Глава 3От автора: читала Макса Фрая… Это я не к тому, что проду задержала (праздники, дача, шашлыки – ну, вы меня поняли), а к тому, что это может быть заметно на стиле повествования. Меня периодически клинит... Так что не обессудьте ;)
Я слегка топчусь на месте, по моему личному впечатлению, но во второй части данной главы обещаю покончить-таки с «делами давно минувших дней». Просто иначе будет не слишком понятно, что, почему и как.
Спасибо за отзывы, подписку и иже с ними. =)
______________________________________________________________
Глава 2 (часть первая). Рождественский подарок.
"Может вам ещё и ключи дать от квартиры, где деньги лежат?"
Габриэль Эрроуз был новичком в Аврориате, но уже успел чем-то заслужить стойкую неприязнь шефа этой, во всех отношениях славной организации. Не сказать, что сэр Аластор Грюм отличался покладистым нравом и безграничной любовью ко всем встречным-поперечным, но объективных причин сослать Эрроуза на охрану Азкабана у него, в общем-то не было. Тем не менее, именно это он и сделал не далее чем вчера.
Надо сказать, что отправлять новичков на охрану тюрьмы было старой доброй традицией британского Аврориата. Однако никто ещё не додумывался устроить это импровизированное посвящение в канун Рождества. Грюм был, безусловно, большим оригиналом, но скорее по части "постоянной бдительности", за что коллеги величали его за глаза Мистером Параноиком. Как оказалось, по части подлянок Грозный Глаз тоже был неплохим спецом.
Итак, Габриэль был вынужден проводить нудный обход, раздражённо топча холодные каменные плиты полов бесконечных промозглых коридоров Азкабана, вместо того, чтобы лакомиться замечательным Рождественским ужином в компании своей молодой жены. Настроение его, естественно, твёрдо стояло на отметке "ниже плинтуса", чему способствовали и многочисленные безмолвные стражи волшебной тюрьмы - дементоры. Зимний Азкабан был крайне отвратительным местом: к стандартным "сыро", "мрачно", "уныло" и "страшно" добавлялось ещё и "холодно" и "промозгло". К счастью, а может и к несчастью, Эрроуз был не в курсе русской-народной приметы: "как встретишь Новый Год, так его и проведёшь", так что его грела мысль о скором окончании неприятной "стажировки".
Часам к трём по полуночи Габриэль добрался до третьего этажа - в Азкабане всего 13 этажей, шесть из которых подземные. Он уже успел перебрать в уме все известные ему ругательства, адресуя их своему начальнику, а заодно и всей его гипотетически существующей родне, так что заняться ему теперь было решительно нечем. По этой незамысловатой причине молодого аврора и обуяло жгучее любопытство при виде странно ведущих себя дементоров. Не то чтобы Эрроуз был крупным знатоком их поведения, но два дементора, застывших неподвижными статуями по бокам от двери камеры, словно стражники у дверей королевских покоев, показались магу странными. Не нагружая мозг лишними сомнениями и мыслями о возможных последствиях столь необдуманных действий, аврор решительно приблизился и попытался толкнуть загадочную дверь. Его рука на два сантиметра не достигла цели: она была перехвачена склизкой конечностью одного из дементоров, оказавшейся на удивление сильной. Эрроуз испуганно вырвал руку и отпрянул. Волна могильного холода окатила его с головы до пят, породив отвратительную мелкую дрожь. Пустынный тёмный коридор, освещённый ущербной луной, внезапно показался Габриэлю дорогой в загробный мир.
"Сюда нельзя-льзя-зя... Запрет-рет-рет... Не пройдёшь-дёшь-ёшь..." - беззвучным эхом отдалось в его сознании. И тогда Габриэль действительно испугался и разозлился. Он выхватил из кармана мантии свою волшебную палочку и угрожающе наставил её на дементоров.
- И кто мне помешает? Вы?! - в голосе Эрроуза сквозили истерические нотки. - Убирайтесь с дороги, иначе мало вам не покажется.
Как ни странно, дементоры послушались и заскользили прочь. Однако далеко не ушли - остановились в дальнем конце коридора, словно наблюдая за действиями этого глупого человечка. Габриэль дрожащей рукой стёр выступивший на лбу холодный пот, затем решительно стиснул палочку. Не престало магу бояться каких-то тварей, тем более приручённых Министерством.
"Пожалеешь-еешь-ешь..." - донеслось до аврора, но он отмахнулся от этого предупреждения и приблизился к двери. Металл под ладонью был холодным и гладким. Ничего странного, вроде, но изредка по пальцам словно пробегала обжигающая огненная волна. Дверь была заперта и не поддавалась грубому напору. Аллохомора тоже не сработала - заклинание просто отрекошетило от замочной скважины, попав Эрроузу аккурат в застёжку мантии, которая не преминула немедленно свалиться на пол. Мужчина нагнулся, чтобы её подобрать, и не заметил, как на гладкой поверхности на мгновение проступили огненные руны. Вернув мантию на место, маг постоял некоторое время в задумчивости, затем решительно сдвинул брови и запустил в дверь Взрывными чарами.
***
Альбус Дамблдор мирно клевал носом в своём глубоком директорском кресле, когда пламя в камине вспыхнуло и окрасилось в насыщенные зелёные тона. Испуганные тени прянули в стороны и затаились по углам кабинета, прячась за многочисленными стелажами. Портреты предыдущих директоров и директрис оживлённо зашушукались при виде возникшей в камине головы. Голова принадлежала Аластору Грюму - главе британского Аврориата. Спутать его с кем-нибудь было весьма затруднительно, так как ещё одно настолько изуродованное шрамами лицо в целом мире было не сыскать... Разве что у выдуманного магглами Франкенштейна.
- У меня к тебе важный разговор, Альбус, - рявкнул Грюм, не размениваясь на такие мелочи, как приветствие. - Будь любезен снять защиту с камина.
- Сейчас, - буркнул директор, доставая палочку.
Голова шефа авроров исчезла из камина, а через несколько секунд оттуда вышел он сам, целиком, отряхиваясь от осевшей на мантии сажи. Аврор по-хозяйски огляделся, притащил из угла ещё одно кресло и умастился в нём, выжидательно глядя на Дамблдора своими совиными глазами из-под кустистых "брежневских" бровей. Директор ответил ему той же монетой. Игра в гляделки продолжалась минуты две, после чего Дамблдор раздражённо бросил:
- Выкладывай, что тебя сюда привело или выметайся.
Грюм ничуть не обиделся на столь нерадушный приём, только криво ухмыльнулся левым уголком рта. Улыбнуться нормально он бы и не смог, даже при всём желании, так как справа у этого ветерана был повреждён лицевой нерв.
- После той Хэллоинской заварушки тебе как вожжа под хвост попала, - заметил он. - Боюсь мои новости тебя ничуть не обрадуют. Помнишь того Пожирателя, который был Хранителем Тайны Яксли?
Директор мрачно кивнул.
- Всплыла кое-какая интересная информация о нём, - доверительным тоном поведал Аластор. Видимо, ему доставляло удовольствие выводить Дамблдора из себя.
- Какая теперь разница? - не оправдал его ожиданий Альбус. - Он давно должен был подохнуть, ты сам видел, в каком состоянии мы отправили его в Азкабан.
- То-то и оно, что должен был... Должен был, но не подох, - скорчить таинственную рожу Грюму не удалось - не его это был талант. - Сегодня в Азкабане произошёл странный инцидент. Пострадал один из молодых авроров. Он совершал обход и столкнулся с какими-то защитными чарами. Конечно, ничего сверхестественного в этом нет, Азкабан напичкан всякого рода защитными системами... Но знаешь, где оказалась эта странная защита? - аврор выдержал трагическую паузу. - На двери камеры, куда мы засунули Долохова два месяца назад! - неожиданно резко рявкнул он.
Дамблдор внешне оставался спокоен, только побелевшие пальцы, впившиеся в край стола, выдавали его волнение.
- Давай подробнее и без этих глупых выкрутасов, - наконец выдал он, доставая из внутреннего кармана коробочку со знаменитыми лимонными дольками.
Грюм проследил, как глава Ордена Феникса успокаивает нервы с помощью маггловских сладостей, и сухо, без недомолвок и прочих кривляний, начал свой доклад "начальству":
- Пострадавшего аврора зовут Габриэль Эрроуз. Несмотря на тяжёлые травмы он выжил, так что нам удалось получить подробный рассказ из первых рук. Он совершал ночной обход. Когда дошёл до третьего этажа, заметил дементоров, которые вели себя странно, с его точки зрения. Ему показалось, что они караулят дверь камеры №317. Он их отогнал и попытался войти. Просто так дверь не поддалась, что естественно, ведь камера-то не была пустой. Эрроуз применил Аллохомору, дверь её отразила. Этот идиот ничего не понял и шандарахнул Взрывными Чарами. Так что итог закономерный, - Аластор помедлил, потом всё же решил добавить. - Ещё этот Эрроуз утверждает, что дементоры пытались его предупредить. Сказали ему, что эту дверь трогать опасно. По мне, так он просто сильно ударился башкой при взрыве, говорящие дементоры - бред чистой воды... но вам виднее.
При этих словах директор Хогвартса заметно оживился.
- Что именно они ему сказали?
Грюм напряг память, с его точки зрения подобная информация не заслуживала особого внимания.
- Что-то про запрет и про то, что он пожалеет, если попытается войти.
Дамблдор погрузился в задумчивость. Грюм терпеливо ожидал, постепенно начиная подозревать, что директор на самом деле просто задремал с открытыми глазами. Но озвучить свои подозрения глава Аврориата не успел.
- Ладно, а что стало с дверью?
- С дверью? - удивился Аластор, который не ожидал от Дамблдора столь трепетного отношения к казённому имуществу, да ещё и заведения, которое находилось не в его юрисдикции. - А что с ней станется, на ней же Отражатель. Разве что значки какие-то проявились, - аврор похлопал себя по карманам мантии и извлёк из одного из них немного измятую фотокарточку. - Любуйся, я догадывался, что тебя может заинтересовать место происшествия, - сварливо буркнул он.
- Весьма занимательно, - пробормотал Альбус Дамблдор, поправляя очки. Он с видимым интересом вглядывался в фотографию. - Я её заберу, - проинформировал он Грюма после минутной паузы.
Глава Аврориата на это только хмыкнул.
- Это всё, что ты собирался мне поведать?
- Тебе мало? - отпарировал Аластор.
- Много народу знает, что этот Эрроуз выжил? - Дамблдор напряжённо отбил дробь подушечками пальцев по крышке стола.
- Я, двое колдомедиков из Мунго и его сменщик, который его и нашёл.
- Сотрёшь им память. Эрроуза под стражу по обвинению в попытке освобождения сторонников Вольдеморта. Мне не нужны лишние слухи. С дверью я разберусь сам, так что организуй мне пропуск на территорию тюрьмы, - глаза директора сделались двумя колючими льдинками, голос был сухим и холодным и отбивал всякое желание спорить.
- Яволь, герр директор, - Грюм сымитировал фашистское приветствие, поднимаясь из кресла. Он не любил, когда ему приказывали, так как и сам был не самой мелкой сошкой в Министерстве, и знал кое-что из биографии Дамблдора, что позволяло предположить, что подобное выведет директора из себя.
На лицо Альбуса набежала тень, он поморщился, но тем всё и ограничилось. Грюму ничего не оставалось, кроме как ретироваться, смирившись с ролью мальчика на побегушках.
***
Антонин Долохов лежал на своей койке, заложив руки за голову и бездумно пялился в потолок. Где-то в другом углу камеры на пол капала вода. Этот мерзкий надоедливый звук уже несколько дней отравлял его существование. Но, пожалуй, кроме пронизывающего холода, жёсткого "ложа", надоедливого аккомпанемента падающих капель и откровенной скуки у него не было никаких претензий к здешнему "пансионату". Признаться, он представлял себе заключение в Азкабан несколько иначе: постоянный страх и отвратительные видения, нагоняемые дементорами, стоны и крики сошедших с ума узников из соседних камер. Но ничего этого не было. Конечно, Долохов отнюдь не был расстроен таким положением дел, скорее наоборот, но где-то в глубине души поселилась детская обида, с родни той, что возникает, когда дети узнают, что Санта-Клауса и Зубной Феи не существует.
Дни тянулись за днями, похожие один на другой. Тусклый солнечный свет из маленького зарешёченного окошка стабильно освещал убогую обстановку помещения, не давая Пожирателю Смерти забыть, где он находится. Ночью его охотно сменял не менее тоскливый лунный. Еду приносили дементоры три раза в день, что изрядно портило аппетит, но выбирать не приходилось. Что странно, так это то, что даже от них не веяло никакой потусторонней жутью, хотя они и находились всего в двух шагах от Долохова. Антонин уже сталкивался с дементорами до своего заключения и мог с уверенностью сказать, что подобное как минимум необычно. Никого из министерских служащих за два месяца своего заключения он так и не увидел. Видимо, тех, кто его сюда засунул, более не интересовала его судьба. Метка тоже не беспокоила.
За время своего вынужденного безделья Антонин успел передумать больше, чем за последние несколько лет. Особенное внимание он, естественно, уделил ситуации, в которой он оказался. Интерес Дамблдора, этого "серого кардинала" при пентюхе-Фадже, к семейству Яксли становился вполне понятен в свете подслушанного Долоховым отрывка из их разговора с Краучем. Конечно, любому здравомыслящему военачальнику хотелось заполучить в свои руки талисман, позволявший управлять столь смертоносной и устрашающей силой, как дементоры. Хотя Долохов ни за что бы не заподозрил миссис Яксли в обладании подобными вещами... Так что с его поимкой всё было логично: без Хранителя даже такой сильный маг, как господин директор, не смог бы найти особняк. Конечно, допрос Дамблдор решил вести лично, поэтому не стал сдавать свою добычу в Министерство, - уж в чём в чём, а в маниакальном желании поделиться властью этот знаменитый старикан никогда замечен не был. Дальше же начинались странности и непонятки, начиная от методов допроса: авроры были столь же консервативны в применении пыточных проклятий, как и сами Пожиратели, - заканчивая странной ментальной атакой. Долохов никогда не слышал о разновидности Легилименции, где были бы не нужны никакие заклинания и сама волшебная палочка. Основная же несуразность состояла в том простом и неоспоримом факте, что его оставили в живых. Мало того, кто-то определённо потратил силы и время, чтобы привести его тело в мало-мальски приличный вид. Хвала Мерлину, Антонин никогда не жаловался на слабое здоровье, но память упорно подбрасывала воспоминания о тех "незабываемых" мгновениях, что ему довелось провести под действием неверно выполненного Круциатуса. Да что там, при одной мысли об этом его всего передёргивало. Сам он ни за что не стал бы оставлять такого свидетеля. Даже если Дамблдор и не был в курсе того, что Пожирателю удалось подслушать столь важный разговор, то размениваться на лечение уж точно не было резона. Ко всему прочему, Антонин не представлял себе, каким способом можно качественно залатать человека в столь сжатые сроки. Хотя Долохов не был уверен на сто процентов - не у дементоров же спрашивать, какой сегодня день, - но по его подсчётам выходило, что очнулся он всего через два дня после допроса, причём вполне здоровый. Возможно, та странная особа, которую он успел тогда заметить, и была колдомедиком, поставившим его на ноги, но что-то мешало ему принять эту версию. Что-то было странное, неправильное в той картине, которую он застал, очнувшись. За минувшие два месяца Долохов успел в конец замучить свою память, но таки нашёл ту неувязку, на которую сразу обратило внимание его подсознание: женщина стояла с дементором "под ручку", как будто он был её кавалером, с которым она вышла на вечернюю прогулку по древним мостовым Лондона, а не внушающим одновременно ужас и отвращение существом. А ещё у неё были горящие фиолетовые глаза... не человеческие.
От успевших поднадоесть размышлений Долохова отвлёк шум за дверью. Кто-то орал дурным голосом, что ему не помешают "сюда войти". По всему выходило, что этот кто-то был из министерских авроров, охранявших тюрьму. Антонин вяло удивился, что в Азкабане нашлись желающие запретить аврору войти в одну из камер. По помещению прокатилась волна фирменного дементорского холода, и Долохов догадался, что желающие оказались не кем иным, как безмолвными стражами Азкабана. Дверь протестующе загудела: видимо, кто-то пытался отворить её хорошим пинком. Затем послышалось невнятное бормотание - какие-то ругательства - и стандартное отпирающее замки заклинание "Аллохомора". Дверь не открылась, и Антонину показалось, что по её поверхности прошла странная светящаяся рябь. Он сморгнул - наваждение сгинуло. Однако, Пожиратель был заинтригован. Он поднялся со своего неудобного ложа и приблизился к двери камеры. Ничего странного в ней как будто не было. Снаружи донеслось шуршание ткани, а затем, после непродолжительной паузы, решительный голос произнёс формулу Взрывных Чар. Антонин успел пожалеть, что подошёл так близко: сейчас слетевшая с петель дверь хорошенько приложит его по любопытному носу, но дверь имела на эту ночь другие планы. Она мелко задрожала и издала низкое басовитое гудение, похожее на шум рассерженного пчелиного роя. По её поверхности снова пробежала световая рябь, на этот раз более явственная. Из коридора донёсся глухой удар, стон и тишина.
Долохов нерешительно приблизился к двери. Мерцание никуда не исчезало, продолжая расходиться из центра концентрическими кругами, словно волны от брошенного в воду камня. Повинуясь странному наитию, Пожиратель дотронулся до светящейся поверхности, чего ни один здравомыслящий маг никогда не стал бы делать - незнакомую магию лучше не тревожить. Рука словно прилипла. Круги взволновались и с удвоенной скоростью побежали в обратном направлении, наращивая насыщенность мерцания, пока не слились в один светящийся шар. Этот гибрид светлячка и фаербола отделился от померкшей поверхности двери и взвился в воздух. Описав крутую спираль вокруг Долохова, он внезапно сменил траекторию и на полном ходу врезался тому в грудь, но не нанёс ожога и не рассыпался фейерверком безобидных искр, а словно впитался под кожу. Времени на то чтобы удивиться или испугаться Антонину не оставили: дверь распахнулась, пропуская внутрь камеры двоих дементоров в длинных, развевающихся плащах. Эти двое вели себя, как и полагалось нормальным стражам Азкабана: вокруг них распространялась плотная аура удушливого страха, смертельный ужас ледяными когтями впивался в сердце, замораживал в жилах кровь; дикий холод расползался вокруг тонкой сеточкой узорчатой изморози, но его замысловатые художества сразу же скрывались под плотной белёсой пеленой колдовского тумана. У Долохова потемнело в глазах, ноги стали ватными и отказались держать. Один из дементоров неторопливо, но неотвратимо как сама Смерть, приблизился и склонился над человеком, поймав его за горло своей осклизлой рукой. Щель, заменявшая ему рот, разошлась, с хрипом втягивая воздух вместе с жизненной силой и душой заключённого. Сердце Долохова стукнуло о рёбра в последний раз и остановилось.
Дементоры споро подхватили обмякшее тело и потащили его вниз, мимо разрушенного участка коридора, по узкой винтовой лестнице на самый нижний ярус. Там, в просторном помещении, освещённом холодным белым светом магического огня, находился тюремный морг. Он представлял собой огромный пустынный зал со сводчатым потолком, под которым парили сотни светящихся шаров. Вдоль стен рядами располагались прозекторские столы, большей частью пустые, хотя на некоторых под белыми простынями лежали трупы с обязательными бирками на ногах. У входа за широким письменным столом, заваленным бумагами и остатками ужина, дремал дежурный колдомедик. При приближении дементоров он неохотно разлепил глаза и махнул в дальний конец помещения.
- Несите туда, - произнёс он, героически подавив зевок. - Сейчас я подойду и заполню бланк, а потом можете сбросить всё это барахло в Хель, - он обвёл помещение широким жестом, видимо, подразумевая все остальные трупы. - Хвала Мерлину, даже персонал сего славного заведения отпускают на Рождественские каникулы, так что нет смысла коллекционировать жмуриков до конца месяца.
Естественно, дементоры ничего не ответили, но дисциплинированно выполнили все указания. Колдомедик объявился через минуту с планшетом и самопишущим пером в руках.
- Кто тут у нас? - практически пропел он, выворачивая наружу бирку, пришитую изнутри к поле тюремной робы. - Триста семнадцать... Так-так, сейчас, - Маг достал палочку и призвал со стола стопку сшитых вместе пергаментов. Он некоторое время перелистывал страницы, водя пальцем по строчкам, затем, видимо, нашёл то, что искал. - Ну здравствуйте, мистер Долохов.
Колдомедик отложил пергаменты и начал что-то быстро строчить на стандартном бланке. Дойдя до графы "причина смерти", он притормозил и выудил из кармана своего одеяния, представлявшего собой нечто среднее между медицинским халатом и мантией волшебника, связку цветных кристаллов. Повинуясь движению волшебной палочки эти милые безделушки воспарили над трупом, зависнув в определённом порядке.
- Causa leti (п.а. лат. причина смерти)? - заклинание было произнесено скорее с вопросительной, чем с утвердительной интонацией.
Некоторые кристаллы вспыхнули, другие наоборот помутнели и сделались тусклыми. Всмотревшись как следует в получившуюся картину, колдомедик закончил заполнение бланка, призвал медицинскую карту заключённого и вложил в неё отчёт. Он собрал свои диагностические кристаллы, взял подмышку список узников Азкабана и отправился досыпать на вахту.
- Можете приступать, - бросил он на ходу дементорам и зевнул, интеллигентно прикрыв ладошкой рот. - Когда закончите, меня не будите, - маг хохотнул, довольный своей незамысловатой шуткой, и удалился.
Дементоры безмолвно принялись за работу. Они стаскивали тела в дальний угол помещения и сбрасывали их в широкую тёмную щель в полу. Щель была началом глубокой шахты, заканчивавшейся большой пещерой. Её давно использовали вместо нормального кладбища, так как рыть могилы в каменистой почве острова было весьма сомнительным удовольствием. Своё поэтичное название Хель получила от кого-то из служащих морга, имевшего скандинавские корни. В конце каждого месяца трупы сбрасывали вниз и забывали о них: по-видимому, какими-то магическими свойствами эта наречённая преисподняя всё же обладала, так как никогда не переполнялась и не выпускала наружу никаких отвратительных запахов, сопровождавших гниение и разложение человеческих останков. В общем, все были довольны и не заморачивались лишний раз по этому поводу.
Тело Долохова было отправлено во тьму последним. Перед тем, как сбросить его в Хель, один из дементоров низко склонился над трупом, выпуская изо рта серебристое облачко, точно такое, как то, что забрал у заключённого час назад.
***
Дамблдор прибыл в тюрьму после обеда. Старый сторож долго ковырялся в бумагах, пытаясь найти хоть какое-то несоответствие, чтобы не пропустить волшебника внутрь, но через полчаса вынужден был сдаться: всё было оформлено верно, необходимые подписи и печати наличествовали. По мановению дряблой старческой руки с зажатой в ней волшебной палочкой тяжёлые чёрные ворота замка медленно отворились, не издав ни единого звука, открыв взору директора Хогвартса пустынный тюремный двор. Грозные угловатые бастионы Азкабана угрюмо громоздились с трёх сторон квадратной, мощёной иссиня-чёрным камнем площади. Ледяной пронизывающий ветер со зловещим свистом перегонял из угла в угол снежные барханы, мертвенно белые, зеленовато фосфоресцирующие в тяжёлой тени замковых стен. Сотни узких зарешёченных бойниц впились в высокую фигуру с развевающейся белой бородой злым пронизывающим взглядом. Азкабан-Норнхейм был не рад неурочному посетителю.
Старый маг неосознанно поёжился под этим тяжёлым враждебным взглядом, но решительно шагнул под массивную арку ворот. Дамблдор быстрым уверенным шагом миновал тюремный двор и толкнул тяжёлую дубовую дверь входа для посетителей. Изложив цель визита аврору на вахте и заполучив в своё распоряжение проводника-сопровождающего из гарнизона, директор не снижая темпа двинулся вслед за ним. Аврор был из молодых и зелёных, как и большинство местных стражей, так что то и дело косил на своего спутника заинтересованным взглядом, но благоразумно воздерживался от вопросов. Через четверть часа, вдоволь попетляв по узким холодным коридорам Азкабана и осчастливив своими шагами пяток старых винтовых лестниц, они добрались до места. Разрушенный участок коридора ещё не был приведён в надлежащий вид, что позволяло по достоинству оценить силу произошедшего взрыва. Дамблдор в задумчивости замер, сравнивая реальную картину разрушений с тем, что вчера видел на фотографии. Часть внешней стены галереи обрушилась, обнажив даже не второй, а третий слой кладки; стёкла в окнах были выбиты на расстоянии пятнадцати метров в обе стороны от эпицентра взрыва. Пол, стены и потолок ровным слоем покрывала жирная копоть, и только злосчастная дверь выделялась девственной чистотой.
- Даже так… - едва слышно пробормотал он себе под нос, забыв о присутствии молодого аврора. – Минимум трёхкратное усиление с частичным преобразованием. Невероятно…
Директор предусмотрительно подхватил полы мантии и подошёл к двери триста семнадцатой камеры. Она была закрыта, но что-то в ней было не так. Не мудрствуя лукаво, Дамблдор обмотал руку полой мантии и дотронулся до дверной ручки – ничего не произошло. Он толкнул дверь, заранее подозревая, каков будет результат: та со скрипом повернулась на несмазанных петлях, открыв взгляду старого волшебника пустую камеру.
- Что с заключённым, который здесь находился? – требовательно обратился он к сопровождающему, наконец-то вспомнив о его существовании.
- Умер прошлой ночью, сэр. Инфаркт и магическое истощение, если вас интересует причина смерти, - отчеканил тот тоном заправского метрдотеля.
- Откуда такая осведомлённость? – с некоторым удивлением осведомился директор Хогвартса.
Аврор залился краской и потупил взор:
- Понимаете ли, профессор Дамблдор, тут довольно скучно… - пробормотал он, в конец смутившись. – Поэтому все новости, даже самые завалящие, разлетаются по тюрьме со скоростью света.
Директор усмехнулся в бороду, хотя в его светлых глазах сверкнуло беспокойство: могло оказаться, что принятых мер по пресечению опасных слухов было недостаточно. Но, как бы там ни было, ничего поделать он уже не мог, поэтому стоило вернуться к прерванному осмотру. Дверь, несмотря на заверения Грюма, была абсолютно обычной: никаких обещанных рун. Возможно, главу Аврориата подвело зрение, однако Дамблдор склонялся к той версии, что следы волшебства просто выдохлись по прошествии некоторого времени. Старый маг вытащил из кармана мантии заранее припасённую склянку с зельем, выявляющим следы магического воздействия, а так же широкую кисть, подозрительно смахивавшую на малярную. Щедро смочив сей инструмент волшебным составом, директор принялся ровным слоем смазывать поверхность двери. Немного поразмыслив, он повторил процедуру и с обратной стороной двери, которая должна была быть обращена внутрь камеры в закрытом состоянии. Его титанический труд был щедро вознаграждён всего через пару минут. На металлической поверхности, словно окалина, проступили тёмные линии, сложившиеся в витиеватые значки рунического алфавита. Дамблдор быстро достал из складок мантии чистый пергамент и перо, чтобы скопировать текст заклинания, пока действие зелья не окончилось. От вдумчивого созерцания плодов собственного труда директора отвлёк любопытный возглас аврора:
- Что это, господин директор? Это руны? Но я не помню, чтобы что-то подобное входило в старший футарх (п.а. – скандинавский рунический алфавит)…
- Это другие руны, Тревис, - неохотно пояснил Дамблдор, припомнив имя этого молодого человека, несколько лет назад окончившего Хогвартс. – Дирфэ’иш – алфавит высокого языка фэйри. Его не проходят на Рунологии, да и вообще он известен очень узкому кругу волшебников. – Не дожидаясь следующего вопроса аврора, Дамблдор добавил. – Раньше Азкабан принадлежал волшебному народу. Думаю, кое-что из их охранных заклинаний сохранилось и по сей день, а одно из них ты видишь сейчас.
Аврор был недостаточно опытен, чтобы почувствовать фальшь в объяснениях собеседника. Дамблдор отлично понял, что руны появились на двери совсем недавно, но не собирался делиться такой информацией с каждым встречным. Большинство значков были ему знакомы, так что не составляло особого труда вникнуть в смысл наложенного заклятия. Часть рун, появившаяся на внутренней стороне двери, заставила директора недовольно поморщиться. Не столько от того, что смерть Долохова теперь казалась лишь хорошо спланированной инсценировкой, сколько от того, что заклинатель намеренно не стал прятать свои художества от возможных проверяющих, следовательно, не боялся, что это помешает его планам.
Перед уходом Дамблдор обследовал и саму камеру, предварительно попросив Тревиса удалиться. Обнаруженный на полу след магического круга подтвердил худшие опасения директора. Выйдя из камеры, он с угрюмым видом осведомился:
- Я могу воспользоваться тюремным камином?
Аврор довольно профессионально скрыл своё любопытство и ответил ровным скучающим тоном:
- Да, конечно, я провожу вас в кабинет коменданта.
Добравшись до упомянутого средства связи, Дамблдор выставил за дверь не только сопровождающего, но и самого хозяина кабинета, объявив, что у него намечается строго конфиденциальный разговор с главой авроров. Оставшись в помещении один, старый маг наложил на комнату заглушающие чары и защиту от прослушивания, и только после этого взял с полки дымолётный порошок. Бросив щепоть порошка в камин, он назвал ключевую фразу, служившую паролем от кабинета Грозного Глаза, и сунул голову в изумрудное пламя, ничуть не беспокоясь за сохранность своих роскошных усов и бороды.
- День добрый, Аластор. Надеюсь, я не слишком отвлекаю тебя от дел? – несмотря на безупречно вежливый тон, в этой фразе сквозила явная издёвка.
Глава Британского Аврориата поднял глаза от документа, который до этого читал, и, оценив ситуацию, решительно отодвинул его в сторону.
- С чем пожаловал, Альбус? – нейтрально осведомился Грюм, склочный характер которого на время подал в отставку, не выдержав бессонной ночи: случилось очередное крупное нападение Пожирателей.
- Я осмотрел камеру Долохова. Могу тебе с полной уверенностью сказать, что он сбежал. Причём ему помогли… Ты же знаешь, кто такие дементоры на самом деле? К этой истории приложила руку Морригу, - он заметил, как брови Грюма удивлённо взлетели вверх. – Да-да, и не надо на меня смотреть так, словно я выжил из ума. Боюсь себе даже представить, какие цели она преследует, учитывая Хэллоинскую операцию. Мы уже обсуждали вопрос о возможности того, что дементоры перейдут на сторону Вольдеморта… И я вынужден признать, что допустил роковой просчёт два месяца назад. Готовься к худшему. Конечно, есть шанс, что мы сможем перехватить Долохова до того, как он доберётся к своему господину, нужно выслать патрули – пусть прочешут побережье… Но вероятность успеха крайне мала.
В кабинете повисло тяжёлое молчание. Грюм устало потёр виски, затем вынул из верхнего ящика стола рюмку, выудил из внутреннего кармана мантии свою неизменную фляжку и нацедил себе на два пальца огневиски, добавил пять капель бодрящего зелья и залпом выпил.
- Ладно, сейчас устрою, подниму по тревоге всех, кто не занят в текущих операциях… Фортуна явно благоволит этому Долохову, - хмыкнул он, как только усталость отступила под действием зелья. – Насколько я помню, удачных побегов в истории Азкабана ещё не бывало.
Голова Дамблдора в камине смерила главу авроров мрачным взглядом. Директор явно не считал данную тему пригодной для подобного рода шуточек.
- Я бы не стал ему завидовать. В камере следы Фиделити (п.а. fidelity – англ. преданность). С точностью можно говорить о первых трёх ступенях из пяти: тело, разум и дух. Он не более чем марионетка в её руках… Поторопись! – с этими словами директор исчез из камина.
***
Долохов очнулся от того, что что-то влажное и холодное коснулось его руки. Сквозь забытье он попытался досадливо отмахнуться от этого «чего-то», однако раздавшееся вслед за этим глухое недовольное рычание быстро вернуло Антонина к реальности. То, что он различил в почти полной темноте, заставило Пожирателя сильно пожалеть о том, что он открыл глаза. Кошмар, в тысячу раз более жуткий из-за своей несомненной реальности, продолжился наяву. Антонин лежал на груде каких-то осклизлых камней, как ему сперва показалось. Наверху можно было различить шершавый, поросший кривыми клыками сталактитов потолок пещеры, в котором имелось небольшое прямоугольное отверстие, откуда пробивался слабый неверный свет. Стен было не рассмотреть – они скрывались в густом зловещем мраке. Оттуда то и дело доносились приглушённые звуки какой-то возни, низкое басовитое рычание и сердитое взлаивание. В окружающей темноте угрожающими точками светились десятки тусклых болотных огоньков – глаза. Можно было бы потешить себя надеждой, что это всего лишь безобидные мыши-переростки или какие-нибудь совы, если б один из представителей местной фауны не застыл перед Антонином, буквально в метре от его левой руки.
Гримм – огромный чёрный пёс со светящимися плошками глаз и открытой клыкастой пастью, из которой свешивался длинный розовый язык. Его большие острые уши настороженно подрагивали, а чёрный блестящий нос заинтересованно принюхивался к Пожирателю. Этот кошмар любого волшебника нетерпеливо переступил с лапы на лапу и повторил свой недавний манёвр: наклонился и сильно ткнул носом руку Долохова, словно пытаясь откатить её в сторону. Ужас, окативший мага удушливой волной, не поддавался описанию. Не в силах отвести остекленевшего взгляда от баргеста (п.а. прообраз Гримма из английского фольклора), Пожиратель нелепо завозился, пытаясь отползти от страшного создания как можно дальше и по возможности в сжатые сроки. Его рука наткнулась на что-то липкое и мокрое, он оскользнулся и покатился вниз, на время потеряв ориентацию в пространстве. Остановиться он смог только у подножия того, что принял за груду камней. Осмотреться на новом месте не получилось – Долохова отвлекла резкая жгучая боль в груди. Сквозь тюремную робу пробились первые лучики холодного голубого сияния: файербол, соткавшийся из колдовского света, исходившего от двери тюремной камеры какой-то час назад, вырвался из своего временного убежища и взмыл вверх, любезно осветив для Антонина всю гротескную панораму Хели. Привыкший, казалось бы, ко всему Пожиратель с ужасом и отвращением уставился на груду человеческих останков, на вершине которой он до недавнего времени находился. Нижний уровень устрашающего и в то же время обладавшего скрытым мрачным величием кургана был сложен голыми костяками, выбеленными временем и не только им: Антонин с содроганием заметил на многих костях следы крупных собачьих зубов. Выше шли уже подпорченные разложением трупы. У некоторых отсутствовали конечности, причём рваные края ран наводили на вполне определённые мысли о причинах их исчезновения, а на самом верху… Долохову хватило одного беглого взгляда, чтобы животный страх пополам с диким отвращением скрутил его в приступе сильной тошноты. Гримм был не один – целая стая, особей из тридцати, этих Гармов местного разлива (п.а. в скандинавской мифологии аналог адского пса, охранял вход в Хель – царство мёртвых, питался понятно чем =); своим воем должен был возвестить Рагнарёк и вступить в битву с богами на равнее с Фенриром и прочими хтоническими чудовищами – кому интересно, сами почитаете… ну или в отзывах напишу, если кому приспичит) с омерзительным энтузиазмом рвала на части новую порцию мертвецов. Благодаря хорошему зрению Долохов рассмотрел и окровавленные морды чудовищ, украшенные слипшимися сосульками намокшей длинной шерсти, и обезображенные мерзкой трапезой лица и тела покойников, из которых были вырваны целые шматы мяса, обнажённые окровавленные дуги рёбер, склизкие ленты вывороченных наружу внутренностей… Не удивительно, что скудный тюремный ужин решительно запросился на выход. Долохов с трудом подавил рвотные позывы: надо было немедленно убираться отсюда куда подальше, пока баргесты не решили, что живая добыча предпочтительнее мёртвой. Проблема состояла в том, что он не знал, в какой стороне находится выход. Паническую мысль о том, что этого выхода может не существовать в природе, маг поспешил загнать на самые задворки сознания.
Колючее обжигающее прикосновение к многострадальной руке заставило Антонина подпрыгнуть метра на два. Будь на его месте кто-нибудь более слабонервный, он бы непременно заработал себе сердечный приступ. Тревога оказалась ложной – это был всего лишь магический огонёк, незаметно спустившийся со своей «осветительной позиции». Убедившись, что привлёк внимание волшебника, огонёк засветился ярче и пару раз проплыл перед носом у Долохова, словно снитч перед носом ловца за миг до свистка к началу матча. Не требовалось особого ума, чтобы понять, что этот не в меру разумный файербол приглашает мага следовать за собой. Особого выбора у Антонина не было: либо согласиться на услуги импровизированного проводника, либо остаться в полной темноте и неизвестности в пещере, полной баргестов. В данной ситуации у Долохова было только одно преимущество: он знал, что встретившиеся ему существа относятся к младшим фэйри, поэтому «свидание» с ними не обязательно обещает скорую смерть, иначе вполне мог бы умереть от страха, едва завидев Гримма, но такого рода знание никак не могло помочь отбиться от стаи голодных собак без волшебной палочки. Последний раз опасливо оглянувшись на гору трупов, Пожиратель решительно зашагал вслед за магическим огоньком.
Сначала ему то и дело попадались под ноги человеческие кости, какие-то обрывки тряпья и прочие следы жизнедеятельности местных обитателей. Пол был неровным, явно естественного происхождения. В углублениях плескались тёмные маслянистые лужи, один раз попался неширокий подземный ручей, промывший узкую глубокую расщелину в дне пещеры. Огонёк летел всё дальше, рассеивая мрак ровно на столько, чтобы Долохов не споткнулся о какой-нибудь естественный выступ. Потолок опускался, становясь всё ближе. Сосульки сталактитов тянулись к своим собратьям сталагмитам, вздымавшимся вверх от каменного пола. Вскоре они встретились, и Антонин был вынужден петлять меж неровных естественных колонн. Он не заметил того момента, когда пещера окончательно сменилась узким подземным туннелем. В какой-то неуловимый миг он поймал себя на мысли, что разглядывает сложный геометрический узор на стене, выложенный из мелких блестящих камушков, вмурованных в скалу. Долохов опустил взгляд и убедился, что пол тоже украшен искусной мозаикой, да к тому же отполирован до блеска. Дикий подземный лабиринт явно закончился, уступив место творению человеческих рук. Подумав ещё немного, Долохов поправил сам себя: возможно туннели принадлежали гоблинам или другим разумным существам.
Время тянулось медленно, коридор всё не кончался. Антонин лишний раз порадовался, что не страдает клаустрофобией. Наконец, впереди показалась крутая лестница, уводящая наверх. Огонёк скользнул туда, недвусмысленно указывая, что настала пора выбираться ближе к поверхности. Признаться, Антонин был не готов к тому, что ждало его там. В магическом холодном свете из вековечной тьмы восставали хрупкие, невыразимо прекрасные, сказочные интерьеры огромных подземных залов, длинных просторных галерей с тонкими рядами полупрозрачных резных колонн, напоминавших то гигантские цветы, то окаменевшие деревья. Печальная тишина – единственная жительница здешних хором – с энтузиазмом подхватывала и разносила окрест гулкий звук его шагов, будя в душе острое щемящее чувство полного одиночества. Путеводный огонёк нёсся вперёд, не давая Пожирателю особо отвлекаться на местные красоты, и всё равно Долохов до глубины души был поражён фантастическими пейзажами подземного царства.
Через несколько часов, а может через целую вечность, магический огонёк вывел Антонина на край огромной пещеры, посреди которой чёрной недвижимой бездной разлилось подземное озеро. Через эту непреодолимую преграду была перекинута тонкая нить невесомого, как зыбкое сонное видение, моста. Вода в озере приковывала глаз своим неестественным спокойствием. Создавалось впечатление, что просто какой-то неизвестный шутник вмонтировал в пол пещеры огромное зеркало.
Долохов сунулся было к воде: очень уж хотелось вымыть руки после сомнительной возни в куче трупов в начале этого странного путешествия, - но путеводный огонёк был настороже. Этот необычно разумный файербол поспешил преградить Пожирателю путь, сердито ощетинившись тонкими световыми лучами. Антонин удивился, но не стал испытывать судьбу. Ради удовлетворения собственного любопытства, и не без участия такого гаденького фактора как «на зло», Долохов повторил бессмертный подвиг Боромира (п.а. см. «Властелин Колец: Братство кольца», эпизод у ворот Мории) – подобрал с земли небольшой камешек и кинул в воду. На его счастье никаких чудовищ в Локх’морэ не водилось, однако некоторый поучительный эффект от его глупой выходки был. Камень без всплеска рухнул в воду, но стандартных кругов не появилось. Вместо этого от места падения с тихим хрустом начала расползаться корочка льда: внешнее воздействие нарушило структуру переохлаждённой жидкости. Гигантская ажурная снежинка площадью порядка трёх квадратных метров величественно сверкнула в холодном голубом свете магического огонька и медленно, неохотно растаяла, попутно отбив у Долохова всякое желание к дальнейшим сомнительным экспериментам. Окинув поверхность коварного озера настороженным взглядом, Пожиратель поспешил вслед за своим магическим проводником. После наглядной демонстрации возможностей здешних водоёмов хрупкая конструкция моста не показалась Долохову надёжной переправой, но никакой альтернативы не предвиделось, и он с замирающим сердцем ступил на узкую хрустальную дорожку, отгороженную от чёрной бездны лишь символическим кружевом перил.
Антонин старался не смотреть вниз на манящую гладь воды, но странное гипнотическое притяжение всё же заставило его остановиться в районе середины моста. В холодной чёрной глубине ему почудились смутные движущиеся тени. Постепенно хоровод видений приобретал всё более чёткие очертания. На Пожирателя обрушился водопад хрупких феерических картин: волшебные замки, полные древней магии и старых манящих тайн, дрожащие лунные миражи, танцы полуночных фэйри на залитых серебром лугах, смутно знакомые залы подземных чертогов, наполненные, в противоположность реальности, не печальной пустотой, а радостным волнующим ощущением сказочных чудес. Он видел волшебный народец - лёгких и юных загадочно-прекрасных Аэс Сидхе - и мир, каким он был тысячелетия назад – волшебный и таинственный. Наваждения звали за собой, тянули шагнуть вниз, в ледяные объятия подземных вод… Последним Антонину явилось видение пышного пиршества в огромном, видимо тронном, зале. Бурное пьянящее веселье царившее среди фэйри, захватило и его: он забыл кто он, где и зачем находится, об опасности, подстерегающей внизу… В дальнем конце зала на некотором возвышении стояло большое каменное кресло отталкивающего вида: оно будто бы было сложено из костей, когтей и черепов неведомых чудовищ. Над ним на пурпурном штандарте красовалось искусно выполненное изображение раскинувшего широкие крылья ворона с мечом в лапах. Именно такой герб был на гравюре, которую Дамблдор демонстрировал Краучу! Долохов перевёл взгляд ниже, на тёмную фигуру, восседавшую на каменном троне. Женщина в старомодном зелёном платье с длинными иссиня-чёрными волосами, собранными в сложную причёску, и нечеловечески красивым лицом, почему-то усталом и печальном, отстранённо взирала на всеобщее веселье. Антонин вздрогнул, встретив укоризненный мудрый взгляд её лучистых фиолетовых глаз. Они внезапно надвинулись, вытеснив всю остальную картинку, пристально заглянули, как показалось Пожирателю, в самые глубины его души, и исчезли, прихватив с собой и остальные наваждения. Долохов внезапно осознал, что стоит, перекинув одну ногу через невысокие перила моста, и поспешил перелезть обратно, а затем и вовсе как можно скорее покинуть это опасное место.
Покинув пещеру с озером, Долохов больше не заглядывался на местные красоты. Что-то было неправильно во всём окружающем великолепии. За пустотой и тишиной таилась какая-то мрачная, страшная тайна. Поэтому он не заметил, как оказался на пороге большого зала, того самого, что явился ему в видении. В отличие от остальных помещений здесь царило настоящее запустение: толстый слой пыли на полу, истлевшие гобелены на стенах, прогнившие покосившиеся столы, расползшаяся грязными лоскутами ковровая дорожка. Огонёк настойчиво кружил вокруг Пожирателя, приглашая пройти вглубь помещения, чего Долохову совершенно не хотелось. Каким-то невероятным образом он знал, что неведомая трагедия, сделавшая таким пустынным этот огромный подземный дворец, произошла именно здесь. Но магический путеводный огонёк был настойчив, так что после целой вечности мучительных колебаний Долохов ступил под древние своды. Его безмолвный проводник завис в самом конце зала над запомнившимся Пожирателю чудовищным креслом. Антонин послушно приблизился. Полотнище с гербом, как ни странно, выглядело единственным новым предметом в окружающей обстановке. Судя по всему, оно было пропитано какой-то сильной магией. От созерцания загадочной эмблемы Долохова отвлёк настойчиво мерцавший огонёк, спустившийся почти к самому сиденью каменного трона. На этом самом грешном сиденье лежал странный бронзовый медальон, похожий на когтистую птичью лапу с зажатым в ней крупным овальным камнем. Камень имел странный, неуловимый цвет, изменявшийся в широком диапазоне от угольно-чёрного до ярко-алого, в его загадочной глубине то и дело вспыхивали холодные красные искорки. К медальону прилагалась массивная цепь тройного плетения, испещрённая руническими значками. А рядом с этим странным творением неизвестных ювелиров лежала обыкновенная волшебная палочка. Признаться, этот неотъемлемый атрибут любого волшебника поразил Долохова гораздо сильнее: палочке просто неоткуда было здесь взяться. Он осторожно, словно ядовитую змею, взял её в руки. Палочка была новой, но какой-то не такой. Точно не работы Оливандера. Однако она удобно лежала в ладони, как-то привычно и обыденно, словно он владел ей уже долгие годы. Долохов нерешительно взмахнул своим новым приобретением: тёплая волна волшебства пробежала от кончиков пальцев к сердцу, взъерошила волосы на голове, осыпалась водопадом цветных искр.
Словно обидевшись на такую конкуренцию по части освещения, путеводный огонёк с шипением взмыл вверх и исчез, оставив Долохова в полной темноте. Чувство, которое испытал Антонин, оставшись один на один с огромным пустым лабиринтом подземных туннелей, вряд ли можно было назвать приятным. Мерзкий холодок страха нерешительно царапнул своей когтистой лапкой по спине Пожирателя и на время затаился.
Первое, что сделал Долохов – применил Люмос. Сидеть в темноте в таком зловещем месте, замечательных обитателей которого он уже видел в самой первой пещере, было бы верхом глупости. Второе, что он попытался предпринять, так это трансгрессировать куда подальше. Однако из этой блестящей затеи ничего не вышло. Неприятное чувство, посетившее его при исчезновении путеводного огонька, заметно усилилось: блуждать по бесконечным переходам и залам, не зная дороги, без еды и воды – непривлекательное занятие. По здравом размышлении, Антонин пришёл к выводу, что ударяться в панику рановато. Во-первых, всегда успеется, во-вторых, это совершенно бесполезно в данной ситуации, а в-третьих… Если уж кто-то привёл его сюда, то он должен был предусмотреть и выход. Его задумчивый взгляд упал на медальон. Долохов мысленно обозвал себя тупицей. Конечно, вряд ли организатор всего этого позволил бы жертве своих экспериментов смыться без главного подарка. Он протянул руку, чтобы взять загадочную вещицу, но медальон предупредительно полыхнул ярким обжигающим сиянием. Кажется, талисман был настроен на конкретного человека. Антонин снова задумался: необходимо было подыскать что-то, что экранировало бы защитные чары. К счастью, неизвестный устроитель данного спектакля предусмотрительно поместил решение на самом видном месте: единственная целая вещь, подходящая для такого дела висела прямо над троном. Стоило Долохову завернуть медальон в снятый со стены штандарт, как окружающее пространство неуловимо смазалось. В следующий миг он обнаружил, что стоит на скалистом морском побережье. Вдеалеке виднелись угловатые контуры магической тюрьмы.
Пожиратель рассудил, что не стоит испытывать судьбу и задерживаться в такой близости от стен Азкабана. Он коротко рассёк воздух новообретённой палочкой – на этот раз трансгрессия прошла без помех.
Через каких-то полчаса на то же самое место прибыла группа авроров. Несмотря на три часа старательного прочёсывания местности, они никого не нашли.
***
Люциус Малфой устало опустился на подоконник в собственной гостиной вполоборота к окну и с остервенением сорвал скрывавшую лицо белую маску. Последняя неделя окончательно его доконала: четыре ночи без сна – это уж слишком. Такими темпами Лорд загонит его в могилу проще и эффективнее, чем элитный взвод авроров с патентами на применение Непростительных. Планы нападений, курирование шпионской сети, встречи с информаторами, возможными союзниками, вербовка новичков… Полоса нелепых роковых случайностей и неудач заметно сократила Внутренний Круг: трое погибли, пятеро оказались в тюрьме, - и всё это за последние несколько месяцев. Ворох дополнительных обязанностей так и норовил похоронить Малфоя-старшего под собой. Впервые он пожалел о своём высоком положении в иерархии Пожирателей Смерти. Погода за окном вполне соответствовала настроению Люциуса: серый пасмурный день, небо, затянутое тяжёлыми ватными тучами, клочья тумана, неприхотливо расползшиеся между голыми чёрными силуэтами парковых деревьев. Малфой тяжело облокотился о стекло и прикрыл глаза. Спать хотелось просто непереносимо.
Из мутного тяжёлого забытья Люциуса вывело осторожное прикосновение. Маг вздрогнул и обвёл гостиную слегка ошалелым взглядом – ему не сразу удалось вспомнить, где он находится. Стряхнув остатки сна, Малфой наконец соизволил обратить внимание на домашнего эльфа, осторожно дёргавшего полу его мантии. Смешное лопоухое существо, обряженное в некоторое подобие римской тоги, взирало на хозяина немного испуганными виноватыми глазами.
- Таши не хотела будить хозяина, - тихим тонким голоском сообщило оно. – Но к хозяину пришли.
Люциус тяжело вздохнул. Не будь в комнате домашнего эльфа, он, пожалуй, выразил свои чувства в более резкой форме, но проявлять слабость в присутствии слуг – увольте.
- Кого ещё принесло, мантикора его задери? – бесцветным голосом свыкшегося со своей участью смертника поинтересовался он.
- Он назвался Антонином Долоховым, сэр, - пискнула эльф.
До Люциуса дошло не сразу, что, в общем, было простительно в его состоянии.
- Как? – рассеяно переспросил он.
- Долохов, сэр.
- Это что, шутка? – Малфой был скорее удивлён, чем рассержен: он никогда не слышал, что у домашних эльфов есть чувство юмора, да и сил злиться, вообще-то, не было.
Эльфа, однако, испугалась. Так уж было заведено в доме Малфоев, что дурные вести строго наказывались, как, впрочем, и остальные провинности.
- Н-нет, сэр. Он так сказал. Этот человек уже приходил сюда раньше, Таши помнит, - эльфа волновалась и оттого тараторила, глотая окончания слов и срываясь совсем уж на фальцет; её большие острые уши мелко дрожали.
- Ну-ну… - сообщил Люциус в пространство. – Ладно, проводи его сюда, посмотрим…
Дождавшись, пока эльфа исчезнет, Малфой-старший с сожалением поднялся с подоконника и отправился в ванную. Не мешало хотя бы умыться ледяной водой для прояснения восприятия – если домовиха не врала, то случилось что-то из ряда вон выходящее.
Когда Люциус вернулся в комнату, гость был уже там: сидел в кресле и задумчиво вертел в руках чашку кофе, заботливо предоставленную домовихой. Это действительно был Антонин Долохов собственной персоной, из-под его чёрной мантии явно с чужого плеча высовывался краешек тюремной робы. На журнальном столике перед ним лежал какой-то тёмный тряпичный свёрток.
- Рад тебя видеть, Люциус, - вежливо поздоровался Долохов, с лёгкой усмешкой наблюдая за изменением выражения лица хозяина дома: удивление, недоверие и, наконец, любопытство.
- Как тебе удалось?
Долохов неопределённо пожал плечами.
- Это долгая история, в которой я сам, признаться, мало что понимаю. Мне помогли… помогла? Ну не важно. Как мне кажется, Дамблдор сильно прищемил хвост неким неведомым силам, и они решили ему подгадить в ответ. Знаешь, почему меня прижали?
Малфой кивнул. Не требовалось особых умственных способностей, чтобы связать заключение Долохова в Азкабан и нападение на имение Яксли, у которых он был хранителем тайны. Между тем Антонин продолжил:
- Директор искал способ управления дементорами. Некий амулет, дающий над ними полную власть. Думаю, ты можешь себе представить, во что бы нам вылился его успех… Жена Уолтера как-то была связана с этой штуковиной. Ты ведь был знаком с Ив? Она не человек, это уж точно… была, - добавил он невпопад. – Амулет тоже делали не люди. Источник сведений этого старого магглолюбца мне, конечно, не известен, я просто случайно подслушал часть его разговора с Краучем-старшим… Короче директору приспичило прошерстить семейное гнёздышко Уолтера, что он и сделал. Но ничего не нашёл, как я понимаю. Меня засунули в Азкабан за ненадобностью и благополучно забыли. А сегодня ночью произошло что-то странное: я потерял сознание, а очнулся где-то в подземельях под тюрьмой. Дело рук дементоров – и к гадалке не ходи. Огромный лабиринт, похожий на какой-то подземный дворец, прямо под Азкабаном… представляешь? Меня вели, пока я не наткнулся на эту вещицу, - Долохов неопределённо махнул рукой в сторону свёртка. – Подозреваю, что это то, что искал Дамблдор. Правда, амулет настроен на кого-то конкретного, мне он в руки не дался. Думаю, он предназначен нашему Лорду…
- И ты решил связаться с ним через меня, - понимающе покивал Люциус. – Разумно. Твоя история достаточно невероятна, чтобы заподозрить в тебе министерскую крысу... Но раз уж я буду твоим прикрытием, может, сначала покажешь свой трофей?
Антонин хмыкнул и развернул тёмную ткань. В тусклом дневном свете блеснул массивный медальон в форме птичьей лапы. Однако удивление Малфоя вызвал отнюдь не он, а герб, вышитый на пурпурном полотнище.
- Таши, - громко позвал он. – Принеси мне «Тайны Холмов» Августуса Мора из библиотеки. Она в разделе исторической литературы, стеллаж у окна, верхняя полка, если мне не изменяет память… - договорил мистер Малфой по инерции, потому что домовиха уже стояла перед ним с толстым талмудом в истёртой кожаной обложке.
Книга была редкой, почти столь же редкой как чёрные гримуары. В своё время дед Люциуса выложил за неё целое состояние. Однако она того стоила. Не обращая внимания на недоумённый взгляд Долохова, хозяин дома судорожно зашелестел пергаментными страницами. Его поиски быстро увенчались успехом: на пожелтевшем от времени листе был изображён тот же самый герб. Люциус молча протянул открытую книгу Антонину. Тот некоторое время изучал подпись под картинкой, затем перевернул пару страниц и уставился на искусно выполненный портрет: невероятно красивая женщина с длинными чёрными волосами, одетая в простое зелёное платье.
- Как ты думаешь, она действительно существует? – с сомнением спросил он после долгого молчания.
- Тебе видней… - задумчиво сказал Люциус. – Мой дед рассказывал мне о фэйри, и о Морригу в том числе, когда я был совсем мальчишкой… Я воспринимал эти истории как красивые сказки - не более.
- А теперь?
- А теперь вызовем Лорда, и пусть он сам разбирается, - устало отмахнулся Малфой. – Мерлинова борода, как меня достали все эти тёмные делишки…
