Глава 3. Часть 1Большое-большое-большое спасибо всем за отзывы! Я искренне надеюсь, что эта глава вам тоже понравится :)))
Всем ответила на отзывы в комментариях
Пустую улицу уныло освещал одинокий фонарь, но тьма сгущалась еще больше, казалось, накрывая все невыносимо черной пеленой – ни зги не видно. Был вечер, влажный и душный одновременно, умиротворяющий своим спокойствием и размеренностью. Именно такие вечера оставляли что-то на душе. Светлую грусть, отмеченную легким беспокойством – непонятно почему. Просто так. Иногда Андромеде казалось, что почти ничего в жизни не имеет смысла. Она снова разрыдалась. Потерянная, запутавшаяся в себе, временами слишком замкнутая - она боялась всего. И потому растворялась в несбыточных мечтах, вся, без остатка, продавалась слепому видению целиком.
Андромеда устало упала на кровать. Голова была тяжелая, во рту пересохло от выпитого виски, в висках стучало. Она практически сбежала с праздника, несмотря на настойчивые уговоры Рабастана, когда юноша крепко схватил ее за запястья, она окатила его таким равнодушием и презрением, что, казалось, он предпочел бы пощечину. В горле стоял ком, который мешал дышать, казалось, что легкие раздирает на части, кровь ласкает горло, глаза застилает унылый серый туман.
В глазах помутилось от ярких красок, блеска драгоценностей, всего этого слепого фарса лондонского высшего света – в этот момент она ненавидела весь мир.
А еще было завтра. Завтра - это поцелуй в шею. Капля дождя на лбу. Завтра – это поехавший чулок и упавшая с плеча бретелька. Это несбыточная цветная мечта и немыслимая, порой, самая отчаянная надежда. Завтра – это Тед. Светло-голубые глаза и цветные сны. Ведь порой когда делаешь вид, что любишь, действительно влюбляешься. А она... пожалуй, она уже полюбила его.
Андромеда мечтательно закрыла глаза. Неясные очертания теней рассыпались по стене, покрывая голубой шелк обоев бледным мерцающим светом, и ей казалось, что на миг вернулось детство – приторно-сладкое и такое настоящее. Девушка в последний раз улыбнулась своим мыслям, и, крепко прижав к себе плюшевого медведя ручной работы, уснула.
Утром в доме была только Беллатрикс. В ответ на вопросительный взгляд сестры она только пожала плечами. А потом спокойно, нет, даже равнодушно сказала, что родители хотят выдать Андромеду замуж за Рабастана. В эту минуту исчезло все: место, время – осталось только лихорадочное непонимание, яркий солнечный свет, тяжелый аромат черемухи, круживший голову, и взгляд Беллатрикс. Сердце Андромеды словно сорвалось с цепи, безумно заколотилось, чашка выпала из рук и в дребезги разбилась о паркет. Сестра не сводила с нее сурового, вопросительного взгляда. Андромеда чувствовала, как из-под век выступили слезы усталости, боли, разочарования. Беллатрикс на мгновение закрыла глаза и присела на корточки. Она с задумчивым лицом попыталась соединить две половинки, а потом все же быстро произнесла «Репаро!» и поставила чашку на стол. Меди попыталась придать этому жесту символический смысл. Но тогда она еще не знала, как часто ей придется заново переживать эту странную минуту-пропасть, разверзшуюся между ней и сестрой, тяжесть взгляда Беллы и эту пустоту вокруг, напряженную пустоту...
Андромеда поспешно схватила пальто и, тихо прошептав что-то, выбежала из дома. Слышался легкий, едва уловимый перезвон весенней капели, и шелест прошлогодних пожухлых листьев на ветру, и нежное пение первых птиц, предвещавших приход такой долгожданной весны. И девушка шла по пустынным улицам, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте, потому что здесь фонарей и вовсе не было, а если и были, то их было недостаточно, чтобы разогнать тягучую, вязкую как мед, тьму. Она шла вперед, с наслаждением вдыхая этот неповторимы запах влажной земли и озона после грозы, такой чистый и свежий, слишком непривычный для шумного, вечно куда-то спешащего города.
– Андромеда? – за спиной раздался несколько изумленный, чуть заносчивый голос.
Девушка в изумлении обернулась и выхватила из темноты приближающуюся фигуру Люциуса Малфоя. Серебряный цветок. Серебряный ангел. Серебряная мечта. Вот таким и был Люциус.
– Люциус? – она смущенно попыталась улыбнуться, но получилось довольно жалко. Андромеда заметила, что невольно любуется его стройный телом, серебристыми волосами, небрежно падавшими на длинную шею, взглядом, устремленными прямо на нее. Девушка на мгновение закрыла глаза – слишком сильно стыдилась своих мыслей.
Глаза у Люциуса - усталые, тревожные, разочарованные, гордые, презрительные, высокомерные и все равно по-прежнему прозрачно-голубые.
– Вы ушли так рано, – казалось, он смеется над ней, – я волновался за вас.
Она невольно вздрогнула и почувствовала странный холодок, пробежавший по коже, когда Люциус дотронулся до ее плеча ледяными пальцами. Андромеда заворожено смотрела на жемчужный шелк его перчаток и молилась, чтобы это скорее закончилось. Черт возьми, в какую игру он играет?
– Вы вся дрожите, – он пристально посмотрел ей в глаза и улыбнулся, – могу я проводить вас? Аппарировать... не находите это слишком угнетающим в такой чудесный вечер?
– Право же, я не знаю, – она замялась и остановилась, в смущении. – Где же вы позабыли мою прелестную сестру? – добавила Андромеда несколько лукаво.
– Что же, я отвел ее домой, бедняжка так устала... Нарцисса просто очаровательна, вы правы.
Минуту они молчали. Люциус изучающе смотрел на девушку, отчего она ужасно краснела и смущалась, больше всего мечтая провалиться под землю. Малфой заговорил первым:
– И все-таки вы позволите. – Это было скорее утверждение, нежели вопрос.
– Пожалуй, да.
На какой-то короткий миг Андромеде почудилось, будто он вздохнул с облегчением.
Люциус осторожно взял ее под локоть, так осторожно, словно Меди была хрупкой фарфоровой куклой, готовой рассыпаться от одного неосторожного прикосновения. Человек, когда он влюблен, пишет слова, которым нет конца, и некогда ставить точки, надо писать, писать, бежать впереди собственного сердца, и фраза бесконечно тянется и тянется, в любви нет пунктуации. Люциус не любит Нарциссу. Он играет с ними. Со всеми. И с Андромедой. Тоже.
Андромеда думала об этом, и ей было невыносимо жаль себя. Это так низко и подло, так... мерзко быть эгоисткой. Но в эту минуту, когда красивое лицо Люциуса всего в паре дюймов от ее лица, Меди становилась высокомерной, гордой и потрясающе равнодушной. Девушка забыла о Нарциссе и, что самое главное, о Теде, наслаждаясь собственным триумфом, когда Андромеда наконец-то превзошла младшую сестру.
Сумерки все сгущались, становились еще холоднее, а в домах медленно гасли огни. Андромеда потом не помнила, о чем они говорили. Особенно много говорил Люциус. Надо сказать, потом девушка не могла без ужаса вспомнить всю эту прелюдию. Ей следовало проявиться хоть капельку осторожности, замкнуться – он бы ускользнул от нее. Андромеда, конечно, понимала, что такая игра опасна – игра между двумя людьми, которые, быть может, нравятся друг другу и хотят заполнить свое одиночество, пусть даже временно. Главное – не подчиниться до конца пленительному серебристому аромату, ведь глупо считать себя сильнее, чем ты есть на самом деле. Андромеда позволила себе расслабиться, отдаться течению.
Она чувствовала, что полностью растворяется этой неповторимой лондонской весне...
Внезапно она тихо произнесла:
– Люциус, мне страшно.
Он не засмеялся и крепче сжал ее руку. Внезапно ей захотелось, что рядом был Тед: улыбчивый, такой понимающий, с веселыми искорками в светло-голубых глазах. Чтобы не было никакого Малфоя, только Тед. Чтобы он никогда не оставлял ее, обнимал, говорил, что любит. Вдруг Люциус прижал девушку к себе. Андромеду всю охватила какая-то странная истома и рассеянность, ноги стали ватными, она прижалась к нему еще крепче и почувствовала запах коньяка и дорогих сигар, которым пахла его мантия. Это было... неправильно.
– Андромеда, прошу вас, постойте... – голос его стал более мягким и чувственным, – я не люблю Нарциссу, поверьте же мне. Вы так прекрасны, вы как роза, вы как самые прекрасный цветок на земле... я больше не могу жить без вас.
Она заплакала и пыталась вырваться, а он крепче прижимал ее к себе, и что-то шептал, тихим, словно отчаявшимся голосом, умолял ее не уходить. Андромеда совсем запуталась – она не могла понять, почему же Люциус так поступает с ней, хотя с самого начала предчувствовала, что может случиться что-то подобное. Конечно, после этого они могли бы притворяться, что ничего не было. Вопрос был в том, кто же из них продержится дольше.
Андромеде хотелось объяснить Люциусу, что он любит Нарциссу, но что-то ее останавливало. Слова застревали в ее сведенном судорогой горле, и ей было очень больно. В тот момент она чувствовала себя перед всеми виноватой. Перед Тедом, Нарциссой, родителями. Перед своей совестью. Она всех заставляет страдать. И должна за это поплатиться. В этот момент Андромеда ненавидела себя. Она умирала от стыда. И бессилия.
Как это вытерпеть?
– Ступефай! – крик раздался на другой стороне узкой улочки.
Это было так неожиданно, что Андромеда растерялась и просто осталась стоять как вкопанная, испуганно глядя на остекленевшее лицо Люциуса. Он застыл, как статуя, сохранив на лице обычное презрительное выражение.
– С вами все в порядке? – обеспокоенный голос рядом. – Пожиратели смерти, они повсюду... извините, я вас не напугал?
Случайный луч луны выхватил из темноты бледное лицо юноши...
– Тед?
– Андромеда?
Они выкрикнули это одновременно, и оба засмеялись такому совпадению. Все отошло на второй план – глубокая ночь, полная луна, висевшая в небе, словно беспомощная марионетка, ее голубоватый свет на мостовой и пустые, сонные дома. Оставалось только неясное, смутное счастье, охватившее обоих при встрече. До этого все было серым, а тоска – нестерпимой. Не просто тоска, а тоска по кому-то. И, наверное, оба догадывались, по кому так сильно скучали.
