Один день вместо

Глава 3

— Все же вам придется со мной поговорить.

— Придется? — тетя Петунья открывала и закрывала рот. Если бы можно было решить, что перед ней товарищи из этой странной компании молодых людей, называющих себя распространителями готовой продукции, тетя Петунья так бы и сделала. Даже самое страшное предположение: товарищи из какой-нибудь, не дай Боже, секты... в данной ситуации не таким уж оно страшным было. Ведь действительность оказалась хуже. А тетя Петунья (что за скверная черта характера!) не могла закрыть глаза на неприятные проявления данной действительности.

Во всем, конечно, виновата Лили. Это же она заставила всех членов своей семьи раз и навсегда поверить, что невозможность — понятие относительное.

На пороге дома стояли не кто иные, как волшебники. Вот в чем факт. Может быть, им удалось бы обмануть Вернона... ужас. Или Диддикинса. Но не Петунью. Петунья таких личностей за милю видела, как бы они ни маскировались. Опять же спасибо Лили. Однако будем справедливыми: маскировкой одеяния товарищей можно было назвать с большой натяжкой. Кривую фигуру громилы обтягивал плащ, какой носят рыбаки на восточном побережье, на голове красовалось надвинутое на один глаз тряпочное кепи. Полагает, верно, что оно придает ему лихой вид. Еще была наглая девица с отвратительной прической, в отвратительном платьице (если это и правда платье) и с отвратительным поведением.

— Прошу прощения, но ничего из вашего «придется» я делать не собираюсь, — пришла в себя тетя Петунья. — Гарри, живо домой.

— Гарри не сдвинется с места, — будничным тоном сообщил Моуди. — Мы могли бы зайти в дом и без вашего позволения, Петунья, вы же знаете. Думаю, вы поняли, кто мы.

Тетя Петунья поджала губы.

— Не хочу иметь с вами ничего общего. Достаточно того, что я вижу каждый день этого мальчишку.

— Надеюсь, вы в курсе, что «мальчишку» зовут Гарри, — вставила Нимфадора. — Это так, для интереса.

— Что там, Тунья? — рядом с тетей Петуньей во всей своей представительности возник дядя Вернон. Он принимал душ... в кои веки решил понежиться после душного зноя в прохладной водичке, и надо же — именно в этот момент в его дом ломятся какие-то типы... и мальчишка с ними... да еще привел их наверняка. Да точно уж!

Придя к этому выводу, дядя Вернон воинственно подтянул пояс халата на своем представительном животе и выдвинулся вперед.

— Итак, господа. Пошли прочь из моего дома. А ты, парень, живо домой! Я с тобой еще поговорю.

— Это как? — Нимфадора склонила голову на бок. — Вы присядете на диван, и Гарри расскажет вам о своих печалях, а вы его выслушаете и поддержите? Поможете потом. В подобном духе происходят ваши беседы? У меня большие подозрения, что нет. Даже не знаю — отчего, а?

Красное лицо дяди Вернона побагровело еще больше и добилось-таки своего: теперь оно формой и цветом идеально походило на свеклу.

К тому же тип в кепи вдруг подмигнул ему. Представительность дяди Вернона почувствовала себя крайне неуютно.

— Дурсль, отойди от двери, — мягко велел Моуди.

— Что?

— Тушу свою с порога сдвиньте, — последовали доходчивые пояснения Нимфадоры, вежливой и тихой девушки.

Тетя Петунья судорожно закашлялась:

— Да как вы смеете!

— Риторический вопрос, мэм, не правда ли? — Моуди, не отрываясь, смотрел на дядю Вернона.

А тому подумалось... от этой мысли, конечно же, стало стыдно, но позже, много позже того срока, который он сам определил для явления госпожи Совести в подобных ситуациях. Дяде Вернону подумалось, что, может, зря он вышел из ванной и поспешил на помощь к жене... в противном случае, глядишь, и конфликта бы не было. Хотя, вот парадокс, дядя Вернон любил конфликты. Всласть поорать на кого-то было способом питания его духовно-астрального тела — ему нравилось так думать. Разумеется, ор уже на него воспринимался противоположно: очень-очень тяжело.
От мысли о госпоже Совести остатки представительности дяди Вернона немедленно бросились наутек.

— Ну? — дружелюбно осведомился Моуди. Нимфадора играла прядкой своих розовых волос и, глядя куда-то в сторону, рассеянно улыбалась. Именно ее улыбка больше всего встревожила дядю Вернона. Он шевельнул усами, что у него было признаком крайнего волнения, и отошел в сторону, буркнув:

— Входите.

В гостиной, куда уверенно прошли Моуди, Нимфадора и увлекаемый за ними Гарри, Дадли смотрел телевизор. Шла «Битва талантов», потому должно было случиться что-то поважнее пришествия чужих и странных людей, чтобы Дадли оторвался от передачи. Нимфадора рискнула лишь скинуть его ноги с дивана.

Дядя Вернон переживал. В отличие от Нимфадоры, он не смел присесть... и это в собственном доме, подумать только! Стоял вместе с Петуньей перед наглыми гостями, расположившимися на его диване, как какой-нибудь нашкодивший школьник, и молчал. Слова на ум не шли — вот в чем проблема. Тип в кепи и розововолосая барышня смотрели на них... снисходительно. Да, самое верное определение. Как смотрит, допустим, ученый на какую-нибудь взбалмошную бактерию. И молчали. Специально нагнетали обстановку, точно, уж Вернон знает эти так называемые психологичные приемы, навидался за свою жизнь.

Через десять минут напряженного молчания волнение дяди Вернона достигло своего максимума. Только этим можно было объяснить следующее:

— Слушайте, вы! Немедленно убирайтесь из моего дома, иначе я звоню в полицию!

И оправдать. Потому что Моуди сделал неуловимое движение рукой, и колени дядя Вернона подсекло кресло, неведомо как подскочившее к нему сзади.

— Мы поговорим. Вернее, говорить буду я. — Моуди наклонился вперед, так что его лицо оказалось вровень с лицом дяди Вернона. — Мы хотим забрать Гарри. Он будет жить в более подходящей для него обстановке.

— Он — мой племянник, — заметила тетя Петунья.

— Мы в курсе, — Нимфадора в упор глядела на нее. Внутренний колокольчик чувства приличия тети Петуньи тревожно затренькал. — Зря вы не сказали Гарри, что он волшебник.

Дядя Вернон и тетя Петунья как по команде поджали губы.

— Это наше решение, — заявил дядя Вернон. — И мы считаем, что оно правильное.

— Вот как?

— Мы не хотели, чтобы он стал ненормальным, как моя сестра, — просто сказала тетя Петунья.

Некоторое время все наслаждались песенкой Боба-Страха, вырывающейся из телевизора Дадли.

— Я знал Лили Поттер, — наконец произнес Моуди, ни к кому не обращаясь и говоря так, точно делая замечание о погоде. — Я знал ее мужа. Они настоящие герои, бойцы, каких мало, сражались до последнего... как вы только посмели?

Он снял кепи.

— Как вы посмели не сказать о них Гарри?

Дядя Вернон и тетя Петунья смотрели в его стеклянный глаз, который видел их насквозь и дробил взглядом их затылки... и с ужасом думали, что никогда не забудут столь ненормального видения.

— Слушайте, мы воспитывали мальчишку как родного сына! — Дядя Вернон попробовал встать с кресла, но взмахом палочки был усажен в него обратно. — Он ни в чем не нуждался, был сыт, одет, обут. Не понимаю... в чем проблема-то? Хотите забрать его — ради Бога, забирайте. Нам хлопот меньше. Если вы не заметили, у нас есть свой сын, нам еще его на ноги поднимать. Да, Тунья, пусть забирают, скажем соседям, что приехали дальние родственники мужа твоей сестры и...

— А вы знаете, что мы дальние родственники? — перебила Нимфадора.

— Вернон, — тетя Петунья потянула открывшего было рот мужа за рукав, — у Джеймса не было родни. Просто скажите, что вы тоже из этих ненормальных... волшебники. Моя сестра была из вашей шайки, вечно творила Бог весть что, а родители ей потакали, нарадоваться не могли, что у них дочь — волшебница. Но когда она погибла... когда погибла, никто из вас, волшебников, пальцем не шевельнул, чтобы позаботиться о Гарри. И вы, мисс, не думайте перебивать меня! — голос тети Петуньи звенел. — Вы все решили избавиться от него и отправить в привычный, нормальный мир. Вам он, как волшебник, был не нужен, но вы хотели, чтобы я воспитывала его волшебником — вот что получается? Да с какой стати? Он рос в моем мире. Здесь не пользуются волшебными палочками, не вытаскивают из карманов живых лягушек, не заводят сов и не ездят на малиновых паровозах! — тетя Петунья уже кричала. — Здесь все нормально. Я хотела, чтобы он был приспособлен к нормальностям.

— Значит, вы хотели?

— Мы думали, что если будем держать парня в строгости, вся эта дурь вылетит из его головы и он вырастет человеком, — то и дело зыркая на Гарри свирепым взором, дядя Вернон решил привнести свой вклад в беседу.

— Гарри — волшебник, — устало сказал Моуди. — Это из головы не выбьешь. И он не простой волшебник, и родители его погибли не в простой катастрофе. Вам прекрасно известно, кто охотился на вашу сестру, Петунья. И кого этот мальчик остановил, вы тоже знаете.

Тетя Петунья не сводила с него взгляда.

— Кхм, — откашлялся дядя Вернон. — В любом случае... да, Тунья, о чем таком он говорит? Впрочем, никакой разницы. — Он оперся ладонями о подлокотники кресла, с силой оттолкнулся от них и встал. — Хотите забрать мальчишку — забирайте. Ему уже десять, вполне себе самостоятельный парень. Самое трудное мы вынесли. Он записан в школу Святого Брутуса, будет учиться там, вы его и не увидите.

Нимфадора вдруг расхохоталась:

— Гарри, ты хочешь учиться в Святом Брутусе?

Гарри никогда еще не слышал такого безрадостного смеха.

— Вы всерьез думаете, что Гарри... вы ведь и не думаете, да, мистер Дурсль? — Нимфадора поднялась с дивана и встала напротив дяди Вернона. Ее розовые волосы приобрели болезненный алый оттенок. Рядом с дядей Верноном она выглядела еще более маленькой, и то, как она выпрямилась и вскинула подбородок, как вызывающе посмотрела, могло произвести комичное впечатление... лишь могло. — Вы относились к Гарри... вы не то, что не любили его, как чужого ребенка. Не родного, как вы говорите. Наверное, ему было бы даже легче, если вы окружили его враждебным равнодушием, правда? А вы задались целью планомерно отравить ему жизнь. У вас это получилось, поздравляю. Гарри будет жить в моей семье. Завтра сюда придут мои родители, они заберут его. Сейчас мы сложим его вещи и... вам не интересно, где он был все это время? Почему вернулся так поздно? Конечно, не интересно, скажите, зачем я спрашиваю, вам ведь... Гарри — волшебник! — внезапно крикнула она, сжимая кулаки. — Самый великий, герой, победивший Того-Кого-Нельзя-Называть. Его родители, Джеймс и Лили Поттер, боролись против Пожирателей Смерти, трижды бросали вызов Тому-Кого-Нельзя-Называть и трижды ускользали от него, пока он сам не пришел в их дом тридцать первого октября 1981 года. Нам это дают на уроках, а вы сделали так, чтобы Гарри не знал? Какие же вы после этого люди! Тот-Кого-Нельзя-Называть убил отца и мать Гарри, но не смог убить его. Что-то в этом мальчике остановило его, и Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез. Гарри освободил весь волшебный мир. Он и вас, магглов, защитил, — Нимфадора резко развернулась к тете Петунье. — Что, вы будете говорить, что Лили Поттер не предупреждала вас? Пожиратели убивали магглов ради забавы, и Лили Поттер говорила вам об этом. Как вы могли после этого так относиться к Гарри? Вы поселили его в чулане под лестницей! — она помолчала. — Он ваш родной племянник. Наверное, вы просто ненавидели свою сестру.

От звенящей глухой ярости в ее голосе тетю Петунью передернуло.

— Не рассуждай о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия.

— А вы объясните, — прошептала Нимфадора. Ее глаза нехорошо сузились, а пальцы — позже она уверяла Моуди, что рефлекторно, — стиснули палочку в кармане до хруста.

Тетя Петунья повернулась к Моуди:

— Вы не можете забрать мальчика. Гарри остается здесь.

— Думаете, мы позволим? — Моуди улыбался простецкой улыбкой, улыбкой, располагающей к общению, как он сам, верно, думал. — После того, что мы узнали? Через год Гарри будет отправлена сова от администрации Хогвартса, школы чародейства и волшебства, а пока он будет жить у Тонксов. Они хорошие люди, не волнуйтесь, если вы волнуетесь. Нимфа — их дочь.

— Она?! — проследив за кивком Моуди, ужаснулась тетя Петунья.

— Она, — подтвердила Нимфадора. Петунья отвернулась.

— Да в кого они его превратят, если уж эту ...

— Продолжайте, — радостно велела Нимфадора, после того как хлопнула в ладоши перед лицом тети Петуньи, заставляя ту снова глядеть на себя.

— Опле-лепле-хай-вай-ЛЯУ! — тоненько пропел Дадли, вторя голосу из телевизора. — Трейси и Стэйси прошли во второй тур! Теперь будут готовить новый танец Клецок, Крабов и Чеснокодавилки.

Сам того не подозревая, Дадли добился полного внимания к себе.

— Это здорово, — пробормотал Гарри. — Танец клецок — самое то.

«Наверное, если все закончится смертоубийством... наверное, это еще самый нормальный вариант. Из всех возможных. Ведь дядю Вернона вот-вот хватит удар, и он накинется на Шизоглаза... а Шизоглаз, хоть он и аврор, никогда не сталкивался с разъяренным дядей. А Нимфадора...»

Гарри больше всего хотелось сейчас взять Нимфадору за руку и увести отсюда. Чтобы она больше не видела ни тетю, ни дядю, ни идиота Дадли. Ей здесь не место.

— Гарри никуда не пойдет. Он не может жить нигде, кроме нашего дома, — громко объявила тетя Петунья и направилась к дверям.

— Тунья, да пусть выметается!

— Я сказала, нет.

Тетя Петунья, скрестив руки на груди, встала на пороге.

— Прошу вас покинуть мой дом. Гарри остается.

Моуди не тронулся с места.

— Для чего?

— Для того, что так надо.

— Он — волшебник. Вы не сможете больше скрывать это от него.

— Что ж.

Они мерились тяжелыми взглядами.

— В следующем году Гарри пойдет в Хогвартс, — сказала Нимфадора.

— Вряд ли. Мы не собираемся платить за то, чтобы он обучался волшебству.

— Его родители уже обо всем позаботились. Гарри сможет заплатить за учебу и без ваших средств.

— А что будет потом?

— Когда?

— Потом, после вашей дурацкой школы, что с ним будет?

— О чем вы?

— Тот человек, он написал мне письмо, — с нажимом продолжала тетя Петунья. — Сказал, что Гарри будет обучаться в его школе, в Хогвартсе. Насколько я понимаю, именно он ввязал Лили во все это. Вы хотите позволить ему сделать то же самое и с мальчиком?

— Я буду учиться в Хогвартсе, — тихо проговорил Гарри, прежде чем Нимфадора успела высказать Петунье сполна, что она о ней думает. Вернее, не высказать, а наглядно продемонстрировать. — Я уйду из дома, если вы мне не позволите.

— Да ты, парень, совсем обнаглел! — рявкнул дядя Вернон. — Тебе сказали...

Моуди встал, и дядя Вернон моментально захлопнул рот.

— Я поговорю с Дамблдором. Пока Гарри остается у вас, вы — его родственники и вы настаиваете, хотя, знает Мерлин, я не понимаю почему. Здесь есть какая-то странность, в этом вашем решении... нужно разобраться. И будьте уверены, я разберусь. — Здоровый глаз Моуди мрачно вспыхнул. — С этого дня у Гарри будет своя комната. Вы можете не любить его, но относиться по-человечески вы обязаны. И за вашими обязанностями буду следить я.

— Мы что, так просто уйдем? — Нимфадора не могла поверить своим ушам.

— Сегодня — да.

— Но...

— Думаю, Дурсли не возражают, если завтрашний день их племянник проведет в компании друзей. — Моуди не отрывал взгляда от багрового лица дяди Вернона, на котором уже намечалась скверная синева. Обычная реакция на взгляд Моуди.

Нимфадора быстро подошла к Гарри.

— Гарри, хочешь встретить свой день рождения с нами? — спросила она, сжимая его плечи чуть подрагивающими пальцами. Сейчас она напоминала Гарри перевозбужденного обстоятельствами щенка. — Один день вместо выходных с Дурслями... но пока один день, а потом... я все же верю, что профессор Дамблдор что-нибудь придумает, и мы сможем забрать тебя отсюда.

— С радостью!

Она ждала только этого. Чтобы Гарри улыбался и смеялся, как она. Быть счастливым, подобно ей, у него, конечно, не получится, но она... она простит, наверное. Он очень надеялся. Она — пока единственное хорошее, что случалось в его жизни.

— До завтра, парень, — кивнул ему Моуди. Его волшебный глаз по-прежнему сверлил взглядом дядю Вернона. — Да, Петунья... ради вашего блага, я посоветовал бы вам никогда больше не отзываться плохо об Альбусе Дамблдоре. И помните, вы оба... и ты тоже, — Моуди взмахом палочки поднял Дадли с дивана: тот выронил пульт и с ошалелым видом оглядел непонятно как затесавшихся в гостиной посторонних людей. — Я слежу за вами. Всеми троими. Я всегда буду знать, как обращаются с Гарри. И если что... скажем, вам воздастся по заслугам.

— Гарри станет часто гостить у нас, — Нимфадора вымученно улыбнулась Гарри. — Это в любом случае, да, Гарри?

***
Он долго стоял у дверей и смотрел им вслед.

Из дома Тонксов Гарри летел с Нимфадорой на метле, и... Нимфадора видела блеск в его глазах, видела, что он испытывал при полете... чувство неподдельно радостное. Несомненно даже. Тогда он подумал... ну, Нимфадора же — она волшебница, фея, и, возможно, завтра, в день своего рождения, он получит в подарок именно то, чего впервые страстно пожелал.

Они растворялись в выцветающем, уставшем небе жаркого июля. Все больше и больше, все дальше и дальше от Гарри.

Глядя на силуэты ставших дорогими людей... пугающе дорогими — теперь будет очень страшно их терять, — Гарри больше не хотел метлы в подарок, торта, праздника, подарков и гостей. Сейчас страстно желалось, чтобы они не улетали, не оставляли его никогда. Это лучше любых подарков, правда. Чтобы тот день, о котором говорила Нимфадора, продолжался вечно.

Говорят, загаданное сбывается. Хотя бы в мечтах.
Один день вместо целой жизни. А если пожелать вслух? Крикнуть громко-громко, чтобы тот, кто наверху, услышал, усмехнулся, кивнул. Согласился. А один день вместо целой жизни, разве это много? Нет, серьезно — много?..

fin