И смерть всему виной...

В неверном промежутке времени…

***
«Я не Сириус!!! Да, я не Сириус и никогда им не буду! Но я хочу помочь, я ведь могу помочь! Я просто обязан был остаться и им помочь! В память о Джеймсе и Лили, о Сириусе, о том же Дамблдоре! Зря, Поттер, ты отказался от моих услуг!

А моя женитьба была ошибкой! Большой ошибкой, которая стоила мне моего душевного спокойствия! Я попался на удочку к молодой девчонке, у которой молоко на губах не обсохло, а уже туда же, замуж! Да ещё теперь и беременная…и от кого, от нищего оборотня…» - такие мучительные мысли роились у Римуса в голове, когда он стремительно покидал дом на площади Гриммо и его жителей. Он аппарировал, как и нужно было, с последней ступеньки дома номер двенадцать, чтобы у Пожирателей было меньше шансов напасть на него и на тех, кто остался там, за дверью.

Сегодня это получилось у него как нельзя лучше, но Люпин переместился не домой: тягостное обиженное молчание Тонкс он не перенесёт. Это ещё хуже, лучше бы она устроила скандал. Тогда, наговорив друг другу взаимных гадостей, они, может быть, пришли бы к какому-то согласию. Лунатик перенёсся на пустынную улицу маггловского района, что находился где-то на окраине Лондона. Он был здесь один или два раза с Сириусом, когда они поминали Джеймса с Лили и Фрэнка с Алисой, но после его смерти он ни разу здесь не появлялся. Слишком сильной была боль воспоминаний.

«Что я делаю? Зачем? Дора, за что ты так со мной поступилa? Мой сын будет таким же, как я, зверем-одиночкой, который будет терять всегда тех, кого так ценит и любит… Он не должен знать такого отца! Я не хочу этого видеть».

- Сириус! – громко крикнул Люпин, внутренне тая слабую надежду, что, может быть, друг отзовётся или подаст какой-нибудь знак, но верить было бесполезно… - «Сириус, я окончательно запутался. Дружище, я не знаю, что мне делать…Ты всегда давал стоящие советы, ты поддерживал, когда было плохо! Ты умел нас смешить, отчего же ты ушёл раньше меня?! Отчего ты хотя бы не взял с собой?.. Почему я тогда не сиганул в Арку за тобой?», - Люпин, ссутулившись, подняв плечи, засунув руки в карманы своей тонкой мантии, поспешил к слабо-освещаемому бару, гордо именуемому «Спаситель». Ему хотелось верить, что там на сегодняшний длинный вечер он найдёт спасение в бутылке бренди или коньяка.

Дёрнув за ручку двери, Римус, сделал шаг и оказался внутри. То, что представло его глазам совсем не соответствовало такому пафосному названию. Помещение выглядело очень запущенным, столиков было мало, пахло чем-то затхлым, пол был весь усыпан какими-то ошмётками и этикетками, но тут были посетители: какие-то маггловские пьянчуги сидели за несколькими столиками у стены и тихо перешёптывались между собой. Римус, недолго думая, прошёл вперёд и, выбор его пал на стойку рядом с тощим барменом, что без интереса пялился на своего нового посетителя. Люпин заказал у него коньяка и несколько долек лимона, собираясь использовать их, как закуску.

Сделав один глоток, Римус закашлялся: коньяк обжёг горло настолько, что даже лимон не смог помочь. Люпин обхватил голову руками и, какое-то время сидя так, пытался вспомнить в подробностях день свадьбы и последовавшую за ним брачную ночь. Тогда ему казалось, что он делает всё правильно, что он имеет право на счастье и имеет право подарить его и другой, той, что его любила, а теперь он был уверен в том, что он полный дурак…

После второй рюмки пришло странное чувство того, что Гарри оказался во всём прав – он трус, и даже не трус, а самый настоящий трусливый ублюдок, который только может быть на этом свете. Что женщина, которая ждёт от него ребёнка, его сына, сейчас должна быть главнее всего и всея для него, что он должен носить её на руках, что она пытается сделать его маленький мир ярче и добрее, а он сам отталкивает от себя своё крохотное счастье. Что Сириус, тот же любимый, незабвенный и самый верный Сириус в другой раз говорил, что женское счастье – это когда рядом есть муж и дети, когда она знает, что приносит радость, что любит и любима в ответ, что в его объятьях она сможет найти и силу, и успокоение. «Твою грёбаную ненормальную мать, Бродяга, ты как всегда оказался прав!», - с горечью подумал оборотень, делая глоток из третьей рюмки.

И неожиданно Римус почувствовал, как по щеке побежала слеза, затекая ему в воротник. Но ему не было стыдно проявления своих чувств. Он сейчас стыдился своего необдуманного поступка. Запустив пальцы в преждевременно седеющие русые волосы, он закрыл глаза, чувствуя, что сейчас он слаб, куда сильнее, чем обычно.

Гарри оказался тысячу раз прав, называя его трусом в лицо и не говоря ему ещё миллион подобных нелестных эпитетов: Римус должен вернуться, он должен понять, что один он сломается быстрее, что каким бы он ни был, но он нужен им обоим, и Тонкс, и ещё нерождённому малышу.

Люпин вскочил с места, бросив бармену несколько заранее приготовленных маггловских купюр, и выбежал за дверь.
Его ждала его Дора.


***
Месть не свершилась. Римус не смог добраться до предателя первым, а он так долго лелеял в себе эту надежду! Он жил ей!

Люпин ни одного дня не мог не вспоминать о том, по чьей вине погибли Джеймс и Лили! Кто виноват в том, что балагур Сириус, невиновный Сириус, попал в тюрьму и только после смерти был оправдан! Питер!..

А Хвост уже убит, неважно кем, но не им, не его рукой! Это потом от Гарри он узнает, как всё было на самом деле: как «благородно» повела себя серебряная рука Питера, не слушаясь хозяина, а пока Люпин не мог найти себе места от переполнявших его отчаяния и злобы. И лишь одна мысль удерживала оборотня в доме жены – Дора должна совсем скоро родить. Это будет его ребёнок, его сын! Он будет вторым и последним мародёром, обзаведшимся потомством. Как он боится, что сын унаследует его «мохнатость», но в тоже время Римус мечтает увидеть этого кроху, прижать его к себе, мечтает почувствовать себя настоящим отцом…

Люпин узнал о смерти Хвоста в тот же день, но новость ему принёс yt Гарри или кто-то другой. О кончине Питера ему сказал маленький камушек, что остался со времён школьной поры.

Когда-то давно, курсе на третьем, они вчетвером, создали эту безделушку, которая должна была передаваться от одного мародера к другому, в знак значимости друг для друга. Но через год, уйдя к Бродяге, она так у него и осталась. Больше о ней никто и не вспоминал. А после гибели Сириуса, перебирая его вещи на площади Гриммо, Римус нашёл это в старом дырявом носке под кроватью. Сперва он даже не мог понять, что это, а потом очень неожиданно вспомнил. И сжав его в руке, закрыв глаза, поднёс к груди и почувствовал, как вновь с прежней силой забилось сердце. И больше с ним никогда не расставался.

Это был когда-то цветной камушек, поделённый на четыре равных части: рубиновую для Джеймса, сапфировую Сириусу, изумрудную Питеру и ониксовую Римусу. В зависимости от яркости какого-либо из кусочков они должны были узнавать, как себя чувствует тот или иной мародёр. Теперь же на камушке отображалась только часть Римуса, все остальные обесцветились.


***
О, Мерлин и Моргана! Его маленькое дитя! Его сын! Он появился на свет! Его Теодоро! Они решили, что их первенца будут звать именно так, в честь отца Доры…

В первую минуту детского крика Римус чуть не лишился чувств, словно кисейная барышня, но успел схватиться за край стола. Встрепенувшись и обругав себя, он смог отогнать весь дурман. Новоиспеченный папаша находился в соседней комнате, ему не разрешили присутствовать при родах, и очень нервничал. Сесть и сидеть не получалось вовсе, слыша крики Доры, он ходил из угла в угол, вороша волосы на голове, как это когда-то делал Джеймс, заламывая руки – он очень хотел видеть своих жену и сына! Когда его уже начало трясти, Римус всегда такой сдержанный, схватил со стола приготовленную по такому случаю непочатую бутылку огневиски, одним движением откупорил её и сделал большой глоток. Внутренности обожгло огнём, он задохнулся и поперхнулся, откашлявшись, с трудом смог отдышаться. Стало только хуже: перед глазами заплясали чёрные чёртики и ноги стали подгибаться ещё сильнее. Он тяжело опустился на стул, потому что стоять сил больше не было. С помощью палочки он кое-как смог привести себя в порядок.

В комнату к Тонкс его пустила вышедшая оттуда Андромеда, она была бледной и уставшей, но улыбалась, и её улыбка была для Люпина очень ободряющей. Перед тем, как Римус вошёл к жене, Андромеда остановила его, проговорив:

- Римус, у тебя родился очаровательный, здоровый сын, поздравляю тебя, дорогой, - она приобняла его. – Но Дора уже спит, она так устала, не буди её.

Оборотень кивнул и поспешил к приоткрытой двери. Он очень тихо вошёл. Тонкс тут же открыла глаза. Она выглядела очень уставший, но невероятно довольной собой, что Люпин не мог ей не ободряюще улыбнуться. Рядом с ней лежал их крохотный сын. Римус с позволения жены непривычно трясущимися руками взял его и почувствовал, как слёзы наворачиваются ему на глаза.

- Дора… - Люпин больше не мог выговорить ни слова, его глаза говорили всё за него: в них была и необъятная благодарность, и сумасшедший восторг, и невероятное облегчение, и даже какая-то тоска, которая показалась Тонкс очень странной. Римус так неумело держал Тедди на руках, но такое счастье, такое живое тепло разливалось при этом по его телу, что ему было сейчас плевать абсолютно на всё, кроме жены и сына. Их Тедди, этот маленький комочек их чувств, спал, так очаровательно посапывая – для Люпина это было что-то сродни эйфории, когда зашкаливают все чувства и кажется, что ты вот-вот и взлетишь.

А Тонкс с такой не скрываемой радостью следила за мужем, так нежно трепетало в этот момент её женское сердце, что она мгновенно забыла все обиды и готова родить любимому Римусу ещё нескольких таких очаровательных деток, обязательно девочку и мальчика. Лишь бы он находился всегда рядом, всегда с ней и их детьми.

- Дора, - шепотом заговорил Люпин, он всё ещё никак не мог расстаться со своим малышом, - я должен сообщить об этом всем. Я очень скоро буду, я обещаю! - он уже положил ребёнка снова рядом с ней и повернулся уходить, как она, вторя ему таким же голосом, заговорила:

- Рим, наш сын метаморф, он уже успел сменить цвет своих волос, когда он только появился, они были темненькими, - она едва улыбнулась, но этой улыбки ему хватило, - будь осторожен, милый, пока ты не вернёшься, я не усну.

«Слава небесам, он метаморф!» - пронеслась успокоительная мысль в голове у новоиспечённого родителя, когда он покидал комнату. Теперь его цель – коттедж «Ракушка» и все его жители!