Глава 3Название: На букву "Ш"
Автор: Almond
Герои: Тоша, Билл, Неизвестный художник
Отказ: что не мое — Т. Пратчетту.
Написано по заявленной картинке: http://static.diary.ru/userdir/1/4/8/7/1487017/60534657.jpg
— Кто это?
— Мы, — с сомнением ответил Тоша.
Билл и Тоша, две не самые последние личности в полной личностного разнообразия Гильдии воров, рассматривали полотно Неизвестного художника. Позади скромной горкой высилось еще несколько картин, которые Тоша и Билл приготовили унести с собой — позже братья испытали страшное потрясение (между собой они стали называть его "шубец"), когда поняли, что на каждой Неизвестный художник изобразил пушных шушер, а не кроликов, как они думали.
Шушеры жили в норках (не путать с грызунами, хоббитами и, о боги, с кроликами) у самых лесов Убервальда, передавали из поколения в поколение рецепты морковных пирогов (не путать с любителями морковок, мало ли кто может к ним относиться, и, о боги, с кроликами) и никому не мешали, кроме кроликов, конечно, которых шушеры с энтузиазмом употребляли в пищу. Шушеры вели размеренный образ жизни, хотя некоторые из только опушившихся и жаждущих приключений шушер отправлялись искать лучшей доли в Анк-Морпорк, и к таким некоторым относились братья Тоша и Билл О'Танк.
В Гильдию воров с большой осторожностью принимали представителей этнических меньшинств, что и понятно, если попробовать представить себе кражу, осуществляемую, к примеру, троллем*, потому шушер Тошу и Билла подвергли жестким испытаниям. Первым (и как покажут события — единственным) испытанием для Билла и Тоши стала попытка доказать, что шушеры — это не то же самое, что кролики. Пушные шушеры — народ, удивительно схожий по внешнему виду с народом кроликов. Почему? Зарывшись в недра философии и счастливо выбравшись оттуда, приходим к ответу: легче сказать, что боги любят подобные шутки, чем попытаться объяснить, почему киты — не рыбы. Как говорил Наверн Чудаккули, арканцлер Незримого Университета, так же известный как увлекающийся философ и привлекающийся гурман: «Киты — не рыбы. Разве? О...», просто примем данное утверждение за факт: шушеры были очень похожими на кроликов. Те же милые ушки и пушистые хвостики, мягкие лапки и кроткий взгляд больших влажных глаз... Одно отличие, или, вернее, два: пушные шушеры претендовали на разумность и обладали нехилым набором острых зубов, и, как говорилось ранее, кролики зачастую шли им на деликатес.
Неизвестный художник, чьи картины так обожал хозяин дома (он не озаботился продлить лицензию, защищавшую его от визитов Гильдии воров) зарабатывал себе на жизнь рисованием маленьких кроликов в плюшевых жилетах на упитанных тельцах, занятых самыми разными занятиями, что делало их непросто очень похожими на шушер, а очень-очень похожими на шушер, ведь те претендовали на разумность. Испытанием для братьев О'Танк, хотя они не относили себя к этническим меньшинствам**, стала кража этого дома.
— Чо, правда? Да я бы никогда!.. — воскликнул Билл, пятясь от картины.
— Знаю, — мрачно кивнул Тоша. Его покрытый черной шерсткой лобик избороздили морщины умственных усилий. — Посмотри-ка на угол.
— Я бы никогда не стал одевать тапочки с мордами своих родственников!
— Билл, успокойся. Глянь на угол.
— Нет, я бы никогда!
— Да знаю, я знаю! — вышел из себя Тоша. — Заткнись и посмотри на угол картины. Видишь?
— «Неизвестный художник». И чо? Подпись этого Неизвестного, все путем, картины подлинные, кучу бабла стоят.
— Говори нормально, — поморщился Тоша. — Ты ведь не блатной еще, что же строишь из себя? Ну да, подпись. А книжку видишь?
— И чо?
— Билл!
— Да, Тоша?
Тоша вглядывался в непроницаемое лицо Билла, в его честные желтые глаза, пока наконец не сдался:
— Хочешь забыть родной шушерский — твое дело. Будем говорить на анк-морпоркском, хоть нам он не идет. Билл, книжка-то... на обложке же те самые.
— Ну я вижу, что там медведи, аж три штуки, ну и чо такого? — раздраженно отозвался Билл. Иногда серьезность Тоши... ну во всем — от нового рецепта морковного пирога до усовершенствованной отмычки от суперсейфа Гильдии убийц — усложняла жизнь, как самому Тоше, так и окружающим. Тоша, так сказать, вникал в дело со всем своим авторитетом, и этот авторитет здорово мешал потом из дела его выковырять.
— «Шушерская Морковня», ты понимаешь? Это картина — та самая «Шушерская Морковня», что читала нам мама в детстве. Неизвестный художник изобразил нас с тобой, когда мы были маленькими. Это на самом деле мы!
— Да ну!.. — Билл близоруко прищурил глаза. — И кто из нас кто?
— Тот, кто заныкал под кроватью мяч, точно ты. Вечно все ныкаешь.
— А на тебе, получается, девчоночья пижамка? Ага, помню такую. Правда, Тошик, она была в синий цветочек, а эта...
— Ты не о том думаешь!
— Да все о том же.
— Билл, Неизвестный верил, что рисует кролей! Он только кроликов рисовал в плюшевых жилетах, он никогда не видел пушных шушер! Если бы видел, никогда не стал бы изображать нас в плюшевых жилетах, в чепчиках, с цветочками и ма-алюсенькими супницами! — Тоша аж приплясывал от возбуждения. — За это ему бы оторвали руки и ноги заодно. Шушеры рождаются с закусочными вилками в руках и морковным пирогом в зубах, а пяткой прищемляют толстый хвостик обезумевшего от ужаса кролика, который пойдет на первый в их жизни завтрак! Неизвестный рисовал именно кролей. Но на картине... как-то получилось, что это мы на ней.
— Я себя не узнаю, — покачал головой Билл. — Может быть, это не «Шушерская Морковня»?
— Она, она. «Шушерская Морковня»... я каждую буковку, каждую картинку в ней помню, как же мне ее не узнать? Это я себя могу не узнать или тебя, скажем... в общем, думаю, мы провалили испытание Гильдии воров.
— Чо?!
Тоша похлопал Билла по рыжему плечу.
— А как мы теперь докажем, что шушеры — не кролики, если на картине Неизвестного художника, рисовавшего кролей, изображены мы с тобой? Мы влипли по самые усищи. На букву «Ш» попались, простите мой клатчский.
— Думаешь, нас подставили? — задумчиво протянул Билл.
— Хотелось бы разобраться, — в тон ему ответил Тоша. Пожевал губами. — Так, берем картину, остальное разбиваем. Пишем прошение в Гильдию об отсрочке, внизу даем приписку: откажите, устроим вам шушерский абокралипсис. Ребята там понятливые, отсрочку разрешат. Сами точим зубы и ищем этого Неизвестного художника.
— Для выяснения обстоятельств?
— Для выяснения обстоятельств.
Билл удовлетворенно кивнул. Ночь предстояла долгой.
А в залитой лунным светом тайной башне всего за пару кварталов от них свесившаяся с узкой койки рука Леонарда Щеботанского, ведомая его гением, создавала на белоснежных полотнах прекрасные картины о чудесных кроликах в плюшевых жилетах, пока сам Леонард отсутствовал, нежась на перинах сна. В углу каждой картины стояла аккуратная подпись «Неизвестный художник. Быть под маской проще».
fin
*если учесть, что такая кража будет последним, что вы представите в жизни.
** лепреконы тоже не относят себя к меньшинствам, и попробуйте доказать им обратное.
Жизнь прекрасна-2
По заявке: Т. Пратчетт. "Санта-Хрякус" Чай-Чай | Сьюзен. Воскресший на Страждество ассасин. "В такую ночь исполняются желания, не правда ли?!"
Самым трудным оказалось признать, что это правда. Ну вы знаете, как это бывает. Например, когда действительность падает на вашу голову с невинностью баллистической ракеты, нелегко поверить, что да, именно вам и именно сейчас выпало на долю разгребать последствия.
Сьюзен еще раз взвесила в руке чайник. Тяжеловат для детской, но госпожа Гетра предпочитала основательность во всем. Как бы снова не помер...
— И не мечтай, — сказал лежащий на полу Чай-Чай.
Преисподняя на Плоском мире — любопытнейшее явление. И вряд ли там было место для такого как Чай-Чай. Во-первых, он не верил, что ад существует где-нибудь еще, потому что творил его сам, и ни где-нибудь, а прямо вокруг себя, во-вторых, демоны едва поняли, что им светит перспектива провести с душой Чай-Чая пару-другую вечностей, быстренько отказались от контракта. В итоге после своей смерти Чай-Чаю некуда было деваться, как идти прямиком в Данманифестин, пристанище богов, в местные чертоги и залы, где, по его мнению, должен был находиться рай, сияющий и грандиозный. В рай Чай-Чай верил, как никто другой. Наверное, одной его веры хватило бы на то, чтобы поднять рай обетованный с пучин космоса, прямо из под лап А'Туина, пронести мимо четырех слонов и возвысить над Краепадом. Честно говоря, боги были недовольны Чай-Чаем. Именно из-за таких людей, как он им приходится обживать этот Парадиз, Кори Челисти, и работать. О, все, конечно, было очень чинно. Боги вежливо пожали душе Чай-Чая руку, напоили чаем, однако оставлять у себя не пожелали и выпроводили обратно в Небытие. Чай-Чай понял, что теперь смело может называть себя неприкаянной душой. Болтаться по Плоскому миру, слов нет, интересно и даже познавательно в некоторых случаях, но Чай-Чаю показалось это недостойно его нынешнего положения, и потому он решил, что должен заниматься тем, что лучше умеет. А именно — выжидать. Следить и выжидать. Когда-нибудь оказия подвернется, не может не подвернуться, и тогда Чай-Чай не оплошает. Он возьмет свое.
Чай-Чай не ошибался, он никогда не ошибался, чем гордился. Ему пришлось ждать всего лишь год. Все это время, не считая коротких отлучек в Гильдию Убийц, когда бесплотный Чай-Чай проверял состояние дел, читал письма и новые учебники, осматривал оружие и подслушивал разговоры убийц, * Чай-Чай находился рядом со Сьюзен. Он следил за каждым ее шагом. За год он узнал о ней больше, чем знала она. Ее пушистое голубое одеяло стало ему как родным, ее серое платье и серая шляпка, ее манера подпирать щеку рукой, когда она злилась, ее родинка на левой лопатке — Чай-Чай проникся до остова своей души. Он знал все книги, которые прочел Гавейн, и имена всех нянь, напуганных Твилой. Ему казалось, что жизнь Сьюзен стала его жизнью. И он видел, что она боится его, не чувствует, не слышит, но боится. Она внучка Смерти, правильно, она должна знать, когда ее смерть станет чьей-то смертью. Например, Чай-Чая.
В ночь на Страшдество Сьюзен получила три открытки — от дедушки, от Твилы с Гавейном и от него. Это было послание на элегантной белой бумаге с традиционной печатью Гильдии Убийц. Доктор Низз по ласковой просьбе Чай-Чая написал всего одно слово «Скоро». Чай-чай видел, как побледнела Сьюзен. Как изменилась ее прическа, как волосы сами собой заплелись в высокую корону, а белая прядь оплела лоб, как поминальный платок. Чай-Чай даже решил, что Сьюзен отправиться прямо к дедушке, так она испугалась, хотя в его планы это не входило, однако Сьюзен повела себя по-другому.
Чай-Чай удивленно моргнул, обнаружив себя на полу. Получить чайником в лоб бесплотному призраку оказалось так же больно, как когда он был живым, однако... боги, так ведь он жив! Чай-Чай осторожно пошевелил кончиками пальцев. Сел и согнул колени. Затем встал. Он снова жив. Получилось.
— Сьюзен, привет.
— Как у тебя вышло? — хмуро отозвалась она.
— В такую ночь исполняются желания, не правда ли? — Чай-Чай широко улыбнулся и выхватил из ведерка у камина кочергу. — Где Твила и Гавейн?
— Спят. Не проси, как в прошлый раз, чтобы я позвала их.
— Да нет, я не собираюсь, — он помолчал. — Сьюзен, ты боишься меня?
— Еще чего. Я прекрасно знаю, что ты избалованный мальчишка, и мне нечего бояться.
— О да, «привет, я твоя внутренняя няня», я помню, — пожал плечами Чай-Чай и внезапно бросился вперед. Он остановился в каком-то дюйме от Сьюзен, вглядываясь в ее глаза и с удовольствием осознавая, что та дрожит от страха. — Я чувствую твой страх, Сьюзен, отбрось притворство. Ты ведь ждала меня, мечтала, поэтому я вернулся. Никто не учил тебя бояться собственных желаний, а, Сьюзен? Я научу.
— По-моему, ты окончательно свихнулся, — прошептала Сьюзен. — Я тебя не ждала, и не мечтала ни о чем, я просто знала, что ты где-то рядом.
— Внучка Смерти не может угадать, где именно?
— Нет, она просто может поговорить с дедушкой, чтобы тот узнал у богов, что случилось с Чай-Чаем после смерти.
— Тчай-Тчаем. И что, он узнал?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я не говорила с дедушкой.
Чай-чай остро чувствовал нехватку стеклянного шарика, однако и одним глазом он видел, что что-то не так. Сьюзен ведет себя странно и смотрит на него странно, и, наверное, прекрасно понимает, что он не хочет ее убивать, что и мстить не хочет, что просто куражится... ну или — да, мстит так мелко, пугая. Однако она не должна вести себя странно и прекрасно понимающе. Это нечестно. Он отбросил кочергу и запустил пальцы в ее волосы, чувствуя, как они заструились по его запястьям, обхватывая их и оплетая.
— Почему ты не говорила?
— Он бы снова разбил твой жизнеизмеритель.
— Ты знала, что я вернусь?
— Я знала, что ты рядом.
— Сьюзен, положи чайник.
— Нет.
Она смотрела на него, прекрасная и ужасная, как в старых добрых сказках. Под стать ему.
— Я так ненавижу тебя, ты бы знала...
— Я знаю.
На один крохотный миг Чай-Чаю показалось, что он может... но он не мог. Он прижался лбом к ее лбу, не отрывая взгляда от ее глаз, жадного, тоскливого, чудного взгляда, такого же, какой был у нее, затем отступил. Быстро, как капелька ртути — и исчез. Выпрыгнул в окно, лишь кружевные занавеси взметнулись. А через долгое-долгое время Сьюзен закрыла его.
* А главное — до нервного тика пугал доктора Низза. Почему-то считается, что у духов, вроде как невинно убиенных, любимым занятием может быть лишь взывание к родным, дабы покарать убийцу. Никто не брал в расчет, что духам иногда тоже надо развлекаться.
