое сердце бьется. Не знали, что протыкают? А вы думали — палачи изверги? Нет, палачи — добрейшие люди! Изверги это те, кто казнь назначают, калечат, истязают людей. Наша шайка рядом с ними... да дети малые, ей Богу! Да... Не проткнул ее, значит, палач, но госпожа все равно не издала ни звука. Очистилась она, как желала. А вот на мессере Люсьене изверги эти во всю отыгрались бы. Коннетабль королевский плохо знает местность — не так как я ее знаю. Я успел перехватить мессера Люсьена и, отбившись от злобных монахов, вооруженных не хуже воинов, схватил его исхудавшего на руки да, бросив перед собой на круп коня, умчался с ним подальше. Монахов резать не стал... Так, покалечил немного. Я ему толкую: "Поехали ко мне в замок, будешь бароном де Жюаси". А он мне: «У меня свое имя есть. Чужого мне не надо", и зачем, мол, я его в лес завез. Он хотел вслед за любимой улететь белым голубем. А я ему ему: «Так не возьмет она тебя к себе» «Почему?» «Ты же ей обещание дал, что женишься на девушке, которая сама тебя в мужья брать будет. Она тебе напомнила об этом, когда на казнь ее забирали. Я слышал». «Так где же ты был?» «Где и все наши. Вы на нас не особенно внимание обращали, а только когда в толпе мор начался. Это ее войско умирало, потому что состояло из мертвецов. А я живой". Она все удивлялась: ни одна стрела меня не берет. Потом приблизила к себе. Неважно. Ему то я говорю: «Тебе теперь следует жениться и родить малыша, чтобы на тебя был похож». А он меня обругал, велел развязать. «Нет, - говорю, - пока слова не дашь, что женишься на той девушке, а меня возьмешь себе в услужение, да поселишься с женой в замке, развязывать не буду». Тут он посмотрел на меня, в его глазах метнулся ужас. Он вдруг сообразил, что снова полностью в моей власти. Впрочем, даже если бы я его развязал, толку для него немного. Я сильнее его и он прекрасно это знает. «Ты требуешь не одного слова, а три. Делай со мной, что хочешь, только потом — убей».
Ла Тур ненадолго замолчал, будто подбирая слова. Его не перебивали пока он рассказывал, только ошарашенно слушали и теперь молчаливо смотрели на его красивое лицо, выражавшее то ли смущение, то ли удовлетворение. Франсуа, вспыхнув от тревожных подозрений насчет личности Ла Тура и его пристрастий, быстро переглянулся с Алиенорой, которая не выдержав, резко крикнула:
- Дальше! Рассказывай дальше! Но имей в виду, если хотя бы волос упал с головы моего дядюшки...
- Тсс, - больше скаля зубы, чем смеясь перебил ее Ла Тур, возвращаясь из страны грез обратно в общество молодых супругов. - Я немного подразнил его, но прикоснулся к вашему дядюшке только для того, чтобы развязать. Конечно же, сначала я добился того, чтобы он согласился на мои условия. «Какой ты мне слуга? Ты почти дворянин, потому как бастард. Я же почти также бесправен, как и ты. Рожденный в графском доме для того, чтобы быть рабом рожденных раньше меня. Или это очередная твоя игра? Слуга, играющий с хозяином, как с мышью кот?» Он почти угадал. Да, стать его слугой... Ощущать его трепет, когда его касаются мои руки... Не хмурьтесь, мадам. Вернемся же к моей истории. «Ах, Изабелла, - вздохнул ваш прекрасный дядюшка, - Я не достоин ее. И что это тебе потребовалось, чтобы мы непременно жили в твоем замке? Какие ужасные замыслы здесь таятся? О, я прошу, просто убей! Устал я жить, а в качестве твоей мыши тем более». «Ты хочешь разбить девичье сердце? Она любит тебя. Умереть легко, а сделать счастливым другого человека, просто оставаясь жить, слишком сложно для тебя? Конечно же, это мои козни, а не слово, данное тобой Марии». «Ты — дьявол, - прошептал он. - Хорошо. Пусть будет по-твоему. Но и у меня есть условия. Первое: ты будешь мне беспрекословно повиноваться, второе — ты тоже женишься и будешь каждый год производить мне нового слугу. Третье — со мной в замке будет проживать Алиенора с супругом, и им ты будешь служить с не меньшим усердием, чем мне». Я рассмеялся и развязал его.
- Как же они поженились? - хрипло спросил Франсуа. - И счастлива ли Изабелла, если женился он по принуждению, а не по любви.
- Почему же не по любви? Любовь она... многоликая, под шелухой прячется. Иной раз за чистую монету принимают красивую подделку, а настоящая любовь в парадные платья редко рядится. Как прибыли мы в замок, где король наш живет, упал в ноги барону, отцу ее, мессер Люсьен. Говорит: "Я прошу руки вашей дочери. Не нужно мне за ней приданого, ничего не нужно, кроме нее самой. Даю вам слово дворянина, что стану ей любящим заботливым мужем". Ну и так далее. Изабелла услышала и выбежала к нам, на мессера Люсьена глянула дикими глазами. "А где твоя чертова дева?" - спрашивает.
И стала она горько упрекать дядюшку вашего в том, что и не любил он ее никогда и сейчас все врет, и она вообще не понимает, зачем зовет ее в жены. Да еще залилась слезами. "Там ты ей отказываешь?" - растерянно спросил барон". "Нет! Я согласна!" - выкрикнула между всхлипами моя новая госпожа. А мессер Люсьен впервые с тех пор, как я его у монахов отбил, рассмеялся, да подбежал к девице, схватил ее да поднял на руки, кружась с ней и смеясь, будто сумасшедший. "Никого, - говорит, - не любил я так, как тебя, маленький мой чертенок"...
- Так выходит не любил он Черную деву? - с недоумением пробормотала Алиенора.
- Как знать? Любил, не любил... Говорю же - не просто любовь настоящую распознать. Черная дева могла его любовь к себе поддерживать чарами. Да и любовь ли то была? Страсть пятнадцатилетнего юноши переросшая в одержимость. Кто знает? А только с юной женой своей он ласков и нежен. На щеки его вернулся румянец, а глаза просветлели и стали голубыми, как небо.
Элли, посмотрела на Изабо, которая стояла у окна и утирала со щек слезы. Едва поздравив роженицу с удачным разрешением от бремени, барон и месер Франсуа стали собираться в путь. Их призывал на службу король, потому что война вновь оскалила зубы. Простились в этой комнате, дальше женщины решили не ходить, чтобы не разрывать друг другу сердце. Держа на руках дочь, запелеванную в льняные простыни, Элли сидела на сундуке, являвшимся одним целым с большой кроватью, занимавшей середину помещения. Она знала, что видит ее подруга. Должно быть, как Ла Тур со странной смесью покорности и угрюмой заботливости помогает своему господину закрепить поклажу, еще раз проверяет ничего ли не забыто и помогает вскочить в седло, хотя Люсьен совсем в последнем не нуждается. Ла Тур будет их сопровождать в пути, а потом ему велено вернуться, чтобы оберегать от всех возможных бед женщин. Неожиданно лицо юной графини озаряет странная улыбка. Она осторожно, поцеловав в лоб младенца, укладывает того на кровать. Только на миг лицо Элли искажается, будто от приступа сильнейшей боли, но тут же становится холодным и бесстрастным. Она тихонько выходит из комнаты и направляется в оружейный зал.
- Элли! - кричит ей вслед Изабелла, который вторит пронзительный детский плач.
Но Алиенора словно не слышит, с невозмутимым видом она облачается в доспехи.
- Ты хочешь оставить меня одну?
Теперь Изабелла стоит в арочном проеме, у нее на руках заходится в плаче дитя.
- Я не могу остаться, - просто отвечает ей Алиенора. Ей кажется, что ее сердце превратилось в ледышку. - Понимаешь... Я не могу сидеть без дела в замке, когда идет война. Я должна сама отогнать врагов, уничтожить их...
- Пресвятая дева! Да что ты такое говоришь?! У нас тут полно дел!
- Ты со всем справишься. Я верю в тебя.
Алиенора, чье лицо снова на несколько мгновений искажается от боли, горячо обнимает Изабеллу вместе со своей новорожденной дочерью, а потом мчится прочь, в конюшню, откуда на сильном жеребце выскакивает на дорожку, ведущую к распахнутым воротам. Изабелла по стене соскальзывает вниз. Алиенора, без надежды на прощение, бросает последний взгляд на окно и с удивлением видит высокую фигуру подруги. Им плохо видно друг друга, но Алиенора надеется, что с нею прощаются, а не проклинают. Она машет ркой, утирая невольные слезы, видит такой же ответный жест. Не оборачиваясь больше она мчится вперед, туда, где на дорогу едва успела осесть пыль.
