Глава 3Все чувства вернулись внезапно. Лорелей лежала на мягком, в нос резко ударяло нечто, напоминающее перцовую настойку, а слух чутко реагировал на чье-то тяжелое, чуть хриплое дыхание. Девушка лежала некоторое время с закрытыми глазами, стараясь как можно лучше ощущать свое тело. Сердце билось спокойно и размеренно, в каждой мышце чувствовалась уверенная, безмолвная сила, ее собственное дыхание было легким. Она облизала сухие губы. И только потом открыла глаза.
Взору предстал сероватый потолок. И сероватая ширма. А потом и сероватая кровать. Все вокруг было бы идеально белым, если бы в большое окно прямо над ее головой проникал яркий солнечный свет, которого сейчас не было. Лорелей встала с кровати, еще никогда она не чувствовала в себе такого подъема жизненных сил.
Подойдя к ширме, отделявшей ее от остального помещения, девушка с любопытством отодвинула в сторону тяжелую ткань: остальная комната была такая же светлая. Выйдя из-за ширмы, она огляделась и тут же поняла, что находится в больничной палате. Где же еще может стоять столько аккуратно заправленных кроватей разом?
С соседней койки послышался всхрип. Лорелей обернулась и увидела Кэлистара. Память тут же мгновенной вспышкой выдала то, что случилось несколько часов назад: сначала была потасовка с группой Ильгана, где она, наверное, испугавшись, едва не придушила какого-то парня, а потом случилось что-то странное. Девушка еще помнила те жар и удовольствие, но так же помнила, что случилось с Кэлистаром. Она не могла не отреагировать на это… но почему же продолжала безумствовать?
В голове закрутилось множество вопросов, и ни на один из них Лорелей не могла дать ответа. Оставалось лишь спросить у Кэлистара, но если он не захочет разговаривать с ней после произошедшего? Вдруг это она виновата в его внезапной болезни?
Стыд и чувство вины мешали ей подойти к парню и задать вопросы напрямую, в то время как эти самые вопросы, страх и жгучее любопытство не давали оставаться на месте. Неизвестно, чем бы кончилась внутренняя борьба Лорелей, если бы Кэлистар не выдохнул ее имя, слабо шевельнув рукой.
И Лорелей решилась. Она подошла к Кэлистару и присела на край его кровати. Он лежал поверх одеяла, и кисть правой руки свешивалась вниз, обнажив запястья с тонкими венами. Горячими пальцами Лорелей неосознанно провела по щеке Кэлистара, ненадолго остановилась на груди, ощутив лихорадочный стук сердца, и крепко обхватила ладонью его запястье. Парень прерывисто выдохнул и открыл глаза. Увидев Лорелей, он слабо улыбнулся.
— Снова вопросы?..
Лорелей виновато опустила взгляд. У нее с души словно камень упал — раз он заговорил с ней первым, и даже находит в себе силы улыбаться, то не злится на нее.
— Ты прав, — она тоже улыбнулась. — И, я думаю, ты сам знаешь, с чего следует начать, потому что я не знаю, о чем именно мне следует спросить…
— Наверное, о том, что же все-таки произошло… — он тихо вздохнул и закрыл глаза. — Ильганские подопечные совсем рехнулись от зависти и злобы… и недопонимания, надо полагать… Королева их фактически спровоцировала, — он говорил прерывисто, в перерывах глубоко вдыхая, словно на грудь ему что-то давило, а он никак не мог сбросить с себя эту тяжесть. Но говорил. — Она нарушила на церемонии все, что только можно было нарушить.
Лорелей чуть отстранилась назад. Кэлистар надсадно закашлялся, протянув левую руку к тумбочке, на которой стоял стакан, на треть заполненный чем-то прозрачным, светло-желтым. Девушка опередила его: перегнувшись через парня, быстрее дотянулась до стакана и дала сделать несколько глотков жидкости.
Кэлистар благодарно кивнул. Сине-фиолетовый полумрак за окном начал сменяться заревом рассвета и Лорелей теперь могла видеть, как бледное лицо парня постепенно приобретает здоровый цвет.
— Нарушила? — перепросила Лорелей, вспоминая королеву. Безупречная, теплая и ласковая, такая доступная и манящая к себе… В какой-то миг девушку вновь захлестнуло восторгом.
— Да-а… — он выдохнул это с облегчением, ему явно стало лучше. Чуть прикрыв глаза, он продолжил рассказ, не замечая ладони Лорелей, лежащей у него на груди, напротив сердца. — Все должно было быть по-другому. Атмосфера — торжественной, слова — отработанными, традиции — соблюденными.
— Традиции?.. — Лорелей внезапно ощутила себя круглой дурой и очень четко осознала, что задает Кэлистару очень мало вопросов. Или же он дает ей явно неполные ответы, что странно, с учетом того, как он любит четкость, последовательность и полноту знаний.
— Это же просто, Лорелей. Складывай два и два. Всем известно, и тебе в том числе, что дети Ильгана проходили затяжной экзамен, за триста лет до Распределения. И я тебе говорил, что ты — мое задание перед этой же самой церемонией. Я единственный и первый, кто его выполнил, у остальных речи не шло даже о его получении… в группе Ильгана задания еще никто не получал. Это первое: она явно слишком сильно поторопилась по каким-то своим королевским соображениям, чем уже неслабо подхлестнула их, — брови на секунду сошлись на переносице. — Хотя пружина была закручена гораздо раньше, когда мы только все поступили сюда. Слишком много тогда вокруг нас славы ходило, в том числе и дурной, но все знали, что мы — лично от королевы, что само по себе большая честь, что мы маленькие для поступления, что большая редкость, и что нам, фактически, не пришлось ничего такого делать… с точки зрения детей Ильгана. Это был большой удар по их самолюбию. Они затаили обиду. Конфликт постепенно нарастал, но они сдерживались, стараясь нагнать нас упорством и трудолюбием… еще сильнее их жалило наше безразличие к ним.
— А окончательно их добили не только многочисленные поблажки в наш адрес, но еще и поведение королевы на Распределении? — осенило Лорелей. — Она нас помнила, всех и каждого, постоянно это подчеркивала в своей речи… можно сказать назойливо давила.
Кэлистар кивнул. Он дышал уже практически свободно. Ладонью Лорелей чувствовала, что его сердце бьется в обычном темпе, разве что через равные промежутки времени пропускает один или два удара.
— Они не выдержали. И так столько времени терпели, изводили себя… но поддались чувствам до такой степени, что решились на безобразную драку под носом у королевы.
— А может вовсе не безобразную? — задумчиво спросила Лорелей. — Они бы явно выиграли, и дело тут даже не в численном превосходстве. Может, это был продуманный ход? Королева бы узнала, что они сильнее. Могли же они именно этого добиваться?
— Возможно, — ответил Кэлистар. — Однако им помешала одна незапланированная случайность. Случилось то, что рано или поздно должно было случиться… а вернее, уже должно было случиться, но в свете некоторых событий случиться не могло, а оттого терпеливо ожидало своего часа.
Лорелей снова ощутила вину. Однако поняла, что разговор подошел к своей кульминации. И, зная Кэлистара, могла с уверенностью сказать, что мордобой напрямую связан с произошедшим.
— Инициация — момент перехода стража на новую ступень. Происходит примерно в четырнадцать-пятнадцать тысяч лет. Стихия, потаенно живущая в подростке, терпеливо ожидает своего часа. А потом, когда его тело созревает для последующего буйства, она, в момент наибольшего эмоционального накала, вырывается наружу. Овладевает своим хозяином, делая в какой-то момент подчиненным. После инициации понять, кто хозяин, а кто слуга — невозможно.
Рассветные лучи солнца проникали в палату, окрашивая ее в оранжевые, розовые и малиновые тона. Лорелей словно очнулась от долгой спячки, когда, не щурясь, посмотрела на солнце. Очнулась и выпустила правое запястье Кэлистара.
— Это уже симбиоз… — тихо пробормотала она. — И теперь понятно, что раньше этого произойти не могло — я была закована в глыбу льда.
При воспоминании о наказании Лорелей поморщилась. Ей не хотелось думать о прошлой жизни потому, что тогда ей приходилось постоянно думать о том, что она ничего не помнит. Это сводило с ума. И девушка выбрала позицию маленького ребенка, который спрашивает обо всем, что интересно, довольствуется полученной информацией и радостно живет дальше.
— Да, а в момент драки ты испытала сильный стресс. Стихия решила, что ее оболочка, то бишь, твоя жизнь и твое тело находятся в опасности, а значит, есть прямая угроза ей, и решила воспользоваться своим положением до сих пор не инициированной. Это позволило ей убить двух зайцев одним махом: прекратить драку, увеличить твои силы за счет ослабления прочих плюс сам факт инициации.
Лорелей вопросительно посмотрела на парня, и тот поспешил объяснить последние слова.
— Ты ведь помнишь, что происходило?
— Весьма смутно.
— Но помнишь, — кивнул Кэлистар, помедлив. — Надо начать с того, что Стихии всегда нужен проводник. Как правило — уже инициированный страж. В идеале — испытывающий такой же эмоциональный накал, как и ты. Проводником стала Анкахтарр, и ей надо посочувствовать… — на губах парня заиграла усмешка.
Лорелей похолодела. В груди что-то противно сжалось. Неужели и с Анкахтарр по ее вине случилось что-то нехорошее?..
— Подобное притягивается подобным. Вырвавшаяся на волю Стихия отнимает часть сил у тех, кто оказывается рядом. Но эти части должны пройти через проводника, который яростно сопротивляется — у него-то не отбирают небольшую толику возможностей, а высасывают по полной… — Кэлистар немного помолчал, видимо, наслаждаясь тем, как смертельно побледнела Лорелей, поднимаясь с кровати и тут же садясь обратно, когда ноги не выдержали. — Не волнуйся, силы у Анкахтарр восстановились. Даже быстрее, чем ты пришла в себя, но сам процесс отдачи для проводника довольно болезненный… Анкахтарр этого не хотелось… к тому же, она понимала, что тогда между тобой и ней возникнет нерушимая связь. Чего ей, опять же, совершенно не хотелось.
Лорелей закрыла глаза, и некоторое время даже не дышала, восстанавливая разрозненные фрагменты воспоминаний. На одном из паззлов целой мозаики она замечает ужас на лице Анкахтарр и то, как она пятится назад…
— Я чудовище, — тихо выдохнула девушка.
— Ты — мать всего живого, — ответил Кэлистар. — Инициация свойственна только женщинам. Они матери, и они отдают часть своей стихии своему ребенку. Именно они, а не отец. Если рождаются все с одинаковыми способностями, то после инициации девушки заметно выигрывают у парней по части ментальной силы.
— А парни довольствуются силой физической? — не то вопрос, не то утверждение.
— Именно так. Плюсы и минусы в обоих случаях свои…
— А что произошло с тобой? — внезапно резко спросила Лорелей. За резкостью она пыталась скрыть непонятное для нее самой чувство. — Тоже из-за моей инициации, да?
— Возможно, — Кэлистар немного привстал на локтях, и Лорелей тут же убрала руку с его груди, но потом неожиданно упал на подушку с усталой улыбкой. — Я болен. С рождения. Это не заразно, но и неизлечимо. Просто… это просто был очередной приступ… ничего серьезного…
Лорелей не стала ничего говорить. Она вдруг остро ощутила усталость Кэлистара, который всю ночь не спал, изнуряемый болезнью. А теперь, когда ему стало лучше, она накинулась на него с вопросами. К тому же, тема болезни для Кэлистара явно была неприятна, и это девушкой тоже чувствовалось.
Спустя полминуты Кэлистар уже спал. Лорелей поднялась с кровати и направилась за свою ширму, но вдруг ее что-то словно толкнуло в грудь. Она сделала полшага назад, а потом за ее спиной без всякого зова появились крылья, оказавшиеся неожиданно большими для больничной палаты. Прежде чем дематериализовать их, Лорелей внимательно присмотрелась.
Крылья стали еще больше. Ненамного, с учетом их обычной величины, всего на полметра, может, чуть больше… Лорелей подумала, что инициация сделала ее еще сильнее в стихийном плане, а крылья — часть этой стихии, и значит, они тоже стали более мощными, более совершенными.
Впервые осознание собственной силы легло на Лорелей тяжким грузом, вселив в душу глухое отчаяние.
Часам к десяти утра Кэлистар уже пришел в себя окончательно и выглядел так, словно у него никогда и не было загадочных приступов его болезни. То ли хозяйка больничного крыла Лакка так быстро поставила его на ноги, а то ли это была Айдан, которая с рассвета сидела под дверью, уже полностью готовая к празднеству. Как только опасность для самочувствия Кэлистара миновала, девушка уже была готова тащить его на свой самый главный праздник. Семнадцать тысяч лет воспринимались ей очень серьезно и ответственно, хотя веселья от этого дня она ожидала гораздо больше, чем серьезности. Но такова уж была Айдан.
Лорелей вернулась в свою комнату на рассвете, бесшумно покинув больничную палату. Не зная, чем занять себя, она сначала решила почитать что-нибудь историческое, о традициях и древних сказаниях, но уже в комнате поняла, что ей очень лень что-то читать. Вздохнув, девушка прилегла на кровать. Неожиданно для самой себя она уснула.
Когда без четверти двенадцать в комнату спящей Лорелей кто-то забарабанил, она подскочила с кровати как ужаленная, но это не помогло — времени уже не было. Мартина вломилась в комнату, не дав одеть девушке хоть что-то более нарядное и торжественное, и потащила за собой в Церемонный Зал. Единственное, что Лорелей успела сделать — так это сменить шорты на джинсы угольного цвета. Строгих брюк она в шкафу найти не успела. А может, их там и не было вовсе.
В конечном счете, скачка по учебному корпусу закончилась тем, что Лорелей, вся в черном, с копной рыжих волос и тыквенной расцветки кроссовками наперевес оказалась насильно впихнута в Церемонный Зал Мартиной. Сама Мартина уже через секунду затерялась посреди множества нарядных гостей, а Лорелей со всего размаху на кого-то налетела и тут же испуганно сделала пару шагов назад, едва ли не в священном ужасе поднимая взгляд на неожиданное препятствие.
Этим препятствием оказался высокий и очень широкоплечий мужчина с крепкой грудью. Он был чернокож и лыс, а карие его глаза смотрели внимательно и чуть дружелюбно. Через несколько секунд он одновременно тепло и вежливо улыбнулся Лорелей, и от его белозубой улыбки по спине девушки пробежалось полчище леденящих душу мурашек.
— Мое имя Замбу, — представился мужчина, протягивая ей руку и коротко кланяясь.
Лорелей на автомате протянула ему руку для рукопожатия и вздрогнула, когда тыльной стороны ее ладони коснулись чуть прохладные губы. Стоило Замбу чуть отстраниться, девушка поспешно выдернула свою ручку из его широкой ладони. Она, признаться, все еще плохо понимала, что происходит.
— Как ваше имя, прекрасная леди?
«Прекрасная леди» смутилась, только сейчас осознав, что она, вся такая растрепанная и наспех одетая в черную майку на голое тело, джинсы и кроссовки, стоит среди множества торжественно и нарядно одетых гостей. Однако в голосе Замбу не слышалось ни ехидства, ни иронии, ни сарказма.
— Лорелей, — как можно более вежливо ответила девушка, хотя голос ее немного прыгал — дыхание все еще не восстановилось после такого забега.
— Рад знакомству, — ответил Замбу. — Я вас напугал?
— Нет, что вы… — Лорелей захотелось убежать от стыда. Нельзя было так смотреть на него! — Просто… просто это неожиданно…
Замбу медленно кивал ее словам. Он был одет в строгий черный костюм, лишь на несколько тонов темнее, чем его кожа, напоминавшая по цвету шоколад. При одной только мысли о том, что человек перед ней будто бы шоколадный Лорелей широко улыбнулась. Страх и стыд прошли, осталось лишь чувство легкого дискомфорта: она своей одеждой разительно и далеко не самым удачным образом выделялась среди людей.
— Я Страж Земли, — Замбу улыбнулся. Его улыбка кого-то ей мучительно напоминала. Память зудела. Хотелось вспомнить, у кого она когда-то видела такую же улыбку. — Воин. Вчера у вашей группы прошло Распределение, верно? Очень скоропалительное решение, но огненные стражи никогда не отличались особым терпением. Это относится и к вашей королеве.
Лорелей внимательно смотрела на мужчину, пока он говорил. В его голосе по-прежнему не было ни издевки, ни осуждения в адрес королевы. Замбу просто констатировал факты.
— Да, это так… Я посол.
— О, прискорбно.
— Благодарствую, — сквозь зубы процедила Лорелей.
С того самого момента, как Кэлистар рассказал ей про Распределение, она была свято уверена, что все послы — смертники. А после того, как девушка увидела перо пегаса в своей шкатулке, ей становилось дурно при мысли о том, что ее в любой момент могут отправить в соседнее королевство, и что оттуда она уже не вернется, скорее всего. Лорелей старалась не думать об этом, точно так же, как и о полном отсутствии у себя памяти. Так было проще жить.
— Не стоит верить мифам о том, что послов так часто убивают, — спохватился Замбу, поняв свою ошибку. — Да, это не редкость, но если знать, как правильно себя вести, то шансы сохранить голову на плечах довольно высоки!
— И как же себя правильно вести?
— О, если вы попадете в лапы к нашему монарху, то вам будет достаточно лишь очаровательной улыбки в его адрес, — отшутился Замбу. Одновременно с тем что-то в его лице подсказало Лорелей, что его что-то не устраивало в собственных словах.
— Очень мило, — Лорелей заметила, как ближе к центру зала стоят несколько человек, среди которых были Кэлистар и Айдан. Парень что-то рассказывал, а другие, незнакомые ей, смеялись его шутке. Кислое выражение лица сохраняла только девушка в очень закрытом строгом платье почти до пола, неровно стриженная, с сероватым цветом кожи. Она чем-то напоминала Анкахтарр. Встретив ее взгляд, Лорелей поежилась от откровенной неприкрытой ненависти. — Я так понимаю, вы не единственный представитель Земли здесь?
— Разумеется, нет. Здесь так же есть монархи соседних королевств, и Ее Величество, повелевающая Водой, взяла с собой свою неразумную дочь, — Замбу на несколько мгновений нахмурился, но потом его лоб разгладился, и он улыбнулся. — Тоже не самое разумное решение, но тринадцать тысяч лет сидеть взаперти во дворце и прилегающей к нему небольшой территории…
Лорелей ощутила, как жарким стыдом опалило щеки. Короли! Все здесь! А она в таком виде! Девушке захотелось под любым предлогом срочно удалиться, спрятаться в своей комнате, желательно забившись под ванную, и не выходить оттуда до окончания празднества, но тут она наткнулась на радостный взгляд Айдан — та смеялась и чуть щурилась — и желание это моментально иссякло. Айдан наверняка расстроится, когда узнает, что Лорелей ушла с ее праздника.
—…редкая, говорят, способность, — немного задумчиво продолжал Замбу, не замечая, что Лорелей на время полностью ушла в себя.
— Что, простите?
— Я о наследнице Воды. В их королевстве царит матриархат, вы же знаете? Дочь королевы является наследницей. Говорят, первый поцелуй принцессы дарует тому, кого она по собственной воле поцелует, возможность дышать под водой. Все стражи Воды могут делать это, для них это так же естественно, как…
— Как для нас не опасаться огня, — закончила Лорелей за Замбу. — Но это не единственная их способность? Древние легенды гласят, что каждому Стихия дает три первоначальных дара. Это так?
Мужчина ответил ей долгим взглядом.
— Возможно. Вот взять тебя. Ты управляешь огнем. Ты имеешь крылья. И тебе не страшно ничто, что имеет в себе малую толику пламени. Говорят, вы и не моргнете, если вас окунуть в расплавленный металл. Мне всегда казалось бредом последнее утверждение, — в голосе Замбу послышалась заинтересованность.
— Да, конечно. Это так, — Лорелей улыбнулась.
Подойдя к столу, она взяла в руки вилку и крепко сжала ее в руке. На мгновение прикрыла глаза, ощущая, как жидкое пламя течет по ее венам вместо крови, а пальцы становятся горячими настолько, что их прикосновение плавит металл, из которого была отлита вилка. Лорелей согнула ее, размягченную, снова сжимая в кулаке. Когда девушка раскрыла его, на ладони покоилась светящаяся от температуры лужица.
Лорелей опустила руку — металл заструился по пальцам, капая на мраморную поверхность пола, чуть шипя и постепенно там остывая. На коже девушки не осталось никакого следа. Металл стекал так, словно был водой, он не оставлял частичек вещества на ее руке. Замбу коротко похлопал.
— Браво! Браво! — глаза мужчины восторженно сияли. — Однако стоит опасаться девушек, рожденных Огнем, они могут оказаться слишком… горячими!
Лорелей снова улыбнулась. Замбу начинал ей нравиться.
— Тогда почему вы сказали «возможно»? Даров действительно три. Первый — управление своей стихией, второй — неуязвимость для нее.
— Разве неуязвимость? — лукаво спросил Замбу.
Лорелей осеклась.
— А разве нет? Стражи Воды не задыхаются под водой…
— Потому что они ею дышат. Но только лишь. Если стража Воды кинуть в кипяток — он сварится там. А вот Огненный страж — нет. Высокие температуры вам не страшны, но вы тонете, как и все живое, что дышит легкими, а не жабрами. И я бы сварился или утонул, но мне ничего не будет, если меня закопать живьем под землю, — темно-шоколадные губы Замбу снова сложились в улыбку, обнажая контрастно белые зубы. — Не потому, что я не нуждаюсь в воздухе — земля мне не даст задохнуться, она пропустит его ко мне. И все же утверждение о трех дарах спорно. Ты имеешь крылья, которые подарил тебе Огонь. Ты не страшишься высоких температур, неважно, как они проявляются — раскаленный ли это металл, кипящая вода или обжигающее дыхание печи. И ты управляешь своей стихией. Но что, допустим, имею я?
— Вы не задыхаетесь под землей… и управляете своей стихией… и… ну, есть же что-то, заменяющее крылья? И у стражей Воды, наверное, тоже?
— У них — да. Хвост. Как у русалок, только немногим длиннее и гораздо мощнее. Многие Водные стражи всю жизнь проводят под водой. Им нет нужды появляться на суше. И на них распространяется правило трех даров: управление, дыхание, хвост. А стражи Воздуха? Управление, крылья… и все. И у нас — управление, дыхание под землей… и все.
Лорелей озадачилась таким неравенством.
— Существует и другая легенда. Очень старая и многими позабытая… — несколько задумчиво изрек Замбу. — Многие спорят о том, в каком порядке появлялись Стихии. И однозначного ответа не может дать никто. Каждый считает, что его стихия лучше. Сильнее. И втайне этот же каждый считает, что именно он, как никто другой, близок к своей стихии. Особенно это свойственно девушкам…
Лорелей хмыкнула. Размер ее крыльев явно указывал на бешеное количество Стихии в ней. А вот насчет близости можно было поспорить. По мнению девушки, наиболее близок к ней был Кэлистар. Нежный, заботливый, всегда понимающий Кэлистар.
К ним подошел Флэйм, держа в руках бокал с чем-то темно-красным. Замбу спохватился и ушел за напитками, спросив у «прекрасной дамы», чего она желает. «Прекрасная дама» была решительно не в курсе того, какие напитки вообще имеются, но сочла нужным промолчать об этом и пожелать апельсинового соку.
Рядом с Флэймом Лорелей почувствовала себя неуютно. Тот отличился от Замбу и был не в строгом костюме, а в ярком расписном халате, очень широком, но весьма праздничном. Его, в отличие от Замбу, статус никак не ограничивал. На голове была неизменная чалма. Лорелей еще ни разу не видела парня без нее.
— Почему ты не снимешь ее? — кивок на чалму.
Флэйм разве что не поперхнулся. Он бросил на Лорелей быстрый, резко озлобившийся взгляд.
— Это не твое дело, — резко ответил парень. Худой и щуплый, в просторном расписном халате он казался совсем крошечным, хотя в росте ненамного уступал Лорелей. — Лучше поговорим о тебе, м?
— Почему это обо мне? — Лорелей стушевалась и затосковала. Уходить с праздника — верный способ навеки рассориться с Айдан. Подойти к другой группе ей не позволял тот факт, что она никого не знает, да и одета явно не соответствующе ситуации. — Ты гораздо более интересная тема для обсуждения.
— Оно и верно: все неприятное обсуждается с куда большим удовольствием. Это тешит самолюбие трусливых обывателей, — он прищурился, вальяжно отхлебнув из бокала. — А я ведь неприятен тебе, верно? Кстати, классный прикид.
Медальон на его груди слабо осветился зеленым. Лорелей ожидала издевки в его словах, но медальон справедливо полагал, что слова Флэйма — правда, что он действительно считает, что Лорелей выглядит именно так. Классно. От этого девушке стало рядом с ним еще неуютнее. Она скрестила руки на груди.
— Спасибо.
— За правду не благодарят, — Флэйм усмехнулся. — Хотя, скорее не неприятный, верно? Кода ты увидела меня впервые, ты наверняка описала меня другим словом. Оно подходит мне даже больше, пожалуй.
— Вороватый? — чуть раздраженно спросила девушка, сделав крошечный шажок от парня. Она уже пожалела, что отправила Замбу за апельсиновым соком. Вдруг его не оказалось на столах, но он, как истинный джентльмен, будет искать его любой ценой?
— Возможно, — он переступил с ноги на ногу вкрадчивым, кошачьим движением. — Просто удивительно, как легко стражи выдают свои эмоции с потрохами, свои мысли и чувства. Не буду отрицать собственную вороватость… Стражи иногда неправильно употребляют слова, потому что не знают их настоящего значения, однако от этого лишь более удачно попадают в цель.
— Ты странный, — честно ответила девушка. — Нелицеприятный. Не неприятный, ты прав, но нелицеприятный.
— Почему же?
Лорелей не сразу нашлась с ответом.
— Не знаю. Само в голову скакануло. Но откуда ты знаешь, что я подумала другое слово, вместо «неприятный»? Суть-то одна.
Флэйм небрежно передернул плечами.
— Поверхностная, та, которая имеет смысл здесь и сейчас — да, возможно. Но глубинная суть, та, которая вкладывалась в слово изначально, может разительно отличаться. Хотя с таким определением ты попала в цель даже точнее, хотя и не знала об этом.
— Ты меня путаешь.
— Возможно, потому, что я нелицеприятный? — улыбка Флэйма была неприятной. Слишком много в ней было самоуверенности. — Ты знаешь о настоящем значении этого слова?
— Неприятный! — вспылила Лорелей.
На другом конце зала заполыхала занавеска. Ее срочно кинулись тушить.
— Нет. Однако я неприятен потому, что говорю правду вне зависимости от того, нравится ее людям слышать или нет.
Медальон слабо осветился зеленым. Лорелей захотелось сорвать его с Флэйма и выкинуть в окошко.
— Да ну? — притворно удивилась она. — А я вот знаю тебя как личность крайне лживую.
— Я никогда не лгу, — Флэйм посмотрел на девушку сквозь стекло бокала, а потом, сделав глоток, вновь опустил его. — Я вру и обманываю. Но не лгу, никогда.
— Дай-ка угадаю: во всем снова виноваты значения слов?
— Ты умнеешь прямо-таки на глазах, — он неприятно усмехнулся. — Вранье относительно невинно. Обман значительнее. Ложь не прощается, если между лгущим и тем, кто это выслушивает, нет договоренности.
Лорелей поджала губы. Ей хотелось, чтобы Замбу срочно вернулся.
— Продемонстрировать?
— Валяй.
— Смотри на медальон!
Девушка внимательно уставилась на мелкий артефакт. Флэйм завел левую руку за спину.
— За спиной я показываю четыре пальца.
Медальон оставался спокоен.
— Мне нравится твоя фигура.
Медальон слабо осветился красным.
— Я люблю Айдан.
Лорелей зажмурилась от возмущенной ярко-алой вспышки. Когда она вновь открыла глаза, то увидела рядом с собой довольного Флэйма. Тот на левой руке демонстрировал ей два пальца.
— Четыре пальца или два — какая разница? Это неважно. Но медальон покоробил мой обман относительно твоей фигуры. И уж совсем его вывела из себя моя ложь про Айдан.
Лорелей почувствовала себя обделенной. Теперь у нее, как и у всякой девушки, развился тысяча и один комплекс относительно фигуры. А еще эта дурацкая майка на голое тело и джинсы…
Девушка гневно раздула ноздри. В этот же момент подошел Замбу, принесший два стакана сока.
— Важно не то, что ты говоришь, а то, о чем ты думаешь при этом. Медальон игнорирует слова. Он улавливает движения души, — улыбнулся Замбу. — И ты, Флэйм, наверняка был об этом прекрасно осведомлен?
Флэйм промолчал, предпочтя пригубить бокал. В его худых узловатых пальцах пузатая стекляшка смотрелась удивительно гармонично.
— Старый фокус! — продолжил мужчина. — Но вот немногие разгадывают его суть и уж совсем единицы — умеют управлять этим. Но ты, как я вижу, меньше чем за сутки приноровился?
— Вполне, — сдержанно ответил Флэйм. — Я очень мастерски управляюсь со словами, но еще лучше — со своей душой.
— Крайне похвально, — одобрительно прогудел Замбу. Лорелей только сейчас поняла, что у него очень низкий густой голос.
Уже секунду спустя ее мысли были заняты другим. Она держала в руках стакан с соком и машинально помешивала трубочкой, почти не прислушиваясь к разговору Замбу и Флэйма. Если старший страж больше задавал вопросов, то молодой отвечал, крайне сухо и сдержанно, ничем не интересуясь. Казалось, он подошел к Лорелей только для того, чтобы завести этот непонятный разговор о значении слов. Но смысл? Девушка пыталась найти какой-то подтекст в его словах, но упорно не находила. Флэйм был для нее слишком непонятным. Нет, ни не таким как все, а слишком себе на уме. Он говорил, что думал и делал, что хотел, при этом зная больше, чем все остальные. И Флэйм даже не думал как-то показывать, что знает больше.
Если бы они все были марионетками в руках кого-то большого и невидимого, то Флэйм был бы рядом с этим кукловодом: хладнокровно наблюдал, не предпринимая ни единой попытки вмешательства в игру.
Вместе с тем Лорелей ощущала внутренний парадокс. Если характер замкнутого и необщительного Флэйма был ей понятен, то, например, понять открытого и дружелюбного Кэлистара ей не представлялось возможным. Это напрягало.
Кто-то громко захлопал в ладоши. Лорелей встрепенулась и поспешно поставила стакан, из которого ни разу не отпила, на стол. В центре Зала появилась королева. Она вся сияла и улыбалась. Рядом с ней была миловидная девушка, с забавным носиком, кончик которого был слишком округлым, а глаза имели приятный серо-зеленый цвет. Именно она и хлопала, привлекая внимание.
— А теперь — вальс! — крикнула королева.
Флэйм отошел. Лорелей увидела, как из толпы к нему вынырнула Мартина. Жестом пригласив ее, он прошел к центру зала. Гости расходились к краям, освобождая танцующим парам пространство. Замбу коротко кивнул Лорелей одной головой:
— Ну что же, не буду мешать исполнению древней и прекрасной традиции!
И исчез. Лорелей растерялась — как такой высокий и широкоплечий мужчина мог так быстро и бесследно раствориться в толпе? Девушка привстала на цыпочки, ища его, но так и не увидела среди яркой пестроты нарядов его почти черную кожу и белозубую улыбку.
Лорелей почувствовала еще большую растерянность. Рядом с Флэймом и Мартиной уже появились другие пары: Кэлистар с Айдан и Лавос с Таситой. Они все чего-то ждали.
Откуда-то сбоку неслышно подошел Хафир и, манерно поклонившись, протянул Лорелей руку, приглашая ее. Девушка едва слышно пискнула от ужаса, но приглашение покорно приняла. Пока они медленным шагом направлялись к выжидающим парам, Лорелей отчаянно хотела провалиться сквозь землю.
Во-первых, ее внешний вид. Наверное, сейчас все начнут живо это обсуждать.
Во-вторых, танец. Лорелей не умела танцевать вальса — она даже не знала примерных движений.
В-третьих, отсутствие рядом спасительного Кэлистара, зато присутствие эгоистичного и самолюбивого Хафира.
— Я не умею танцевать, — едва слышно шепнула Лорелей, чуть привстав на носочки, чтобы хоть немного сравняться в росте с Хафиром.
— Чушь, мы все семьсот лет подряд танцевали каждый вечер по три часа, такое не забывается, — невозмутимо ответил Хафир.
Они стояли, ожидая музыки. Гости едва слышно перешептывались, но их было очень много. В Зале стоял легкий гул.
— Я не помню этого!
— Ах да… — кажется, парень спохватился, хоть и с запозданием. — Да, что-то ты могла полностью забыть после освобождения, но твое тело-то все прекрасно помнит. Просто расслабься и доверься мне.
Легко сказать — расслабься и доверься. Лорелей чувствовала, как у нее дрожат колени. Захотелось осесть на пол и заплакать. Ну, вот почему именно она попала в такую идиотскую ситуацию? Почему рядом с ней не Кэлистар, который все знает об отсутствии у нее намека на память о жизни до заточения в лед, а Хафир, для которого она «могла забыть что-то после освобождения»?
— Почему я должна танцевать именно с тобой? — сердито прошептала Лорелей.
— Тебя что-то не устраивает? Я лучший танцор, чтоб ты знала, — в голосе прозвучала самолюбивая ревность.
— Ты мне не нравишься!
— А кто нравится?
— Кэлистар!
Хафир издал тихий смешок. Лорелей ощутила, как щеки стремительно краснеют.
— Не в том смысле! Танцевать с ним мне было бы уютнее, чем с тобой. Давай я встану в пару с ним, а ты с Айдан?
— Это невозможно.
— Мне плевать, как это будет выглядеть со стороны, — закипела девушка. Ей было и страшно, и тошно, и упрямство Хафира ее злило. — Зато мне уютнее будет!
— Нас очень давно поставили в пары именно так. Ровно в тот же день, как нашу восьмерку официально объявили одной группой, проходящей обучение в Старшей школе Огня! И твоим партнером являюсь именно я, — прошипел Хафир. — А Кэлистар, к слову сказать, тебе бы все ноги оттоптал!
— С чего ты взял, что мой партнер — ты? — девушку аж затрясло от злости. Ей захотелось прямо при всех разбить нос самоуверенному нахалу.
— Потому что я, холокостовы драконы меня раздери, единственный не помню, кто был моим партнером, и я до твоего появления всегда оставался без пары! Ты танцуешь со мной и точка!
Лорелей захотелось расплакаться от его твердолобого упрямства. Она была зла на него, но в то же время понимала, что сейчас ей больше никто не поможет. И либо она расслабится, предоставив своему телу вспоминать танец, либо случится катастрофа.
— Я тебя ненавижу, — сдавленно произнесла она.
— Я тебя тоже, — ответил Хафир.
Заиграла музыка. Они не двигались, ожидая того момента, когда следовало начать танец. Лорелей зажмурилась изо всех сил, отчаянно представляя Кэлистара вместо Хафира. Возможно, ей казалось, что так довериться будет гораздо проще.
— Сейчас с левой ноги шаг назад, а потом расслабься. Память тела никто не отменял. Да и я помогу, — услышала она негромкий, спокойный голос Хафира. — Пять, шесть, семь, давай!
Лорелей распахнула лиловые глаза, столкнувшись с лишь немного напряженным взглядом Хафира.
Она послушно сделала шаг назад. Потом шаг вперед. Снова назад.
Старалась расслабиться, старалась довериться, старалась не отрывать взгляда от глаз Хафира.
А потом ее мысли засуетились, сотни слов одновременно столкнулись в сознании, вызывая путаницу. Лорелей сбивчиво прошептала: «Ой мамочки, страшно-то как!», и поняла, что танцует. Мерно, в такт музыке, а когда сбивается, ее поправляет Хафир. Направлял, едва заметно подталкивал, подсказывая, куда нужно двигаться или же крепче сжимал ее ладошку в своей, и тогда девушка оставалась на месте, либо заканчивала движение.
Лорелей понимала, что двигалась угловато, немного резко, но это сглаживали плавные, размеренные движения Хафира. Со стороны они представляли собой красивую пару. Единственное, что бросалось в глаза, так это то, что сколь Лорелей была хрупка и миловидна, столь же Хафир был широкоплеч и крепок.
— А теперь постепенно замедляемся… — услышала она его голос спустя несколько долгих минут. — Пять, шесть, семь, стоп.
Лорелей замерла, словно вкопанная. На них обрушился шквал аплодисментов.
Слева она увидела Кэлистара и Айдан. Девушка лучилась счастьем.
Сзади послышался громкий смех Флэйма.
Лорелей закрыла глаза и сжала пальцами виски. Голова закружилась.
Спустя полчаса она стояла в компании своей королевы, Замбу, Хафира и некой Эу.
Эу была совсем еще девочкой. Она капризно дула губы, сдувала с лица синюю челку и щурила такие же синие глаза с пушистыми ресницами. На ней было длинное светло-голубое платье, которое она то и дело одергивала вниз, словно то ползло по ней вверх. Ткань была тяжелая.
У Эу была очень светлая, чуть голубоватая кожа. Сквозь нее просвечивали вены и мелкие жилки, было видно, как те пульсируют, качая кровь. Девочка заразительно улыбалась и топала ножкой, когда ей что-то не нравилось. Однако сейчас она почти не улыбалась и уж тем более не топала ножкой.
Объяснялось это тем, что ее левую руку держал Замбу, а правую — королева Огня. Если терпеливого воина Земли можно было доводить до белого каления очень долго, о чем Эу, без сомнения, знала, то вести себя вызывающе и даже просто слишком подвижно в присутствии «Ее Огненности Торы Лацерхан Фларико», как она называла королеву, девочка не смела. Ей казалось, что ее тут же сожгут за дерзость.
Сначала Лорелей не поняла, отчего девочку вынуждены держать важные лица, да еще и за руку, но потом из разговоров она услышала, что Эу — наследница престола Воды. Чуть больше тринадцати тысяч лет подвижная девочка не видела ничего кроме дворца и его двора, а теперь вот ее взяли на бал после Распределения. Эу жаждала свободы и активных действий… но наследнице не положено. Ей было строго-настрого запрещено уходить куда-то от Замбу и, как обращалась Руа, мать Эу, к королеве Огня, Лацерхан Фларико.
Наследница недовольно поджимала губы, фыркала, напоминая маленького жеребенка, и сдувала длинную синюю челку с лица.
Королева тепло улыбалась, отчего Лорелей всякий раз начинала улыбаться тоже, не в силах оторвать взгляда от ее лица. Улыбалась и спокойно разговаривала. Эу фыркала.
— Простите, вынужден вас покинуть, — внезапно коротко поклонился Хафир.
Оглянувшись ему вслед, Лорелей увидела, как он спешит за Таситой, выходящей из зала. Он обогнал молодую пару стражей Земли, перепрыгивая через порог и уже бегом кидаясь вслед за одногруппницей.
На другой стороне зала что-то с грохотом разбилось, послышался высокий женский визг, зовущий Замбу.
Замбу нахмурился и отправился на шум.
— Покорнейше прошу прощения, я только успокою Иксию и тут же вернусь, она такая нервная в последнее время…
Лорелей осталась наедине с королевой. Если не считать фыркающую Эу.
Королева улыбнулась.
— Как чувствуешь себя после инициации? — спросила она.
— Я… о, отлично!
— Я разговаривала с Анкахтарр в ее спальне. Это было примерно на рассвете. Она не злится на тебя, но ей неприятна возникшая между вами связь.
Лорелей опустила взгляд. Ей не хотелось об этом разговаривать, но перечить королеве она не смела.
— Многие не понимают, в чем проявляется эта связь, — королева печально улыбнулась. — И обычно ей рады. Инициация часто связывает двух друзей — как правило, они находятся максимально близко друг к другу. Друзьям, конечно, приятно, что отныне они повязаны друг с другом. Это не навсегда, но невозможно предсказать, сколько длится эта связь. Она может исчезнуть и через час, а может оставаться такой же нерушимой и через тысячу лет.
— А вы знаете, что это за связь?
Королева на мгновение поджала губы, и лицо ее приняло задумчивый вид.
— Догадываюсь.
Эу громко фыркнула.
— Цыц, — строго одернула ее королева. — Иначе следующие тринадцать тысяч лет снова просидишь, не входя за территорию двора.
Наследница обиженно поджала синеватые губы и демонстративно отвернулась.
— Лорелей, у нас еще будет много времени, чтобы поговорить об этом, — мягко произнесла королева, заглядывая в глаза Лорелей. Девушка затаила дыхание, стараясь запомнить этот удивительный зеленый цвет. Она настолько увлеклась глазами королевы, что едва не прослушала ее слова. — Сейчас еще равно говорить, но вы послезавтра на рассвете вылетаете в мой дворец. Распределением ваше обучение не заканчивается, сейчас вы только в самом начале своего пути. Между тобой и Анкахтарр возникла связь, поэтому мне придется взять и ее, и, следовательно — всю группу Ильгана. Он будет сопровождать их, а вас взять под свое крыло я попрошу Марса. На смену ему пришлю кого-нибудь из своего дворца, — королева рассеянно заправила за ухо прядь своих медных волос.
— Мама вернулась, — неожиданно тихим голосом произнесла Эу.
Ее журчащий, словно ручей, голосок, никак не увязывался с задорным блеском глаз и постоянным фырканьем.
— Секретничайте дальше, а я пойду к ней. Она рядом с Замбу.
Рука Эу плавно выскользнула из ладони королевы. Девочка отправилась к поблескивающей шоколадной лысине Замбу приплясывающей походкой.
Королева посмотрела на свою ладонь — та была вся мокрая, словно ее окунули в воду. Не поморщившись, женщина буднично вытерла ладонь о собственное платье.
Лорелей чуть слюной не подавилась от такого некоролевского жеста.
— Мы обязательно договорим, Лорелей. Сейчас я прослежу за Эу. Ее матушка мне не простит, если кто-то наступит на замшевые туфельки наследницы, — улыбнулась королева, и ее улыбка показалась Лорелей усталой.
Хафир возник словно из ниоткуда. Его глаза горели безумным блеском. Он схватил Лорелей за руку и куда-то потащил.
— Пошли быстрее! — голос возбужденно срывался. — Я там такое обнаружил! Тасита показала!
— Какое такое? Погоди, куда ты несешься, двери в другой стороне!
— Окна!
Хафир улыбнулся. За его спиной бесшумно всплеснули два вороных крыла. Крепче ухватив Лорелей за руку, он сорвался с места.
На высоте нескольких метров действительно обнаружились настежь распахнутые окна. Лорелей некоторое время беспомощно болталась в хватке Хафира, который описывал под потолком стремительный круг. Только спустя четыре пятых этого круга до нее дошло, что у нее крылья тоже имеются.
Распахнувшись, она вырвала свою руку. Хафир первым стремительно вылетел из Зала, сложив крылья, чтобы свободно пролететь окно.
Лорелей с запозданием поняла, что не успевает, просто катастрофически. Не успевает сложить крылья, да и смысл в этом? Они слишком большие для этих окон! Девушка зажмурилась и, громко завизжав от ужаса и ожидания боли, вложила в нисходящий мах всю силу, пытаясь экстренно развернуться, взмыть вверх — да что угодно!
Затея с треском провалилась. Левое крыло свободно прошло в окно, а правое зацепилось за его край. Боль оказалась такой сильной, что сил на крик у Лорелей просто не нашлось. Они все ушли на то, чтобы остаться в сознании.
По инерции Лорелей продолжала двигаться вперед — ее вынесло из Зала через окно, но с поврежденным крылом лететь дальше было невозможно. Девушка взмахнула им, и из ее глотки вырвался оглушающий крик боли. Она рухнула на землю, на вывихнутое крыло: раздался противный хруст.
Перед тем, как потерять от боли в сломанном крыле сознание, Лорелей горько успела подумать, что больничная палата отныне — ее дом родной.
