Письма

Глава 3

Следующее письмо Гермиона получила почти сразу – прямо посреди ночи. Его принесла незаметная маленькая сова к окну её комнаты. Как раз, когда сова хотела отпустить зажатый в клюве пергамент, к ней подлетел ворон и напал на неё, пытаясь вырвать у неё письмо и помешать передать его адресату. Но Гермиона была достаточно быстра, чтобы схватить сову, отогнать ворона и в страхе захлопнуть окно.
Письмо слегка повреждено, но в целом в порядке. Надо заметить, что почерк немного “неопрятнее”, чем в первом письме. Какой-то скачущий.
Пока слегка напуганная сова ест своё печенье, Гермиона читает…
-----------------------------------------------------------

«Уважаемая мисс Грейнджер,

Вам нужно идти в адвокаты. В то время, как мои нападки, по крайней мере, открыто сформулированы, Ваши бессовестные описания и надменные определения моей личности так искусно вплетены в почти что лестные фразы, что при первом прочтении Вашего письма можно предположить в нём то, что лежит на поверхности.
Зверь на гербе Вашего факультета должен быть сменён со льва на кошку, так как только этот коварный зверь способен, выпустив когти, так обманчиво урчать. Нужно отдать должное – я на Вашем месте тоже не ожидал бы ответа с моей стороны, я и сам в этот момент, также как и Вы, вероятно, весьма удивлён, что снова пишу эти строки.
Почему я продолжаю эту письменную дуэль? Можете считать это слизеринским вариантом того, что гриффиндорец, скорее всего, называет спортивным интересом. Возможно, причиной является также превосходящее все ожидания великолепное вино, присланное мне нашим школьным директором к моему последнему дню рождения, и которое я берёг для особого случая. Этот случай настал. Вообще-то я не хотел писать, но каждый бокал этого чудесного красного вина всё более убеждал меня в том, что это будет непозволительным упущением - излить высококачественную агрессию.
Ваше письмо своей дерзостью превосходит всё, с чем мне приходилось сталкиваться за время моей преподавательской деятельности. Мисс Грейнджер, я снимаю свою воображаемую шляпу перед Вашим заразительным желанием борьбы и Вашим умением преподнести мне поздравления в победе таким образом, что я остаюсь побеждённым, если вновь не отреагирую на это.
Но, возможно, я разрешу Вам всё это - из чистого любопытства, посмотреть, как далеко Вы посмеете зайти на этом пути. Вам должно быть ясно, что Вы вращаетесь в такой сфере, которая ни при каких обстоятельствах не доступна ни одной ученице.
Но, развлечения ради, я готов позволить Вам безнаказанно пройти ещё несколько шагов.
Само собой, я знал, что можно найти в Вашей книге. И если Вы настаиваете на том, чтобы я не читал в Ваших комментариях между строк, я, конечно, не стану этого делать. Может быть, Вы ещё пожелаете, чтобы я перестал отвлекать Вас на уроке моими – подождите… как Вы их назвали… ах да… “ аристократичными руками”? Ваше желание, мисс Грейнджер, для меня разумеется закон…
Но, вернёмся к реальности – я в состоянии понять, что Вы не питаете ко мне нежных чувств, свойственных пубертатному возрасту, только потому, что возможно из тысячи записей всех семи лет обучения некоторые посвящены моей персоне – назовём их, пожалуй, “случайными”. Это уже и потому совершенно невозможно, что рядом с ними тем же почерком, (а значит, они возникли в то же самое время) можно обнаружить привычные тирады, выражающие ненависть. Я уже и по той причине в состоянии понять это, что Вы в своём, можно сказать, нечеловеческом рвении к учёбе вообще не находите времени для чего-то подобного… ни среди сверстников, ни среди неподходящих кругов.
Может быть, Вам направить Ваши научные изыскания в ту область поведения, которая выделяет человеческую расу от других, и к которой, если я не ошибаюсь, неизменно относятся определённые ритуалы, связанные с противоположным полом. Чтобы Ваш здравый ум не пропал даром и мог быть передан последующим поколениям, я посоветовал бы Вам оставить после себя несколько книг на тему проявления этих пубертатных необходимостей. Для мистера Уизли будет определённо большим облегчением, если Вы, наконец, признаете эту область отношений существующей. Бедняга меж тем почти вызывает жалость…
Вы хотели знать, может ли откровение быть более постыдным, чем Ваше? Возможно, Альбусу Дамблдору стоит показать Вам при случае своё собрание писем больных учениц. ВОТ ЭТО стыдно.
Мне как раз пришло в голову, что пить вино и писать письма – не те занятия, которые обязательно нужно совмещать – простите за почерк… Но ещё несколько строк должны быть написаны.
Вы хотите вести себя на моём уроке “соответственно моим правилам”? Оставьте. Или как тогда Вы объясните это своим сокурсникам? Ну да, возможно, проигранное пари было бы неплохим аргументом…
К тому же, я ожидаю от Вас отсутствия каких бы то ни было возражений и никакой помощи другим на уроке.
И вот теперь я дошёл до такого места, за которое Ваше письмо либо следует сжечь, либо дать Вам орден.
Итак, мне был необходим «дурацкий случай» и «возможность шантажа», чтобы Вы вели себя на моём уроке так, как “я бы того хотел”?
Вы обвиняете меня в шантаже. Вы утверждаете, я не способен удерживать моих учеников. Вы называете мой метод обучения “вколачиванием” и, наконец, Вы просите Мерлина о том, чтобы он сохранил Вас от такого же отношения к Вам, какое со стороны учеников получаю я…?!
Мисс Грейнджер… Бокал, который стоит сейчас рядом с этим письмом, я пью за Вас – Вам удалось побить мой личный рекорд сконцентрированных оскорблений. Вы… Гриффиндорка!
Из-за только что выше написанного на это письмо стоит нанести магическое заклинание, которым Вы воспользовались последний раз для своего.
Вы поздравляете меня с победой, мисс Грейнджер? Я могу только сказать “touché“.
Вы тоже выиграли битву. Осталось только выяснить, кто победит в этой войне, которую Вы начали.
О! Что касается войны, отдельных битв и поражений, у меня здесь кое-что есть для Вас, по-поводу срока окончания школы, в котором Вы так уверены. Я открою Вам одну тайну. И я доверяю Вашей гриффиндорской чести, что Вы не выдадите меня как источник этой информации. Я всё равно буду отрицать.
Само собой разумеется, высококомпетентная профессор Трелони (которой Вы в своём письме также приписываете отличные преподавательские качества) намерена конкретно Вашу (и ТОЛЬКО Вашу) практическую часть экзамена усложнить на четыре пятых. Это можно провернуть в согласии со школьным законом. Если Вы не сдадите практическую часть по этому предмету – что как считает профессор Трелони так и будет – Вы будете вынуждены явиться на пересдачу, которая состоится только после каникул.
Я не думаю, что это будет Вам стоить окончания школы, но эта “загвоздка”, конечно, будет упомянута в Вашем дипломе.
Чтобы Вы и дальше могли концентрироваться на подготовке к экзаменам, не боясь надоедливых сокурсников, я продолжу разделять домашние задания, что было Вами так откровенно одобрено. К Вашим заданиям я буду подходить с особой тщательностью, чтобы у Вас вдруг не появилось много свободного времени, в которое Вам, Боже упаси, пришлось бы столкнуться с межчеловеческими ритуалами. Только представьте, что мистер Уизли вдруг узнает, что Вам целый день нечего делать.
О… Но при этом мне пришло в голову, что было бы неплохо, если бы Вы для начала смирились с тем обстоятельством, что Вы женского пола… Может, мне лучше всё-таки освободить Вас от домашних заданий? Что Вы на это скажете, мисс Грейнджер?
Или страх, который, очевидно, необходимо иметь по отношению ко мне, удерживает Вас от того, чтобы ещё раз высказать Ваше мнение? Будет жаль…

Северус Снейп».
-----------------------------------------------------------
Следующее письмо Снейп получает ещё до завтрака...
-----------------------------------------------------------
«Уважаемый профессор Снейп,

Возможно, мне действительно стоит подумать о карьере адвоката? Тогда я смогу, к примеру, помогать волшебникам и ведьмам, вынужденным отвечать перед судом за тёмные делишки, вместо того, чтобы стремиться к хорошему месту в престижной школе, такой как Хогвартс, например… Ах, нет… Это место как раз сейчас занято нашим школьным директором. Тогда я всё-таки лучше остановлюсь на той профессии, к которой стремилась с самого начала. Даже если Вам это придётся совсем не по вкусу (возможно именно потому я Вам это и рассказываю) – я планирую поступить на факультет зельеварения и руновой магии.
Моё письмо превосходит любую дерзость, с какой Вам когда-либо приходилось сталкиваться? Вы бы лучше перечитывали ещё раз свои письма, прежде чем отсылать их! Если Вы ищете непостижимую дерзость и оскорбления, там Вы их найдёте в необозримом количестве! Или я могу Вам, разнообразия ради, предоставить своё воспоминание о любом Вашем уроке и поместить его в думосброc ).
Стал ли пафос Вашего последнего письма или то обстоятельство, что я смогу между строк прочесть о возможно задетом нерве позади каменного фасада, причиной тому, что Вы в последнюю секунду передумали с отправкой письма? Если явно чрезмерное употребление вина оказывает на Вас влияние даже в решении такой банальности, как отправка письма, Вам, возможно, следовало бы воздержаться от употребления алкогольных напитков, хотя бы тогда, когда Вам нужно принять более важное решение, чем поход в ванную комнату.
Ворон чуть не убил сову, которая всего лишь выполняла свою работу! Или Вы пишите, или не пишите – но Ваша нерешительность не должна стоить жизни несчастному животному! Хотя это, конечно, в Вашем духе!
Если завтра на уроке у меня будут закрываться глаза, Вы можете с радостью приписать это своей персоне, так как я решила ещё немного посидеть над маленькой ночной птицей, пока я не буду уверена, что она без последствий пережила нападение.
Для учёбы я слишком устала, поэтому использую время, чтобы написать Вам подперчённый ответ на Ваш свежеприсланный мне вызов к бою!
Вам любопытно, как далеко я смогу зайти? Профессор Снейп, я до сих пор не сделала ещё и одного шага и намерена идти этой дорогой до горького конца, если выяснится, что это необходимо.
Удивительно, как хорошо и свободно становится оттого, что на этом пути я, наконец, почти неприукрашивая, могу высказать Вам своё мнение! Предложение позволить мне “безнаказанно” сделать ещё несколько шагов меня просто окрыляет.
И как раз, пока я разошлась: Если Вам ясно, что те некоторые “случайные” комментарии ничего не значат, тогда воздержитесь, по возможности, от цитат из книги, в которых всё же нечто имелось в виду. Аристократичность Ваших рук, и то, как Вы их используете, уже и без того зря потраченный на Вас дар природы. И если я думаю о том, как бы Вы могли использовать Ваш голос, вместо того, чтобы доводить им учеников до нервного срыва…, мне хочется схватить и встряхнуть Вас, чтобы Вы, наконец, увидели, что всё может быть иначе.
Небо! Почему такой ум, как Ваш, должен быть так непривлекательно упакован? При этом у меня иногда возникает чувство, что Вы только представляетесь таким отвратительным, чтобы никто не нарушал Вашего спокойствия! Да, я знаю, как Вы, вероятно, заметили, что определённое “неприставание” определённых личностей может быть только плюсом, но ведь не каждый ученик этой школы – переполненный гормонами Рональд Уизли, посягающий на Вас! И кстати, Вас абсолютно не касается, есть ли у меня личная жизнь, и как, и с кем я буду её строить. Одно то, что именно такой как Вы обвиняет меня в пренебрежении межчеловеческими отношениями, кажется мне невероятно дерзким. К тому же, в мои планы не входит осчастливить мир моими генами, одной произведя на свет команду по квиддичу.
Я надеялась, хотя бы Вы поймёте, что при моём рвении к учёбе речь для меня идёт не о славе и почитании или о достижении бессмертия в моих потомках, но единственно о моём большом желании удовлетворить собственные требования к себе. Я знаю сама, что это глупо – хотеть ещё и соответствовать требованиям других людей к тебе (я уверенна, что, по крайней мере, этой причудой Вы не страдаете). Но тем ужаснее, когда это не получается в отношении одного определённого человека, чья благосклонность тебе так важна – всё равно, что бы ты для этого не делал...
О-о... Вы теперь с наслаждением понежитесь в моих сентиментальных припадках – точно, но что с того...
Маленькой сове, кажется, лучше. Она действительно ужасно испугалась нападения ворона. В какой-то момент я подумала, что она от страха просто свалится замертво с моего подоконника... Но она оказалась смелым маленьким существом.
Но вернёмся к Вашему письму. Профессор Снейп, меня несказанно удивило, что я в конце Вашего письма обнаружила нечто вроде обиды...
Была ли оскорблена лишь Ваша честь? Или Вас действительно задело то, что я написала про „вколачивание“? Быть атакованной Вами словесно, когда Вы вновь непозволительно используете Ваш голос как раскалённое оружие, действительно схоже побоям. Нет никакой разницы между тем, реально ли Вы били Вашего ученика так, что он опускался бы перед Вами на колени и тем, как Вы делаете это Вашим взглядом, который кажется таким свирепым. Но глаза Ваши с их тёмной глубиной определённо способны выражать многие другие вещи. Вы действительно не до конца осознаёте, что Ваше поведение вызывает не только уважение, но и настоящий страх к Вам? Попытайтесь разок прочитать по жестам учеников, которые сидят перед Вами: среди них есть лишь немногие, которые не боятся.
Профессор, в этой школе и с Вами как учителем нужно как можно быстрее отвыкать от слёз, потому что Вы делаете ещё более уязвимым того, кого это окружение и без того им сделало. И много раз, когда Вы учили меня чему-то, что так восхищало меня своей сложностью, когда Вам удавалось,(так, как это удаётся только Вам) спросить меня о чём-то, чтобы я снова могла превзойти саму себя и желать лишь одного – прийти к Вам и попросить о разговоре (потому что я не хотела останавливаться, когда заканчивался урок), я вместо этого бежала в свою комнату и плакала оттого, что не могла больше вынести Вас - такого высокомерного, недостижимого, чёрного и отталкивающего. Как горько было сознавать, что этого разговора никогда не произойдёт.
Проклятье! Я хочу от Вас БОЛЬШЕГО, чем нескольких часов на уроке! Я хочу от Вас не только названия книги и указаний к зубрёжке! Я хочу спорить с Вами! Хочу знать Ваше личное мнение ко всем теориям! Я хочу до конца исчерпать мои возможности! Хочу узнать мои границы и понимаю, что только Вы можете мне их показать! Я учусь, учусь и учусь, получая похвалу и одобрение среди учителей. Но это так тупо, всё время подтверждать то, что другие и так о тебе давно знают. Я хочу пройти через стены сложнейших задач, через которые я должна бы была пробиваться всей своей сутью – но всё, что я нахожу, это давно открытые, бесконечно длинные коридоры, через которые я бегу, пока не начинаю задыхаться.
Я хочу осмысливать НОВЫЕ идеи. И я бешусь, час за часом сидя перед Вами и зная, что в голове у Вас есть как раз то, что мне нужно! Скажите мне, что мне сделать, чтобы Вы отнеслись ко мне серьёзно и позволили мне участвовать в том, что так важно для Вас? Магия зельеварения должна быть Вам важна, иначе бы Вы не были таким мастером в этой области. Как мне попасть туда, где Вы? Что мне сделать? Как мне этого достичь?
Как Вы достигли этого?
Я не знаю, зачем пишу Вам всё это, потому что точно знаю, как Вы на это отреагируете. Это ужасно... Надо заканчивать, иначе я больше не смогу подавлять в себе желание швырнуть что-нибудь в Вас воображаемого.
В одном я должна Вам признаться – никто так не наполняет мой организм адреналином, как Вы.
Теперь я не смогу спать, хотя скоро уже взойдёт солнце.
С совой всё в порядке. Я отошлю её назад с этим письмом, и остерегайтесь ещё хоть раз подвергнуть это милое животное такой опасности!
Если Вы удостоите моё письмо ещё одним ответом, то боюсь даже предположить, каким он будет... Я могу себе только представить, что Вы не ожидали, что это письмо, которое Вы сейчас держите в руках, будет таким.
Но как бы то ни было – даже если я ничего им не достигла, то, по крайней мере, удивила Вас.

С наилучшими пожеланиями,
Гермиона Грейнджер.

PS: Животное на гербе Гриффиндора совершенно по справедливости лев, а не кошка. Потому что выдающейся чертой гриффиндорцев, помимо их легендарной смелости, является также и то, что всю работу за них выполняют женщины. Как и у этих гордых животных всё делают львицы, пока львы лениво нежатся на солнце, время от времени изображая из себя мужчин.

PSS: Спасибо за предостережение относительно профессора Трелони... Я буду к этому готова».
-----------------------------------------------------------
Примечание: в действительности было так, что Гермиона отказалась от предмета – прорицание. Но, возможно, что она по какой-то причине, например, условия приёма в университет магии, как у нас с латинским, вынуждена была на седьмом году обучения снова взяться за него... И это как раз оказалось так подходяще, что в моей версии будет так.
-----------------------------------------------------------

После последнего письма Гермионы прошла неделя. Оба всё это время вели себя так, будто ничего не было. Немного странным для других стало лишь то, что Гермиона что-то без перерыва писала на занятии... из-за чего у неё даже не было времени поднимать руку... и когда стало ясно, что таким образом можно ещё и избежать снейповского сарказма, такое поведение уже больше никого не удивляло.
Гермиона, меж тем, исходит из того, что больше писем не будет. Как вдруг вечером маленькая сова снова стучится в её окно и передаёт ей довольно толстый конверт...
-----------------------------------------------------------
«Уважаемая мисс Грейнджер!

Я извинился перед моей карликовой совой, которую, кстати, зовут Хелена, за всё, что с ней случилось. Правда, нападение лишь выглядело таким ужасным, так как Хелена в маленьких ежедневных стычках давно привыкла к боям с Александром, моим вороном. Из этих битв она нередко выходит победительницей. Профессор МакГонагалл тоже постоянно беспокоится за Хелену, но, в конце концов, она всегда вынуждена признать, что для совы нет никакой опасности, та знает, как отразить противника своими собственными методами, в некоторых случаях даже тем, что она взглядом своих огромных глаз обводит его вокруг пальца, пардон – пера.
Но Вы всё равно правы, что моё поведение было неуместным. И мне не к лицу списывать свою вину на действие вина...
Последующие слова я буду тщательно отбирать.
Определённо тщательнее, чем Вы привыкли. Я вступаю при этом на новую тропу и прошу Вас попытаться не читать между строк. Я попробую всё, что я хотел сказать, вложить в эти строчки.
Я много – очень много раз перечитывал Ваше письмо, и хотя в нём не было ничего, что было бы мне ново, оно меня действительно взволновало.
Простите мне ухмылку на моих губах, хотя мне сейчас хочется чего угодно, только не смеяться, но я сейчас вижу Вас: как Вы, вероятно, с широко раскрытыми глазами – они у Вас всегда такие, когда Вы чем-то шокированы – и открытым ртом взираете на эти строчки. И, конечно, закрыли его сейчас, так как Вам неприятно, что я обратил на это Ваше внимание.
Странно... Вы пишете, я должен обратить внимание на жесты моих учеников... я делаю это... каждый день... на каждом уроке... уже только потому, что для меня это способ увидеть, когда ученик хочет добавить в зелье что-нибудь неправильное или опасное.
Я знаю, как выглядит каждый из вас в отдельности, когда он внимателен. И я знаю, как выглядит каждый из вас, когда он только делает вид, что внимателен... Я знаю каждого, как он выглядит, когда сомневается, и я могу с помощью жестов определить, что ученику наплевать, сделает ли он ошибку или что у него не получилось, но он старался... Я знаю, что Рональд Уизли становится опасным, когда он чувствует себя неуверенно, и я знаю, что Невилл Лонгботтом опасен, когда он уверен в том, что делает. Я знаю, что за возбуждённую концентрацию и неуверенность отвечает Ваша нижняя губа, я знаю, что Вы больше внимания уделяете правильно нарезанным ингредиентам, чем собственному маникюру, я знаю, что Вы неестественно долго удерживаете дыхание, когда зелье перед Вами находится в решающей стадии, и я знаю, что напряжение спадает с Вашего тела только, когда зелье становится таким, каким должно было стать.
Я могу описать каждое движение, которое Вы делаете на моём уроке, каждый порыв, каждый взгляд – и поэтому я был подвержен заблуждению, что знаю Вас.
И теперь я с безграничным удивлением понимаю – я не знаю Вас!
В связи со всем этим я долго размышлял и вначале пришёл к выводу, что Вы в этом смысле просто и понятно представляете исключение. Но чем дольше я размышлял над этим, тем яснее становилось мне, что я совершу повторную ошибку, если буду исходить из того, что я правильно оцениваю всех учеников.
Я не знаю точно, что я должен теперь делать с этим открытием, и в настоящий момент чувствую себя, как бы ни тяжело мне было это признать, немного переутомлённым всем этим...
Гриффиндорка, которая делает саркастические замечания по поводу собственного факультета.
Слизеринец, который соглашается, что плохо разбирается в людях.
Кажется, колонны Хогвартса пошатнулись, мисс Грейнджер.
Ваше письмо, мягко скажем, сбило меня с толку.
Кстати, кажется, и Вы ошибались относительно меня. Ни в моем голосе, ни в моих глазах нет ничего особенного. Одно обстоятельство, что я, по какому-то неблагоприятному смешению генов, обязан тому, что они тёмно-коричневые, ещё не повод предполагать в них бОльшую глубину, чем есть. По-другому, значило бы, что Вы предполагаете во мне склонность к сентиментальности. А этого уже достаточно, как Вам известно, чтобы использовать мой голос как раз в привычном качестве...
Намного драматичнее, однако, Ваши ошибочные оценки моих возможностей, как учёного! (Как раз обвалилась одна колонна, Вы слышали? Ещё несколько откровений, и я этим письмом развалю весь Хогвартс...). Может быть, я действительно знаю много о моей науке, но я сомневаюсь, что больше, чем профессор Макгонагалл о трансфигурации или профессор Спраут о магическом мире растений. Надо признать, что мир зелий необычайно сложен и предоставляет много возможностей для изучения, но в остальном...
По поводу моей любви к зельям – Вы правы. Понятно, что Вы, сознавая мою привязанность к этой области, предположили во мне знания, превосходящие границы.
Но не вынуждайте меня, пожалуйста, размышлять ещё и о себе самом, чтобы понять, правы ли Вы были в своих предположениях. Я уверен только в том, что знаю, о чём говорю, если речь идёт о зельях.
Но Вы задели ещё одну важную тему. Вы считаете, мне не известно из собственного опыта, каково это, хотеть соответствовать требованиям других? О, мисс Грейнджер, как сильно Вы в этом ошибаетесь... Это опыт такого „желания“ сделал меня тем, кем я являюсь сейчас. Я советую Вам быть осторожнее, чтобы не пойти той же дорогой, если Вы не хотите прийти туда, куда пришёл я. К тому же я думаю, Вы без труда поймёте, что туда приходят в одиночестве. Вы правы (ещё одна колонна...), когда говорите – это неслыханно, что именно я обвиняю Вас в пренебрежении межчеловеческими отношениями. Но я всё-таки предостерегаю Вас, обращая на это Ваше внимание, что от Вас ускользают некоторые вещи, о которых Вы позже будете жалеть, и которых уже не вернёте...
Длинные открытые коридоры, которые Вы описываете, мне также известны. В моей жизни было только три волшебника, которые могли поставить передо мной стены, также желаемые мной, как и Вами. Научные стены ставили мне Альбус Дамблдор и Николас Фламель, третья стена, проходом через которую я сегодня больше не могу гордиться, была от... ну... Вы, я думаю, и сами знаете, от кого...
Вы, мисс Грейнджер, образец ведьмы, которая за знания может отдаться дьяволу. Я знаю, о чём я говорю. И так как при помощи Вашего письма я понял, что тогда и сам бы пошёл другим путём, если бы мне своевременно подставили стену, об которую я мог бы биться любознательной головой, и которая успокоила бы мой мятежный дух, я решил сделать Вам предложение.
Я решил предложить Вам кое-что.
В приложении к этому письму Вы найдёте копии моих сегодняшних результатов исследований по попытке скомбинировать скарабея со слезами Феникса для получения лекарственного зелья, которое обладало бы свойствами слёз Феникса, чтобы использовать его, когда нет рядом этой птицы. Феникс Дамблдора – Фоукс – согласился поучаствовать в эксперименте. Я приложил ещё и список литературы с книгами, в которых речь пойдёт о таких попытках. Помеченные книги я уже проработал и указал, были ли выборки по теме полезными или наоборот.
Вы, скажем так, получаете беспрерывную отработку в моей лаборатории. Если Вам действительно ещё самой до сих пор не пришло в голову, я открою Вам следующую тайну: я отношусь к Вам серьёзно, и всегда это делал.
Мисс Грейнджер, если Вы согласны, то с сегодняшнего дня Вы работаете со мной над моим исследовательским проектом.

С наилучшими пожеланиями,
профессор Северус Снейп».