Глава 3. Чарис БлэкНа следующий день после встречи Элли с Септимусом миссис Яксли смогла с полным основанием заявить Арктурусу: «Ну я же говорила!!!»
Потому что неприметная серая сова принесла им пергамент, исписанный ровными строчками, в которых Седрелла извинялась перед отцом и семьей.
Чарис хмыкнула, заявила, что большего она от Элли и не ожидала, и уехала к Каспару, предоставив остальным переживать семейную драму.
Каллидоре, возившейся с новорожденной дочкой, тоже было не до сбежавшей сестрицы.
Сириус — старший брат Арктуруса — заявил, что если он не вернет дочь в течение недели, она перестанет принадлежать к их семье, и ее выжгут с Древа.
Поэтому Арктурусу ничего не оставалось, как поехать в дом Уизли.
Дверь ему открывает рыжеволосая женщин — очевидно, мать Септимуса.
— Чем я могу вам помочь?
— Я хочу видеть мою дочь, — хмуро окидывает миссис Уизли взглядом мужчина.
— Элли?
— У меня только три дочери, и я знаю, где находятся две другие.
Женщина отступает в дом и громким голосом зовет:
— Элли!
Слышатся шаги вниз по лестнице, и Арктурус видит свою дочь. В таком виде, в каком он никогда раньше ее не видел: с небрежно завязанными в хвост волосами, в длинном выцветшем сарафане. Девушка ошарашенно замирает.
— Отец?
— Здравствуй, Седрелла. Ты собираешься возвращаться домой?
Он видит, как она смущенно отводит глаза, а потом говорит:
— Нет. Мой дом рядом с Септимусом, отец.
— Ты понимаешь, что это твой последний шанс вернуться? — проницательно смотрит на дочь мужчина.
— Да. Я понимаю.
Элли видит, как тяжело вздыхает отец, как его правая рука сама собой ложится на сердце. Она хочет броситься к нему, но он качает головой, жестом говоря, что это не нужно.
— Хорошо, Элли. Я уважаю твой выбор.
Выжигание Седреллы с семейного Древа не произвело на Чарис сильного впечатления. Она знала, что ничем хорошим это увлечение сестрицы магглами не закончится. А уж в сочетании с тем фактом, что Элли продолжала общаться с Мариусом…
Чарис никогда не была настолько наивной, чтобы не осознавать, чем это может закончиться.
Младших сестер обычно или горячо любят и считают невинными детьми, либо не замечают вовсе за более яркими старшими. В отношении остальных к Чарис было и то, и другое. Отец считал ее ребенком. Каллидора и Седрелла, занятые своими собственными проблемами, не замечали. И нельзя сказать, что Чари подобное отношение ранило и не устраивало.
Отец обратил на нее свое внимание только после замужества старшей дочери.
Надо ли говорить, что тогда было уже слишком поздно?
Чарис уже прекрасно все осознавала. И имела на все свое собственное мнение.
Пусть не всегда правильное, она это понимала, но свое.
Мужчина входит в комнату младшей дочери и обращается к сидящей за столиком Чарис:
— Чари, мне сказали, что ты общаешься в школе с какими-то ребятами, которые…
Девушка невежливо перебивает:
— Которые что? Нормальные ребята. В их число входит, между прочим, и Абрахас Малфой, племянник твоего любезного Бертрана.
— Я знаю, кто такой Абрахас, Чарис, — едва заметно улыбается Арктурус. — Твой отец пока еще не настолько стар, чтобы это забыть.
— Прости, — виновато улыбается девушка. — Просто я уже наслушалась нравоучений от Дореа.
— И на какую тему нравоучения? — В голосе отца Чарис слышит тщательно скрываемое любопытство.
— На тему, что «это не хорошо».
— И ты не желаешь это слушать?
— Нет. Отец, я считаю, что могу самостоятельно разобраться в том, с кем я могу общаться.
— Чари, просто ходят слухи, что эти молодые люди поддерживают Гриндевальда…
— Даже если и так, то что с того? — Девушка резко поднимается со стула и подходит к окну. А потом продолжает:
— Я не считаю, что мы должны ходить возле магглов на цыпочках.
— Я тоже так не считаю, Чари. Но пойми: уничтожение — это не выход.
— А их и не надо уничтожать. Достаточно просто подчинить.
— Чари…
— Это только мои мысли, papa, — Чарис почти искренне улыбается отцу. — Это вовсе не означает, что я завтра возьму палочку и начну уничтожать магглов и магглорожденных самостоятельно.
— Я смею надеяться, что нет, Чари. — Голос мужчины кажется спокойнее, чем раньше.
— Тогда тебе не о чем волноваться, papa.
Каспар Крауч был дорог Чарис. К семнадцати годам девушка уже не была настолько уверена, что влюблена в него, но какие-то нежные чувства она к нему определенно испытывала. Иначе как объяснить тот факт, что каждое воскресенье она терпеливо выслушивала его пространные монологи на тему министерства магии?
А она выслушивала.
И не просто пропускала мимо ушей, не запоминая ни слова. Нет, Чари слушала очень внимательно. И, припоминая рассуждения отца на эти темы, старалась дать как можно более полезный совет, опасаясь, что Каспар может влипнуть в какую-нибудь неприятную историю, если его не проконтролировать.
Каспар же этого, казалось, не замечал.
И его неспособность осознавать, что можно говорить, а о чем лучше промолчать, доводила Чарис до дрожащих от ужаса рук.
Особенно, когда он говорил о чем-то рядом с ее «друзьями».
— Да еще и этот Гриндевальд…— начал парень, взяв в руку чашку с обжигающе горячим кофе.
— А что Гриндевальд? — Чарис испуганно оглянулась, чтобы убедиться, что другие посетители кафе не обращают никакого внимания на пару молодых людей, сидящих за столиком в углу.
— От него сплошные проблемы, — Каспар явно не заметил нервозность собеседницы.
— Например?
— Например, из-за его «акций» у министерства не хватает средств, чтобы оплачивать сверхурочную работу аврорам. Хорошо хоть, что они еще надбавку за вредность не просят.
— Это так важно? — недоуменно смотрит на юношу девушка.
— Конечно, важно, Чари! — едва не давится напитком тот, услышав вопрос.
Чарис улыбается:
— Я ничегошеньки в этом не понимаю, Каспар. Прости.
Молодой человек покровительственно смотрит на нее.
— Ничего, девушке и не нужно это понимать. Это проблемы мужчин.
Чарис едва успевает спрятать широкую усмешку, схватив свою чашку и сделав глоток.
— Да.
Чарис боялась за Каспара. С его «везением» он вполне мог найти кучу неприятностей.
Но еще больше она боялась того, что «неприятности» в лице ее «друзей» найдут Каспара, случайно услышав его мнение об их кумире.
А особенно она боялась Абрахаса Малфоя.
Этот юноша вполне оправдывал свою фамилию* и являлся негласным лидером их факультета, несмотря на то, что он был еще на шестом курсе. А подобный авторитет нужно было заслужить.
И Чарис теперь прекрасно понимала, почему Дори свела общение с ним к минимуму, услышав его определение Мариуса. Даже несмотря на то, что тот был сквибом, он все равно оставался родным братом Дореа. Да и, как казалось Чари, уступать привилегию его ругать Дори не хотела никому.
— Добрый вечер, Чари, — Абрахас ждет пришедшую из Хогсмида старосту в кресле возле камина в их гостиной.
— Добрый, Абрахас, — кивает девушка. — Ты что-то хочешь?
— Да, хочу. Ты узнала насчет своего женишка? Он присоединится к нам? — Парень небрежно откидывает с лица непокорную прядь светлых волос.
— Пока нет, Абрахас, — Чарис садится в кресло напротив, не желая стоять перед ним, как будто отчитываясь. — И он мне не жених.
— Почему нет? — приподнимает бровь в недоумении юноша, не обращая внимания на ее уточнение.
— Потому что он работает в Министерстве.
— И именно поэтому он нам и нужен, Чари. Ты что, забыла? — В голосе Малфоя слышится раздражение.
— Нет, не забыла, — пристально смотрит в светло-серые глаза она, поражаясь тому, насколько они не выражают никаких эмоций.
— Тогда в чем дело?
— Нужно еще подождать.
— И до какого же момента мы будем ждать, Чарис? До того, как ты закончишь Хогвартс и выйдешь за него замуж?
— Возможно, что и до этого, — зло усмехается девушка. — Терпение — это добродетель, Абрахас. Ты должен помнить об этом.
Иногда Чарис казалось, что в Малфоях больше апломба, чем фамильной гордости. По крайней мере, Абрахас с первого курса выхаживал по Хогвартсу с видом «Король на прогулке». Выглядело это на взгляд не только самой Чари, но и Дори, крайне забавно. Естественно, Абрахасу свое мнение они сообщать не рвались.
Потому что выслушивать часовой монолог принца в изгнании им не особо хотелось.
Другое дело, что к апломбу примешивалась еще и изрядная доля высокомерия и нетерпеливости.
А Чарис никогда не нравилось чувствовать себя провинившейся школьницей. Тем более перед мальчишкой, который был младше на год.
А уж оттого, что Малфой хотел ее заставить что-то делать, Чарис и вовсе хотелось совершить все, что только возможно, ему назло.
Надо ли говорить, что с Каспаром она не переговорила?
При всех своих убеждениях терпеть подобное отношение она не собиралась.
— Эй, Чарис! — Девушка оборачивается к Малфою, небрежно прислонившемуся к дверному косяку.
— Что ты хочешь, Абрахас? — Голос звучит крайне устало.
— Объяснения.
— И что же я должна тебе объяснить? — Чарис чувствует, как раздражение начинает прорываться в голосе.
— Что ты творишь.
— И что же я творю? — Она произносит это с искренним любопытством.
— Тебе было сказано, что ты должна поговорить с Краучем. Почему ты этого не сделала? — Теперь раздражение звучит в голосе Малфоя.
Чарис внимательно смотрит на него.
— Мне было сказано тобой… а с чего я должна тебя слушать, Малфой?
— Потому что… — парень не успевает договорить, потому что в коридор практически вбегает Лукреция Блэк.
— Чарис! — девочка замечает, что родственница не одна в комнате и испуганно замирает:
— Ой. Я не хотела…
— Все в порядке, Лукреция, — ободряюще кивает Чарис. — Ты что-то хотела сказать?
— Да. Тебя зовет Дори. Там какие-то проблемы возникли. И Дори ругается и говорит, что староста где-то бродит…— девочка явно не может удержаться, чтобы не наябедничать на Дореа, которая сейчас играет роль ее мучителя, занимаясь с ней зельями.
— Спасибо, я сейчас приду.
Первокурсница кивает и почти бегом выходит из комнаты.
Чарис оборачивается к Малфою и смотрит на него с милой улыбкой на лице.
— Прости, Абрахас, но думаю, что наш разговор придется закончить.
Тот злобно смотрит на нее, свистящим шепотом выдавливая:
— Ты еще пожалеешь, Блэк.
На лице Чарис возникает еще более очаровательная улыбка:
— Посмотрим, Малфой.
Слова Малфоя о замужестве были пророческими.
Чарис Блэк и Каспар Крауч поженились через пять месяцев после того, как девушка закончила Хогвартс, 27 ноября 1937 года.
Арктурус был рад, что дочь наконец-то выбросила из головы все сомнительные идеи и согласилась выйти замуж за надежного и умного Каспара.
А еще больше его радовало, что на свадьбе присутствовал только Бертран Малфой, который ни в каких связях со сторонниками Гриндевальда замечен не был.
Каллидора и Харфанг приехали вместе с детьми.
Кассиопея, так до сих пор и не вышедшая замуж в свои-то двадцать два года, ни на шаг не отходила от невероятно похорошевшей за последнее время Дореа, очевидно, следуя наставлениям Виолетты. Виолетта сама приехать не смогла, отговорившись жуткой мигренью, которую не может вылечить ни одно зелье.
Поллукс прибыл без жены, но с детьми, и теперь пытался уследить за излишне деятельными Альфардом и Сигнусом, спевшимися с сыном его, Арктуруса, тезки — Орионом, который успевал к тому же болтать и с Лукрецией, и с Валбургой.
Чарис же не отходила от новоиспеченного мужа.
— Кажется, все довольны, — Чарис с улыбкой смотрела на то, как Дори пытается что-то втолковать племяннице. Валбурга к нравоучениям тети не прислушивалась, что ту очень расстраивало.
Каспар оглядел заполненный до предела родственниками и друзьями зал и кивнул жене:
— Да. По крайней мере, главного украшения любой свадьбы пока, кажется, не наблюдается.
— Какого украшения? — Чари с удивлением посмотрела на Каспара.
— Как какого? — смерил супругу насмешливым взглядом тот. А потом абсолютно серьезно продолжил: — Дуэли, естественно.
— Каспар! — Девушка возмущенно посмотрела на парня.
— А что? Это же традиция! — попытался оправдаться тот.
Только он успел произнести эту фразу, как раздался оглушительный грохот. Грохот ознаменовал падение доспехов в одном из углов зала, зачем-то расставленных отцом Каспара по всему периметру.
Поллукс, стоявший к месту происшествия ближе всех, извлек из-под останков доспехов своего сына и троюродную племянницу. Альфард и Лукреция старались выглядеть крайне виновато.
Каспар задумчиво нахмурился, а потом прошептал на ухо жены:
— Я же говорил! Свадьба без разрушений — не свадьба.
Через полтора года после свадьбы у Чарис и Каспара родился первенец. Мальчик, которого назвали Бартемиус, Барти.
А потом еще и две девочки, погодки — Патриция и Франческа.
Жизнь потекла своим чередом, и у Чарис не осталось времени на мысли о магглах. Трое детей требовали уйму внимания и терпения, которых у нее было не так уж и много. Поэтому чувств на кого-то, кроме детей и Каспара, у нее уже не оставалось.
Чарис практически прекратила общение со всеми старыми друзьями и бывшими однокурсниками, даже с Дореа.
Она лишь краем уха слышала, что Дори вышла замуж за Чарлуса Поттера после смерти отца. Но тогда она находилась во Франции и ждала третьего ребенка, так что приехать и поинтересоваться причинами столь внезапного решения Дори она не смогла. В письмах та казалась довольно счастливой. Поэтому Чарис успокоилась и не стала пытать кузину, полагая, что просто так, от скуки, за ее самого раздражающего человека еще со времен раннего детства она бы не пошла.
О Седрелле она не слышала вообще. Став Уизли, она как будто куда-то исчезла.
Каллидора изредка появлялась, давая советы младшей сестре, как более опытная.
Женщина вошла в комнату к младшей сестре и нервно хихикнула, увидев царивший там беспорядок.
Сама Чарис сидела в кресле возле детской кроватки и невозмутимо читала сыну книжку, всем своим видом показывая, что она выше земных проблем.
— Дети удивительные создания.
Чари слегка вздрогнула от неожиданности и подняла глаза на сестру:
— Чрезвычайно.
— Особенно они удивительны своей способностью создавать тотальный хаос, — широко улыбнулась Каллидора.
Чарис возвела глаза к потолку.
Барти с любопытством смотрел на мать и тетку. Последняя поманила его к себе и, вручив новую игрушку — рычащего, но не пускающего пламя дракона, — шепнула ему на ушко, что он может поиграть с ним в своей комнате.
Чарис облегченно вздохнула.
Обычно оставлять мать с гостями ее сын не любил. Каспар шутил, что он хочет быть в курсе всех событий, так что станет министром магии. Чарис соглашалась.
— Как ты? — Каллидора внимательно посмотрела на сестру.
— Трудно, — та усмехнулась и потянулась к кроватке, чтобы поправить одеяльце на маленькой Фрэнни.
— В первые восемнадцать лет всегда трудно, — легкомысленно пожимает плечами старшая сестра.
Чарис посмотрела на нее с наигранной обидой в глазах:
— Умеешь ты утешить, милая сестрица.
— Ну… у самой так же.
— Мерлин, о чем я думала, когда соглашалась выходить замуж? — Чарис патетично возвела глаза к потолку. Мерлина на нем не наблюдается.
— О том же, о чем и все женщины, — улыбается Каллидора.
Чарис опустила голову на сложенные руки и тихо застонала.
— Ой, не надо об этом.
— Хорошо, — послушно согласилась старшая сестра.
— Расскажи лучше, как там papa.
— Нормально. Только… уход Элли его сильно подкосил, — хмурится женщина.
— Да… интересно, как она там…
— Харфанг узнавал.
— И что? — В голосе Чарис прозвучало любопытство.
— Говорит, что хорошо. Но детей у них пока нет.
— Счастливая.
Как будто услышав слова матери, Фрэнни открыла огромные глазищи и начала плакать.
— О Мерлин. Ну что опять с ней случилось?! — восклицает Чарис, беря дочку на руки.
— Иногда дети плачут просто так, Чари…
Чарис поняла, что именно она чуть не натворила, только после того, как началась настоящая война. Она была в настоящем ужасе, когда читала «Ежедневный пророк». И благодарила Мерлина за то, что Малфой так эффектно отвратил ее своим поведением от служения Гриндевальду. Война — это всегда страшно.
Каспар боялся за жену и детей.
Поэтому он сделал все возможное для того, чтобы отослать их всех как можно дальше от войны.
Тысяча девятьсот сороковой год Чарис не помнила совсем из-за бесконечного ужаса за мужа, детей и братьев.
А в январе сорок первого Каспар, зашедший в их спальню после работы, сказал, что она и дети уезжают в Америку до конца войны.
Чарис знала, что Харфанг тоже предлагал Каллидоре уехать, но та не согласилась, сказав, что лучше отправит детей вместе с сестрой.
Америка встретила Чарис неприветливыми тучами и пронизывающим ветром. А еще бесчисленным количеством магглов, которые, как казалось Чари, были повсюду, и заполняли все пространство своими громкими разговорами и полным отсутствием таких понятий, как вежливость и тактичность…
— Заходите-заходите! — Неприятная полная женщина, не поздоровавшись, затаскивает Чарис в идиотский дом, раскрашенный, как кукольный домик, если бы кукла страдала дальтонизмом. Да еще и с картонными стенами. Чарис брезгливо морщится и вырывает руку из цепкой хватки женщины.
Та, кажется, не замечает выражения лица молодой женщины и продолжает:
— Вот ваш новый дом, миссис Крауч. Надеюсь, он вам понравится.
Чарис неприятно усмехается и иронично заявляет:
— О, не сомневаюсь, Надин.
Впрочем, ирония женщине тоже незнакома, потому что она радостно улыбается, демонстрируя белоснежные зубы, и проходит в первую комнату.
— Вот тут у нас, точнее, теперь у вас, гостиная. Очень уютная, не правда ли?
Чарис оглядывает отделанную без малейшего проблеска вкуса комнату и еле выдавливает едва заметную улыбку:
— Чудесная комната.
Лицо женщины озаряет лучезарная улыбка.
— Еще на первом этаже находится кухня и библиотека. А также гараж. Ну, его, я думаю, вы и сами найдете. На втором этаже — три спальни и ванная комната.
— Благодарю вас, Надин. — Чарис едва заметно кивает, а потом пристально смотрит на женщину.
Та понимает все правильно, наконец-то правильно, и торопливо прощается с новой хозяйкой.
Через несколько минут Чарис остается в доме одна, понимая, что у нее не так много времени до тех пор, пока нанятая няня сможет справиться с ее детьми.
Но ей безумно хочется хотя бы несколько минут побыть одной. В тишине.
Когда второго сентября тысяча девятьсот сорок пятого года состоялась битва Гриндевальда и Дамблдора, Чарис до чертиков надоел маггловский мир. Ее тошнило от бесконечных лицемерных улыбок и глупости окружающих.
Шестилетний Барти видел постоянное раздражение матери, которая казалась такой собранной и спокойной в Англии. В отличие от младших сестер, он превосходно все понимал.
Поэтому он ничуть не удивился, что третьего сентября мать собрала самые необходимые для них вещи и посадила их в самый обычный маггловский самолет.
Только Фрэнни и Пэтти ошарашенно смотрели на непривычно оживленную мать.
Путешествие до Лондона слилось для Чарис в один кошмарный сон.
Но когда они вышли из самолета и увидели разрушенный Лондон… Чарис поняла, что именно
это и было самым страшным кошмаром.
Каспар, похудевший, бледный, встретил их возле чудом уцелевшего дома дяди Чарис — Сириуса. Соседние дома были разрушены упавшими бомбами и взрывными заклинаниями практически до основания.
— Чарис! — Мужчина резко привлек к себе жену, до боли стискивая ее в объятьях.
Чари чувствовала, как предательские слезы катятся из глаз.
— Каспар, я… — она не могла рассказать ему, что она чувствует. Просто не могла.
— Все хорошо, Чари. — Мужчина ободряюще улыбнулся, а потом отстранился от нее и подхватил на руки дочек. — Надо же, как вы выросли, звездочки мои.
— Папа!!! Мы так скучали по тебе! — Девочки повисли у отца на шее.
— Я тоже скучал, дорогие мои.
Чарис снова увидела своего старого «друга» Абрахаса Малфоя еще через десять лет.
Тот был все так же красив. А еще у него был сын — светловолосый мальчишка с серыми глазами восхищенно смотрел на отца. Чарис было жутко интересно, какая же дура польстилась на красивую обертку, в которой Малфой мастерски прятал все свои недостатки.
А еще в тот же день, в том же Косом переулке, который вновь отстроили после войны, Чари увидела и Септимуса. И тоже с сыном. Видимо, Седрелла все же родила мужу наследника.
И как подозревала Чарис, лет через шесть боевые действия между представителями семейств Уизли и Малфоев вспыхнут с новой силой, едва эти два мальчишки поступят в Хогвартс.
Но с Абрахасом, в отличие от Септимуса, она поговорила.
— Ну здравствуй, Чарис, — обводит ее неприятным взглядом мужчина.
— Здравствуй, Абрахас.
— Как твои дела? — Малфой кивком головы отсылает сына к гувернантке, стоящей в нескольких футах от него.
— Все хорошо. Я не жалуюсь.
— Замечательно. — В словах мужчины нет даже намека на искренность.
— А ты, как я вижу, женился, — усмехается женщина.
— Да.
— И на ком же?
— Это уже не важно, Чарис. Моя жена умерла.
— Ох… мне жаль… — Чарис чувствует что-то, очень напоминающее сочувствие. Но чувство моментально пропадает, едва она замечает искривленные в усмешке губы Малфоя.
— Тут не о чем жалеть. — Мужчина смотрит на сына. — Она выполнила свой долг и родила Люциуса. Остальное уже не важно.
Чарис вдруг резко вскидывает голову и ехидно говорит:
— Знаешь, Абрахас, у магглов существует такое понятие — инкубатор. Место, нужное только для того, чтобы детеныш выжил. Так вот. Это понятие, кажется, тебе прекрасно знакомо.
— Как всегда, необычайно мила, да, Чарис? — усмехается мужчина. — А как твои дети и… — усмешка почти превращается в гримасу, искажающую черты, — уважаемый супруг?
— Замечательно. Твоими молитвами.
— Я рад.
— Я тоже. А теперь извини, мне пора. К мужу.
Она отворачивается и быстро идет к Дырявому Котлу.
Ей хочется никогда больше не встречаться с Малфоем.
На момент смерти Арктурусу Блэку было семьдесят пять лет.
Чарис никогда раньше не задумывалась, что маг может умереть от такой типично маггловской болезни, как инфаркт. Ей было невероятно трудно осознать, что он никому об этом не сказал, не воспользовался ни одним зельем, чтобы это предотвратить. Чарис не понимала, почему. Ей казалось диким, что отец не попросил помощи ни у кого из них. Тем более что в этом же году, несколькими месяцами ранее, погиб Регулус. Глупо, в автомобильной катастрофе. Никто так и не смог объяснить, что он там делал.
Барти едва исполнилось двадцать, и он не вылезал из Министерства. Судя по слухам, в Англии появился новый Темный Лорд. Очевидно, одной войны, унесшей миллионы жизней, всем было недостаточно. По крайней мере, Чарис слышала, что в это дело каким-то образом влезли и Валбурга с Сигнусом. Видимо, на них Абрахаса Малфоя не нашлось.
На похоронах они стояли рядом, и, кажется, были чем-то обеспокоены. Чем-то не относящимся к поводу, по которому они собрались.
Дореа пришла с мужем. Чарлус вырос в невероятно сдержанного мужчину.
Каллидора была с Харфангом и детьми.
На церемонию даже пришла Седрелла. Одна. К ней никто и не подошел, чтобы выразить сочувствие. Кроме Чарис.
Бледная, заметно постаревшая в свои сорок два года, Седрелла стоит вдалеке ото всех. Остальные представители семейства Блэк периодически кидают на нее косые взгляды, но подходить не спешат. Наконец от толпы отделяется женская фигура. Чарис подходит поближе и устало кивает сестре.
— Здравствуй, Элли.
— Здравствуй, Чари. — Седрелла тоже кивает.
— Тебе не нужно было приходить, — в голосе младшей сестры не звучит даже укора. Только какое-то странное безразличие.
— Я знаю. Просто… мне хотелось попрощаться, — Седрелла ежится под пронизывающим насквозь ветром.
— Я понимаю. Вы все еще с Септимусом?
— Да. У нас сын. Артур.
— Я знаю, — отзывается Чарис. — Я видела их в Косом переулке года четыре назад. А как там Мариус? Я о нем не слышала уже много лет.
— Хорошо. Он живет во Франции.
— Продолжает свою политическую карьеру? Он же вроде в школе учился, где к этому готовили…
— Нет, — улыбается женщина. — Бросил. Сказал, что ему еще до войны это осточертело.
— И как же теперь?
— Книги пишет, — усмехается Элли. — Писатель.
Это была их последняя встреча с Элли.
Следующие годы были довольно спокойными. Даже несмотря на то, что впервые прозвучало имя «Лорд Волдеморт». Чарис казалось это ненастоящим и далеким. Будто бы это и не в Англии происходило. Не рядом с ними. И несмотря на то, что в неполные шестьдесят два года умерла Ликорис.
Каллидора стала бабушкой первой. У ее сына, не так давно женившегося на Августе Марен, родился сын Фрэнк, который оказался одногодком сыну Дореа и Чарлуса Поттера, Джеймсу, и сыну Валбурги и Ориона, Сириусу.
Впрочем, Барти сделал ей подобный подарок через каких-то два года после своего кузена. Хрупкая, маленькая Вивьен, вышедшая замуж за сына Чарис, с момента первой встречи казалась ей неземным созданием. И она глубоко сомневалась, что эта девушка сможет родить наследника. Очень уж она была хрустальной. Но через три года после свадьбы родился Барти-младший. Как и все слишком дорого доставшееся, малыш стал единственной радостью Вивьен. Ситуацию усугубило и то, что больше детей у нее быть не могло.
Бартемиус же пропадал на работе. Все старался кому-то что-то доказать. Сына он видел только по праздникам. Да и то не всегда.
И чем старше и своевольнее становился Барти, тем чаще у них с отцом возникали конфликты, о которых не должна была знать Вивьен. И тем чаще Барти бывал у Чарис.
В первый раз мальчик пришел к ней через три дня после своего девятилетия.
— Добрый день, бабушка! — Лучащиеся глаза внука смотрят прямо на Чарис.
— Добрый, родной мой, — улыбается женщина. — А где родители?
— Там… — Барти легкомысленно пожимает плечами.
— Где — там? — Чарис пытливо смотрит на внука, пытаясь понять все по выражению детского личика.
— Ну там… далеко, — огрызается мальчишка, чуть морщась от непонимания бабушки.
— А ты, значит, сам?
— Ну да, — улыбается мальчик.
— И Вивьен тебя отпустила? — удивленно приподнимает брови Чарис.
— А она в гостях у бабушки. Ну… у другой бабушки, — Барти улыбается, вспоминая мать. — Мы с отцом одни были.
— И где он?
— Дома.
— Почему? — Женщина кивает возникшему с громким хлопком эльфу, и тот моментально исчезает, чтобы уже через мгновение на столе, как будто сами собой, появились чайник, чашки и блюдечко с вкусными пирожными.
— Мы поругались. — Мальчик старается быть предельно лаконичным.
— И ты решил переждать бурю у меня? — едва заметно улыбается Чарис.
— Ага, — довольно кивает Барти и берет пирожное, моментально измазавшись в сладком креме. А у Чарис почему-то не поворачивается язык отчитать мальчика за неподобающее поведение. Хотя ее саму за такое нанятая отцом гувернантка заставляла читать толстенную книгу об этикете.
— Сообразительный ребенок, — женщина ласково проводит рукой по растрепанной макушке.
— Да.
Тут уже Чарис не может не рассмеяться:
— А какой скромный!
Мальчишка слегка виновато улыбается.
Женщина внезапно хмурится:
— Но как ты попал сюда один?
— А я Винки попросил. Она хорошая.
Мальчик кивает головой на раскрытую дверь, за которой прячется эльфийка с крайне виноватым выражением лица.
Барти едва пошел на первый курс Хогвартса, когда Чарис умерла. Их с Каспаром убили.
И мальчик не мог понять, почему Министерство, которому дед и отец посвятили все свое время, не смогло их защитить. Он этого не поймет, даже когда повзрослеет.
Каллидора уехала из Англии сразу после того, как с ее внуком и его женой случилась беда. Смерть сына и мужа за два года до этого она еще пережила. Но этого… Она не хотела оставаться в
этом месте. Тем более что она знала, что Августа прекрасно вырастит маленького Невилла. Была уверена в этом.
Поэтому она со спокойным сердцем переехала к дочери в Марсель, где та жила с мужем.
Седрелла и Септимус увидели и первого, и второго внука.
Впрочем, им достаточно было лишь раз взглянуть на огненно-рыжую избранницу сына, чтобы понять, что семейство Уизли цвет волос не сменит еще долгие годы.
Но никто из них не догадывался, что через пятнадцать лет фамилия «Блэк» останется только на старом, потрепанном гобелене. Да еще в памяти. Возможно.
*если кто не в курсе, Малфой — «злокозненный».
От Автора: Спасибо всем, кто читал сей бред.
А еще большее спасибо тем, кто подписался и оставил отзыв.
