Глава 3Предисловие: Третья глава получилась несколько... странной,на мой взгляд.Хотя я старалась для вас,дорогие читатели.)
Перед прочтением хочу обратить ваше внимание на несколько нюансов:
1) Если вы считаете, что Гермиона как-то быстро призналась в любви, то должны внимательно перечитать фанфик.
Я писала, что это чувство не появилось из воздуха. Оно вполне обосновано. И промежуток времени перед признанием прошел достаточный.
2) Если вы считаете, что Билл идиот, так как посмел предать Флёр и поддаться слабости - то тут тоже все обосновано.
Он был пьян. И не вполне давал себе отчет в своих действиях.
Ну, и еще он слишком благороден. А за это можно запросто поплатиться.
Спасибо за внимание, приятного чтения ^^
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Иллюстрация к главе: http://i076.radikal.ru/1003/2e/a86992e0d6c2.jpg
Качество плохое,но тема понятна.
Глава 3.
I’m not your love,
I’m not spending nights tripping and flying.
It’s not okay,
But I do not care anyway for it all. © Roman Rain – Higher, Higher
ГЕРМИОНА.
- Что случилось, Билл?
Я осмелилась приблизиться ближе к нему и заглянуть в затянутые алкогольной дымкой глаза. Он был действительно пьян. Безнадежно пьян. Неужели с этим человеком я разговаривала сегодня утром?
Он расплылся в широкой и довольной улыбке, словно Чешырский кот из сказки об Алисе в Стране Чудес. Взял в руки тонкую сигарету и покрутил в пальцах, делая вид, что о чем-то размышляет. А в следующую секунду наклонился ко мне – так близко, что я невольно задержала дыхание. В нос ударил запах коньяка, смешанный с запахом табака. Мне почему-то захотелось ударить его. Не больно, а так… слегка. Ударить за то, что он вел себя как настоящий глупец.
Да, сейчас я считала его настоящим глупцом. Но это все равно не опускало его в моих глазах.
- Видишь ли, Гермиона, ты еще слишком юная для того, чтобы спрашивать о таких вещах. А я слишком глуп, чтобы рассказывать о них. Я просто хочу… расслабиться. И не думать о том, что моя жена сейчас… там.
Он неопределенно махнул рукой и влил в себя очередной бокал. Сколько он выпил за все это время, что я смотрела на него? Не иначе, как полбутылки коньяка, если мерить так субъективно. Да и выкурил не меньше двух сигарет. Кажется, я начинала понимать, что творилось у него на душе – однако получить ответ от самого Билла было бы более рационально.
Я снова посмотрела на него – пристально, изучающе. Обвела взглядом каждую черточку его лица, каждую складку на рубашке, каждый выбившийся из хвоста волос… Он был так беспомощен, одинок и потерян – что если бы не преграда в лице массивного подлокотника, я бы обняла его. Смешно… сначала хотела ударить, а теперь обнять. Какое же странное это чувство – симпатия. С Виктором Крамом все было по-другому. Он привык брать инициативу в свои руки – первый приглашал меня на прогулки вокруг Хогвартса, первый предлагал тему для разговора, первый решился на признание в любви. Но теперь я действительно не знала, что делать.
Мне было неудобно. И вместе с этим страшно. Ведь Билл – взрослый женатый человек, у него великолепная супруга, счастливая жизнь. И чувства к нему были чем-то из ряда вон выходящим. Разве не так?
- Я попробую понять, - я произнесла это тихо, опасливо глядя на неожиданно замершего Билла. – Это ведь из-за того, что ты отпустил Флёр одну, да? Но ты же сам говорил, что не хочешь лишать её того, чего она хочет. Так ведь?
Старший Уизли докурил еще одну сигарету и стряхнул пепел в импровизированную «пепельницу», которую сейчас весьма удачно заменяла сложенная в кулек старая газета. Кажется, «Пророк». Да, выпуск недельной давности, с рассказом о жутких переменах в Хогвартсе.
- Из-за Флёр… - задумчиво прошептал Билл, глубоко вздыхая и переводя взгляд на противоположную стену, на которой плясали причудливые тени, отбрасываемые языками пламени из камина. – Она очень… своенравная особа. Предложила сражаться с Пожирателями в одиночку, якобы из-за беременности Тонкс. «Вдруг что-нибудь случится?», «Люпин должен быть рядом с ней», - он довольно удачно перекопировал её манеру речи. - Знаешь, Гермиона, это невероятное чувство – понимать, что можешь отговорить жену от таких поступков, но при этом не делать этого.
Билл говорил что-то еще - невнятно, растягивая слова, заливаясь пьяным смехом. А я думала о «красавице Флёр Делакур», которая несколько лет назад участвовала в Турнире Трех Волшебников, и сейчас так безрассудно сражалась с приспешниками Темного Лорда. Мне даже не хотелось думать о том, что было бы, если б она все-таки отговорила Люпина от вылазки и отправилась одна. Хрупкая, сияющая, волшебная. Но… нет. Не думать об этом. Люпин очень благородный человек – он ни за что не бросил бы товарищей в беде.
- Наверное, да, - все заготовленные слова куда-то исчезли – пришлось глупо согласиться. – Но я никогда не испытывала таких чувств.
А может быть и испытывала – не помню. В любом случае, я правда не знала, что ему ответить.
- Ты очень хороший человек, Гермиона, - Билл встал с кресла и, шатаясь, подошел к тому месту, где сидела я, присаживаясь передо мной на корточки. – И ты очень мудрая для своего возраста. Я нечасто говорю такие слова, так что знай: ты – первая, кто это слышит.
Он смешно улыбнулся и накрыл мою ладонь своей – я сразу же ощутила немного грубоватое тепло его кожи. И у меня возникло смутное чувство
нужности кому-то. Даже страх перед будущим стал не таким осязаемым, как раньше. Он растворился в теплых глазах Билла.
Не знаю, каким было мое лицо в этот момент, но неожиданно я почувствовала такую всепоглощающую нежность к этому человеку, что чуть не потеряла рассудок. Все мое существо бунтовало против всего этого, но я ничего не могла с собой поделать. Меня слишком сильно тянуло к Биллу. Я в нем нуждалась.
Он, кажется, понял, что что-то не так, потому как убрал свою ладонь с моей руки и внимательно заглянул мне в глаза. Веселые огоньки, до этого подобно светлячкам мерцавшие в его умном взгляде, неожиданно потухли, сменившись чем-то другим. Но чем, я не смогла понять. Ведь так пристально разглядывать человека было не вежливо, и не тактично. Мне пришлось отвести взгляд, лишь бы случайно не раскрыть своих истинных чувств.
- Гермиона, - снова начал он, улыбаясь и пьяно смеясь, чем ввел меня в заблуждение, - со мной что-то не так?
- В каком смысле? – я осторожно посмотрела на него, заливаясь смущенным румянцем. Как хорошо, что он его не видит… - Я… не совсем понимаю…
- Ты уже целую минуту пристально разглядываешь меня, - Билл склонил голову в бок, продолжая самозабвенно улыбаться. – Вот я и спрашиваю – что со мной не так.
Мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Или, по крайней мере, отодвинуться от Билла как можно дальше. По спине пробежал какой-то опасный холодок, словно бы я наткнулась на дверь, за которой проходило собрание Пожирателей.
- Нет, все в порядке. Просто я… немного устала, - пришлось соврать и почему-то вжаться в кресло. Билл тоже это заметил, и снова подался вперед, наверное, таким образом считая, что установит между нами дружеский контакт «глаза в глаза».
Именно в этот момент я поняла, какого это – находиться в обществе человека, с которым тебя никогда ничто не будет связывать. И от осознания этого мне почему-то стало больно.
- Если ты устала, давай я провожу тебя до твоей спальни? – Билл, словно ребенок, возвел глаза к потолку. – Конечно, я буду немного расстроен тем, что лишусь такого интересного собеседника… но когда Флёр вернется, я обязательно дам тебе знать.
Флёр…
А ведь и правда – скоро она вернется, и я никогда не смогу воспользоваться представившимся мне шансом. Сказать Биллу о моих чувствах к нему. Пусть он сейчас сильно пьян, но… скорее всего, на следующий день он ничего не будет помнить. Снова будет со своей женой, снова будет кричать на Рона и Гарри из-за сложившихся обстоятельств, снова будет разговаривать со мной – вот так, как сейчас. Ничего не изменится.
Просто мне станет легче оттого, что я все-таки признаюсь ему.
- Нет, спасибо, не стоит… - я глубоко вздохнула и улыбнулась Биллу, внутренне собираясь с силами. – Я не смогу уснуть, пока не увижу Флёр собственными глазами, и не удостоверюсь в том, что с ней все в порядке.
Он кивнул, заметно радуясь из-за того, что не останется в одиночестве.
- Хорошо, как хочешь. Но если захочешь спать, то сразу же…
Сейчас или никогда. Я сжала кулаки, собираясь признаться и тем самым подставить себя под унижение.
- Билл… - мне пришлось зажмуриться, чтобы не видеть выражение его лица. – Мне нужно кое-что сказать тебе.
Билл не договорил того, что хотел сказать – но я вполне поняла его. Вместо этого он встал с корточек и подвинул кресло, устанавливая его напротив моего стула. Затем сел в него и внимательно посмотрел на меня, дожидаясь продолжения.
- Да, конечно, - он взял в руки бокал со столика, наполняя его остатками коньяка. – Я внимательно тебя слушаю.
Мне никогда не было так трудно признаться кому-то в своих чувствах. Виктор Крам, Рон – которого я когда-то ревновала к Лаванде – с ними было по-настоящему легко, и если бы я решилась на отважный шаг, то непременно сделала бы это. Но сейчас, когда выхода не было, а старший брат Рона так смотрел на меня – в ожидании – я поняла, что пропала.
Но я же сама хотела этого?..
- Билл, мне… немного нелегко… и неудобно…
- У тебя что-то случилось? – Билл смотрел на меня поверх бокала, в котором плескалась темно-янтарная жидкость, переливаясь в свете камина. – Говори, не стесняйся. Все мы одна семья.
- Нет, у меня ничего не случилось, - я опустила взгляд, делая вид, что рассматриваю носки своих кроссовок. – Но есть одна вещь, которая меня пугает. И вместе с этим я не могу скрывать её.
Я решила говорить загадками, чтобы облегчить ту информацию, что как снег на голову свалится на Билла. Но такой реакции я не ожидала – он поставил бокал на широкую ручку кресла и стал моментально серьезным – будто бы я была преступником, застигнутым врасплох.
- Это связано с Пожирателями или Лейстрендж? – он скрестил пальцы, переводя взгляд на круглое окно. – То-то я думал, почему ты в последнее время такая… неживая.
Он глубоко вздохнул.
- Ладно, говори, как есть. Я жду.
Если бы я смогла воспользоваться Маховиком Времени, то перевела бы время на несколько недель назад – туда, когда меня первый раз подвергли пытке. Я лучше получила бы сотню Круциатусов, чем оказалась бы здесь. Но… что ведь не делается, все к лучшему?
- Пожиратели и Беллатриса тут не причем. Это вообще не касается войны, - вздохнув, я поднялась со стула и подошла к камину, словно желая броситься туда после своей речи. Пламя – буйное, рыжевато-красное, почему-то придало мне сил. – Я хотела сказать, что… люблю тебя, Билл. Действительно, люблю…
Не знаю, как он сейчас выглядел – я встала к Биллу спиной, пряча свое горящее смущением лицо – но в гостиной воцарилась такая объемная тишина, что если бы стоило действительно захотеть, то можно было бы потрогать её рукой. Казалось, будто и сам камин стал трещать намного тише. Единственное, что нарушало эту тишину – бешеный ритм моего сердца, к которому я прислушивалась, лишь бы унять дрожь во всем теле.
Я призналась. Но от этого мне стало страшно.
Но еще более страшно стало тогда, когда я почувствовала на своих плечах его руки.
БИЛЛ.
- Я хотела сказать, что… люблю тебя, Билл. Действительно, люблю…
Мне показалось, что я ослышался. Но когда я посмел повернуть голову в её сторону, то увидел, как она обхватила себя руками, будто бы боялась своих слов.
Она… любит меня?
Эта юная, совсем еще девчонка, которая оказалась замешанной в войне, до которой еще не доросла – влюбилась во взрослого, двадцати шестилетнего мужчину, годившегося ей пусть не в отцы, но в старшие братья точно. Влюбилась, в то время как на неё свалилось столько тяжелых испытаний, что ни один человек, прибывая в здравом уме, не смог бы так стойко их выдержать?
Я был повержен. И не знал, что ответить на её искренние слова. Ведь я любил только одну женщину. Только её. Только Флёр Делакур.
Но я не мог позволить Гермионе страдать. Только не из-за меня – обезображенного урода, неисправимого циника… у неё впереди вся жизнь. Так зачем ломать её из-за такого человека, как я?
- Гермиона…
Я поднялся с кресла и, боясь споткнуться, на нетвердых ногах направился к тому месту, где стояла она. На фоне каминного огня её фигура была тонкой, робкой, поистине девичьей. На секунду я остановился, осматривая её. Ребенок. Юный, но старающийся показаться взрослым. Серьезный, но при этом чувствительный и самоотверженно любящий.
Не знаю, что я хотел показать своими действиями, но что случилось, то случилось – я подошел к ней вплотную, почти чувствуя, как по её телу волнами проходит дрожь. Положил свои руки ей на плечи и прижал к себе словно маленькое дитя, пытаясь доказать, что её чувства не будут растоптаны или осмеяны. Я в действительности не хотел этого – смеяться над ней. Потому что прекрасно понимал, какого это – безнадежно влюбиться в человека не «своего» круга.
- Гермиона, ты и в самом деле что-то чувствуешь ко мне? – я развернул эту хрупкую девичью фигурку к себе, заглядывая в большие, влажные от слез, черно-карие глаза. На несколько мгновений мне показалось, что в них проскочило что-то, похожее на грусть; но она быстро опустила голову, стараясь не встречаться со мной взглядом.
- Д-да… прости, пожалуйста…
Она всхлипнула; может быть неосознанно, но вполне громко. И я тут же почувствовал себя малолетним пацаненком, каким был, когда первый раз отправился в Хогвартс – беспомощным перед ближайшим будущим. Беспомощным перед всем.
- Простить за твою любовь? – я смог улыбнутся и приподнять Гермиону за подбородок, делая так, чтобы она видела мое лицо, видела, что я не лгу и не насмехаюсь над ней. – Гермиона Грейнджер, это самая глупая фраза, которую я когда-либо от вас слышал.
Она улыбнулась, заливаясь смущенным румянцем. А на меня нашло что-то дикое. Иначе как можно было объяснить то, что я внезапно наклонился к ней и прошептал:
- Знаешь, если бы я был на десять лет моложе, то непременно ответил бы тебе взаимностью.
Она еще сильнее зарделась, закусила губу, не сводя с меня робкого, но по своему мудрого взгляда. В этот момент с неё словно сошла вся показная серьезность – она была обычной девушкой, терзаемой противоречивыми чувствами. Такой же, какой была Флёр на нашем первом свидании; такой же, как и моя самая первая девушка – старшекурсница Аманда.
И я проклял всю эту любовь, все эти «возвышенные чувства». Почему кто-то должен быть счастлив, а кто-то страдать, не смея наблюдать за этим счастьем?
Эти мысли – странные, в некотором роде – сделали свое дело; к тому же, алкоголь напрочь уничтожил спокойный и уравновешенный голос, который всегда звучал в моей голове в случае опасности. И я решил сделать Гермиону хоть на несколько минут счастливой. Хотел, чтобы она не чувствовала себя такой потерянной и грустной, какой она была сейчас.
Мерлин, если бы я знал, что сделаю это, то не напивался бы до такой степени.
…Последнее, что я помнил, был её поцелуй – робкий, неумелый, опасливый. А затем все словно провалилось во тьму.
