Глава 28: Ночные кошмарыРиза собирала один деревянный паззл на кухонном столе, а Рой пытался отмыть тарелки от завтрака. Играть наверху стало слишком холодно, хотя тепла от печной трубы кабинета, проходящей в стене между комнатами, было достаточно, чтобы согреть их ночью. Правда, в ноги все равно приходилось класть разогретый брусок. Печь на кухне теперь никогда не гасили, по крайней мере, когда мистер Хоукай не приносил дрова, а Рой вовремя подкладывал их в печь. Именно здесь они с Ризой и проводили почти все время.
Три раза в неделю утром Рой занимался чтением и письмом под рассеянным присмотром мистера Хоукая – тот проводил много времени, работая над исследованием. Рой не был уверен, что именно он исследовал, но это занимало невероятно много времени и бумаги. И все равно, как бы долго мистер Хоукай ни старался, ему никогда не нравился результат. Он рисовал бесконечные наброски, одновременно слушая, как Рой пытается читать тексты из хрестоматии или великолепного букваря. Время от времени мистер Хоукай поправлял его, но гораздо чаще просто напоминал «прочувствовать звучание» – это значило, что нужно читать медленно, буква за буквой, пока не узнаешь слово.
Рой все еще недостаточно хорошо писал слова, но его каллиграфия была отличной. Он тщательно копировал аккуратный почерк мистера Хоукая, гораздо больше обращая внимание на формы, чем на сами буквы. Пару раз папа Ризы, наблюдая за его медленной и старательной работой, резко замечал, что Рой должен писать слова, а не рисовать их.
В дни, когда у мистера Хоукая было хорошее настроение, они занимались арифметикой. К ней у Роя был настоящий талант: цифры давались ему гораздо легче. Он быстро научился умножать – вопрос памяти и метода – и теперь изучал деление и дроби. Мистер Хоукай никогда не был щедр на похвалу, но после нескольких занятий отметил, что у Роя «есть голова на плечах».
К сожалению, таланта к мытью посуды у него не было. Об этом думал Рой, когда тарелка Ризы в третий раз выскользнула и с грохотом упала в раковину, расплескав воду.
— Ты мочишь пол, — тихо заметила Риза, едва подняв голову от своего паззла.
Она была одета в помятый передник поверх грязного платья, а ее косичка была далека от совершенства. У мистера Хоукая вообще не получалось делать прически, а Рой умел заплетать только так, поэтому волосы подруги выглядели совсем запущенно. С тех пор, как выпал снег, стирать вещи в корыте на улице не получалось, так что их одежда тоже была гораздо грязнее, чем когда миссис Хоукай жила здесь. Мистер Хоукай пытался стирать в ванной, но мыло не пенилось в воде из-под крана, и всем пришлось смириться. Рой не возражал – одежда Дэвелла и так была в три раза лучше, чем то, что ему пришлось носить прошлой зимой. Однако он знал, что это раздражает чистоплотную Ризу.
Задняя дверь распахнулась, и мистер Хоукай зашел на веранду, стаптывая снег с сапог и фырча от холода. Закрыв дверь бедром, помотал головой, стряхивая снежинки с волос.
— Помогите мне, — велел он, и Рой тут же соскочил со стула.
В руках мистер Хоукай держал коричневый сверток с мясом и связку жухлых морковок, которые, вероятно, привезли из самого Южного города. Хлеб был завернут в мятую салфетку, и Рой аккуратно отнес его к столу, стараясь не помять буханки. Мистер Хоукай дождался, когда он заберет коробочку с содой и пакетик перца, а потом скинул с плеча сумку с картофелем и принялся снимать ботинки. Потом повесил свое пальто на крючок и, взяв веник, вымел весь снег к двери, где тот мог спокойно таять.
— Ну и дубак же там. — Мистер Хоукай подул на руки и, подтащив стул, сел у печи. — Поставь чайник, будь добр.
Рой поспешил выполнить указание, и мистер Хоукай перевел взгляд на Ризу.
— Разве мне не положены объятия, малышка?
Та склонила голову к плечу.
— Я собираю паззл, — сообщила она.
— Вот, значит, как, — выдохнул мистер Хоукай, растирая щеки. — Хотел бы я знать, куда Лиэн сложила зимние вещи, — больше себе, чем им с Ризой сказал он. — Мне бы пригодились шарф и перчатки.
Затем мистер Хоукай залез в карман жилета и достал несколько конвертов. Риза тут же заинтересовалась.
— Мамочка написала письмо? — нетерпеливо спросила она.
Мистер Хоукай лишь мягко покачал головой.
— Нет, милая, только дедушка. И счет из пси... из госпиталя, — почти отчаянно ответил он, раскрывая один из конвертов. Его взгляд быстро пробежал по тексту, а глаза расширились.
— Очень большой счет, сэр? — тихо спросил Рой. Он знал, что мистер Хоукай очень волнуется из-за денег.
— Нет, такой же, как и всегда, просто раньше, чем я ожидал, — устало пояснил папа Ризы, мельком глянув на два других конверта и почти сразу же выкинув их в печной огонь. Третий же мистер Хоукай пару мгновений разглядывал, а потом протянул Рою: — Тебе.
Рой помедлил, пытаясь сообразить, кто бы мог ему написать. А вспомнив, чуть ли не выхватил письмо из рук мистера Хоукая.
— Маэс! — нетерпеливо воскликнул он, переворачивая конверт, чтобы посмотреть на неаккуратные каракули. Первые два слова оказались ему знакомы: «Рою Мустангу», – но все остальное надо было прочитать как следует. Рой протянул письмо обратно с осторожным вопросом: — Вы прочитаете мне?
— Сам прочитаешь, — проворчал мистер Хоукай.
Он читал письмо от дедушки Ризы с тем же внимательным выражением лица, как когда работал над своим исследованием.
Рой отпрянул от мистера Хоукая, слегка обиженный таким ответом. Он страстно хотел знать, что там написал Маэс, но не мог прочитать сам. Рой тоскливо глянул на конверт.
«Рою Мустангу», – говорилось там, черным по белому. А внутри Маэс наверняка написал кучу всяких приятных, веселых маэсовых вещей, которые разгонят грусти и печали этого тяжкого зимнего дня. Но письмо было так же недостижимо для Роя, как если бы вообще не пришло. Он не мог прочитать его.
На следующей строчке стояло еще одно слово. Рой узнал и его, это было «под». Тогда он посмотрел на второе слово. «О-п-е-к-о-й». «Опекой». «Под опекой»... А затем буква «М», сама по себе, а потом «Хоукая».
— Под опекой м. Хоукая, — пробормотал Рой. — Хамнер, Восточная провинция.
— Цыц! — прикрикнул мистер Хоукай, поднимая взгляд от своего письма. — Или читай про себя, или иди с ним наверх.
Рой не мог читать тихо, а потому вышел прочь. Чем выше он поднимался по лестнице, тем холоднее становился воздух. Аккуратно переступив скрипучую ступень, чтобы не раздражать лишний раз мистера Хоукая, Рой зашел в комнату Дэвелла. Здесь было так холодно, что он мог видеть собственное дыхание. Забравшись на кровать, Рой прижался к теплой стене, где печная труба тянулась от камина в кабинете к крыше, и достал письмо из конверта. Бумага была плотной и коричневой – в такую заворачивали мясо. Другая, не вощеная сторона, оказалась покрыта неровными строчками.
Медленно и мучительно, Рой принялся читать, останавливаясь всякий раз, когда не мог понять слово сразу.
— Дорогой Рой, — говорилось в письме. Он чуть улыбнулся. «Дорогой Рой» – как будто они старые добрые друзья. Лучшие друзья. — Извини, что не писал тебе до сих пор – мы были не-веро-ят-но, невероятно заняты. Папа заставил меня закончить семестр в ужасной маленькой сельской школе, где только восемь у-чени-ков, учеников. Учительница была даже моложе, чем эта мышь Струби, но она оказалась милой. Ну, или вроде того. Они с Эли увлеклись друг другом. Фу, фу, фу, ФУ.
Рой засмеялся, пытаясь вообразить высокого стеклодува флиртующим с молоденькой учительницей. Ох и взбесило же это Маэса!
— А потом мы отправились в... — Рой нахмурился и попробовал «прочувствовать звучание»: — Йу-ус-велл, Йус-велл. Там всегда куча дел, потому что у шахтеров полно денег, которые можно потратить. Гарет говорит, они обычно спускают их все в таверне, и если бы не мы, жены этих ребят никогда бы не увидели от них ничего хорошего. А так они покупают бусы или ленты для волос, ну, или кухонную утварь и шлют домой. Я не люблю Йус-велл, он не очень гостеприимный. Бен ненавидит его.
Он прочитал почти целую страницу! Ободренный таким успехом, Рой теснее прижался к теплой стене и продолжил:
— Сейчас мы стоим в Подаре. Это местность восточнее Южного города. Эли ушел туда с Айрой: он был под-ма... — Рой сдался и пропустил слово целиком: оно было слишком длинным, — у стеклодува в Южном городе.Использует его станок зимой, чтобы делать штуки, которые нельзя сделать на переносном: бутылки, всякие красивые побрякушки и прочую чепуху. Тут постоянно дождь, и Тиаф жутко бесится. Папа говорит, он должен быть благодарен, что это не снег. А у вас там выпал снег? Гарет говорит, у вас его сейчас должно быть выше крыши.
Рой глянул в окно и содрогнулся. Оно было наполовину завалено снегом. Он был так благодарен, что встречает эту зиму в доме, а не на улице, полуголый и замерзший, отчаянно пытающийся не заснуть на холоде.
Рой вернулся к письму.
— Мне пора заканчивать писать – Тиаф идет в город и не хочет ждать. Надеюсь, ты в порядке и все хорошо. Береги себя и остерегайся тех задир. Твой друг навечно, Маэс Хьюз, эсквайр.
Ниже подписи была еще пара строк. Они начинались с “PS”. Рой понятия не имел, что это могло значить, и просто не стал обращать внимания.
— Гарет говорит, я не должен так подписываться, потому что я не эсквайр, но я увидел это слово на указателе, когда мы проезжали мимо одной большой фермы, и оно мне понравилось, так что я буду его теперь использовать. Ха!
Вот и все. Рой вздохнул, разрываясь между счастьем от того, что получил весточку от друга, и одиночеством, потому что Маэс был так далеко – там, где даже не выпал снег. Он взглянул на письмо. По крайней мере, его можно читать, когда захочется, и представлять, что друг рядом и разговаривает с ним.
Рой слез с постели и сел на пол. Под кроватью прятались букварь и мешочек шариков, которые нельзя было ставить на полки Дэвелла. Аккуратно сложив письмо, он положил его в книгу, а потом поспешил обратно на кухню, к теплу.
Дувший весь день ветер теперь начинал собираться в метель. Мордред поднял взгляд от небольшой кучи банковских счетов и глянул на дребезжащее окно. По крайней мере, он сходил в город сегодня, а не завтра, как планировал. Зима уже была жестока, а декабрь ведь только начался.
Мордред мрачно вернулся к счетам. У него было сорок семь тысяч сен плюс три сотни, которые он должен отдать Борису за молоко. До следующей выплаты от местного банкира осталось три недели. Счет из психбольницы требовал сорока тысяч сен, чтобы Лиэн оставили в частном крыле.
Проживут ли они втроем три недели на семь тысяч сен? Мордред посмотрел на свои подсчеты. У них было много картофеля и риса. Хлеб стоил пятьдесят сен за три буханки, которые съедались за неделю... значит, сто пятьдесят за хлеб... а еще Белла официально заявила, что Рой, который наконец-то превращался в нормального ребенка, хотя и оставался тощим, был достаточно здоров, чтобы забыть о лаймах. Это значительно уменьшало затраты на еду: дюжина экзотических фруктов стоила сотню сен.
У них почти закончились поленья, а в это время года дерево стоит тысячу двести сен за связку... этого хватило бы на полмесяца. Потом, конечно, еще молоко и мясо, хотя от последнего можно и отказаться, если припечет. Ризе нужна была новая обувь: дочка уже выросла из старых туфель, а у Дэвелла все ботинки слишком большого размера. Вопрос зимней одежды для детей тоже нельзя отмести. Конечно, им не слишком нужно было проводить кучу времени на улице, но и в доме всю зиму они не просидят. Рой мог бы донашивать вещи Дэвелла, если бы Мордред их нашел, но Ризе нужно купить шубку. К тому же, почти все ее чулки продырявились, а он понятия не имел, как шить. Конечно, будь у него доступ к библиотеке, алхимик нашел бы нужный трансмутационный круг, но отлучаться на пару дней в Восточный город или Аквайю зимой – не самая лучшая идея.
Для работы нужно было раздобыть еще стопку бумаги – постоянные неудачи тяжко сказались не только на его терпении, но и на запасах – и чернила тоже подходили к концу. А еще в конце года оплачивались налоги за жилье, но к тому времени у него будет еще одна выплата. Но даже без налогов, стоит добавить в декабрьский план затрат молоко и яйца, и все. Больше семи тысяч.
Но если он не заплатит, Лиэн переведут в общее крыло. Ее отец писал, что в Централе буйствует грипп, но ей пока удалось не заболеть. «Она сама не своя», – говорилось в письме. Время от времени она совсем не узнавала отца. Доктора заверяли, что Лиэн идет на поправку, но Грумман не мог согласиться. «По крайней мере, – писал он, – у нее есть такие приятные вещи, как относительная тишина и одиночество частного крыла».
Мордред знал, стоит ему рассказать о своих проблемах Белле или даже Грумману, они без труда найдут деньги, но он был слишком гордым. Если Мордред не может позаботиться о Лиэн физически и душевно, он должен поддержать ее финансово. Сорок тысяч сен нужно отослать. Их маленькой семье просто придется чуть меньше налегать на мясо, а Борис будет вынужден простить еще одну позднюю оплату.
Мордред аккуратно пересчитал деньги. Подписав бланк, сложил его вместе с сенами в конверт и как раз собрался запечатывать, когда услышал пронзительный крик.
Ручка со стуком упала на стол, а спустя мгновение выстрелила резким скрипом ступенька на лестнице. Раздался еще один крик, а потом долгий, испуганный стон. Мордред ворвался в комнату дочери, резким движением руки зажигая газовую лампу. Он едва не запнулся о Роя, стоявшего у кровати – тот с перепуганными и затуманенными глазами отчаянно пытался успокоить малышку.
Риза замерла посреди постели. Ее глаза были плотно закрыты, а сама бедняжка дрожала и кричала, всхлипывая от страха.
Мордред усадил ее к себе на колени, нашептывая успокаивающие слова, которые та, казалось, совсем не слышала. Риза продолжала плакать, временами вскрикивая.
— Ш-ш-ш, проснись, малышка, это просто сон. Пожалуйста, проснись, — упрашивал ее Мордред. Слова не могли прорваться сквозь завесу ночного кошмара, и Риза продолжала дрожать. Тогда он повернул ее голову к свету, надеясь, что тот сможет её разбудить. Она захныкала и попыталась отвернуться. — Просыпайся, Риза, просыпайся! Тебе нужно проснуться.
Последнее время кошмары часто пугали его дочь. И Мордред, и Рой прибегали по первому зову, стараясь вырвать Ризу из цепких лап ужаса. Иногда получалось. Но порой им ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать, пока приступ пройдет и она сама проснется.
Сегодня была как раз такая ночь. Мордред качался вперед-назад, держа Ризу лицом к свету и умоляя ее проснуться. В конце концов, отчаянные всхлипы сменились икотой – и она открыла глаза.
— Вот так, малышка, это просто сон.
— П-папа? — выдохнула Риза, схватив его за жилет, и спрятала лицо у него на груди.
— Ш-ш-ш, Риза, ш-ш-ш. Ты проснулась. — Он гладил ее по спутанным волосам. — Это был просто сон.
— Т-т-там б-б-была у-у-ут-тка, — всхлипывала дрожащая Риза. — Я хочу к мамочке!
Эти слова кинжалом вонзились в сердце Мордреда. Если бы Лиэн оказалась тут, она бы, конечно, знала, как успокоить дочку. Жена всегда знала, как вести себя с малышами – она была прирожденным родителем, а не алхимиком, который каким-то чудом стал отцом двоих детей. Хотя, если бы Лиэн оказалась тут, Ризе бы вообще не снились бы плохие сны.
— Я знаю, малышка, я знаю. Тебе нужно лечь спать. Если эта ужасная утка вернется, я зажарю ее до угольков, обещаю.
— М-можно я посплю с тобой? — Риза подняла голову.
Он покачал головой. Сегодня нужно было сделать ещё много работы.
— Прости, малышка. Мне рано идти спать.
Нижняя губа Ризы дрогнула, но дочка постаралась сохранить храброе выражение лица.
— Ладно... М-можешь оставить свет включенным?
— Только приглушу немного, — пообещал Мордред. Он уложил ее в постель, накрыв одеялом, а потом притушил лампы, и комната погрузилась в оранжевый полумрак. Вернувшись к Ризе, Мордред погладил ее по волосам. — Попробуй уснуть, — ласково сказал он, а потом повернулся в ту сторону, где стоял обнявший себя руками Рой. Зубы подопечного стучали от холода. — Ты тоже, Рой. В постель.
Риза захныкала, и Рой поспешил к ее кровати.
— Я посижу с тобой, пока не уснешь, — сказал он и уселся у нее в ногах. Риза сквозь слезы улыбнулась и дотянулась до его руки.
— Хорошо. — Мордред не мог отказать дочери в утешении и направился к двери. — Спокойной ночи, малышка.
Риза кивнула, широко зевая. Она погладила запястье Роя и удобнее устроилась на подушке. Мордред закрыл дверь, чтобы не было сквозняка, и какое-то время тихо стоял в коридоре, прежде чем спуститься вниз по лестнице. На этот раз он аккуратно переступил скрипучую ступеньку. Вернувшись в кабинет, Мордред присел за стол, чтобы написать адрес психбольницы на конверте.
Почему-то его никак не отпускала ревность к Рою, который вот так просто успокоил Ризу.
