~ Глава 2 ~По-осеннему пестрый Запретный лес неспешно избавлялся от красной, желтой и оранжевой листвы. Порывы ветра срывали ее с веток и кружили коричневые сухие листья в прохладном воздухе. Приближалась зима.
Подземелья факультета Слизерин не были такими уж мрачными. Здесь не обитали крысы, не пахло сыростью и никаких темниц для узников никогда не водилось, как бы не пугали подобными прелестями первокурсников. На самом деле, в общей гостиной Слизерина было довольно уютно, по своей остановке она чем-то неуловимо напоминала библиотеку на втором этаже дома номер 12 на площади Гриммо. Здесь вдоль стен тоже стояли книжные шкафы, сами же стены были покрыты зелеными шелковыми обоями со змеившимся узором. Если долго глядеть на этот рисунок, начинало казаться, что он шевелится, вьется и расползается по стенам. Но в этом было даже что-то приятное, медитативное. Кожаные кресла и диваны отличались легкой потертостью и удобством. Заплывшие воском настенные светильники из витиеватого чугуна горели днем и ночью.
Единственным, но существенным минусом слизеринской гостиной являлось отсутствие окон и тем самым дневного света. Сириус, с раннего детства полюбивший полумрак, не испытывал никакого дискомфорта, но другие первогодки сильно переживали и предпочитали проводить свое время за пределами подземелий.
– Ничего, привыкнешь, – презрительно отмахнулся Малфой, когда хныкавшая первоклассница с русыми кудряшками пожаловалась на темноту. Девочка обижено надула губки. А староста даже не отвлекся от своей книги.
– Сделай, чтобы было светлее! – потребовала первоклашка. Малфой удивленно поднял глаза. Выражение его лица говорило больше любых слов. Однако девочка, очевидно, не отличалась особой понятливостью.
– Ты хоть знаешь, кто мой папа? – шмыгнув носом, спросила она грозно.
– Ну, и кто же он? – насмешливо осведомился староста, неспешно отложив раскрытую книгу на колено.
– Мой папа работает в министерстве! – гордо заявила кудрявая девочка.
– Мой тоже, – усмехнулся Малфой, теряя интерес к беседе и вновь принимаясь за чтение.
Девочка капризно топнула ножкой и пригрозила:
– Я пожалуюсь моему папе, и он твоего уволит!
– Скорее уж наоборот, – теряя терпение, вздохнул Малфой и, даже не глядя на нее, рявкнул: – Отстань от меня!
Девочка обижено хныкнула и выбежала из комнаты. Несколько слизеринцев с вялым интересом поглядели ей вслед.
– Спорим на десерт, что девчонка еще на этой неделе домой попросится? – спросил наблюдавший за старостой старшекурсник своего приятеля. Тот расхохотался:
– Два десерта, что Малфой ее дня за три доведет.
– Идет! – согласился первый и со злорадной ноткой в голосе обратился к Люциусу: – Малфой, ты правда не знаешь, кто ее папа?
Староста перевел на него скучающий взгляд.
– Начальник отдела по надзору за каминной сетью, – пояснил тот и рассмеялся.
Люциус ухмыльнулся, склоняясь обратно к своей книге. Мелкие начальники всегда так много о себе мнили, что это передавалось даже их отпрыскам. Люциус сделал про себя заметку сбить с маленькой мисс Арабеллы Уолтерс спесь. Для ее же блага – тяжко ей придется в жизни, если вовремя не поставить ее на место. А уж это Малфой умел как никто другой. Этим редким искусством он овладел от своего отца, председателя совета по карательным мерам при министерстве магии. Иначе он вряд ли стал бы старостой факультета и заслужил бы такое безоговорочное уважения слизеринцев. Здесь никто не станет ценить тебя без оснований на то.
– Точно дня три, – кивнул своему приятелю старшекурсник, взглянув в лицо Малфоя и расплывшись в злорадной ухмылке. Парни прошли мимо группы учеников, столпившихся вокруг шахматной доски.
Сириус Блэк, сидя в углу гостиной в одном из серых кожаных кресел, играл в магические шахматы с Андромедой. Вокруг старшеклассницы вилось несколько ее ровесников. Парни то и дело подсказывали ей, что выводило темноволосую девушку из себя.
– Мерлин! Пруэтт, заткнись ты уже! У меня своя голова на плечах есть, и я умею играть в шахматы! – взревела в очередной раз Андромеда, прожигая парня гневным взглядом карих глаз. – Уйди отсюда, ты меня бесишь!
– Я ж помочь хотел… – улыбнулся неудачливый ухажер и отошел.
– Кто тут еще думает, что я не в силах сама справиться с одиннадцатилетним мальчишкой? – Андромеда обвела горящим взором двух оставшихся парней. Те промолчали.
– Пошли вон! – велела Андромеда, и парни послушно ретировались.
Сириус насмешливо взглянул на сестру. Она, наморщив лоб, смотрела на доску.
– Что, трудно быть главной красоткой школы? – с кривой усмешкой спросил он. За те полтора месяцев, что он учился в Хогвартсе, Сириус много времени провел с кузиной и успел заметить, какой популярностью она пользовалась.
– Это как сказать, – усмехнулась в ответ Андромеда. – Слон на Е7! – Под ее пристальным взглядом слон неторопливо тронулся с места и занял намеченную позицию. – С одной стороны это дает определенную степень свободы в обращении. Но с другой… – Девушка подняла на него глаза, в которых виднелась искра веселья. – Да ты и сам это через пару годков узнаешь.
Сириус не стал спорить. Ему с ранних лет говорили, что он красивый. Согласно семейное легенде, еще целительницы в родильной палате восхищались его серыми глазами. Он давно уже воспринимал комплименты по поводу своей внешности как нечто само собой разумевшееся.
– Ладья на А5. Шах…
– …И мат, – рассмеялась Андромеда, пока черная ладья Сириуса громила ее короля. Она ласково потрепала брата по голове. – Надо было слушаться этих умников. Всё-таки выиграл у меня одиннадцатилетний мальчишка.
– Мне уже двенадцать, если тебя это утешит, – усмехнулся Сириус. Впрочем, девушка не выглядела огорченной; она умела проигрывать, наверное, потому что случалось это довольно редко.
– Реванш? – предложил Сириус, сгребая шахматные фигуры в коробку. Но одного взгляда на сестру было достаточно, чтобы предугадать ее ответ.
– Нет, братец, мне некогда, – Андромеда сорвалась с места и умчалась, чмокнув мальчика на прощание в щеку.
Сколько Сириус себя помнил, она всегда напоминала ему вихрь – стремительная, легкая на подъем и никогда не знаешь заранее, куда ее занесет. Стоило Андромеде Блэк появиться на горизонте, как привычный уклад жизни рушился и мир становился с ног на голову. Это случалось постоянно. К примеру, когда Сириусу исполнилось семь, Андромеда не иначе как при помощи некого страшного заклятия уговорила его мать отпустить мальчика в город. Они полдня катались на маггловском метрополитене, выскакивая чуть ли не на каждой станции и оглядывая вестибюли, толпы магглов и прочие забавные нелепости. Сириус еще полтора месяца бредил этой вылазкой за пределы магического мирка семейства Блэков.
¬– Я с тобой сыграю.
Сириус поднял глаза на остановившегося рядом с его креслом одноклассника. Тощий, невысокий для своего возраста, белолицый брюнет с серо-зелеными глазами учился с Сириусом на одном курсе, но они пока что не обменялись ни словом. Даже имени его он не знал. Сириус не стремился заводить друзей. Общение со сверстниками его интересовало не больше, чем зубрежка заклинаний и рецептов зелий, которой тут предавались в свободное от занятий время.
Слизеринцы ничем не отличались от тех людей, что собирались порой в доме Блэков или встречались ему на семейных празднествах. Это были такие же магические отпрыски магических семейств, лица большинства которых Сириусу казались смутно знакомыми. Наверное, он всех их успел уже когда-нибудь увидеть у Малфоев, или у Ноттов, или еще у кого. Не исключено, что со всеми ними он состоял в каком-нибудь запутанном, дальнем родстве. Скукотища…
– Ты кто? – без особого любопытства спросил Сириус.
– Эйвери, – ответил мальчик и сел в кресло напротив. – Сыграем?
Сириус еще раз окинул его взглядом. Подумал о ненаписанном докладе по Зельеварению, заданном к завтрашнему дню, и прикинул, что перспектива сыграть еще одну партию в шахматы прельщала его куда больше.
– Давай, – кивнул он, позволяя фигуркам из слоновой кости расходиться по своим местам.
~*~
Эйвери предпочитал, чтобы его называли по фамилии. Он терпеть не мог свое имя, казавшееся ему нелепым и дурацким. Сириус так и не сумел выведать в честь какого такого выдающегося волшебника был назван его новый приятель. Честно говоря, ему это и не было так уж интересно. Он знал, что сам он получил имя Сириус в честь своего предка, жившего несколько веков тому назад.
– Идиотская привычка давать своим детям эти бессмысленные старомодные имена, – равнодушно заметил Эйвери, когда однажды за ужином об этом зашла речь.
Сириус отрезал кусочек венского шницеля и, обмокнув его в брусничное варенье, отправил в рот.
– Это всё для того, чтобы лишний раз показать свой статус, свою обособленность от магглов, – отозвался он, жуя.
Эйвери кивнул, придав своему лицу презрительное выражение. Сириус нахмурился.
– Не любишь магглов? – внимательно глядя на Эйвери, спросил он. Тот лишь пожал плечами, не отрываясь от еды. Он был умным парнем. Как и Сириусу, ему было уже двенадцать, когда он поступил в Хогвартс. Эйвери родился в декабре и провел лишний год в отчем доме на попечении домашнего учителя, какого-то отставного философа, привившего ему тягу к рассуждениям. Вот и сейчас ответ на простой вопрос обещал стать длинным и основательным. Этим он временами забавлял Блэка, временами наоборот раздражал, в зависимости от настроения Сириуса.
– Да плевать мне на них, – хмыкнул Эйвери. – Вот что меня на самом деле бесит, так это нездоровое стремление передать свою непричастность к ним. Будто бы магглы так важны, что надо ставить их во главу стола, будь это даже ради того, чтобы показать насколько мы от них отличаемся.
Сириус задумался. Он никогда не задавался вопросом, почему в его семье не жаловали магглов, почему нельзя было водиться с глязнокровками. Он просто принимал это как данность и использовал, чтобы насолить матери. Он из чувства противоречия разговаривал на улице с магглами, тащил в дом маггловские штучки и читал маггловские книжки. Но никогда не пытался вникнуть в причину негативного отношения к ним. Мальчик подцепил вилкой картошку, зажаренную до хрустящей корочки. Дома такую вкуснятину не готовили. Матушка с недоверием относилась ко всему жаренному, считая подобную еду вредной для здоровья. Поэтому на площади Гриммо подавались лишь вареные и тушеные блюда. Мерзости, которые приходилось есть изо дня в день. Сириуса передернуло при одном воспоминании о домашней стряпни, и он с воодушевлением захрустел золотистой картошкой.
– Будто бы они мера всего, – продолжал Эйвери. – Разве маги не понимают, насколько они сами себе противоречат, возвышая своим вниманием ненавистных и недостойных им?
Отвлекшись и потеряв нить разговора, Сириус взглянул на приятеля:
– Слушай, ты сейчас вообще о чем?
Эйвери поднял глаза. В невозмутимом взгляде промелькнула искорка злости, потухшая так же стремительно, как она возникла. Мальчик легонько нахмурился, но его лицо тут же приняло привычное безучастное выражение. Эйвери никогда не отличался яркой мимикой, хоть Сириус и догадывался, что под этой непроницаемой маской кипели нешуточные эмоции.
– Я о том, что маги поступают глупо, так яро отстаивая свое превосходство над магглами, – пояснил Эйвери ровным голосом.
– А, пожалуй, – безразлично кивнул Сириус, запихнув в рот очередную порцию вкусной жареной картошки. Только вот немного недосолено. Блэк потянулся к соли. Но хрустальная солонка с металлической крышечкой вспорхнула со стола и отлетела вне зоны его досягаемости. Сириус, оставшись ни с чем, почувствовал вспышку внезапно проснувшегося гнева. Он проследил за полетом солонки, оказавшейся в руке у сидевшего напротив слизеринца, в котором мальчик узнал сальноволосого заморыша из поезда, Северуса Снейпа.
Хилый и мрачный слизеринец уже успел заработать статус зубрилы, чудака и зануды. Невозможно было увидеть его когда-либо не погруженного в чтения магических фолиантов. На уроках он первый поднимал руку, стоило учителю задать какой-нибудь вопрос. Большинство заработанных первокурсниками для Слизерина баллов приходилось на его счет. Если бы он учился на Когтевране, то одного этого уже было бы достаточно, чтобы заслужить уважение одноклассников. Однако слизеринцам не так легко угодить, и Северус, чья фамилия никому ничего не говорила, воспринимался как выскочка и слабак. Учился бы он на Пуффендуе, то однокурсники, видя его шаткое здоровье, постарались бы поддержать его. Но на Слизерине слабость не вызывала сочувствия, а напротив – агрессию. Если кто-то слабее тебя, то твоя священная обязанность показать свое превосходство. Ходили слухи, что Снейп не чистокровный волшебник. Ему в лицо бросались оскорбления, и он сделался изгоем.
Сириус, хоть и не принимал участие в типично слизеринских забавах, тоже не общался с черноволосым. Просто потому что недолюбливал зануд, да и вообще мало с кем общался. Ему было всё равно, пока дело не касалось его самого.
Даже за трапезой не отрываясь от книги, Снейп, не глядя, призвал соль при помощи Акцио и теперь щедро солил картошку. Сириус секунду недобрым взором понаблюдал за его действиями, потом достал из кармана волшебную палочку и, направив ее на солонку в руке Снейпа, пробормотал заклинание. С негромким хлопком металлическая крышечка испарилась, и всё содержимое солонки разом бухнулось в тарелку Снейпа. Тот не сразу заметил случившееся. Лишь дочитав абзац, он удивленно поднял глаза и уставился на гору соли, под которой скрылась его еда.
Сириус усмехнулся и обратился к Эйвери, кивнув в середину стола, где стояла еще одна солонка:
– Передай соль. Пожалуйста.
~*~
Уроки по полетам на метлах, как и большинство других предметов, традиционно проводились в объединенных группах Слизерина и Гриффиндора. О том, как возник именно такой состав, история умалчивает, но некоторые ученики считают, что это было заведено из вредности. Ведь ни для кого не секрет, что факультеты Слизерина и Гриффиндора испокон веков испытывали друг к другу непримиримую вражду и соперничали по любому поводу. В этом их отношении было что-то мистическое, лишенное логике. Казалось, что на учеников факультетов каким-то магическим образом передавалось взаимоотношение двух основателей, в честь которых и были названы факультеты.
Историки до сих пор спорят до хрипоты, были ли Годрик Гриффиндор и Салазар Слизерин когда-либо дружны. В дошедших до нашего времени документах встречаются самые противоречивые сведенья. Одно же доподлинно известно: Слизерин и Гриффиндор большую часть жизни провели в непрерывных распрях и соперничестве. На поле брани, во владении искусством магии и даже в личных материях. Оба они состязались за благосклонность одной и той же дамы, Ровены Когтевран. Порой дело у глубокоуважаемых волшебников доходило до кровавых сражений.
Неумение мирно ужиться, как древнее проклятие, передавалось каждому новому поколению гриффиндорцев и слизеринцев. Существует легенда, что причиной этому поведению и служило самое настоящее проклятие, наложенное Когтевран, уставшей от бесконечных ссор двух магов, и которое должно было привести их в чувство. Помогла ли эта крайняя мера или нет, легенда не уточняет. Однако вражда Слизерина и Гриффиндора всё еще жива в учениках Хогвартса. Конечно, всегда наблюдались исключения из правила, парочка учеников, не участвовавших в межфакультетских дрязгах, впрочем, их в каждом поколении ничтожно мало.
Уроки по полетам же предоставляли богатую почву для соревнований и соперничества.
Профессор Трюк, молодая преподавательница полетов и ярая фанатка квиддича, опаздывала на первый урок в этом учебном году. Она редко опаздывала, а когда такое случалось, то сильно переживала, резко краснела и тихонько ругалась себе под нос. Особенно ее в такие моменты удручала невозможность трансгрессировать на территории школы.
Учительница быстро спустилась по лестнице и выбежала во двор, где проходили первые ознакомительные занятия с метлами у первокурсников.
– Дети, доброе у… – начала она, но резко запнулась при виде открывшейся ей картины. Профессор Трюк похолодела, волосы встали дыбом. В голове пронеслась перепуганная мысль: ее уволят. Лишат права преподавать. Ее посадят в Азкабан.
Над двором замка бешено мчались две фигурки на метлах. Они вытворяли неслыханные па и всячески старались переплюнуть друг друга в способности переломать себе шею. Преподавательница приняла бы их за сумасшедших старшеклассников, решивших повыпендриваться перед новичками, если бы не хрупкое телосложение и маленький рост, выдававшие в летчиках первокурсников.
– Без рук! – проорал один из трюкачей, выпустив древо метлы и широко раскинув руки. Цепляясь ногами, он перекувырнулся в воздухе и победоносно уставился на второго мальчика. Тот расхохотался и повторил тот же трюк, в конце описав живописную дугу вокруг соперника.
Оставшиеся на земле однокурсники восторженно завопили.
– Поттер! Поттер! – скандировали гриффиндорцы. Слизеринцы не отставали, крича:
– Блэк! Блэк! Блэк! Блэк!
Профессор Трюк споткнулась о свою выпавшую из рук метлу. Она не сводила глаз с метавшихся в воздухе мальчиков. Ей казалось, что они в любую секунду сорвутся вниз и камнями полетят на мощенный булыжниками двор.
– Сейчас же спускайтесь! – завопила она, срываясь на визг. Ей удалось перекричать толпу. Первоклассники притихли, а герои дня неспешно спустились на землю. Оба черноволосые, растрепанные и раскрасневшиеся, они слезли с метел и, тяжело дыша, уставились друг на друга с неприкрытой неприязнью.
– Я тебя сделал.
– И не надейся.
– Мистер Поттер! Мистер Блэк! – заорала профессор Трюк, подбегая к мальчикам и борясь с желанием дать обоим по хорошему подзатыльнику. Вместо этого она схватила их за руки и потащила в сторону замка, на ходу яростно отчитывая их. – По 50 баллов с Гриффиндора и Слизерина! Да вы хоть понимаете, что могло с вами случиться?! Без учителя не смейте даже прикасаться к метлам!
Провинившиеся ученики молча волочились следом, с трудом поспевая за ней. Уже в дверях преподавательница вспомнила об остальном классе и, обернувшись, прикрикнула:
– Ждите меня! На земле!
Растревоженная, бледная как смерть, Трюк не умолкала до самого кабинета директора. Оказавшись перед седобородым волшебником, сидевшим за своим письменным столом, учительница продолжала возбужденно причитать, требуя то исключения учеников, то собственного увольнения, а то и введения вновь телесных наказаний.
Прослушав минут пять этого сумбурного монолога, Дамблдор все-таки перебил ее:
– Профессор Трюк, успокойтесь. Кто-то пострадал? Кто-то погиб?
Перепуганная учительница покачала головой:
– Нет.
Директор довольно улыбнулся:
– Прекрасно. Возвращайтесь на урок. Я разберусь с этими малолетними преступниками.
Тяжело вздохнув, Трюк поблагодарила его и вышла. В кабинете повисло тяжелое молчание. Дамблдор внимательно вглядывался в стоявших перед ним учеников. Те притихли, опустив головы. Они впервые оказались в кабинете директора и поэтому робели.
Среди первокурсников ходила молва о необычных способностях директора. Якобы он без труда читал мысли учеников, угадывал их тайные помыслы и мотивы.
– Вы ведь могли разбиться, – заметил Дамблдор. – Мир лишился бы двух волшебников, а мистер Филч – душевного покоя. Ведь именно ему пришлось бы убирать двор после вашего падения.
Мальчишки недоверчиво поглядели на директора. Тот в свою очередь внимательно, но без всякого осуждения взирал на них. По какой-то известной лишь ему одному причине профессор Альбус Дамблдор в то утро находился в превосходном расположении духа. Хорошее настроение витало вокруг него, как облачко только что выпущенного трубочного дыма.
– Хотите лимонных долек? – спросил директор, кивнув на коробочку со сладостями.
– Спасибо, – пробурчал Джеймс и потянулся за долькой. Сириус молча отправил мармеладку в рот. Мальчики ждали продолжения выговора. Блэк съел еще пару долек, подчеркнуто игнорируя косые взгляды Поттера. Ожидание затягивалось. Выяснилось, что Дамблдор и не собирался их отчитывать. Вместо этого он улыбнулся и сказал:
– Так, вам объяснили, что вы поступили неправильно и глупо. Баллов вы тоже уже лишились. Что ж, летать вы умеете, так что уроки полетов посещать вам не обязательно. А вот вместо этого… – Дамблдор открыл ящик стола, достал оттуда две книжки в темных обложках и положил их на стол рядом с лимонными дольками. – Вместо этого вам не помешает выучить правила безопасности полетов. Ваше задание – выучить собранные здесь правила. Наизусть. Я вас потом проверю.
Повинуясь неуловимому жесту или же одной лишь мысли старого мага, книжки оторвались от письменного стола и оказались в руках мальчиков.
– Свободны, – улыбнулся Дамблдор и, поправив очки-полумесяцы на носу, принялся листать какие-то бумаги.
Джеймс кивнул и повернулся к выходу. Сириус же взял еще горсть лимонных долек со стола, поглядел на директора, ожидая осуждающего взгляда, которого однако не последовало, и сунул мармелад в карман.
Когда ученики уже были у двери, директор добавил:
– Еще раз зайдите к профессору Трюк, вдруг она захочет назначить вам отработки.
– Придурок ты, Блэк, – оказавшись вновь в коридоре, фыркнул Джеймс Поттер.
Первокурсники быстрым шагом, то и дело со злостью поглядывая друг на друга, направлялись в сторону двора.
Сириус жевал. Ему было глубоко безразлично, что этот напыщенный гриффиндорец думал о нем.
– Сам ты дурак, – лениво огрызнулся он. – И летаешь как девчонка!
– Повтори! – взвыл Поттер, резко остановившись. Он вплотную придвинулся к Сириусу и свирепо глядел на него из-за стекол очков.
– Летаешь ты как трусливая, неумелая, неловкая, глупая, маленькая девочка, – медленно, выделяя каждое слово, проговорил Сириус, холодно глядя очкарику в глаза. Ситуация начинала его веселить. Вывести Поттера из себя ничего не стоило, он заводился с пол-оборота. Достаточно сказать любую чепуху, которая могла бы каким-либо образом задеть этого гордого гриффиндорца.
– Гадюка ты, слизеринская, – Поттер аж раскраснелся от праведного гнева и сжал кулаки.
Сириус выковырнул из зубов остатки мармелада:
– Катись ты, Поттер, я с девчонками не дерусь.
– Разве у вас, черных, есть хоть какие-то принципы? – Чувствовалось, сколько сил гриффиндорцу стоил сдержанно-издевательский тон.
Сириус хмыкнул и без предупреждения ударил.
К профессору Трюк они заявились в синяках и ссадинах. В ответ на ее вопросительный взгляд Сириус ляпнул что-то про директора и наказание. Учительница сделалась мертвенно-бледной и чуть не упала в обморок. Она даже не назначила отработок.
